- Вот именно, завладел! - Соня разволновалась настолько, что ее круглое мясистое лицо покрылось пятнами, очевидно, обида в ее сердце все еще была жива. - Муся собирался как раз сделать завещание, когда все это случилось, и - не успел… Он сам говорил, что все это - и дом, и деньги - мое! И Володя может подтвердить… Муся просто не успел! А потом как понаехали эти его племянники из Киева, так и все! И осталась я настоящей круглой сиротой!..
На глаза Софьи Эдуардовны навернулись слезы, и Померанцев испугался, что она сейчас разрыдается и впадет в истерику. Но женщина взяла себя в руки и с горечью закончила:
- Особняк они продали… Какой-то бизнесмен купил… Я в прошлом году туда поехала - просто так, посмотреть, повспоминать… Хотела зайти, взглянуть, что там и как…
- И что?
- Не впустили, - вздохнула Соня. - Какой-то жлоб у наших прежних ворот, даже камеру еще Муся ставил, и - не впустил!..
Женщина примолкла и задумчиво уставилась в окно. В этот момент Валерий даже испытал к ней что-то вроде сочувствия: уж очень непрезентабельно выглядела сейчас Софья Эдуардовна, во всяком случае, куда старше своих паспортных сорока восьми лет.
- Спасибо вам, вы мне очень помогли, - заговорил Померанцев, выждав небольшую паузу. - Знаете, для следствия очень важно иметь реальное представление о личности жертвы… Могу я от вас позвонить?
- Конечно-конечно. - Соня слегка вздрогнула и сделала попытку подняться, но Валерий ее остановил:
- Сидите, Софья Эдуардовна, не стоит хлопотать, просто скажите, где у вас тут аппарат телефонный…
- Ах, ну да, - слегка кокетливо отозвалась Соркина. - У вас же наверняка разговор не для посторонних ушей… - Померанцев с виноватым видом развел руками - мол, что поделаешь, профессия такая. - Телефон у меня в гостиной, дверь прямо напротив кухонной… Может, все-таки выпьете со мной кофейку? У меня и немножко коньячка есть!
- Спасибо, но - увы! Я на службе… Померанцев действительно был на службе, и здесь, в Сониной квартире, у него оставалось еще одно, сугубо служебное дело, о котором Турецкий и понятия не имел… Есть вещи, которые их шефу знать не положено, даже в случае, если он о них знает… Спасибо Грязнову-младшему, с которым Валерий пересекся всего на секунду по дороге к Соркиной…
Валерий, войдя в столь же неприбранную, как кухня, гостиную, сразу же увидел старый, еще дисковый аппарат, стоявший на столе, покрытом синей плюшевой скатертью. Встав спиной к двери, он покрутил несколько раз диск и лишь после этого снял трубку, очень удобную для его целей, если иметь в виду ее устаревший фасон: такие аппараты не выпускаются уже, пожалуй, лет десять… а зря!
Произнося довольно громко заранее заготовленный монолог, изредка замолкая, якобы выслушивая собеседника, Померанцев ловко свинтил панель трубки, прикрывавшую микрофон, и в одно мгновение вставил туда "жучок", полученный от Дениса Грязнова: в "Глории" таких штучек всегда было с запасом - в том числе и в расчете на аналогичные сегодняшней ситуации. Обратный процесс занял у Валерия не больше минуты, после чего наступило время попрощаться с гостеприимной хозяйкой.
Оказавшись на улице, следователь внимательно огляделся, но того, что искал, не увидел… Неужели Агеев опаздывает?
Но в этот момент негромкий автомобильный сигнал послышался откуда-то из-за его спины и, обернувшись, Померанцев обнаружил незнакомую серую "пятерку" самого затрапезного, как и полагается такому старью, вида.
- Ну ты даешь. - Подойдя к машине, Валерий наклонился к слегка опущенному водительскому стеклу. - И где только нарыл это ископаемое?
- Где нарыл, там ты точно не найдешь, - ухмыльнулся Агеев, подмигивая ему. - Между прочим, бегает не хуже твоей… Ну что, все в порядке?
- А то… Можешь приступать!
- Уже приступил… - Агеев быстренько засунул в уши современного вида наушники, тянувшиеся из обыкновенной магнитолы.
- Удачи тебе! - усмехнулся Померанцев.
- Не мне, а нам, - вполне серьезно возразил Филя и, выхватив откуда-то свежий номер "МК", тут же перестал обращать внимание на Валерия, уткнувшись в газету с самым сосредоточенным видом.
Следователь на него ничуть не обиделся и с улыбкой направился к собственной машине. Но, сев за руль, с места тронулся не сразу, задумчиво посидел, перебирая в памяти свой визит к Соне. В ушах Валерия, казалось, все еще звучал слащавый голосок Соркиной: "Мусечка был таким добрым… Мы так любили друг друга!.."
"Интересно, - усмехнулся Померанцев, - хоть одно слово правды я от мадам нынче услышал?… Ай да тетка! Сильна врать… И с фантазией, похоже, у нее тоже все в порядке…"
О причинах, по которым Софья Эдуардовна так старалась навешать ему на уши лапшу, Валерий пока не думал, ибо полагал, что всему свое время: дойдет дело и до причин!
12
Владимир Владимирович Яковлев не относил себя к категории особо впечатлительных людей. Однако, подходя к комплексу печально известных на всю страну зданий на Каширке, ощутил все-таки неприязненный холодок где-то в области солнечного сплетения: в памяти невольно всплыли обрывочные фразы из "Ракового корпуса" Солженицына, который прочел когда-то, еще в советские времена, на одном дыхании…
Деваться, однако, было некуда: именно здесь уже второй месяц, как выяснилось, влачил остатки своего существования необходимый ему человек… Валерий Померанцев, говоря о том, что у Яковлева едва ли не лучшая в столице агентурная сеть, был, в общем-то, не так уж далек от истины. Володе понадобилось не более полутора часов, чтобы отыскать бывшего начальника охраны покойного адвоката Дубко, он же Муся Аркан.
Василий Сергеевич Глазырин, в свое время проходивший срочную службу в Афгане и еще там заполучивший ожидаемую кличку Глаз, лежал на Кашир-ке во втором корпусе, в отдельной четырнадцатой палате. Восемь месяцев назад прооперированный по поводу злокачественной опухоли желудка, на сей раз никакой операции он не ожидал. Как пояснил Володе в телефонном разговоре, предварившем этот визит, заведующий отделением, Глазырин проходил здесь курс лучевой терапии. О прогнозах по поводу больного доктор выразился кратко и емко: "Неблагоприятные".
Против Володиных ожиданий палата, в которой лежал Василий Сергеевич, мрачной совсем не выглядела: чистенькая, очень светлая, с витающим в воздухе едва уловимым запахом хвои. Зато одного взгляда на самого больного, лежавшего на высокой койке изголовьем к окну, Яковлеву хватило, чтобы понять - дни Глаза сочтены… Казалось, желтая, как пергамент, кожа Глазырина натянута прямо на череп - настолько он был худ. Глубоко запавшие глаза выражали крайнюю из возможных для человека степень мрачности.
К высокому ложу Василия Сергеевича чья-то заботливая рука заранее придвинула предназначавшийся для посетителей, тоже выше, чем обычный, стул, на котором и пристроился оперативник после того, как поздоровался с обитателем палаты.
На его приветствие Глазырин не ответил, в удостоверение взглянуть тоже не удосужился. Пристально глядя из-под насупленных кустистых бровей на Яковлева, он криво усмехнулся, продемонстрировав подгнившие желтые зубы:
- Давненько ваш брат-менты меня не беспокоили… Кто ж это по мне так соскучился?
- Получается, я… - развел руками Володя и попытался улыбнуться. Попытка явно не удалась, поскольку усмешка Глазырина сделалась еще кривее.
- А я вот тебя и знать не знаю, и видеть не видел, и, честно сказать, никакого желания на то и другое не имею.
Яковлев сочувственно посмотрел на своего недоброжелательного собеседника:
- Отлично вас, Василий Сергеевич, понимаю. И пришел к вам исключительно в расчете, что и вы нас поймете: дело-то касается вашего бывшего подчиненного, убитого давным-давно неизвестно кем… Молодой парень, Павел Петрович Хвостов… если помните, конечно, такого…
Глазырин при последних словах Володи слегка сощурился, взгляд его обострился и сосредоточился на лице следователя.
- С чем, с чем, - произнес он негромко, - а уж с памятью-то у меня пока что все в порядке… А с чего это вы вдруг про Пашку вспомнили?… Тогда вроде и не сильно интересовались, кто его замочил.
- Следствие тогда вели не мы, - покачал головой Яковлев, - и вы правы, судя по документам, велось оно абы как, спустя рукава… - И, поскольку Глаз молчал, продолжая разглядывать Володю, он продолжил: - Ну а что касается причин, по которым мы к этому делу вернулись… Скрывать не стану: недавно совершено убийство, в котором использован тот же способ и то же оружие, что и в случае с Хвостовым…
- Ага… - насмешливо пробормотал Василий. - Небось шишку какую-нибудь замочили? Как же, тут вы сразу засуетились! А когда Пашку положили, - так, мол, ему, отморозку, и надо?
- Ну зачем вы так? - мягко возразил Яковлев. - Я же сказал, следствие не мы вели… Кстати, тем же ножом и тем же способом до этого был убит и ваш бывший шеф Дубко…
- Знаю… - Глазырин внезапно закашлялся, потом нажал какой-то рычажок, отчего изголовье кровати приподнялось под небольшим углом. Теперь Василий Сергеевич полулежал и разглядывал Володю почти в упор. Потом, видимо приняв какое-то решение, он еле заметно покачал головой и заговорил: - Ладно… Скрывать-то мне от вас нечего, а и было бы чего, бояться мне вас нынче поздно. Вон, Костлявая у порога стоит, ждет не дождется своего часа… - Он помолчал. - Что касаемо Аркана и Пашки Хвоста, пробовал я тогда сам маленько поковыряться, да бросил это дело на полпути…
Яковлев посмотрел на Глазырина вопросительно. Тот его отлично понял и скрывать причину, по которой не довел задуманное до конца, не стал.
- У меня еще с Афгана на Костлявую чутье особое было… Проще сказать, чуял я ее как бы шкурой… Ползешь, к примеру, ночью, тропа как тропа, днем всю округу вроде бы прошуровали, все чисто. И вдруг чую - дальше нельзя… Мужики вроде сперва ржали надо мной, да только ржачка их быстро кончилась после того, как те, что, значит, ноль внимания на мое это чутье, либо - в клочья, напоровшись на растяжку, либо - пулей в затылок из засады… Не-а, Костлявая меня там не ловила, здесь, выходит, ждала, чтоб, значит, наверняка…
Он замолк, видимо утомившись, а может, просто предавшись своим афганским воспоминаниям.
- Что же, и когда вы попытались самостоятельно расследовать причины гибели вашего хозяина, а затем и подчиненного, тоже было это самое чутье?
Глазырин кивнул:
- Оно… А затеял я это дело уже после того, как Пашку замочили. Только и успел, что с ребятами побалакать, хотя дало это мало что… Ну а потом, когда без всякой пользы к Вальке смотался, девке его… Вот тут и почуял. Ну и все…
- Несмотря на то что разговор с этой Валей был безрезультатным? - спросил Яковлев.
- С чего ты взял, что разговор был? - усмехнулся Глазырин. - Не было с ней у меня никакого разговора: Валька его ноги сделала, слиняла, даже на похороны женишка не явилась… Видать, было ей чего бояться, коли свалила в неизвестном направлении, даже мамашке своей не сказала куда… Я б ее, конечно, нашел, но как раз тут и почуял, чем эти поиски лично для меня закончатся…
- Значит, даже матери не сказала? - усомнился Володя.
- Зря сомневаешься. - Глазырин снова закашлялся. - Придется тебе, мент, мне на слово поверить: не знала… Собеседовать я умею… умел то есть… Не то что старуха гнилая, а и дуб здоровенный в те времена у меня из лгуна честнейшим парнем становился, без всяких ваших детекторов вранья… Уж поверь!..
Яковлев поверил.
- А как фамилия этой Валентины была, помните?
- Тут и помнить нечего - Иванова, коих в нашем отечестве, как воробьев нестреляных… А вот что касаемо адреска - нате вам, пожалуйста, глядишь, и доберетесь до девки, в отличие от меня, а там и вытянете из нее, по какой такой причине свалила в свое время… - Он покосился на Володю и поинтересовался: - У тя че, память особенная, что не пишешь за мной?
Володя улыбнулся и, поколебавшись, извлек из внутреннего кармана пиджака свой диктофон.
- Гляди-ка, надо же… Я и не углядел… Ладно, мент, вот тебе адресок, у меня-то с памятью все в порядке… Значит, в Сокольниках это, от метро плюхать на автобусе не меньше получаса, а дальше, значит, улица Вторая Колокольная, дом десять, а квартира двадцать… Или у тебя колеса?
- Если это можно, с вашей точки зрения, назвать "колесами", то да, - усмехнулся Яковлев, выключая диктофон.
Глазырин насмешливо поглядел на оперативника:
- Выходит, как были вы нищетрясами, так и остались… Правду говорят, что у вас в ментовках либо хмыри-взяточники трудятся на свою собственную пузу, либо блаженные… Ты-то у нас кто будешь?
- Я сам по себе, - усмехнулся Яковлев. - А что?
- Значит, блаженный, - с некоторым удовлетворением кивнул Василий. - Ну и дурак… О старости да смерти не думаешь…
- Вы, выходит, думали? - Володя слез со стула.
- А сам не видишь? Думаешь, у меня задарма здесь отдельная палата, лежанка с кнопками и ласковая медсестричка?… Да и доктора всей душой…
- Я об этом вообще как-то не думал, - усмехнулся опер. - И спасибо вам, Василий Сергеевич, за взаимопонимание… Вы мне и вправду помогли!
- Наше вам с кисточкой, - буркнул Глазырин и прикрыл веки.
А Владимир Владимирович, стараясь двигаться как можно бесшумнее, покинул залитую закатным солнцем палату, по каким-то причинам испытывая чувство вины, неизвестно откуда взявшееся. По адресу, который назвал ему бывший начальник Аркановой охраны, он намеревался побывать еще сегодня.
Примерно в это же время Александр Борисович Турецкий в компании со своим другом генералом Грязновым самым тщательным образом изучал второй факс, полученный от Патрика Вутерву-да: первый, впрочем, тоже находился на Сашином столе, за которым они оба пристроились.
- Та-ак. - Вячеслав Иванович вслед за Турецким успел вооружиться ручкой и бумагой. - Значит, давай-ка с самого начала пробежимся по основным моментам, начиная с его капитальца!
- Погоди, Слав… - Саша потер пальцами виски. - Что-то я никак не соображу, какая доля этой охренительной суммы принадлежит лично Леониду Славскому?
- У тебя, я вижу, с математикой по-прежнему нелады, - хохотнул Грязнов. - Чего тут считать-то? Вот, гляди: капитал в соответствии с документами ихними, нарытыми твоим уникальным Патриком, распределяется так же, как и доходы от самой фирмы, к слову сказать, неуклонно растущие. То бишь половина принадлежит действительно
Славскому, сорок процентов супруге и десять ее папаше, как утверждает Вутервуд, и без того мультимиллионеру. Я бы сказал, что даже при этих условиях и наш фигурант тоже мультимиллионер.
- То есть если девятьсот восемьдесят миллионов поделить пополам, получится?…
- Четыреста девяносто, Саня, получится… А?… Лично я и вообразить такую сумму не могу, а ты?
- А для меня она существует как величина отвлеченная, - улыбнулся Турецкий. - Интересна исключительно в применении к нынешней ситуации… Значит, вторая половина, принадлежащая супруге и этому "мульти-пульти", не в счет, я верно понял?
- Верно, - кивнул генерал и вздохнул: - Так ведь не в рублях, а в долларах… Я потому и говорю, что невообразимо…
- Слушай, ты дальше-то можешь посчитать? Наш юрист утверждает, что "Соглашение" может касаться исключительно половины капитала, принадлежащей лично Славскому… Давай, прикидываем дальше!
- Ну давай… Значит, вначале смотрим вариант, при котором все четверо живы-здоровы и получают свои миллионы в равных долях. Это… сейчас… - Вячеслав Иванович замолк не более чем на пару секунд, - по сто двадцать два миллиона с половиной…
Сан Борисыч смотрел на своего друга с нескрываемым восхищением: считать в уме с такой скоростью, деля даже вроде бы простые числа, с его точки зрения, было высшим классом!
- Теперь смотрим нынешний вариант - сумма делится всего-то между двоими. Тут, надеюсь, уж и ты не хуже моего высчитаешь: по двести сорок пять миллионов на нос… Я бы сказал, недурственно! Прямая выгода, но, к несчастью, тоже для обоих… пока.
- Ты все-таки думаешь, что цель приезда Слав-ского - угробить еще и Банникова? - задумчиво поинтересовался Турецкий. - В том смысле - лично поприсутствовать при…
- За такие деньги некоторые родных мать-отца гробили, - вздохнул Вячеслав Иванович. - "Се-лявуха", будь она неладна…
- Неужели, Слав, у нас с тобой в наличии второй на нашей памяти "заказняк" из-за моря?…
- Там, помнится, баба фигурировала, - ответил Грязнов.
- Чем черт не шутит, может, и тут супружница подсуетилась? - Саша пожал плечами. - Понимаешь, если бы заказчиком выступал Славский, вряд ли бы он… В общем, причин, по которым он сюда катит, не вижу… А ты? Ведь первые две операции по уничтожению претендентов на его карман пока что сошли киллеру с рук!
- А я вот эту причину вижу, - возразил Слава.
- Думаешь, бесследно пропавшее для заказчика само "Соглашение"? - кивнул Турецкий. - Согласись, как-то неубедительно… Ну ладно, а что там насчет супруги?
- Отзванивай своему Патрику, пусть займется дамочкой отдельно, слишком мало информации, чтобы что-то думать… Ну разве что, если, как утверждает Банников, насчет дележа дохода от фирмы они со Славским вроде бы тоже договорились…
- Да, тут многое зависит от того, сумеет ли Патрик нарыть информацию о частной жизни супругов… - Александр Борисович согласно кивнул. - Допустим, пара они любящая и дружная, карман общий… Тогда получается, что любой дележ капитала бьет и по карману жены…
- Сам знаешь, в Штатах такое дело - большая редкость, - возразил Слава. - Это мы дураки-простаки, деньги общие, в шкафу в коробке из-под сандалий лежат… Там у них дружба - дружбой, любовь - любовью, а табачок всегда врозь!.. Нет, Сань. Если б речь шла только о капитале - одно дело: этой Джине должно быть практически все равно, как ее супруг распорядится своей частью… А вот что касается дохода по акциям, картина рисуется слегка другая.
- Обрисуй! - потребовал Турецкий.
- Щас… - Генерал Грязнов посмотрел на своего друга снисходительно. - Вот гляди: доход от фирмы по преимуществу не добавляется собственно к капиталу, деньги должны работать, верно? Во! Ну, они у них наверняка и работают, за вычетом какой-нибудь, с их точки зрения, малости, отправляются назад в дело, например, для его расширения. И я не думаю, что как раз тут супруги особо считают, чья часть в деле больше, чья - меньше. Здесь-то как раз, в этой самой точке, все как бы общее. Понял?
- Приблизительно… - пробормотал Саша.
- Большое достижение для тебя, молодец! - не удержался Слава. - Ладно, гляди и слушай дальше… Дальше - появляются еще акционеры. Ну, или даже один акционер…
- Понял! - обрадовался Турецкий. - Ей-богу, Слав, понял!.. Получается, теперь Джина, эта его супруга, вполне может почувствовать себя пострадавшей стороной: во всяком случае, ей придется поневоле считать и слегка сокращать свою долю, а долю мужа присоединять исключительно с согласия третьего акционера - Банникова!