- Эх, найти бы компромат на этого Бруса, - многозначительно заметил Грязнов-старший, - тогда, хлопчики, мы смогли бы взять его за жопу. Явиться к нему на дачу, произвести обыск. Найти, наконец, Ленку, если она еще жива… Представьте, пойду я к министру, скажу: он, то есть Брус, похитил человека. А тот спросит: где доказательства? Да так, мол, один охранник рассказывает. И что мне ответит министр? Сказать или сами догадаетесь? Вот то-то!
- А если спровоцировать? - предложил Филипп.
- Найдите возможность, - устало ответил Вячеслав Иванович. - Что-то у нас сегодня никак не складывается хваленый мозговой штурм. Нет свежей идеи…
- Ее и не будет, пока они бедного Гуся не прикончат, - сердито сказал Филипп.
- А вот это - идея, - спокойно заметил Турецкий, и все немедленно уставились на него. - Его надо перевести из Бутырок в Матросскую Тишину. Как, Слава, сумеем?
- Это мог бы сделать Костя. Но… Ты же сам только что сказал о его отношении…
- Попробую уговорить еще раз… - Александр Борисович вздохнул. - А что у нас совершенно не телится Вадик Райский? Мы можем уломать его поработать на два фронта?
- Думаю, что способен на это лишь Юра Гордеев, - сказал Денис. - Вот если он сам объяснит Вадиму Андреевичу, чего от него ждет правосудие, разве тогда.
- А как Юра? Я не был у него несколько дней.
- Как, дядь Сань? Два ребра все-таки сломаны. А остальное в порядке. Перевели в отдельную палату, охраняем по-прежнему. Ходит, но с трудом. Так что на всю катушку задействовать мы его не сможем, только в качестве консультанта. И на том спасибо. Ну пусть он хоть с Вадимом этим потихоньку поработает.
- Завтра его ждет у себя мадам Ершова, - вставил Филипп. - И меня приглашала вместе с ним. Как его "личку". - И "скромно" потупил взгляд: - А может, не только для этого.
- Ох и весело тут у вас… - пробормотал Вячеслав Иванович, переждав волну нового смеха. - А время позднее. Давайте разъезжаться, хлопцы, устал я. Райского возьмите под самый жесткий контроль. Чтобы не воображал, будто он без нас что-то стоит.
Глава седьмая
Захват
1
Имея на руках ксерокопию заявления Гусева в Генеральную прокуратуру, Турецкий решил не дергать Меркулова раньше времени. Он уже продумал для себя один решающий ход и не хотел выглядеть в глазах Кости ни шантажистом, ни провокатором. А такой мотив Костя мог углядеть.
Ход этот, между прочим, был стар как мир - пресса! Вынужденное обращение российского гражданина, стараниями бывших партнеров упрятанного за решетку и ограбленного ими же, к широкой общественности. Бродят же вокруг здания Государственной думы оголтелые мальцы с флагами и транспарантами, требующие себе неизвестно чего? Им, значит, можно? А тут речь о прямом грабеже! О защите человеческого достоинства, больше - самой жизни!
Оно, конечно, понятно, как Костя отреагирует. Какие слова скажет и какие уничижительные термины употребит. Но зарубка в мозгу у него останется. Сам факт того, что в этой грязной истории принимает непосредственное участие ответственный сотрудник Генеральной прокуратуры, чести конторе не прибавит. Это генеральному, похоже, все до лампочки, а Меркулов, как один из старейших работников прокуратуры, все же радеет о репутации "родного предприятия". И не захочет скверной славы, которой и так уже хватает…
Но, конечно, даже к такому умному и тонкому человеку, как Меркулов, не придешь и не скажешь: "Костя, подследственного хотят убить", не имея убедительных фактов. И если у тебя не найдется что показать, просто пошлет "работать". Его коронная фраза: "Не мешай, иди работай!" - давно уже стала притчей во языцех. Значит, вопрос в том, где взять эти факты…
Вырванная из контекста фраза Ершовой о радикальном решении проблемы - еще не факт. К делу не пришьешь. Стоп! Зато заявление Гусева о том, что он опасается за свою жизнь… по тем-то причинам… пришить вполне можно. И даже нужно. Вот тогда и сработает угроза обращения к прессе. Человека, мол, убивают на ваших глазах, а вы, господа прокурорские, ни мычите ни телитесь!
Человека, о котором известно, что у него масса недоброжелателей, желающих его убить и уже готовых вот-вот осуществить свои черные замыслы, никто пальцем не тронет. И прежде всего из боязни немедленно занять его место на нарах.
Значит, надо иметь на руках и второе заявление Гусева в Генеральную прокуратуру. Мол, опасаясь за свою жизнь и в связи с тем-то и тем-то, прошу перевести меня в другое место заключения, где мне была бы обеспечена безопасность. Ну и обещаю ничего не скрывать от следствия и так далее.
Так, Вадик, где ты?
Турецкий нашел в "записной книжке" своего мобильника номер Филиппа Агеева. Филя откликнулся сразу.
- Ты где сейчас?
- Сан Борисыч? - узнал Филипп. - Отъезжаем от Таганки.
- Ты за рулем? Райский с тобой?
- Естественно.
- Притормози и послушай меня внимательно, а потом, пока будете ехать в Следственный комитет, популярно растолкуешь все своему пассажиру… Итак, что вы должны сделать сегодня в первую очередь…
Дав подробные указания, Александр Борисович отключил мобильник и набрал внутренний номер приемной генерального прокурора.
- Зиночка, это я тебя с утра волную, - шутливо начал он.
- Ах, Александр Борисович, - томно ответила секретарша генерального, - вы меня всегда волнуете. Правда!
- Разве я не вижу? - почти пропел Турецкий. - Но я теряюсь, когда вижу твои глаза… Послушай, Зиночка, у меня неотложных дел к Самому сейчас нет, но есть парочка его заданий. И по одному из них, по делу Гиневича, я сейчас отъеду, надо кое-что уточнить на месте. На контроле ж, сама понимаешь.
- Я все понимаю, Александр Борисович, - грустно ответила секретарша. - Вы постоянно куда-то спешите…
- Ага, как говорит один мой приятель, и все - мимо, да?
- Примерно. - Она уже улыбалась.
- Так ты будешь иметь в виду, если что. Номер мобилы тебе известен. Я - на связи. До встречи!
"Ну почему я обязан ухаживать за всеми секретаршами этой конторы?! - сердито подумал Турецкий. - Что у них за мания - непременно затащить меня…" Он не назвал слова "постель", которое и так подразумевалось. Жизнь такая, что поделаешь. Как-то Ирка заметила по поводу всех этих его "служебных сложностей", что он представляет собой почти идеальную модель современного мужа. Все есть, кроме… вот этих бесконечных разговоров, которые - пусть он даже и не пробует врать! - имеют под собой реальную основу. И он тогда сделал для себя вывод, что понятие хороший муж или плохой определяется лишь одним фактором - объемом информации. Ира хохотала, вспомнив расхожую фразу о том, что меньше знаешь - крепче спишь. "Лучше, - поправил ее Турецкий. - А в общем-то, и чаще…"
Никаким Гиневичем, бывшим заместителем одного сибирского губернатора, тоже, кстати, бывшего, заниматься Александр Борисович не собирался. Поскольку никак не мог врубиться, почему генеральный должен держать давно забытые губернские растраты на своем контроле. Вопрос-то был изначально ясен, словом, хрен с ним. Свободное время необходимо было Александру Борисовичу, хотя бы немного свободного времени, вот в чем дело.
Он раскрыл справочник и отыскал в нем адрес АО "НПЗ - Стандарт", затем уже по телефону узнал, где находится головной офис данного предприятия, а также номера его руководства. Позвонил в офис и выяснил, когда генеральный директор - господин Гриднев Олег Михайлович - будет у себя. Представился помощником министра финансов Савеловым, есть там такой. Мужской голос объяснил, что шеф должен прибыть с минуты на минуту, и спросил, что передать? Турецкий ответил, что сейчас сам подъедет для конфиденциальной беседы, пусть Олег Михайлович обязательно дождется его.
И уже через час - ехать все-таки пришлось на окраину Москвы - Александр Борисович, сопровождаемый заискивающе улыбающимся помощником генерального директора, входил в просторный кабинет.
Гриднев вышел навстречу с протянутой для пожатия рукой. Мешки под глазами, настороженный взгляд… Видать, не просто денежки достаются, подумал Турецкий.
Он дождался, пока помощник покинул кабинет, сел, достал из кармана свое удостоверение помощника генпрокурора и аккуратно поставил его перед Гридневым на столе. Тот сперва прочитал, нагнувшись к столу, потом осторожно взял "корочки" в руки, прочитал еще раз и взглянул на гостя с искренним недоумением.
Александр Борисович небрежно прижал палец к губам и спросил:
- Мы можем с вами, Олег Михайлович, поговорить спокойно? - два последних слова он выделил интонационно.
Тот машинально оглянулся, потом скосил глаза на дверь и поднялся, призывно махнув пальцами.
- Давайте, если желаете, пройдем сюда, здесь имеется небольшая комната для отдыха, где нам уж точно никто не помешает.
Турецкий спрятал свое удостоверение, поднялся и проследовал за Гридневым в противоположную от входа сторону, в небольшую комнату с одним окном, диваном, столом и баром. Небогатое, прямо скажем, жилье, подумал он. А может, запросы такие? Большего просто человеку не нужно? Зачем ему, скажем, бордель, обшитый красным деревом, и унитазы из малахита, когда от проблем башка уже не варит? Физиономисту Турецкому, хотя он и не считал себя таковым, понравился этот Гриднев, с его простым, не очень выразительным лицом, с усталыми глазами и несколько заторможенными движениями, выдающими человека много работающего и экономящего силы.
- Чай, кофе? - спросил хозяин, включая далеко не новый "филипс".
- А холодненькой минералки нет? - сказал Турецкий, садясь на край дивана и оставляя, таким образом, хозяину выбор - сесть на другой конец дивана, то есть рядом, либо придвинуть от окна к столу единственный стул.
- Есть, - словно обрадовался хозяин, что его избавили от лишних забот. Выключил чайник, который даже не начал шуметь, и достал из бара бутылку "боржоми". Подвинул гостю стакан, открывалку - мол, наливай сам, и сел на стул у окна, облокотившись о подоконник. Запыленный, между прочим, отметил Александр Борисович.
"Почему здесь такая атмосфера? - задался вопросом Турецкий. - Неухоженность, в конце концов, черт с ней, может, таков стиль жизни хозяина. Скромность - почти из этой же категории. Равнодушие? Или ожидание чего-то? А чего? Предприятие весьма успешное, налоги платит исправно, бензин нынче - одна из самых доходных статей. Недаром же все, без исключения, нефтяные компании возводят бензозаправочные станции на каждом пустыре! Да их уже в городе больше наверняка, чем нужды в них, а все строят и строят. Если бы не приносили сумасшедший доход, кто бы ими занимался?.. А "Стандарт" - одно из мощных московских перерабатывающих предприятий. И вот такая, мягко говоря, не впечатляющая, грустноватая картина…
Турецкий медленно выпил стакан ледяного "боржоми", не торопясь задавать первый вопрос. Гриднев терпеливо ожидал, искоса поглядывая за окно, будто решительно ничем не интересовался в данную минуту. Либо нервы крепкие, либо все давно уже послал к черту.
- Вы не догадываетесь, Олег Михайлович, зачем я приехал к вам?
Тот, не обернувшись, пожал плечами, давая возможность гостю высказаться дальше.
- Вам имя Егора Савельевича ни о чем не говорит?
- Значит, это вы курируете его дело? - сухо спросил Гриднев. - Я так и понял.
- Допустим, я.
- Вызывайте меня в свой кабинет для официальной дачи показаний. Здесь я вам ни слова больше не скажу.
- Любопытно, - хмыкнул Турецкий. - А если я не имею вообще никакого отношения к кураторству? Если я просто пытаюсь разобраться в сути этой проблемы по настоятельной просьбе… ну, неважно кого, тогда как?
- Извините, но я вам не верю.
- Логично. А Егору Савельевичу поверили бы?
- Каким образом он сможет подтвердить, что вы… что я… А, - он махнул рукой, - ему бы поверил.
- Прекрасно. - Александр Борисович достал мобильник и вызвал Агеева. - Филипп, вы сейчас где?
- Я - в машине, адвокат - наверху. Мадам изволили сказать, что в ее кабинете никакая опасность Райскому не угрожает, а меня попросили заглянуть попозже, ближе к ночи, прямо на Кутузовский, поскольку номер квартиры я уже знаю.
- Хорошо, - улыбнулся Турецкий. - Ваши дальнейшие планы?
- Прямо от нее на Новослободскую улицу, в Бутырку. Надеемся сегодня иметь свидание с подзащитным.
- Значит, слушай меня внимательно. Пусть Вадим - тебя же снова никуда не пустят - передаст Егору Савельевичу следующее. Его заявление, о котором мы вчера, точней, сегодня ночью говорили, находится у меня, здесь, в кармане. - Турецкий для убедительности похлопал себя по левой стороне груди. - Растолкуй это Вадиму, чтобы он правильно смог объяснить ему почему. Далее, постарайтесь получить от него новое заявление, о котором мы тоже толковали уже, помнишь?
- О переводе?
- Так точно, - снова улыбнулся Турецкий. - Не забудьте сказать, почему делом занимается Вадим, а не Юра и что они с ним сделали. Наконец, последнее. Пусть он черкнет два слова обо мне своему знакомому Олегу Михайловичу Гридневу, у которого я сейчас нахожусь на НПЗ, понял? Товарищ опасается подвоха. И правильно, между прочим, опасается, осторожность никому не повредит. Закончите, жду звонка.
Турецкий отключился и посмотрел на Гриднева, который внимательно прислушивался к его телефонному разговору.
- Вы что-то сказали о заявлении Егора… Александр Борисович? - вспомнил тот имя-отчество гостя без подсказки.
Турецкий достал из кармана лист ксерокса, развернул и припечатал его ладонью на столе.
- Это - копия, естественно, оригинал в папке генерального прокурора. Можете посмотреть.
Гриднев стал читать. И вдруг кровь прихлынула к его лицу. Он нахмурился, попытался откашляться, но из горла вырвался лишь хрип. Александр Борисович с тревогой взглянул на него. Но тот вытащил из кармана носовой платок, не разворачивая его, промокнул лоб, вытер шею и положил на стол рядом.
- Ну что я могу сказать по этому поводу? - Гриднев опять уставился в окно. Турецкий заметил, что директор избегал глядеть ему в глаза. - Тут и обо мне… Да-а, запутался он, бедняга… А вы желаете, чтоб я объяснил или стал оправдываться?
- Мне оправдания не нужны. Мне бы - правду, Олег Михайлович.
- А вы еще про какое-то заявление… не следственная тайна?
- Если нам удастся найти общий язык, обещаю ничего не утаивать. Но если в двух словах… У нас появились некоторые, скажем так - агентурные, данные, что Гусеву угрожает физическая расправа, вы понимаете, о чем я. Так вот, его заявление необходимо для обеспечения его же безопасности. Его третий уже адвокат - второму подстроили автокатастрофу, и он находится в больнице - сейчас на приеме у следователя Ершовой, имя которой здесь, - Турецкий ткнул пальцем в лист бумаги, - тоже упомянуто. Он должен сегодня же встретиться с подзащитным и заодно получить подтверждение того, о чем вы только что просили.
- Простите, но ведь адвоката Егору наняли… ну, все мы, не я один. Точнее, не моя была идея, хотя я поддержал. Что с ним?
- Вы не в курсе? Странно… Он повел себя как последний мерзавец. Либо строго выполнял данное ему задание. Короче, узнав о его откровенном двурушничестве, Гусев официально отказался от его услуг - вы уже прочитали. - Турецкий снова показал пальцем на заявление. - Адвокат стал качать права перед своими заказчиками и… был вчера убит. Тело пока, правда, не обнаружено, но это дело времени. Заказчик установлен.
- Кто? - выпалил Гриднев.
- А вот это уже следственная тайна, Олег Михайлович, - усмехнулся Турецкий. - Но можете быть уверены, вас мы не подозреваем. Поэтому я здесь. Ну что, подождем слова Гусева?
- Я думаю, не стоит ничего ждать, - решительно сказал Гриднев. - Будете спрашивать или записывать?
- Вы не совсем точно сформулировали свой вопрос, Олег Михайлович, - добродушным тоном сказал Турецкий. - И спрашивать буду, и записывать - с вашего согласия - на этот диктофон. - Он вынул миниатюрный японский диктофон, который работал с момента появления Александра Борисовича в директорском кабинете. Но Турецкий сделал вид, что включает его, и сказал, приблизив губы к микрофону: - Показания по делу Гусева дает генеральный директор акционерного общества "НПЗ - Стандарт" Гриднев. Прошу, Олег Михайлович, сначала я предоставляю вам возможность самому рассказать обо всем, что вам известно относительно названного дела, а после мы перейдем к уточнениям деталей. Вы не возражаете?
Гриднев отрицательно покачал головой. Турецкий засмеялся:
- Олег Михайлович, эта чувствительная японская техника, к сожалению, еще не дошла до того, чтобы фиксировать жесты собеседников. Поэтому словами, пожалуйста.
Но директор даже не улыбнулся. Он был напряжен.
- Я согласен дать свои показания.
- Очень хорошо, прошу…
Вернувшись на Большую Дмитровку, Александр Борисович "отметился" у Зиночки и засел в своем кабинете в ожидании новых известий. По пути он заскочил к Денису на Неглинную и отдал ему кассету для расшифровки магнитофонной записи и распечатки текста - у Дениса в одной "хитрой конторе" были знакомые девушки-специалистки, занимавшиеся именно этими делами и умевшие держать свои острые язычки за зубами.
Позвонил Филя и сообщил, что разрешение на свидание получено, что Гусеву Вадим сумел все правильно и, главное, быстро объяснить, и тот согласился принять его в качестве своего нового адвоката, подписал новое соглашение. Ну посетовал по поводу драматических событий последних дней - тут и исчезновение Лены, и беда с Гордеевым, и вероятное убийство Штамо. Заметил только, что петля затягивается. Вадим тогда и показал, какое Гусев должен написать заявление, чтобы избежать трагического финала. Не забыл и о просьбе Турецкого. Гусев подумал и ответил, что Олег оказался по отношению к нему порядочной сволочью, но он все же продолжает верить ему и просит, хотя бы в порядке исключения, сказать следователю всю правду. Иначе он, Егор, проклянет его, правда, скорее всего, уже с того света, поскольку дело к тому и идет.
Турецкий, слушая Филю, улыбался, ибо надобность в поддержке Гусева для него уже отпала. Гриднев ничего не стал скрывать, на вопросы отвечал четко и обстоятельно. Но все равно, записка пригодится - на будущее. Это - хорошая рекомендация.
Потом позвонил Щербак и доложил, что в офис Брусницына в Печатниках прибыл известный в криминальных кругах авторитет Мамон Каширский - Григорий Семенович Мамонов. Замени три буквы - и получится полный тезка кровавого атамана Семенова. Хотя менять ничего и не надо - оба бандиты. Просто того расстреляли, как уголовника, еще в сорок пятом или сорок шестом, а нынешний спокойно гоняет на крутых иномарках с милицейскими номерами, рвется в Московскую думу. И имеет в приятелях бывшего полковника внутренних войск, основавшего на добытые им, Мамоном, деньги - с помощью рэкета добытые! - Благотворительный милицейский фонд. Турецкий приказал глаз теперь с Мамона не спускать.
Много интересного наговорил на пленку Олег Гриднев, которому, как понял Турецкий, все давно осточертело и который устал бояться чьих-то бесконечных угроз.