- Я не открою посторонним вашу тайну, если скажу, что речь пойдет о двухстах тысячах долларов?
- О чем? - изумленно протянула Ершова. - Двести тысяч? Я не ослышалась? Откуда они у вас?
- Они не у меня, а у вас, уважаемая, - жестко заявил Штамо. - И переданы вам с моей помощью. То есть, проще говоря, лично мною. Надеюсь, вы не станете отрицать этого факта?
- Какого факта?! Вы что, намекаете на дачу мне взятки?! Вы в своем уме? Дмитрий… как вас там?
- Ах вот что! - усмехнулся Штамо. - Ну что ж, я должен был предвидеть такой поворот судьбы. И, уверяю вас, я его предвидел. Всего хорошего, до скорой встречи. Полагаю, что вы теперь сами будете кровно заинтересованы найти меня, чтобы договориться. Но уже на моих условиях, имейте это в виду!
- Нет, подождите! - решительно возразила Нина Георгиевна. - Вы выдвигаете в мой адрес какие-то абсолютно нелепые, гнусные обвинения, подозреваете меня бог знает в каких преступлениях и машете ручкой? Мол, ищите меня! Да кому вы нужны? Кому вообще нужны ваши идиотские обвинения? Вы где живете? Вы соображаете, что сейчас несете, какую злобную чушь? У вас что, совсем плохо со здоровьем? Так лечитесь, черт возьми! Пока вас насильно не взялись лечить…
- Вы угрожаете, - спокойно констатировал Штамо. - Очень хорошо. Я ожидал от вас такой реакции, госпожа следователь по особо важным делам. Я записал на диктофон вашу взволнованную и прекрасно вас характеризующую с точки зрения э-э… нравственности, точнее, ее полнейшего отсутствия речь. Превосходный образчик трусливой демагогии и наглой лжи. Моим слушателям, смею надеяться, чрезвычайно понравится. Желаю здравствовать!
В трубке послышались короткие гудки.
Нина Георгиевна обомлела. Не то чтобы испугалась, нет, но как она вообще могла совершенно забыть о своей должности, о собственном реноме, о профессиональной выдержке, чтобы позволить себе такие неоправданные эмоции, так глупо сорваться?! А все этот проклятый Валера, будь он неладен!
Смятение ее было столь велико, что из головы в момент выдуло все сладкие мысли и чувства, только что терзавшие воображение. Но что все-таки произошло? Откуда у адвоката этот его тон? Он что, шантажировать ее решил? Но ведь у него же нет, не может быть решительно никаких свидетелей. Двести тысяч… Болван, знал бы он, у кого сейчас эти деньги… Кстати, может, знал бы - так и не пер против танка. Но он полез. А что происходит в таких случаях, а? Танк ведь железный! Как, бывает, гаишники кричат зазевавшимся девкам? "Эй, не лезь под машину! Водитель не трахает, а давит!" Пора бы и этому Штамо научиться понимать столь примитивную истину.
…Поймал такой вот шибко самонадеянный тип Золотую рыбку. "Давай свое желание", - говорит та. "Хочу быть героем!" - отвечает. И оказывается в заснеженном окопе под Сталинградом. В руке граната, а на него наползают два немецких танка…
Вспомнился Нине Георгиевне давнишний анекдот, усмехнулась, и гнев сам собой растворился. Да вот и чайник уже почти весь выкипел, так ему и перегореть недолго. "Внимательнее надо быть", - совсем спокойно укорила она себя. И до конца дня напряженно занималась текущими делами.
Лишь запирая перед уходом сейф, куда спрятала папки со стола, она вспомнила, что ни новый адвокат Гусева - этот Вадим Райский, ни его охранник - Валерий Разин… Валера так и не позвонили сегодня. Странно. Правда, Валера и не обещал звонить сюда, на службу. Но настроение ее почему-то снова стало портиться, как это было после разговора с Штамо. Надо же, привязался, как банный лист к …! А ведь он теперь, возможно, и не отстанет, значит, что же, принимать меры?
Нина Георгиевна не зря считала себя умной женщиной. Она умела правильно оценивать обстановку и вовремя принимать нужные решения. Старалась также не оставлять без внимания и случающиеся изредка проколы, чтобы сделать из них верные выводы на будущее. Научилась за годы следственной работы держать, как говорится, руку на пульсе. Оттого, наверное, и неприятности, которых всегда хватало в правоохранительном ведомстве, ее прежде не задевали. Почти. Но на этот раз и Сережка, родной братец, и его приятель Игорь Брусницын, кажется, за чем-то все-таки не уследили, и вот - первый тревожный симптом.
Размышляя так, она спускалась к выходу, к своему джипу - подарку все того же Сережки, который - прости ему Бог! - имел возможности делать подобные подарки, и думала о вновь возникшей проблеме. Сказать брату? Но тогда возникнет сакраментальный вопрос: "Где деньги, Зин?" Брусницын - тот тогда вообще не слезет, пока всю ее не выпотрошит наизнанку. Манера у него такая сволочная - все только для себя, все ради собственного удовлетворения, а ты - неважно, хочешь не хочешь - заткни свою пасть и молчи. Неистребимая жажда насилия у них в крови - у этих, прошедших Чечню. Может, оттого и тронул душу Валера, что не ощутила она в нем знакомого уже ей зверства обезумевшего от похоти самца.
И тут явилась новая мысль. Нина Георгиевна даже остановилась на лестнице, чтобы не потерять ее. А что? В том варианте, который ей неожиданно пришел в голову, вполне могли совместиться и спасение, и удача. Как он ей ответил-то сегодня ночью? Насчет "функций"? Интересно, что он сам-то при этом имел в виду? Она так и не сумела выяснить, да, впрочем, в тот момент и не до выяснений было. Но он сказал, что у него их, этих "функций", с избытком - именно эту фразу она почему-то хорошо запомнила. А какие еще дополнительные "функции" могут быть у охранника? Ясно же! Избавиться от лишней заботы, от ненужного свидетеля, например, от излишне любопытного или слишком болтливого и тем самым очень опасного сотрудника. Новое время диктует и новые законы, о которых прежде наверняка никто и не слыхивал. А раз имеется острая необходимость, обязательно найдется и подходящий исполнитель.
И, самое главное, Валера тогда будет привязан так крепко, что крепче не придумаешь! А о таком любовнике, не говоря уже - защитнике, настоящем телохранителе, можно только мечтать. Ну вот они - другие бабы - пусть и мечтают, а у нее уже есть! Нет, очень плодотворная идея. А теперь надо немедленно мчаться домой и - ждать, терпеливо ждать звонка. Сегодня она просто обязана выдержать экзамен, который сама только что придумала…
2
Адвокат Штамо, бросив телефонную трубку и поразмыслив о состоявшемся разговоре, подумал, что немного погорячился и раскрыл свои карты раньше времени. Но одновременно пришел и к другому выводу. Судя по реакции Ершовой, вопрос той взятки ею вполне мог не обсуждаться. И это просто проверить.
Вряд ли она пошла бы на такой шаг самостоятельно, она наверняка с кем-то могла предварительно договориться. С кем? А с тем человеком, которого нередко упоминала в разговорах, не называя, однако, фамилии, но прозрачно намекая, что он имеет непосредственное отношение к Генеральной прокуратуре и, следовательно, может повлиять на положительное решение вопроса с Гусевым. Собственно, поэтому и размер взятки не вызвал, помнится, резкого протеста у Гусева - тот ведь знал, что в жизни почем, и понимал, что двести тысяч долларов - не та сумма, ради которой стоит рисковать жизнью. А что в принципе все сводится к тому, было уже ему, заботами Дмитрия Аркадьевича, популярно изложено. Нет, конечно, согласился-то подследственный далеко не сразу. Да и с какой стати ему давать взятку должностному лицу, которое расследует его дело, нагромождая при этом одну небылицу на другую? Гусев не чувствовал себя виноватым, на сотрудничество со следствием категорически не шел, всякую вину свою отрицал и в качестве свидетелей требовал привлечь своих бывших уже теперь партнеров. И, что самое любопытное, в первую очередь господина Брусницына, из-за договора с которым, по мнению Егора Савельевича, и разгорелся весь этот сыр-бор. Но последнее - уже детали, которые могут всплыть в процессе расследования, а могут вообще кануть в бездну. Той же Нине Георгиевне оказалось достаточно намека на это обстоятельство, как она словно бы сменила гнев на милость и тут же предложила подследственному - через его адвоката, разумеется, через Штамо, - новые условия сотрудничества. Она даже готова была изменить меру пресечения для Гусева, выпустив его на волю и ограничившись подпиской о невыезде - то есть осуществить на деле мечту каждого уголовника, который в принципе плевал на всякие подписки. Правда, уверяла Ершова, сама она уже не может решить эту проблему лично, зато знает, кто смог бы это сделать. Но действия подобного рода должны быть оплачены, увы! И назвала сумму, которая в конечном счете и была ею получена от Дмитрия Аркадьевича - из рук в руки.
И вот теперь все старания адвоката остались втуне! Гусев - черт с ним! Не хочет - его проблемы. Но гонорар! Адвокат-то из-за чего должен страдать?! Почему он вынужден отказываться от своих собственных планов?! Нет, это, во-первых, непорядочно, а во-вторых, действительно черт знает что!
Думая теперь о друзьях-соратниках Гусева и достаточно уже зная о конкретном интересе каждого из них, адвокат понимал их главную задачу: чтобы Егор Савельевич сел прочно и надолго. Дмитрий Аркадьевич, будучи все-таки неглупым и достаточно опытным адвокатом, видел, что каждый из них уже отхватил по жирному куску бизнеса Гусева, подобно акулам, безжалостно рвущим на части раненого кита. Но этим их интересы не ограничатся, им теперь требуется весь его бизнес, и они не успокоятся, пока не добьются поставленной цели. Иными словами, не отстанут от своей жертвы, пока обглоданный скелет "гиганта морей" не пойдет ко дну.
Но входит ли в эти их цели еще и взятка? Тут вопрос.
По идее, не должна следователь Ершова стоять на одной позиции с тем же господином Брусницыным или с директором АО "НПЗ - Стандарт" Гридневым. Не говоря уже про уголовника Мамонова. Однако "не должна" - совсем не значит, что "не может", вот в чем дело. А у Ершовой есть, конечно, свои покровители, иначе она бы не вела себя столь нагло и вызывающе. Ну брат родной, который, к слову, занимает далеко не самый важный пост в УВД Юго-Восточного округа. Ну, может, еще какой-нибудь высокопоставленный любовник из Следственного комитета или из той же Генеральной прокуратуры… Все же этого недостаточно, чтобы уверовать в собственную неуязвимость. Значит, есть у следовательши какой-то козырь в рукаве. И было бы неразумно не принимать это обстоятельство во внимание.
Но взятка, взятка! Вызывающе наглая, что называется, по-черному - она не могла предназначаться, образно выражаясь, всем без исключения "участникам банкета" поровну. Либо в процентном отношении, либо вообще лишь для узкого круга. Что для миллионера Гусева двести тысяч! Он, между прочим, сам и обмолвился как-то в этом духе, когда в конце концов принял решение дать взятку. Если б уж эти акулы и стали что-то делить, так, наверное, все состояние, а не ничтожно малую его часть. Значит, можно сделать вывод, что взятку следователь Ершова предназначала в первую очередь себе. Или частично тому, кто, возможно, ей тоже что-то пообещал.
Вот это и есть самый любопытный момент, ибо двести тысяч долларов - это не двести тысяч рублей. И то охотники найдутся. А если, к примеру, Брусницын узнает, что мимо его фонда этаким резвым карьером просквозили двести "зеленых кусков", он не почувствует особой радости. И пусть теперь мадам эта стервозная - был-таки момент в телефонном разговоре, когда она, кажется, всерьез забеспокоилась! - попытается все отрицать. Есть же мамаша господина Гусева, Варвара Николаевна, которая в три приема передавала Дмитрию Аркадьевичу деньги! Она всегда подтвердит. И кому, и сколько, и по чьей просьбе. Записка Егора Савельевича тому прекрасное доказательство. И расписки на ней Дмитрия Аркадьевича - в получении указанных сумм. А теперь и запись телефонного разговора. Для суда это, возможно, и не бог весть какие доказательства, но, скажем, для обманутого партнера других и не потребуется.
Значит, поиграем…
И первым делом позвоним в офис господина Брусницына. Он назначит встречу, не подозревая о ловушке, подстроенной адвокатом, а затем можно будет договориться - между собой, естественно.
Дмитрий Аркадьевич уже твердо решил не паниковать относительно собственных дел, поскольку еще не все карты сданы и партия, по существу, только начинается, снял с аппарата телефонную трубку, нашел в записной книжке номер Благотворительного фонда "Юпитер", набрал его и стал ждать отзыва.
Довольно милый женский голос поинтересовался, кто звонит, кому и по какому поводу. А затем секретарша сказала, что в настоящий момент Игорь Петрович в офисе отсутствует, но он не поехал, как это обычно делает, в Печатники, в свою охранную контору, а удалился по делам, о которых она, секретарша, ничего конкретного сообщить абоненту не может. Но она готова записать просьбу, телефонный номер и передать все это шефу, когда тот позвонит или появится здесь, на Старой Басманной.
Штамо подумал и решил не доверять своей тайны секретарше. Просто назвался и добавил, что, вероятно, он, адвокат, в данный момент нужнее Игорю Петровичу, нежели тот - ему. Секретарша восприняла его слова как шутку, возражать не стала и пообещала все сказанное обязательно передать своему шефу.
Даже не догадывался Дмитрий Аркадьевич, чего он невольно избежал. Ему бы и в голову не могли прийти последствия его беседы с Брусницыным. И теперь, оставаясь в святом неведении, он стал усиленно размышлять над тем, где бы достать недостающую сумму на покрытие расходов по переезду в новое помещение. Он решил не отказываться от удачи, чего бы она ему ни стоила… Черт возьми, как не вовремя захлестнула эта шлея проклятого Гуся! Ну что б ему подождать со своей дурацкой инициативой еще немного! Да и не сам он это придумал, понимал Дмитрий Аркадьевич, подсказали старухе, а та - сыну. Вот так, за всем нужен глаз! Зевнул - и с концами. И тебя уже ловко обвели вокруг пальца…
- Ты не знаешь, чего твоему адвокату от меня вдруг потребовалось? - Брусницын был откровенно недоволен, и это его раздражение отчетливо звучало в интонации не совсем трезвого голоса. - Какого лешего? Да еще в каком тоне! "Я ему, мол, нужней, чем он - мне!" А на хрен он мне сдался?
- Пошли подальше, если он тебе не нужен, - небрежно бросила Ершова, но голос ее предательски дрогнул, и хитрый Брус мгновенно усек это.
- Он мне не нужен, но все же интересно, зачем он звонил? Если Штамо недоволен решением Гуся отказаться от его услуг, пусть конкретно к клиенту и обращается. Или, может, ты успела ему намекнуть о моей роли в этой игре?
- Да побойся Бога, мне-то зачем? Что я, враг себе?
- Бог-то Бог, да сам не будь плох… Тебе, спрашиваешь, зачем? А вдруг у тебя свой интерес наклюнулся, о котором мне ничего не известно? Может, ты как-то по-своему решила повернуть дело? Откуда я знаю? Вот приеду сейчас, подержу тебя в руках, как я это умею, ты знаешь, и ты тогда сама мне все доходчиво объяснишь, а? Не хочешь? - И он захохотал, удовлетворенный своей "шуткой". - Он намекал на свои изощренные сексуальные забавы с Ниной, довольно отвратительные, между прочим. Но она их почему-то терпела.
Не желая продолжения неприятной темы, она решила подбросить такое соображение, которое никак не могло вызвать у Брусницына сочувствия:
- Не уверена, но полагаю, что его не устраивает новый расклад в защите, при котором он практически полностью лишается своего гонорара. Не знаю, о какой сумме они договорились, но думаю - немалой. Вот тебе и объяснение. И я бы, на твоем месте, гнала его в шею.
- Про мое место я знаю без тебя, - грубо оборвал Брус. - Не твои заботы! И прогнать его, если захочу, всегда успею. Но я здесь при чем? Не я Гусю адвокатов выбираю! А этому твоему болтуну ловчей, значит, работать надо было, чтоб не попасть впросак…
- Я здесь тоже ни при чем. Почему он мой? Вы сами его нашли? Сами! Я к этому отношения не имею! И не хочу иметь! Ты прекрасно знаешь, чем это пахнет для следователя!
- Так это ж тебе пахнет, а не мне! - захохотал Брусницын. - Нет, он что-то другое знает, то, что мне неизвестно. Ну ладно, не желаешь, значит, чтоб я тебя навестил? И не надо, у меня сейчас других, куда более интересных дел до едрени фени! А ты не обижайся, ты - баба ничего, тебя еще вполне можно! Найдешь себе какого-нибудь… Может, тебе прислать кого? Ты не стесняйся, говори. Завтра его приму, - добавил Брусницын без перехода. - Но ты не расслабляйся! Что-то, смотрю, снова наши дела наперекосяк пошли! Один у меня исчез. Я - про Вована… Техник мой, блин, тоже будто испарился! В чем дело?! - Он уже почти рычал. - Погоди, вот я со всех вас строго спрошу! Мух, понимаешь, ноздрей давите, вместо того чтобы самоотверженно пахать! Пахари, мать вашу!.. - рявкнул он под конец.
Отключился. И Нину Георгиевну словно пробил озноб. Послать бы их всех, да теперь уже невозможно… Мало того что Сережка, похоже, по уши увяз в делах этого Игоря, так еще и сам Брус охамел до последней степени. Он уже вообще не принимает никаких возражений, ссылаясь на свои прямые контакты на уровне заместителя министра внутренних дел. И ведь не врет, что самое печальное, так оно и есть на самом деле. И слово его, получается, теперь закон. Нет, когда без откровенного хамства и с соответствующим гонораром, то и вопросы не возникают. Но когда вот так - немедленно вынь да положь! - действительно возникает ощущение полнейшего беспредела.
"Завтра его приму!" - ишь ты, напугал! А он же ведь и примет… И, что весьма неприятно, выслушает… И как он после этого поступит, один Бог знает. Нет, нельзя, чтобы адвокат посетил кабинет Бруса, категорически нельзя. А выход в данной ситуации имеется только один.
- Господи, - прошептала она - совсем спятила! - сделай так, чтобы он позвонил!..
И, словно в ответ на молитву, раздался телефонный звонок.
Нина Георгиевна с десяток секунд раздумывала и - подняла трубку.
- Ну чего у тебя там? - раздался веселый голос. И такой знакомый! - Чего трубку не берешь? Слушай, я тебя, часом, не из ванной достал?
- Вот именно, - облегченно вздохнула Нина. - Почему так долго? Ты когда обещал?
- Я-а-а? Я вообще ничего не обещал! Или… погоди, неужели забыл? Это непростительно! Готов немедленно принести извинения. А ты-то готова?
- К чему? - Ей захотелось пококетничать, но не так сильно, чтобы отбить у него желание мчаться к ней немедленно. - Он все забывает, а я что же? Должна, как Золушка, сидеть у камелька в ожидании чуда? Хитер больно! Ты где?
- Возле твоего подъезда. Какие-то люди непонятные… Сейчас подойду, посмотреть еще хочу, не тобой ли интересуются?
- Господи, что ты плетешь? Какие люди? Я тут при чем?
- Вот и я хочу узнать - при чем? Ты ж мне все-таки не чужой человек. Отчасти даже близкий. Ну в том смысле, что иной раз ближе и не бывает.
- Валера, тебе не кажется, что ты наглеешь? - Она сказала эту фразу таким страстным тоном, будто демонстрировала, что готова отдаться сию минуту и не может понять, почему этого до сих пор не произошло. А сама перевесилась через подоконник спальни и стала внимательно оглядывать двор - где же он мог быть? Откуда звонит? И о каких непонятных людях идет речь? Но во дворе в этот сумеречный час было пусто, если, конечно, не считать детишек и старух в садике - напротив стоянки машин. Но назвать их "непонятными людьми" - чистый абсурд. Или он просто разыгрывает ее? Шутки у него такие? Очень неуместные, надо сказать, особенно сейчас.