Разведчики разошлись по палаткам, весело переговаривались и шутили. Майор подошел к жене, присевшей у металлической печки и разглядывающей их цветные свадебные фотографии, которые привез генерал:
- Даша, я еще три месяца назад написал полковнику Саранцеву рапорт о принятии на службу в ряды морской пехоты. Три недели назад от него прибыл ответ: я принят. Твой начальник сам согласовал все с моим руководством и оформил перевод. Будем служить вместе. Ты довольна?
Она кинулась ему на шею, целуя родное лицо и смеясь, ответила:
- Не то слово! В последнее время я сплю и вижу себя в форме морского пехотинца, с черным беретом на голове. Наш плац для занятий, катера на воздушных подушках и море! А что ты будешь делать у нас?
- Я ведь разведчик и пограничник, вот и буду учить находить следы и идти по ним.
Смена прибыла в конце следующей недели. Рослые здоровые мужики быстро повыскакивали из машин с огромными рюкзаками в руках. Старший ушел доложить о прибытии майору. Новичков сразу же окружили "старики". Один из прибывших заметил Дашу и весело крикнул:
- Да они тут с бабой развлекались…
Старослужащие мгновенно окружили его. Сашок Горяев прошипел:
- Еще что скажешь? Вякни еще хоть словечко про Дарью и считай, что отвоевался.
Новичок оглядывал недобрые лица контрактников вокруг:
- Мужики, да вы чего? Уж и пошутить нельзя…
- Такие шутки ты про других отпускай, а не про нее. Иначе твоя мама сыночка в гробу быстро получит.
Остальные новички прислушивались к словам, но не вмешивались. Шутник понял, что с ним не шутят и буркнул:
- Да нужна она мне! Цаца!
Горяев сунул кулак ему прямо в нос и еле слышно сказал:
- Заткнись!
Новичок попытался схватить руку разведчика, но получил ощутимый удар в бок и словесное предупреждение с другой стороны от похожего здоровяка:
- Не нарывайся! У нас практика боев двухгодичная, а у тебя только начинается, так что подумай! Брательник не шутит, да и я помогу в случае чего.
Шутник вырвал руку и протолкавшись через толпу присоединился к приятелям. Высокий белокурый парень о чем-то спросил его, а потом направился к Горяевым:
- Мужики, объясните, из-за чего вспылили?
- Дарья для нас и мать и сестра в одном лице, а он оскорбил ее, даже не зная. Вот когда переживете столько, сколько она пережила, тогда поймете. А оскорблять ее мы никому не позволим. Были у нас четверо подобных: двое перевоспитались, а двое, как собаки сдохли!
Белокурый попросил:
- Извините, мужики, ведь мы не знали. А кто она?
- Слышали о Шайтане? Вот это она самая и есть.
- Снайперша? О ней статья была в "Независимом военном обозрении". Та самая, которую чеченцы боятся?
- Именно. К тому же законная жена нашего командира.
Белокурый бросился к своим бегом и начал что-то взахлеб рассказывать им. Всей толпой новички подошли к женщине. Один спросил:
- Это правда, что у вашей винтовки весь приклад в зарубках?
Даша нашла глазами Сашка Горяева и показала ему кулак через головы ребят. Разведчик пожал плечами и широко улыбнулся ей. Волынцева молча прошла в землянку и вынесла свою винтовку. Протянула ее блондину:
- Смотри сам.
В зарубках был не только приклад, но и цевье. Мишаня Горяев пролез через толпу и с гордостью сказал:
- А это уже вторая винтовка! Та тоже была сплошь изрезана.
Дарья потянулась к нему, чтобы дать затрещину, но младший Горяев не стал дожидаться "благодарности" и благополучно исчез за спинами новичков.
Стаценко сдал дела и имущество новому командиру. Все вместе сфотографировались на фоне гор. Попрощались с оставшимися служить дальше семью контрактниками из их отряда. Майор скомандовал:
- По машинам!
Колонна из двух машин, под прикрытием двух БТРов тронулась в путь. Уволившиеся разведчики все влезли в среднюю машину, покидав вещи в кузов второго "Урала". Дарья держалась за руку мужа всю дорогу.
Вылететь из Грозного в Моздок смогли только утром следующего дня. Погрузившись в два вертолета МИ-8, взлетели и в последний раз сверху посмотрели на столицу Чечни, прощаясь с нею.
Из Моздока, после долгого беганья по инстанциям и кабинетам, вылетели грузопассажирским рейсом на Москву лишь вечером. Прибыли в столицу поздно ночью. Всей командой поселились в ближайшей гостинице, попадали на кровати и мгновенно заснули.
Впервые за два года разведчики не думали об опасности. Мозг словно отключился от войны и дал людям поспать. Ни стук в дверь, ни голоса на улице - ничто не могло разбудить их. Разведчики проснулись лишь к вечеру. Вытаскивали из чемоданов и рюкзаков гражданскую одежду и стыдливо просили горничных "погладить".
Даша натянула черную юбку и белую блузку. Оглядела себя в зеркало и осталась недовольна: одежда показалась ей чужой. Ей казалось, что юбка слишком сильно открывает ее ноги. Она попыталась пройтись по комнате в сапогах на каблучке и едва не упала. Обувь тоже показалась ей страшно не удобной. Она оглянулась на мужа в черном строгом костюме, тот улыбнулся:
- Как чужое все, верно? Ничего, привыкнем! Тебе очень идет этот наряд.
Даша расчесала волосы и попыталась создать из них ту, довоенную, прическу. Седые пряди выскальзывали из рук, не желая ложиться в ровный валик впереди. Стаценко подошел к ней и попросил:
- Присядь. Я не раз видел, как ты закручивала волосы, когда только появилась в отряде. Мне и тогда хотелось к ним прикоснуться. Дай мне попробовать!
Даша послушно опустилась на банкетку напротив зеркала. Майор собрал ее волосы в ладони и поцеловал. Ласково посмотрел на жену:
- Они такие мягкие, словно шелк и душистые, как горная лаванда.
Аккуратно расчесал и начал старательно скручивать их надо лбом вначале слева. Заколол шпильками и принялся за правую сторону. Затем свил волосы сзади в широкий и толстый вал. Закрепил и взглянул на Дашино отражение в зеркале:
- Ты красавица!
Она грустно улыбнулась:
- Седая и постаревшая. Мама увидит, испугается. А к родителям надо съездить.
- Сейчас в магазин забежим и краску для волос купим под твой цвет. Я внизу видел.
- Не надо краски. Я никогда не красилась и теперь не хочу. Мои поймут. Если ты против седой жены, я покрашусь…
Он обнял ее за плечи:
- Для меня ты любимая всегда, какого бы цвета не были твои волосы. Идем в ресторан?
- Ребят надо позвать.
Но звать никого не пришлось. Когда супруги распахнули дверь, возле нее стоял весь их отряд. Мужики смущенно улыбались. Сашок Горяев ахнул, глядя на Дашу:
- Красивая жена у вас, товарищ майор! Совсем не похожа на нашу чеченскую Дашу.
Женщина улыбнулась, глядя, как они одергивают себя и постоянно оглядываются назад:
- Тоже гражданская одежда смущает?
Мишаня ухмыльнулся:
- Да ну ее! В форме себя человеком чувствовал, а здесь - словно обезьяна в зоопарке. Пошли, что ли?
Вся группа спустилась вниз по лестнице и вошла в ресторан. Братья Горяевы сели с ними за один столик. Остальные ребята расселись за столиками вокруг. Мгновенно подскочивший официант вздрогнул, взглянув на волосы Даши и поняв, что они не крашеные. Через несколько минут столики были накрыты. Ни на кого не обращая внимания разведчики накинулись на еду. Заказали по сто грамм водки и молча выпили стоя, ничего не сказав друг другу перед этим. Они просто чувствовали необходимость выпить за тех, кто не вернулся. На стоявших здоровяков и женщину с ними оглядывались, но никто не приставал. Так же молча сели.
Оглядывались по сторонам, удивляясь мирной жизни. Все казалось не привычным и руки постоянно искали на боку автомат. Война настолько глубоко въелась в их нутро, что они уже профессионально искали оружие на других людях, ощупывая взглядами. Тихая музыка и приглушенный свет действовали на нервы, им казалось, что вот сейчас грянет выстрел чеченского снайпера, наказывая смертью беспечных гуляк.
И выстрел грянул. Пробка из-под шампанского взлетела в потолок. Стаценко и братья Горяевы автоматически прикрыли собой Дашу, остальные вскочили, зажав в жестких ладонях тупые столовские ножи. Отряд замер, оглядываясь вокруг. А пара за столиком у самой эстрады весело смеялась, глядя, как шампанское, пенясь, наполняет их бокалы.
Сашок Горяев швырнул нож на стол и сел:
- Да, мужики, это предел! Пошли отсюда! Купим водки в магазине, закуски и спокойно отпразднуем наше возвращение в чьем-нибудь номере. Товарищ майор, вы согласны?
Супруги дружно кивнули. Разведчики расплатились с официантами и вышли. Не обращая внимания на мороз, шесть парней отправились в продуктовый магазин напротив гостиницы. Остальные поднялись наверх. Гулять решили в номере семейной пары. Пока ребята вытаскивали стол на средину комнаты и стаскивали из номеров стулья, Даша шепнула мужу:
- Надо родителям позвонить. Пойдем, сходим к администратору.
Они быстро сбежали по лестнице вниз, не обратив никакого внимания на лифт. Спросив разрешения у высокого представительного мужчины, Даша набрала знакомый номер. Администратор смотрел на ее волосы и не мог отвести взгляда, хотя разумом понимал, что так глядеть неприлично. После третьего звонка трубку взяли и голос мамы сказал:
- Ало, я вас слушаю…
Даша срывающимся голосом крикнула:
- Мама, это я. Здравствуй!
В ответ раздалось не веряще:
- Дашенька! Где ты?
Мать кричала в трубку так, что у Дарьи заложило уши. Администратор увидел, как по ее лицу потекли слезы:
- В Москве. Я вернулась и завтра утром, с мужем, приедем к вам. Прости, что не сразу приехали, мы сегодня прощаемся с ребятами.
- Где вы находитесь, мы сейчас приедем!
Даша назвала гостиницу и адрес. Положила трубку и обернулась к администратору:
- Мои родители скоро подъедут, пожалуйста, пропустите их в сорок седьмой номер.
Мужчина кивнул, а когда они скрылись на лестнице, нашел в журнале учета комнату сорок семь и прочитал: "Супруги Стаценко. Военнослужащие. Командировочные. Прибыли с Чечни".
Родители Даши приехали через полчаса. Заплаканная Вера Григорьевна вбежала в холл гостиницы в распахнутом пальто и прижав сжатые в кулаки руки на груди, умоляюще посмотрела на мужчину за стойкой:
- Где поселились прибывшие с Чечни?
Следом в гостиницу вошел Алексей Иванович. Подхватил жену под руку и твердо попросил:
- Мы родители Дарьи Волынцевой. У нее сейчас другая фамилия. Проводите нас к дочери.
Администратор вышел из-за стойки. Молча проводил их до двери на четвертом этаже с номером "сорок семь", из-за которой раздавались приглушенные голоса. Постучался и сразу же вернулся вниз.
Он не видел, как дверь распахнулась. Он только услышал за спиной громкий вскрик и рыдания:
- Дашенька! Да ведь ты седая!
Мужчина ускорил шаги и почти бегом рванул по лестнице, чувствуя себя посторонним и ненужным свидетелем.
Вера Григорьевна никак не могла оторвать руки от дочери. Горячие потоки лились из глаз обоих женщин, а они все никак не могли успокоиться. Так и стояли в дверях, крепко обнявшись. Алексей Иванович прошел в комнату вместе с зятем и принялся знакомиться с разведчиками. Он не сразу узнал своего бывшего подчиненного в красивом майоре с седыми висками и только упоминание о полузабытой драке, заставило его повнимательнее приглядеться к Стаценко.
Женщины немного успокоились и подошли к столу. Даша представила матери мужа и друзей. Вера Григорьевна глядела в лица, кивала и снова поворачивалась к дочери, словно боясь, что она исчезнет. Мать глядела в лицо дочери, отмечая каждую морщинку на смуглом лице и стараясь не глядеть на ее седые волосы, чтобы не плакать. В волосах Веры Григорьевны не было ни единой сединки.
Гулянка продолжилась далеко за полночь. Несмотря на обилие водки, никто не напился. Да и пить не хотелось. Разведчики сидели и вспоминали тех, кто не вернулся. Волынцевы сидели и слушали, ни слова не говоря в ответ. Мужики часто выходили курить на балкон. Алексей Иванович увязывался с ними, спрашивая, что произошло с дочерью. Разведчики упирались, не желая рассказывать, но он настаивал и постепенно узнал о случившейся трагедии. Полковник испытал настоящий ужас, когда узнал, сколько чеченцев уничтожила его дочь. Он, не сдержавшись, прошептал:
- Она убийца…
Тихоня повернулся к нему и прошипел, оглянувшись на балконную дверь:
- Если бы все были такими, как Дашка, война бы давно закончилась! Вы не имеете права ее осуждать. В нее тоже стреляли. У нее все тело в шрамах. Она теперь всю жизнь будет вынуждена носить плотные колготки, чтобы никто не видел ее израненных ног…
Николай швырнул недокуренную сигарету с балкона. Больше ничего не сказал и ушел в комнату, оставив полковника одного. Алексей Иванович заметил кем-то выроненную сигарету на полу, поднял, повертел в руках и найдя не затушенный "бычок", закурил впервые за двадцать лет.
Утром Дарья и Юрий попрощались с друзьями, обменялись адресами, решив встретиться через год в этой же гостинице. Разведчики проводили супругов до машины, где их ждали родители Даши. Сашок Горяев, обнимая женщину на прощание, прошептал:
- Будут трудности, пиши. Мы с Мишаней сразу приедем.
Машина отъехала, а разведчики все стояли на тротуаре и махали им вслед.
Держась за руку мужа, Даша медленно прошлась по родительской квартире. Разглядывала новые обои на стенах и принюхивалась к знакомому запаху. Обернулась к Юрию:
- Насколько себя помню, в доме всегда пахло выпечкой и геранью. Видишь, сколько этих цветов на подоконнике? Мама обожает герань.
Подошла к окну и отдернула штору: ярко-желтый цветок качнулся к ней. Женщина удивилась:
- А вот такой расцветки я еще не видела!
Наклонилась и понюхала листок. Поморщилась:
- Тоже герань! Ну и цвет! Настоящая мишень, на любом фоне заметен.
Юрий обхватил жену под грудью руками и прошептал в ухо:
- Но мы же не на войне сейчас. Привыкай к ярким краскам заново.
Вера Григорьевна втащила в комнату целый ворох костюмов и платьев:
- Дашенька, выбирай себе наряды. Мы сейчас с тобой один размер носим. Вещи очень модные и современные. Я все это для тебя покупала.
Стаценко улыбнулся:
- Правильно! Пора отвыкать от камуфляжа и маскировочной сетки. Женщина ты красивая, значит, будем наряжаться.
Родители и муж уговорили Дарью перемерять все наряды. Ей было не по себе от этого, но она терпеливо сносила все. Мать попыталась уговорить ее покрасить волосы, но тут она сказала решительное "нет":
- Седая, значит седая! Волосы отрастут через месяц и седина снова выглянет.
На другой день Даша и Юрий уехали на машине ее родителей в центр. Алексей Иванович заранее оформил на Дашу доверенность. Долго гуляли по Красной площади. Позвонили по междугороднему телефону полковнику Саранцеву, поздравили его с присвоением очередного звания, а он их с благополучным возвращением. Павел Викторович предложил им взять отпуск на месяц и переслать рапорта ему на факс. Продиктовал номер, пожелал счастливого отпуска, попросив переслать рапорта побыстрее.
Они вышли на Новый Арбат и остановились. Стаценко предложил:
- Давай съездим к моим родителям в Муром. Это, конечно, не Москва, но там своя прелесть.
- Обязательно съездим! Должна же я с ними познакомиться. На следующей неделе, хорошо?
Они уехали дневным рейсом автобуса. Вечером, уже в темноте, выбрались на автостанции Мурома. Юрий радостно вздохнул родным воздухом, подхватил оба чемодана и уверенно пошел в темноту. Ни один фонарь на улицах не горел. Даша шагала за ним с двумя сумками.
Чечня научила ее видеть в темноте и она практически не спотыкалась. Идти пришлось довольно долго. Юрий рассказывал:
- Еще один поворот и моя улица. Нагрянем, как снег на голову!
Он не захотел отбивать телеграмму. У высокого большого дома с резными наличниками остановился и поставил чемоданы у калитки:
- Вот и дошли! Родители уже заперлись, но не спят. Видишь, свет пробивается!
Он подошел к окнам и постучал в стекло: два длинных удара и короткий. В доме что-то упало. На крыльце зажегся свет и дрожащий женский голос спросил:
- Юра?..
Майор ответил и его голос тоже заметно дрожал:
- Это я, мама!
Даша услышала, как отлетают, позвякивая крючки. Калитка распахнулась и простоволосая седая женщина с плачем кинулась Стаценко на шею:
- Сыночек! Сыночек мой! Что же ты телеграмму-то не отбил? Ведь мы бы встретили! Отец спит уже. Сегодня дрова ездили заготовлять, устал.
Он обнял ее за плечи, несколько раз поцеловал:
- Мама, а я с женой приехал. Пошли в дом, познакомитесь, а то ты простынешь.
Женщина обернулась к Даше. Обняла ее и легонько подтолкнула к крыльцу:
- Проходи! У нас, извини, все по-простому, по-деревенски. Я только запрусь.
Она плакала, запирая калитку. Даша и Юрий ждали, остановившись на освещенном крыльце. Все вместе прошли в дом. Стаценко поставил чемоданы возле русской печки. Расстегнув куртку, по-хозяйски повесил на крючок, где висела и другая одежда. Забрал пальто жены и тоже повесил. Обернулся к матери и нахмурился: Ольга Игнатьевна стояла, прижав кулак к губам и сглатывая слезы смотрела на голову Даши. Заметив, что молодые смотрят на нее, выдохнула:
- Доченька, да что у тебя с головой-то? Ведь ты, как лунь белая. Да и ты, Юронька, смотрю, седеть начал. Видно несладко вам в Чечне-то этой проклятой приходилось…
Она зарыдала в голос. Даша и Юрий обняли ее с двух сторон и что-то ласково шептали, пытаясь успокоить. В темной горнице раздались шаги и мужской голос тревожно спросил:
- Мать, ты чего так рыдаешь? Опять письма перечитываешь что ли?
Дверь с матовым стеклом открылась и показался высокий седой мужчина, как две капли воды похожий на Юрия. Он замер, увидев сына, а потом пошел к нему распахнув руки для объятий:
- Юра! Уж и не чаяли дождаться!
Крепко прижал его к себе, покосившись на Дашу, спросил:
- А это, жена что ли?
Майор обернулся:
- Жена. Даша. Я ведь вам писал о ней. А это отец мой Григорий Наумович.
Свекор подошел к Даше:
- У нас в деревне родителей мужа невестка тоже отцом и матерью зовет. И ты можешь, если хочешь. Но и по имени-отчеству сойдет.
Молодая женщина улыбнулась:
- Здравствуй, папа!
Григорий Наумович обнял ее и прижал к себе. Даша в ответ обняла его за шею и поцеловала. Свекровь засуетилась, накрывая на стол, но Юрий остановил мать:
- Не суетись, мы не голодные. В автобусе с Дашей плотно поели. Чайку поставь, только в самоваре!
Разговоры затянулись далеко за полночь. Родители никак не могли насмотреться на сына. Ольга Игнатьевна спохватилась:
- Ой, Господи, да ведь вы с дороги! Спать бы давно надо, а мы все не отпускаем. Я вам в Юриной комнатушке постелю! Там тахта широкая.
Она скрылась в горнице, где сразу же зажегся свет. Григорий Наумович спросил сына:
- Отвоевали окончательно или опять уедешь?
- Отвоевали, пап! Нам этой чеченской войны на всю жизнь с Дашей хватит.
- Вот и ладно! Наверно, не в свое я дело лезу и все же спрошу: детей-то заводить думаете? Или сначала для себя жить будете?
Даша смущенно улыбнулась и опустила голову, а Юрий хмыкнул: