Нелепая двусмысленная ситуация: она как бы делилась своим горем и в то же время, он готов был поклясться, она кадрила его! Почему?
- Не помню… Я так обалдела, что даже не запомнила слов. Просила потом повторить, он не захотел, сказал, что это можно говорить один раз в жизни. Но в каких-то нескольких фразах он тогда смог объяснить, что он международный гроссмейстер, что у него ужасно блестящие перспективы, что он меня до безумия любит и что всю жизнь будет носить на руках. У него были такие глаза! Короче, я посмотрела на него и согласилась выйти за него замуж. Потом однажды он признался Станиславу, я случайно услышала, что я - его самая блистательная победа… - Она тяжко вздохнула и потянулась за сигаретами, Гордеев щелкнул ее зажигалкой. С минуту она молча курила, порывисто выплевывая дым. - Мы, конечно, нечасто могли побыть вдвоем. У меня постоянные съемки, у него соревнования, подготовки к соревнованиям. Потом родился Егорка… он сейчас у мамы… и Богдан вообще не мог работать дома, шум его отвлекал, плач… А за день до смерти он сказал, что переночует в гостинице, потому что ему нужно сосредоточиться. Он и раньше так делал, специально потребовал, чтобы у него был свой номер, там отсиживался после партии, приходил туда готовиться перед игрой. А у меня как раз тогда был свободный вечер, я думала, мы сходим куда-нибудь поужинать, но этот ужасный матч отбирал у него все силы.
- Он переживал поражения? - спросил Гордеев. К нему практически вернулась способность соображать, он не то чтобы больше совсем на нее не смотрел, но сосредоточился на нитке каких-то плоских черных камней вокруг ее шеи. - Может, был подавлен?
- Нет, что вы! Богдан - никогда! Он был уверен, что надерет задницу этому компьютеру. он так и сказал. За день до смерти… - она закусила губу и потянулась за новой сигаретой.
- А о том, что компьютер играет не совсем честно, что пытается оказывать на него некое давление, он не говорил?
- Говорил. Но, по-моему, в шутку. Может быть, Станиславу тоже говорил, Стас у него самый близкий друг. Был. Я даже ревновала вначале: Богдан с ним по нескольку раз на день перезванивался, мог у него дома целое воскресенье просидеть…
- Эй, заговорщики, чай будет наконец? - на кухню заглянул Норинский и, видя, что все уже на подносе, подхватил его и поволок в комнату. - Пошли-пошли, а то мы там, значит, от жажды изнываем, а вы тут, значит, шепчетесь.
Валерия сломала в пепельнице сигарету и, вздохнув, поплелась за Норинским. Гордееву показалось, что она еще что-то хотела ему сказать. Не решилась? Или времени не хватило?
Вкуса чая за вкусом рома не чувствовалось совершенно. С таким количеством алкоголя и азербайджанский третий сорт был бы хорош, но Валерия и Станислав хлебали с удовольствием, дружно закуривая двадцатипятиградусный как минимум напиток.
- Мы тут с Евгенией добрались до проблемы: были ли у Богдана враги? - усмехнувшись, заметил Норинский. - И я, как ни пыжился, не смог никого вспомнить. А ты, Лера? Приходит чего-нибудь в голову?
- Враги? - непонимающе переспросила Гончарова. - Нет, мне кажется. Но какая разница? Вы что же думаете, что его самоубийство мог кто-то подстроить? Или что его вообще убили? А как же следствие? Нет. - Она решительно замотала головой так, что волосы рассыпались по груди и плечам, накрыв чашку. Норинский бросился помогать, собрал волосы сзади в пучок, закрутил большим узлом на затылке:
- Нормально?
Она кивнула, брезгливо отставила чашку и больше к ней не притронулась.
- Врагов у Богдана не было. Соперники были. В шахматах, конечно. Тот же Мельник. Богдан проиграл ему в Дубае полгода назад. И Осетров… ну, не знаю, Климук, Бэй, Бойков… Но их же нельзя назвать врагами, и вообще, это каким же надо быть психом, чтобы убивать из-за каких-то шахмат?!
- Я так понимаю, что весь этот ваш сыр-бор связан с тем, что Богдан не оставил предсмертной записки. Если бы он написал и объяснил, зачем это делает, то и вопросов бы никаких не было, так? - спросил Станислав. - А это, я вас уверяю, нормально. Богдан, само собой, был человеком организованным, но формалистом он не был и голову всякими там завещаниями и предсмертными записками себе не забивал. Или в шахматной федерации начинается какая-то грызня, на кого-то это хотят повесить?
- Нет никакой грызни, - с максимальной убежденностью возразила Брусникина. - Но есть два немотивированных самоубийства двух примерно одновозрастных гроссмейстеров, которые тренировались и выступали в соревнованиях по схожим программам и графикам…
- Юрий, - перебила ее Гончарова, видимо, пропустившая мимо ушей последние минут пять разговора, - а почему вы спросили меня о нечестной игре компьютера? Все у меня спрашивают про компьютер.
- Кто - все? - уточнил Гордеев.
- Все! Стас, расскажи им, там же все как будто было нормально?
- Все было путем, - недовольно отозвался Норинский. И, предваряя естественный вопрос, откуда такая уверенность, пояснил: - Я исполнительный директор приличной инвестиционной компании и фактически с моей подачи наша фирма вложила кое-какие деньги в этот проект. - И, разом пресекая новые вопросы, отрезал: - Только не надо искать какую-то мутную связь между этими деньгами и гибелью Богдана! Богдан рассказал мне об этом чуть больше года назад, когда еще и не подозревал, что будет сам играть против этого компьютера. Сказал, что задумка там сильная и, может, есть смысл поучаствовать в финансировании. Понятное дело, мы все проверили, прикинули, посчитали, мы как раз специализируемся больше на вложениях в высокие технологии, и решили, что вполне перспективный проект. И он бы начал приносит дивиденды, если бы… Короче, не только семья Богдана осталась без призовых, я тоже в какой-то степени пострадал. Все пострадали. Когда оргкомитет уговорил Мельника продолжить матч, ему фактически обломилась большая часть призового фонда, причем размер выплаты уже не зависел от результата. Но точно зависел от того, будет ли матч закончен. А теперь и эти деньги зависли. Еще какие-нибудь вопросы есть?
- Нет, спасибо, что согласились поговорить. - Брусникина поднялась с дивана.
Норинский пошел проводить их до двери.
- Вы кончали бы людей доставать, - вполголоса посоветовал он. - Все, что могли, мы вам рассказали. Но если, не дай бог, вас опять напрягут обходить всех знакомых погибших, звоните мне. А Леру оставьте в покое.
6
- Пойдемте, что ли, куда-нибудь поедим? - предложил Гордеев, когда они вышли из подъезда. - У меня от этого рома с чаем ужасно шумит в голове и аппетит проснулся просто зверский.
- Насчет аппетита - аналогично. Пойдемте, тут поблизости есть вполне приличное кафе. А в голове у вас шумит от бездонных глаз и россыпи златых кудрей несравненной Валерии. "Проходите, пожалуйста, Юрий…" - Брусникина очень похоже воспроизвела интонации Гончаровой. - Запала она на вас, как выразился бы Норинский. Признавайтесь, что она вам нашептала?
- Рассказала, как Болотников делал ей предложение, и про любовь с неодновременного первого взгляда.
- Что, серьезно?
- Серьезно, а Норинский вам что?
- Показал кабинет Болотникова.
- Тоже голубой?
- Нет, нормальный. В смысле цвета.
- А в смысле форм?
- Много книг: по шахматам, монографии по математике, целая полка посвящена психологии и всяким трактатам о воспитании личности. Книги - это в какой-то степени Болотникову в плюс, а в минус - все стены увешаны всяческими дипломами и снимками его, гениального, с медалями, кубками; в шкафах и на полочках те же медали, кубки, самые разнообразные почетные призы и подарки, обязательно повернутые так, чтобы гравировочку было видно: Болотникову за выдающиеся, особые и тэ дэ заслуги, - в общем, тотальный культ личности хозяина, воплощенный в призах. Я подумала, может, это Гончарова ему прижизненный музей устроила? Норинский сказал - нет, все это барахло сам Болотников собирал и расставлял по полочкам. Но не это главное. Главное, думаю я, что вчера я была права, предположив, что никакие это не самоубийства. Гладенькая картина, нарисованная каким-то очень умным негодяем, прямо у нас на глазах начинает бугриться, ломаться и расползаться по швам. Слишком много вокруг наших погибших подозрительных обстоятельств, вы не находите?
Гордеев ничего не ответил.
- Какие-то непонятные отношения тетки Мельника и Мовсесяна, - продолжала Брусникина, - которые они явно не собирались афишировать, Норинский в домашних тапочках заплетающий косы Гончаровой, сама грациозная Валерия, которая первому встречному готова рассказать, как ей делали предложение, будто провоцируя сделать еще одно. - Брусникина еще раз скопировала Гончарову, выдохнув прерывистую тонкую струйку пара. На морозе пар тут же растаял, а не поплыл как дым. Она попробовала еще раз, и снова не получилось. - Короче, запутанные связи, но самое главное - большие деньги. А это значит, что имеется на самом деле громадье вполне рациональных мотивов для убийства. Или убийств. Убийств, возможно, не имеющих отношения к шахматам вообще или имеющих к ним весьма опосредованное отношение. Что скажете?
- Ничего.
- То есть как - ничего?! - Брусникина остановилась. Гордееву пришлось обернуться и повторить:
- Ничего.
Забавно, подумал он, сегодня они впервые по-настоящему работали вместе, говорили с одними и теми же людьми. Но увидел и услышал каждый свое. Евгения Леонидовна, как заправский сыщик, тут же ухватилась за какие-то деньги, супружеские измены и напрочь забыла о словах Болотникова и намеках Мовсесяна - компьютер неведомо как довел до самоубийства двух шахматистов. Это же тихий апокалипсис! Почему же тогда она хватается в первую очередь за "бытовуху"?! Это часть стратегии, разработанной Воскобойниковым, заготовленные версии, которые Брусникина должна плавно продавливать, отвлекая его, Гордеева, от чего-то главного? Для этого они сегодня вместе?
- Мы, разумеется, досконально проверим все возможные расклады, отработаем все мотивы, - неохотно продолжил он.
- Но?
- Но у меня есть предчувствие, что все ваши "реалистические" построения скоро заведут нас в хороший, добротный тупик.
- Предчувствие? - прищурилась Брусникина.
- Да, обычное предчувствие.
7
Гордеев сидел в ресторане "Пушкинъ", на антресолях, размышлял и пил красное вино с сыром и каштанами. За соседним столиком сидел улыбчивый мужчина, он много и со смаком ел и в спиртном тоже себе не отказывал.
Пять минут назад убежал Щербак, отчитавшийся о проделанной работе. Сыщики "Глории" тщательнейшим образом осмотрели квартиру Гуревича и не обнаружили ни следов взлома, ни свежих следов пребывания посторонних. Несмотря на то что в квартире побывала бригада "скорой" и топтались Гордеев с Брусникиной, Щербак уверял, что рассыпанные бумаги, разбитый цветочный горшок и прочие беспорядки - дело рук самого Гуревича. По поводу троих подозрительных милиционеров Николай тоже кое-что раскопал. Внимание на них обратила не только бдительная пенсионерка. Одна дама, гувернантка юного нувориша из соседнего дома, была до глубины души возмущена тем, что джип, на котором уезжали трое, забрызгал ее любимого воспитанника грязным снегом. Она записала номер машины и собиралась жаловаться. Щербак этот номер пробил. Джип был зарегистрирован на некую фирму "Универсал-Инвест", оставалось выяснить, какие отношения у Гуревича с данной фирмой и имеет ли это отношение к смерти Болотникова и инфаркту Гуревича.
Проверка Болотникова, а теперь уже и Мельника, по муровским каналам не дала ничего. Ни один из них, а также их родственники не привлекались, не фигурировали, даже жалоб и заявлений никаких не подавали. Кроме некоего Артура Львовича Куфмана. Муж суровой Ангелины Марковны погиб в автомобильной катастрофе в 1989 году, и его фамилия, естественно, упоминалась в уголовном деле. Он не был виновником аварии, за рулем сидел какой-то его приятель. Они оба погибли по вине водителя мчавшегося навстречу грузовика…
Хоть и подсказывала Гордееву интуиция, что "бытовуха" - пустышка, что искать надо вокруг компьютера и его разработчиков, но проверять все равно придется все. И Гончарову с Норинским, и тетушку с Мовсесяном, и все, что понарассказал Данила о сложных отношениях в команде Мельника, и справедливость отзывов Мовсесяна о Болотникове. И все это могут сделать, конечно, не Брусникина с Заставнюком, а только Щербак с Головановым, а он даже на текущие расходы ребятам не может выдать, потому что, видите ли, Воскобойникову взбрело в голову использовать только своих, доморощенных детективов.
Невесело размышляя обо всем этом, Гордеев механически разглядывал висящую на стене "Сравнительную таблицу скорости некоторых движений" - парохода, велосипеда, скаковой лошади, пушечного ядра и звука.
Улыбчивый мужчина за соседним столиком отсалютовал ему рюмкой коньяка. Гордеев машинально приподнял свой бокал и допил "Божеле нуво". Тут принесли счет, он расплатился и вышел из ресторана. Сел в свою машину и стал разогревать двигатель. Через две минуты выехал со стоянки и неспешно поехал по Тверскому бульвару. Погода была ничего себе, примерно ноль градусов и почти без снега, а для автомобильной Москвы это, как известно, самый оптимальный вариант. Сзади посигналили, и Гордеев сместился в свободный правый ряд. Но сигналы не прекратились. Юрий Петрович увидел, что следующий позади "БМВ" предлагает ему притормозить… Это было странно, знакомых у него, конечно, много, но никого он не мог припомнить на такой машине. А впрочем, мало ли, люди сейчас меняют машины как перчатки. Это только он, да, пожалуй, еще Денис Грязнов годами способны ездить на одной и той же.
Гордеев притормозил и ждал, что к нему подойдут. Сам выходить из машины он был не намерен. Тут у него зазвонил телефон.
- Юрий Петрович, - сказал незнакомый мужской голос, - будьте добры, пересядьте ко мне в машину на два слова.
- Чего ради? - сказал Гордеев, не вступая в дискуссию относительного того, откуда незнакомцу известен номер его телефона.
- Вашего клиента ради.
Гордеев подумал немного и вылез из автомобиля. Пересел в "БМВ", который, оказывается, стоял в полусотне метров сзади - идти пришлось немало. И не слишком удивился, обнаружив там соседа по ресторану "Пушкинъ" - улыбчивого прожорливого мужчину.
- Что вам нужно?
- Мне ничего не нужно, - широко улыбнулся тот. - Зато, кажется, вам нужно слишком многое. И меня послали попросить вас, очень вежливо попросить, заметьте, что я и делаю с нескрываемым удовольствием, поскольку больше всего на свете после хорошей трапезы люблю общаться с интеллигентным собеседником, так вот, меня послали попросить вас умерить свои фантазии. Вы, конечно, человек не глупый, и с воображением у вас все в порядке, но знайте меру…
- Я не понимаю, о чем вы говорите.
- Вы знаете, о чем я говорю. И какого клиента имею в виду.
- Я одновременно веду до пяти дел.
- Но не во всех же пяти делах вы до такого дофантазировались.
Гордеев обратил внимание, что руки улыбчивого мужчины совершенно неподвижны. Одна лежит на руле, другая покоится на колене. И даже мизинец не дрогнет. Однако, выдержка. Такое иногда можно встретить у бывших военных.
- И все-таки я по-прежнему не понимаю, о чем вы?
- Ну конечно! И знаете, вот ведь парадоксальная штука: с одной стороны, ваши изыскания совершенно тщетны, а с другой - они зашли слишком далеко, и вообще…
- Что, "вообще"? - непринужденно спросил Юрий Петрович, но на самом деле он чувствовал себя далеко не блестяще. Было, мягко говоря, не по себе. К тому же он совершенно не понимал, что происходит.
- Ничего. Я вам все сказал, и будьте любезны, выйдите из машины. Покиньте салон, так сказать, - тоном стюардессы предложил "улыбчивый".
Вернувшись в свою машину, Гордеев позвонил Рубинову. Собственно, из пяти, а вернее, четырех дел, которыми Юрий Петрович в данный момент занимался, интерес "улыбчивого" могли вызвать только Рубинов и гроссмейстеры-самоубийцы. Остальные: две давние и скучные тяжбы - раз в год давал консультации - рутина. У Матвея оба телефона молчали - и домашний, и мобильный. Что ж, на нет и суда нет… Или гроссмейстеры-самоубийцы все-таки? Кому-то не понравилось, что он ухватился за "компьютерную" версию? Нужно сегодня же затребовать у Воскобойникова все материалы по фирме-разработчику. Надо выяснить, что собой представляют эти Development Comp.Inc.
Но когда он уже подъезжал к своему дому, на мобильный телефон снова позвонили, на этот раз голос был женский и тоже незнакомый. Отчего-то Юрий Петрович сразу почувствовал, что услышит сейчас что-то нехорошее. Хорошего сегодня ждать уже не приходилось.
- Гордеев Юрий Петрович?
Кажется, весь город теперь знал его телефон.
- Да. С кем я говорю?
- Дежурная сестра отделения реанимации института имени Склифосовского. К нам доставили человека, у которого нашли вашу визитную карточку. Возможно, вы его опознаете, потому что никаких документов при нем нет.
- Он жив?
- Да. Но он без сознания.
- Опишите его, пожалуйста.
- Высокого роста, худощавый, вьющиеся темные волосы, года двадцать три - двадцать пять. Родинка на левой щеке.
- Керубино, - вздохнул Гордеев.
- Как вы сказали?
- Его зовут Матвей Рубинов. А что с ним случилось?
- Его сильно избили. Сломали ребра, несколько пальцев на руках, нос. Сотрясение мозга сильное. Его привезли к нам пять часов назад, однако он по-прежнему без сознания. Но жить будет. И еще его… изнасиловали.
- Что?!
- Вы слышали, что я сказала.
Гордеев схватился за голову и поехал в Склиф. Теперь он не знал, что и думать. Неужели все это правда? И есть какие-то разноцветные существа, которые вытворяют с бедным Матвеем, то есть с Керубино, всякие ужасы?!