Через несколько секунд она уже извлекла из последнего сообщения собеседника выигрышный для себя смысл. Она была типичной сангвиничкой, даже с изрядной примесью флегмы, поэтому даже в самых критических ситуациях у нее не случалось излишне бурного всплеска эмоций. И случившееся с ней не казалось ей сейчас уже таким кошмарным.
Минут через двадцать в дверь ее квартиры позвонили. Глазок с сектором обзора в сто восемьдесят градусов давал возможность рассмотреть даже человека, прижавшегося к перегородке сбоку от двери. Но на сей раз никто не собирался прятаться - гость был явно не из тех, кто прибегает к столь несолидным трюкам. Эвелина видела его раньше всего один раз, говорила с ним не дольше получаса, но все равно многое успела понять. У нее вообще присутствовала достаточно развитая способность определять, чего можно ждать от человека в любой ситуации, пообщавшись с этим человеком совсем немного. И вообще, если бы не врожденная лень, Эвелина очень многого добилась бы в этой жизни, но она считала, что и так вполне неплохо устроилась.
Да, это был он, мужчина неопределенного возраста (на вид вроде бы сорок с небольшим, но что-то подсказывало, что на самом деле он старше), широкоплечий, крупнокостный, но подтянутый, даже поджарый. В нем прослеживалась тенденция к отощанию, усыханию вследствие возраста. Слегка тронутые сединой виски, очень гладко зачесанные назад волосы с большими залысинами над лбом, блестящим и выпуклым, складки сбоку от уголков губ. Он ни разу не взглянул на Эвелину так, как смотрит мужчина на женщину, когда мысленно раздевает ее или даже овладевает ею. Даже если некоторые и отводят взгляд и старательно маскируют его полнейшей незаинтересованностью, это все равно заметно. Эвелина в любом случае такие взгляды замечала - даже у весьма древних старичков. Но с ним - незнакомец даже не представился - случай особый.
Да, он осмотрел ее - даже не как барышник осматривает лошадь (это литературное сравнение первым пришло ей в голову, хотя она этих самых барышников в глаза не видела и уж тем более не знала, как они осматривают лошадей), а как землекоп осматривает лопату или хозяйка - нож для шинкования капусты в магазине хозтоваров. Орудие - вот какое назначение он определил ей, Эвелина это только сейчас отчетливо поняла, когда отперла задвижки и открыла дверь.
- Вы уже готовы? - вместо приветствия спросил он. - Нет, пожалуй, не совсем готовы.
И словно предугадав вопросы, которые она собралась задать, гость сказал:
- Произошла неприятность, которую вряд ли кто мог предвидеть. Просто трагическое стечение обстоятельств, вы это понимаете? Никто не виноват, вы в том числе. Но сейчас в ваших интересах побыстрее покинуть этот город - где у вас, насколько мне известно, нет ни ближайших родственников, ни особо близких друзей - а еще лучше и эту страну хотя бы на время.
- В моих интересах?- спросила она не без доли иронии.
- И в моих тоже, - тон его был просто деловитым, без тени озабоченности. - Вот ваш загранпаспорт. Да-да, ваш - Красниковской Эвелины Людвиговны. Вас не в честь Эвелины Ганской назвали, с которой Бальзак венчался в костеле в Бердичеве? - он едва заметно улыбнулся. - Нет, конечно. Вот ваш билет на поезд до Москвы. Только купе. Не потому, что не было СВ. Просто так вы будете привлекать меньше внимания. Постороннего внимания. До Москвы за вами проследят, так что можете чувствовать себя в полной безопасности. Поторопитесь, - напомнил он. - А это вот вторая половина оговоренной суммы - пять тысяч.
Еще через четверть часа незнакомец отвез ее на вокзал, проводил в купе. Со стороны могло показаться, что это профессор консерватории отправляет самую способную свою ученицу на престижный конкурс исполнителей в столицу. Впрочем, как исполнительница она оказалась ученицей довольно способной.
* * *
К вечеру того же дня в городскую прокуратуру нагрянула группа товарищей. Группа предъявила удостоверения работников Генпрокуратуры Российской Федерации. Группа очень интересовалась обстоятельствами смерти Лобанова А. В., по документам - коммерческого директора "Стинвеста".
Днем в гостиницу несколько раз звонили из Москвы, интересовались сначала, где Лобанов, потом - как случилось так, что он уже никогда не сможет в Москву выехать, точнее, вылететь...
Группа товарищей заявила, что у Лобанова с собой был атташе-кейс с очень важными документами. После беглого ознакомления с протоколом осмотра места происшествия выяснилось, что вышеуказанный атташе-кейс отсутствует.
Все закрутилось явно быстрее, чем утром. В прокуратуру была доставлена дежурный администратор "Интуриста", которая вдруг отчетливо вспомнила, что Лобанов, получив ключи от номера и направляясь к лифту, нес в руке "чемоданчик такой небольшой, плоский, ну, "дипломат" приятного красного цвета". Уж очень цвет ей запомнился, да и кожа добротная, хорошая, богатый был чемоданчик.
Они были очень настойчивы, столичные служители щита и меча, до такой степени настойчивы, что администратор вспомнила еще и женщину, которая якобы направлялась к лифту вместе с Лобановым. Врать администратор не очень умела, то есть, ей не удавалось вранье таким серьезным людям, какими являлись визитеры из Москвы. Эта сорокапятилетняя тертая баба отчетливо сознавала, какая сила стоит за ними, поэтому ее оставили обычные наглость и самоуверенность, и врала она на редкость неубедительно, бездарно, хотя и очень старалась. Она чувствовала, что если скажет всю правду, выведет на Эвелину, а еще хуже - на того человека, который подсказал ей, что заезжему гостю в силу его привычек нужна очень "чистая, культурная женщина", то ей несдобровать. Ее отпустили, записав показания про женщину, сопровождавшую Лобанова к лифту, но администраторша чувствовала - ни капли не поверили, теперь затаскают.
Тут же был устроен разнос старшему инспектору уголовного розыска Корнееву, старшему следователю районной прокуратуры Кравцову, а судмедэксперта Милешкина столичные эмиссары вообще рекомендовали "гнать в три шеи" в присутствии последнего.
2
Дмитрий Горецкий назвал свое частное юридическое бюро "Лекс", то есть, в переводе с латыни "Закон". Горецкий посчитал, что если и его фирма получит очередное тысяче- или десятитысячпервое
название "Фемида", то умные люди будут вправе считать его пошляком. А если не слишком умные люди путают "Лекс" с "Алексом" (таких, кстати, оказалось очень много), то уж это их личное дело.
Горецкий начал служить закону или тому, что под этим словом подразумевалось, в должности следователя городской прокуратуры. Он дослужился даже до должности старшего следователя, но потом перешел на другую сторону баррикады - начал карьеру адвоката. Здесь он проработал намного дольше и добился гораздо более заметных успехов. За последние десять лет не было ни единого случая, чтобы Горецкий участвовал в деле по назначению. Нет, он всегда только приглашался, в соответствии с УПК, "самим обвиняемым, его законным представителем, родственниками или лицами по поручению или по просьбе обвиняемого."
Конечно же, его очень просили, и родственники, и другие лица, он был просто нарасхват. Особенно в делах, связанных с хозяйственными преступлениями - на последних Горецкий, если воспринимать буквально избитую поговорку, съел слона, а не собаку.
Люди, так или иначе связанные по работе с хранением и распределением материальных ценностей, находили Горецкого сами, без участия вышеупомянутых родственников и других лиц, едва лишь замечали легкий сквознячок, дующий в их сторону, либо крошечное полупрозрачное облачко на горизонте, не дожидаясь, пока качнется буря. Директора крупных заводов, управляющие орсами, заведующие базами, завхозы НИИ, работники потребительской кооперации, даже врачи, попавшиеся на выдаче "липовых" больничных листов - все они ощущали участие Горецкого (оплачиваемое участие) и могли рассчитывать на самую квалифицированную юридическую помощь.
Как одичавшая собака является для человека куда более опасным хищником, чем дикий волк, ибо очень хорошо успела изучить психологию двуногого животного, так и Горецкий, знавший методы и способы собирания доказательств, сразу видел дыры, трещины и штопку "на живую нитку" в делах своих клиентов. Бэхаэсэсники были ничем не лучше следователей прокуратуры, они были хуже их. Поэтому и разрушить дело, состряпанное борцом с расхитителями социалистической собственности, было легче.
Занимаясь защитой крупных хозяйственников, Горецкий глубоко изучил структуру финансирования, поставок материалов, сырья, систему сбыта и другие вещи, без знания которых просто невозможно было противостоять настырным прокурорам, как и норовящим вместо халатности или превышения служебных полномочий "пришить" его клиентам умышленное хищение в особо крупных размерах. И он еще раз повторил - теперь уже куда более осмысленно - перефразированное им же изречение классика марксизма-ленинизма: "Социализм - это бардак." Воровство, которым занимались его подопечные, было в большинстве случаев настолько примитивным и бездарным, что не поймать их мог только ленивый. Борцы с расхищением социалистической собственности не были особенно ленивы, потому что хотели кушать, по той же причине они передавали дело в суд далеко не на каждого своего подопечного, а только на тех, кто вовремя не поделился украденным или же был достаточно мелкой рыбешкой, с которой, существуй она на свободе, не удастся много "наварить".
И Горецкий открыл своего рода ликбез, объясняя своим будущим клиентам, заранее прибегшим к его услугам, или бывшим, которых он спас от срока, как в рамках существующих законов взять достаточно много и не отвечать за это по закону. За консультации он брал авансы, оговаривая заранее процент, причитающийся ему с будущего предприятия. Тех, кто поступал вероломно и этот процент зажиливал - а таких поначалу было достаточно много - Горецкий безжалостно вычеркивал, раз и навсегда, из списков своих клиентов. И они, эти ренегаты, воплотив в жизнь талантливые или даже гениальные проекты Горецкого, попадали под суд. Когда же отступники вновь бросались к стопам Дмитрия Эдуардовича, или же поручали сделать это членам семей, а также другим "законным представителям", член коллегии адвокатов сухо отвечал: "В данный момент я занят и буду занят еще достаточно долго."
В узком кругу знакомых он комментировал этот факт так:
- Меня умиляет этот бизнес по-русски - нагло вырвать из рук кусок, отбежать за угол и, давясь, в спешке сожрать его, а потом вернуться к тому, у кого этот кусок вырван, и требовательно заглядывать в глаза в надежде получить новый кусок. Мудаки есть мудаки!
Неудивительно, что с началом эпохи Горбачева Дмитрий Эдуардович Горецкий организовал сначала кооперативную адвокатскую контору (диковато звучащее название, но тогда разрешали только такое), а уж позже - свой "Лекс".
В 1988 году бывший обкомовский предводитель коммунистического союза молодежи Владимир Поляков организовал фирму "Тристан". И в референты он взял Горецкого, который к тому времени "Лекс" еще не открыл. Горецкому в данном случае даже не понадобилось разрабатывать проект будущего предприятия, включающего в себя с десяток или больше приемов юридически чистого изъятия денег у государства - идея предприятия принадлежала самому Полякову. А идея эта была, выражаясь словами классика пролетарской поэзии, простой, как мычание. Друг Полякова по комсомольской юности Владимир Бурейко занимал пост генерального директора НПО "Электроприбор", включавшего в свой состав три завода и НИИ с опытным производством. Друзья комсомольцы стали просто перепродавать драгоценные и цветные металлы, другое сырье. Из "Электроприбора" золото, серебро, вольфрам, никель, хром, медь переправлялись в "Тристан", а уже оттуда - куда угодно, но главным образом за границу, поскольку у "Тристана" уже существовала лицензия на такой вид деятельности. Эту лицензию Поляков получил самым первым в области.
Горецкий одновременно являлся и референтом, и юрисконсультом, и даже бухгалтером. Он изо всех сил старался придать союзу "Электроприбора" и "Тристана" вид добропорядочного альянса, но алчность друзей-комсомольцев делала этот союз более похожим на то, что на юридическом языке называется преступным сговором.
И случилось то, что предвидел Горецкий: в 1990 году ОБХСС и прокуратура вышли на связку "Электроприбор" - "Тристан". Но генеральный директор Бурейко к этому времени уже стал недосягаем для правосудия, потому как являлся депутатом Верховного Совета РСФСР. А Полякова с хладнокровием профессионального лоцмана провел через рифы расследований Горецкий. К концу того же девяностого года дело было прекращено "за отсутствием в деянии состава преступления".
Поляков продолжил руководить "Тристаном" с удвоенной энергией. Зарегистрировав дополнения к уставу предприятия, он торговал теперь чем угодно: металлом, лесом, углем, рыбой. Земляк Бурейко активно содействовал получению Поляковым льготных кредитов.
Это было время охлаждения отношений между Поляковым и Горецким. Последний был все-таки немножечко романтиком, его всегда привлекали стройность, законченность, продуманность комбинации, а Поляков, как ни крути, оставался типичным советским экспроприатором - наглым, примитивно-хитрым, ставящим на первый план умение "договориться с человеком". Хотя последнее он всегда делал с обезоруживающей бестактностью, беспардонностью непосредственностью завсегдатая пивных. И, самое примечательное - это срабатывало почти в ста случаях из ста.
Горецкий же с его опытом и эрудицией оказался попросту не нужен теперь Полякову, у которого было много денег, который мог нанять сколько угодно аудиторов, референтов, адвокатов примерно такого же уровня, как Горецкий - во всяком случае сам Поляков так полагал.
Мудрый Горецкий еще в начале девяносто второго года ушел из "Тристана" и создал свою юридическую фирму. Это был год, когда достиг апогея своей карьеры тезка и коллега Горецкого, "генерал Дима", авантюрист масштаба Григория Распутина, воровавший миллионы долларов, создавший совместно с представителями генералитета множество подставных фирм в России и не меньшее количество за рубежом, четырежды женатый.
Дмитрий Горецкий внимательно следил за карьерой своего тезки - при этом он пользовался информацией, доступной, мягко говоря, не очень широкому кругу. Так что крутое падение Якубовского было Горецким предсказано - нельзя, находясь на самом верху, на виду у очень многих, так откровенно воровать, ибо то, что возможно в условиях единовластия, абсолютно противопоказано в условиях противостояния властей.
Когда в начале девяносто третьего года это противостояние еще больше усилилось, Горецкий, осторожно нащупав проход наверх, дал понять, что у него имеется информация, которая может оказаться очень эффективной - в нужное время и в нужном месте.
Горецкий решился на это вовсе не из чувства мести Полякову, он был выше реализации принципа "око за око, зуб за зуб", считая любую месть бессмысленной, Вообще глава "Лекса" ничего не потерял после ухода из "Тристана", он не бедствовал. Квартира, загородный дом, иномарка, заграничный паспорт - стандартный набор. без которого он чувствовал бы себя немного более несчастным, хотя этот же набор и не делал его более счастливым. Так что Горецкий никому не собирался мстить, просто в один прекрасный день он задумал комбинацию, просчитал все ходы и решил воплотить комбинацию в жизнь.
Люди, которые должны были воспользоваться информацией Горецкого, не обратились к нему в нужное время.
Конфронтация наверху уже прошла свой апогей, как считал Горецкий, - именно с того момента, когда первый заместитель Генерального прокурора Российской Федерации Макаров предложил парламенту страны рекомендовать Президенту убрать Бурейко, первого вице-премьера, и парламент не слишком настойчиво рекомендовал, а Президент не торопился убирать. Примерно в то же время полетели со своих постов министр безопасности и замминистра внутренних дел. Одна сторона явно одолевала другую, все последующие события, даже более радикальные с виду, более громкие, не могли изменить ситуации, повернуть ее вспять.
Теперь информация Горецкого вроде бы не только становилась не очень нужной, но и могла бы всерьез навредить ему впоследствии. Однако он еще заранее распланировал ходы - как на случай победы "тех", так и "этих". Когда сохранялась ситуация, которую можно было назвать "трагическим равновесием", Горецкий наблюдал и ничего не предпринимал, но как только он понял, что "те" обязательно победят "этих", он стал действовать по заготовленному им на случай именно такого исхода варианту.
И вот там, наверху, "прочухались", как выразился Горецкий. К нему прибыл гонец, аж из Генпрокуратуры. Гонец Горецкому сразу не понравился. Это был просто не очень серьезный человек, если не сказать большего. С такими людьми "эти" никогда не победят - таково было резюме Горецкого, и оно лишний раз подтверждало правильность его прогноза. Конечно, его бывший партнер Поляков, которого следовало отнести к отряду "тех", были ничем не лучше посланника из столицы, но у Полякова и ему подобных "шла масть" - по-иному эго можно было бы назвать благоприятным историческим периодом.
Человек из Москвы предварительно созвонился с Горецким, они договорились о встрече - что называется, на нейтральной территории, поскольку следовало соблюдать "предельную конфиденциальность". При встрече москвич сразу же предъявил удостоверение работника Генпрокуратуры и еще другое, фиктивное, но очень добротно сработанное - на имя коммерческого директора инвестиционной компании "Стинвест".
- Приходится знаете ли прибегать к конспирации, - широко улыбнулся гость. - Вживаюсь в образ этакого "крутого" парня, ворочающего миллиардами. Надеюсь, нет необходимости напоминать о том, что встреча наша должна носить исключительно конфиденциальный характер?
- Напоминать не надо, - сухо ответил Горецкий, - но и мне, надеюсь, позволительно будет поинтересоваться, уверены ли вы в том, что вас не вели?
- Да что вы! - Столичный денди улыбнулся пошлой улыбкой манекенщика, и Горецкий понял, что его информация попадет в не очень надежные руки. - Да что вы? Предпринято столько предосторожностей - мне кажется, даже излишних - да к тому же я и сам обладаю некоторым опытом работы...
- Хорошо, - не совсем вежливо прервал его Горецкий. - Я передаю вам вот эту папку. В ней собраны финансовые документы, деловая и частная переписка...
- Частная?! - теперь уже гость перебил его. - Но каким образом сюда попала частная переписка?
- Послушайте, - тяжело вздохнул Горецкий, - вам не кажется, что в данном случае щепетильность, мягко говоря, не по средствам? Если уж вы взялись играть против их команды, то должны знать: они ничем не гнушаются. Не станете же вы жалеть новый костюм, прыгая от несущегося на вас автомобиля в придорожную канаву?
Московский гость промолчал.
- Так вот, - продолжил Горецкий. - Частная переписка присутствует здесь в виде ксерокопий. Здесь же, - он раскрыл папку и показал плоскую пластмассовую коробочку, - две кассеты с записью телефонных переговоров. Хотя это, конечно, косвенные улики, но вам они могут пригодиться. Эти сукины дети вообще в некоторых случаях действуют весьма осторожно, хотя в большинстве случаев действуют нагло и самоуверенно.