- Я их не знаю. То есть, всех не знаю. Это российская внешняя разведка.
- Вы хотите, чтобы я поверил в то, что вас, гражданку ФРГ, завербовала разведка России? Что они, нарушив всю систему разведки, достигли столь выдающихся успехов за такой короткий срок? Нет, девушка, я не настолько наивен.
- Но ведь так и есть на самом деле. Правда, я не знаю, подойдет ли здесь термин "завербовали". Словом, у меня был друг...
- Ладно, оставим пока эти детали. В данном случае меня интересует, что нужно этим... друзьям от меня. А главное - почему именно от меня?
- Они хотят материалы.
- Какие материалы?
- Видеопленку с записью секретного совещания и протоколы этого совещания.
- Очень интересно. Скажите только, о каком совещании идет речь, и я, быть может, начну искать эти вещи - специально ради ваших прекрасных голубых глаз.
- О том, что пленка и протоколы у вас были, знают в Центре.
- Каком центре, Маргарита? О чем вы?
- Вы должны знать, о чем я говорю, - во взгляде женщины были решимость и отчаяние. - И вы должны догадываться, что о вашем знакомстве с видеопленкой знают не только ваши друзья. Из Центра просили передать, что вам угрожает опасность. Меня послал "Густав".
- Какой "Густав"? О чем вы говорите?
- Но ведь вы прекрасно знаете, кто он такой. К несчастью, он исчез. Его... как это называется?.. Эвакуировали, вот.
Любой человек должен был вздрогнуть, услышав это слово. Эвакуировали. Проще говоря, насильно вывезли в Россию. Новые психотропные средства могут сделать из человека послушную куклу, абсолютно лишенную собственной воли, но внешне он будет производить впечатление совершенно нормального.
"Угрюмый" не вздрогнул. Он производил впечатление человека, утомленного прогулкой-пробежкой. Он не упустил вскипевший кофе, приподнял над огнем турку, дождался, пока шапка кипящей пены осядет, и из горлышка турки глянет антрацитово-черная поверхность напитка, потом еще раз опустил турку на огонь, держа ее за длинную ручку, подержал немного и быстро выключил газ.
"Густав" был одним из связных, через которых он выходил на Центр. Нет, здесь решительно ситуация для психушки. Сначала этот Вайзель, явный провокатор. Теперь девица. Либо она играет - в таком случае уж очень она талантливая актриса, даже гениальная, "Угрюмому" практически не приходилось встречать случаев столь правдоподобного перевоплощения - либо...
Либо об "Угрюмом" знает гораздо больше людей, чем нужно. Просто удивительно, как к нему не явились агенты служб безопасности ФРГ и не взяли его под белы руки.
Случай и в самом деле клинический. Боже праведный, да
ведь они там все сошли с ума. Гигантский организм, в котором мозг не просто стал неспособным к нормальным мыслительным процессам, но в силу патологических изменений не может уже контролировать работу жизненно важных органов во всем теле. Вот что происходит сейчас с Россией.
Она сказала: "У меня был друг". Уж не "Густав" ли? Естественно, кто же еще. "Густава" эвакуировали. Может быть, из-за связи с этой Маргаритой, или как там ее зовут на самом деле?
Интересное, мягко говоря, времечко. Не дадут ему тут отсидеться, честное слово, не дадут. Пример распада Австро-Венгрии, пожалуй, неубедителен. Для его случая куда более подходит та же царская Россия, вдруг ставшая социалистической. Целые семьи нелегалов (не революционеров, будь они во все времена неладны, а разведчиков) жили в странах Европы, в той же вот Германии, а с переменой политического климата попали в руки новых властей. Судьбы их разные, но в основном незавидные.
Н-да, незадача у него получается. Он, "Угрюмый", конечно, много чего знает: Но не больше, чем Аркадий Шевченко, Чрезвычайный и Полномочный Представитель СССР в ООН, который еще при Хрущеве деру дал. Уж тот-то во все государственные секреты был посвящен, а все равно не убрали беглеца, хотя Шевченко ни пластическую операцию нe стал делать, ни даже имя менять.
Хотя, может быть, его секрет, "Угрюмого", тянет на половину всех секретов Шевченко - в создавшейся ситуации, когда там, в России, борьба за власть обострилась похлеще, чем два года назад. Несколько экземпляров видеопленки и несколько экземпляров протоколов сейчас могут весить столько же, сколько пакет секретных приложений к пакту Молотова-Риббентропа. Может получиться "бомба".
Нет, пожалуй, на "бомбу" эти материалы уже не потянут, сказал он себе, заканчивая разливать кофе в чашки.
- Вы сказали о друге? - небрежно, словно бы невзначай поинтересовался он. - Это был "Густав"?
Маргарита только молча кивнула, вид ее лучше всяких слов говорил: "Да это был "Густав".
Правильно, ситуация до боли знакомая. "Густав" молодой мужик, примерно его, "Угрюмого", лет. Случается в этом возрасте безоглядно влюбиться, испытывать очень уж большую привязанность. Годы жизни здесь должны бы приучить его к европейской замкнутости, к застегнутости души на все пуговицы. При их роде занятий надо сделаться еще большими европейцами, чем сами европейцы. Домашненького захотелось, рассейского...
Петцольд вдруг поймал себя на том, что последнюю фразу он прокрутил в сознании, "озвучил" ее по-русски. Тоже плохой признак.
- Вы познакомились с "Густавом" давно? - Петцольд спрашивал так, словно речь идет не об общем знакомом, а об особе, которая всем знакома, например, о Вайцзекере или Коле.
- Три года назад.
- Ага, - словно бы про себя отметил Петцольд. - Стена, стало быть, рухнула уже к этому времени.
- Стена к этому не имела никакого отношения. Я жила в ФРГ с восемьдесят седьмого года.
- Пейте кофе, пожалуйста, - напомнил он.
- Спасибо, - она как-то виновато улыбнулась.
- Давайте посмотрим на ситуацию со стороны. "Густава", как вы утверждаете, нет. Следовательно, во-первых, не существует канала для переправки тех вещей, о которых вы упоминали - подчеркиваю, что мы с вами чисто условно предполагаем их существование, как и то, что я ко всему этому имею отношение. А во-вторых, кому это надо - переправка условно существующего материала, если нет "Густава"? Кто в этом заинтересован?
- "Густав" сказал, что в этом заинтересован "Феникс".
- "Феникс"? - переспросил "Угрюмый". - Впервые слышу.
- Но я же не могла ошибиться, - на лице Маргариты появилось выражение отчаяния. - Я не могла ошибиться.
- Очень странно, - произнес Петцольд себе под нос. А про себя подумал, что это и в самом деле странно, ведь "Феникс" ушел в отставку ненамного позже, чем он.
- Что вы сказали?
- Ничего, - Петцольд потряс головой. - Вы все же пейте кофе, остынет. Kaк вы меня нашли?
- "Густав" сказал мне, где вы живете. Я две недели следила за вашим домом. Изучила ваш распорядок дня.
- Две недели?
- Ну, не полных две недели. Я начала следить за вами с понедельника, с прошлого понедельника.
- Угу, - пробормотал он.
Bce-тaки он почувствовал эту слежку. И именно с прошлого понедельника. Заметить не заметил, но почувствовал. Интересно, как же она следила, не обнаружив себя?
5
13 сентября, понедельник
Они выехали из Южнороссийска около девяти утра - впереди "Тойота" Кондратьева, где на заднем сиденье расположился Ненашев, а в "Boлге" были Бирюков и Клюев, который автомобиль вел.
Эту "Волгу", слизав прозвище у Ремарка, Ненашев назвал "призраком шоссе". "Призрак" обошелся приятелям в смешную сумму - две тысячи долларов. Старый знакомый Бирюкова, работавший ныне заместителем директора таксопарка, списал не очень старый, как он уверял, автомобиль. "Не очень старый" означало, наверное, не более десяти лет, потому что справляться о пробеге по счетчику смысла не имело - его перекручивали, наверное, не один раз. Но справедливости ради стоило отметить, что бегал автомобиль еще исправно, ходовая часть была в порядке, ее состояние объяснялось, очевидно, количеством "пузырей", которые водитeли перетаскали автослесарю. Так что ремонт носил характер преимущественно косметический - перетянуть чехлы на сиденьях и спинках в салоне, поставить новые колпаки, нанести защитное покрытие на днище, покрасить корпус и т. п. Цвет у машины остался прежний, темно-серый. Таким образом, "Волга" полностью оправдывала ненашевское прозвище. Подобный цвет еще называют цветом смерти, так как в сумерках он практически неотличим от общего фона.
Сейчас передвигались они достаточно резво, покрыв за три часа почти двести пятьдесят километров. Бирюков с Клюевым не заметили никаких признаков преследования. Было похоже на то, что и до Воронежа провожать Кондратьева не имело особого смысла.
Но вот они проехали мост через Калитву - "Тойота" впереди, "Волга" метрах в двухстах за нею, и машину, за рулем которой сидел Клюев, остановил гаишник. Нормальный, можно сказать, гаишник, в меру молодой, в меру красномордый, как и все его коллеги высокомерный и изображающий крайнюю степень беспристрастности и неподкупности.
Он поднял жезл и махнул им, указывая на обочину. Клюев подчинился, гаишник с погонами старшего лейтенанта, при бляхе, кобуре - представился. Фамилия Васильев ничего не говорила путешественникам.
Старлей отошел, еще раз рассматривая номер машины, потом покачал головой.
- Да-а... - неопределенно произнес он.
Реплика эта, в силу своей ложной многозначительности, заставляла водителя транспортного средства мгновенно прикинуть, во сколько тысяч рублей выльется дальнейшее общение со стражем безопасности движения.
Клюев тоже прикинул, но его не устраивало применение к данной ситуации поговорки "время-деньги", то есть, он не хотел обменивать очень нужное сейчас время - "Тойота" уже скрылась за небольшим взгорочком - на деньги, которые в принципе, никогда не бывают лишними.
"Ну, мудак, рожай, - мысленно поторопил он гаишника. -Скажи, что за дорогой ведется скрытое наблюдение, или что с вертолета засекли, как "Волга" зачесала по трассе сто пятьдесят в час на участке с ограничением скорости. Резина новехонькая, масло не каплет, номера не забрызганы. Соображай наконец, мудовище, к чему ты сможешь пристебаться."
- Что же это вы так? - озабоченность, тревога - если не за все человечество, то уж за ту часть, которая перемещается, используя двигатели внутреннего сгорания - читается не челе старшего лейтенанта. - Скрываетесь с места происшествия.
- Не понял, - очень спокойно сказал Клюев. - Что за происшествие?
- Дорожно-транспортное, в каком же вы еще могли участвовать. Сразу за Миллерово. Серая "Волга", ваш номер. Все совпадает. Мне по связи передали.
- Мы не видели никаких ДТП, - сказал Клюев, - тем более, сразу за Миллерово.
- Что же, выходит, я с вами в игры играю? - донельзя официальным тоном спросил старлей.
От будки, облицованной белой блестящей плиткой, к ним неторопливо направлялся еще один гаишник, с погонами старшины. И машинешка, синяя служебная "Волга" под будкой притаилась, словно давая понять - бегать от нас бессмысленно.
"Вот козлы, - тоскливо подумал Клюев, - надолго, кажется, тормознули, надо же такому случиться."
- Чевой-то наши конвойные поотстали, - Ненашев в очередной раз оглянулся. - Кажется, на посту ГАИ их тормознули. Может быть, и мы остановимся? Пора бы уже передохнуть. Однако странно, - он показал рукой вперед, - километра три как от одного поста отъехали, а они опять стоят.
"Они" -это, естественно, гаишники. Только группа показалась Ненашеву странной - какие-то немилицейские прически, чего-то недостает в экипировке, "Мерседес" в сторонке. Конечно, кое-где милиция получает и "Мерсы". Но чтобы здесь, на периферийном участке пусть и важной трассы...
На то, чтобы сообразить: останавливаться ни в коем случае нельзя, у Ненашева ушло секунд пять-шесть, за это время их автомобиль, сбавляя ход, проехал пятьдесят-семьдесят метров, отделяющие его первоначально от группы из трех человек, один из которых поднял полосатый жезл, и сбавил скорость почти до нуля. Группа поплыла мимо, человек с жезлом рысцой подался за останавливающейся машиной - гаишник никогда такого себе не позволил бы.
- Рвите с места! - крикнул Ненашев. - По газам! Это не милиция!
Жена Кондратьева испуганно оглянулась - для того, чтобы посмотреть на Ненашева, но не на преследователей, а они теперь бежали все трое. Первый уже протянул руку к дверце.
- Заблокируйте двери! - приказал Ненашев.
Но, похоже, до Кондратьева чуть раньше дошло, что ситуация, мягко говоря, не совсем обычная. Двигатель приглушенно взрыкнул, и человек в форме цвета маренго стал быстро отходить назад, уменьшаться.
Ненашев оглянулся - лже-менты (теперь он на сто процентов был уверен в том, что к милиции они имеют разве что отдаленное отношение) бежали к своему "Мерседесу".
Надо было принимать решение. На трассе достаточно много машин, сейчас полдень, но этим типам наверняка наплевать на все. То ли с трассы в канаву сковырнут на скорости сто километров в час, то ли... Водитель из Кондратьева по большому счету никакой, финиш будет плачевным.
- Разворачивайтесь! - приказал Ненашев.
Кондратьев не заставил приказывать дважды, повернул, проскочил через разделительную бровку, успел въехать в ряд до того, как налетел огромный, словно танк, "Линкольн".
Находившиеся в "Мерседесе" слишком поздно заметили маневр беглецов, но отреагировали так, как и предполагал Ненашев: в стекле сбоку и в стекле сзади появилось несколько отверстий, от которых разошлись лучами трещины. Перед тем, как упасть на сиденье, Ненашев успел крикнуть:
- Пригнитесь!
На счастье жены Кондратьева, пули прошли в каком-то десятке сантиметров от ее затылка. Только секунд через пять она то ли прислушалась к команде Ненашева, то ли сползла на сиденье, "отключившись" со страха на какое-то время. У этой женщины была явно заторможенная реакция. Ненашев подумал о том, что Кондратьев поступил в высшей степени неосмотрительно и неразумно, взяв с собой жену - такие люди, как она, просто притягивают к себе всякого рода несчастья.
Но больше по ним не стреляли. "Тойота" взлетела на небольшой взгорочек, и сразу стал виден мост, строение поста ГАИ, поселок с левой стороны, серая "Волга" на обочине. Бирюков расхаживал около нее взад и вперед.
- Ага, - сказал Ненашев, - чуяло мое сердце.
Клюев, находившийся в будке ГАИ, увидел "Форд", которой стал спускаться с возвышения.
- Xopoшо, начальник, - сказал он старшему лейтенанту. - Вон возвращаются наши попутчики. Мы сейчас вместе вернемся под Миллерово и осмотрим, какое ДТП там зафиксировано.
- Вы тут будете командовать? - Клюев почувствовал, что за официальным тоном старлея сейчас не стоит ничего, кроме неуверенности.
- Ты хотя бы тридцать раз от пола отожмешься, сынок? - резко приблизив губы к уху гаишника, спросил Клюев.
И в этой ситуации, которую наставления и инструкции называют внештатной, старший лейтенант растерялся. Именно сегодня утром он добросовестно попытался отжаться двадцать пять раз. Не получилось, уже на двадцать третьем разе руки его не смогли разогнуться. Конечно, когда он только начинал служить в ГАИ и не принимал, как теперь, от трехсот до восьмисот грамм водки в день, он мог отжаться и сорок раз. В последнее время он убеждал себя в том, что отжимания от пола - далеко не самая важная вещь в жизни. Ведь он очень неплохо зарабатывал, особенно сейчас, когда появилось столько богатых людей, готовых заплатить две или даже четыре его месячных зарплаты за то, чтобы не потерять на посту ГАИ лишних десяти минут, не говоря уже о водительских правах.
Но сейчас старший лейтенант на несколько секунд, может быть, даже на целых полминуты выпал из привычной среды обитания, тем более, что находился он в помещении один на один с Клюевым, старшина сейчас был рядом с задержанной "Волгой". Конечно, водители, особенно молодые богачи, вели себя очень уверенно, раскованно, но их поведение укладывалось во вполне определенную схему: в восьми случаях из десяти ему говорили с вполне различимым оттенком превосходства в голосе: "Командир, я очень спешу" и сразу же совали деньги. В остальных двух случаях деньги тоже предлагались, но с соблюдением несколько иного ритуала.
А вот про то, сколько он отжимается от пола, его никто не догадался спросить. Конечно, для своих двадцати восьми лет он уже несколько полноват, добрых полпуда прибавил в весе за последнее время, но даже его непосредственное начальство не обращало внимание на этот факт.
- Значит, нет,- именно так, то есть, вообще-то правильно, истолковал его замешательство Клюев. - А у нас в рядовые не брали тех, кто семьдесят раз не мог отжаться.
- Где это у вас? - машинально спросил словно бы находящийся в состоянии транса старлей.
- В спецназе, сынок, - все так же, почти шепотом, произнес Клюев. - Кто приказал нас остановить?
- А чего это я должен перед вами отчитываться? - старший лейтенант на какое-то время вырвался из-под влияния этого то ли гипноза, то ли шантажа.
- Перед инспекцией по личному составу все отчитываются, - многозначительно произнес Клюев.
Старлей почувствовал себя окончательно сбитым с панталыку. Ему русским языком (иным надо сказать, он никогда и не владел - нельзя же считать два-три десятка английских слов, удержавшихся в его памяти со времен средней школы, знанием иностранного языка) приказало по телефону его же начальство: надо обязательно задержать серую "Волгу" с номером тридцать пять-сорок два. Но этот тип, по виду явно не похожий на "лоха", фраера, предъявивший вместе с правами удостоверение агента частного сыскного предприятия, задает весьма странные вопросы. Насчет частного агентства никакой оперативной установки не было.
- Так вот, - продолжал Клюев, - сейчас мы вернемся в Миллерово...
В это время в будочку влетел Ненашев и выдохнул:
- Нас обстреляли. Примерно в трех километрах по трассе отсюда нас попытались остановить переодетые в милицейскую форму преступники. Как расценивать ваше поведение, старший лейтенант? С нами иностранный гражданин, а вы специально задерживаете его сопровождение за несколько минут до того, как на него нападут. Вы заинтересованы в международном скандале?
Ни в чем подобном старший лейтенант не был заинтересован, но он почувствовал, что его, кажется, здорово подставили.
* * *
Понедельник, 13 сентября.
Южнороссийск.
Поляков уже засыпал, когда раздалось курлыканье телефона. Протянув руку, Поляков нащупал трубку, подтянул ее к уху.
- Здравствуй, Володя, - пророкотал сочный мужской голос. - Спишь уже?
- Собираюсь, - ответил Поляков, сразу узнав говорившего. - Здравствуй, Владимир Филимонович. У нас все в порядке. Тебе подарочек показывали уже?
- Показывали. Он оказался слишком даже хорош, ты меня понимаешь?
- Понимаю, я рад, что это так.
- А вот зря ты радуешься. Тот, кто этот подарок для нас с тобой готовил, твой бывший подчиненный, он оказался слишком умным и осведомленным. Просто удивительно осведомленным для Южнороссийска. Надо бы его как следует отблагодарить. Зря ты не позвонил Ивану Васильевичу выразить ему самую горячую признательность, - собеседник коротко хохотнул, но смешок этот происходил явно не из-за веселья или удовлетворения говорившего создавшейся ситуацией.
- Ну, мы сами тут благодарность выражаем, - ответил Поляков и понял, что сон, которому он хотел уж было отдаться со всем удовольствием гедониста, пропал окончательно.