Глава двенадцатая
Активизация
1. Последнее предупреждение
Турецкий с насмешливым выражением лица смотрел на Меркулова. Вернее, даже не смотрел, а отслеживал его реакцию. Однако лицо Константина Дмитриевича оставалось бесстрастным, как физиономия каменного сфинкса. Тем временем маленькие черные динамики продолжали вещать голосами "важняка" Эдуарда Гафурова и начальника Следственного управления Владимира Михайловича Казанского:
- Нужно сделать все, чтобы эти гады сели. Ты слышишь меня, все! И сели не просто так, а всерьез и надолго.
- Владимир Михайлович, я стараюсь.
- Плохо стараешься… Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не общался с прессой! Что за идиотское интервью ты дал? Как называется статья?
- "А судьи кто?"
- Вот именно. И это еще мягко сказано. Я бы назвал ее "Мракобесы". Да, да, Эдуард Маратович, "Мракобесы"! Сколько раз я тебе говорил - остерегайся жестких выпадов. Чтобы делать жесткие заявления и чтобы они при этом звучали веско и весомо - для этого нужен талант. А твой талант в том, что все, что ты говоришь, можно истолковать нам во вред.
- Ну это вы уже утрируете, Владимир Михайлович. Они же там все переврали.
- Ну так и нечего с ними разговаривать, если не можешь потом проконтролировать!.. Поляков у тебя от показаний отказался?
- Ну.
- Загну! И не просто отказался, а медицинское освидетельствование потребовал.
- Да, но ведь освидетельствование ничего не показало.
- На твое счастье, Гафуров. На твое счастье! С Ласточкиным до сих пор возишься.
- Он скользкий тип, хоть и выглядит как херувим. К тому же у него хороший адвокат, а он шага без него не сделает.
- Эдуард Маратович, мне что, тебя учить? Ты не знаешь, как делаются такие вещи? Ты что, мать твою, дите малое?
Последовала пауза. Затем Гафуров обиженно ответил:
- Владимир Михайлович, я не понимаю, к чему этот тон? Я работаю. Дела движутся.
- Дела давно пора передавать в суд! А ты все возишься.
- Так ведь твердых доказательств нет!
- А ты на что? Сделай так, чтобы они были… Я не хочу лишиться из-за тебя работы. Про финансовую сторону дела я уже не говорю. Наши с тобой… нет, твои проволочки сильно кое-кого нервируют. Мне сегодня утром указали на то, что мы разучились работать.
- Владимир Михайлович, мы тоже с вами не роботы. И не с роботами дело имеем. Нужно ведь учитывать человеческий фактор. К тому же сволочь эта все время под ногами путается. Не ровен час наскребет доказательства, и тогда пиши пропало.
- Я тебе когда еще говорил, что с Турецким надо разоб… - Голос прервался, но затем договорил тише и на два тона ниже: -…разобраться.
- Да, но я ведь…
- Хватит! Хватит оправданий, Эдуард. Иди и сделай то, что от тебя требуется. Иначе нам с тобой обоим предъявят счет.
Турецкий щелкнул "мышкой" компьютера, и запись остановилась.
- Дальше Казанский хлещет кофе и шелестит бумажками, - объяснил он Меркулову. - Больше записи нет.
- Ясно.
Константин Дмитриевич по своему обыкновению задумчиво побарабанил пальцами по крышке стола.
- Значит, с тобой, Саня, давно пора "разобраться", так?
Турецкий кивнул:
- Угу. Только у этих парней "разобралка" еще не выросла.
- Как знать, как знать… Записывающий чип взял у Дениса Грязнова?
- У него.
- Изъял или он все еще торчит у Казанского в кабинете?
- Изъял. Заходил утром к Казанскому и все подчистил. Ну что, Константин Дмитриевич, теперь ты и сам видишь, что я был прав.
- Да, похоже на то, - согласился Меркулов. - Только информации все равно маловато. Понятно, что Гафуров и Казанский - куклы, но непонятно, кто в этом деле кукловод. Кто дергает за ниточки?
- А по-моему, все понятно. - Турецкий поднял руку и указал пальцем на потолок. - Вот откуда твои ниточки тянутся. С самой вершины пирамиды.
- Если это так, то нам с тобой самое время подавать в отставку. Хотя… - Меркулов пожал плечами. - Кто сказал, что мы с тобой - полные нули?
Турецкий усмехнулся:
- Вот такой поворот мысли мне нравится.
- И все же я не верю, что все так плохо, - упрямо сказал Меркулов. - Давай-ка мы с тобой не будем делать скоропалительных выводов. Понаблюдаем, подумаем.
- А разве не ты мне говорил, что я слишком затянул с делом Риневича - Боровского?
- Говорил, - согласился Меркулов. - Мне самому чуть ли не каждый день звонят. Звонят и требуют, чтобы дело было передано в суд.
- Но ты же пока держишься? - с иронией напомнил Турецкий.
- На последнем дыхании, Саня. На последнем дыхании. - Меркулов нахмурил брови и положил на стол широкую ладонь, словно подтверждая этим жестом вескость и правомочность своих слов. - Но на этот счет не волнуйся. Весь огонь я возьму на себя, а ты продолжай копать. Только будь осторожен. Они сейчас перейдут к решительным действиям.
- Это-то мне и нужно - сказал Турецкий. - Когда человек действует, он совершает ошибки. Главное, увидеть эти ошибки и суметь ими воспользоваться.
- Иначе они воспользуются тобой, - философски заметил Меркулов. И повторил: - Будь осторожен, Саня. Будь предельно осторожен.
2. Нападение
Вечерело. Перед кондитерской с веселым названием "Сладкоежка" Турецкий остановился. Он вспомнил, что жена просила его купить что-нибудь к чаю. Что именно, она не уточнила, да Турецкому и не нужно было, он прекрасно знал вкусы Ирины. Круассаны и сладкие пирожки - это было ее излюбленное блюдо. В те редкие моменты, когда она не сидела на диете.
Александр Борисович глянул на витрину кондитерской, под стеклом которой красовались огромные муляжи эскимо, эклеров и сладких ватрушек, и почувствовал, как у него самого заурчало в желудке. Он зашел в кондитерскую и с удовольствием втянул носом сладкий запах сдобы, как всегда напомнивший ему о детстве.
Наполнив бумажный пакет круассанами, пирожками и печеньем и уплатив за это, Александр Борисович еще некоторое время постоял у прилавка, не в силах покинуть этот рай, за одно посещение которого он в детстве готов был бы отдать душу дьяволу, затем вздохнул и, зажав пакет под мышкой, вышел из кондитерской.
Турецкий двинулся было к стоянке, но вспомнил, что машина в ремонте и что ближайшие дни ему предстоит много ходить, от чего он уже порядком отвык.
"Ничего страшного. Зато, глядишь, и сброшу килограмм-другой", - утешил себя Александр Борисович и двинулся вниз по улице, на ходу доставая из кармана сигареты.
Путь его пролегал мимо темной арки проходного двора. Александр Борисович вспомнил, как неприятно ему было когда-то проходить мимо этого черного провала темными вечерами, и усмехнулся. Черт его знает почему, но от этой арки всегда веяло какой-то бедой. Турецкий не смог бы объяснить, откуда взялось это странное ощущение. Вероятно, это было чутье, сродни собачьему.
"Дом старый, еще довоенной постройки, - думал Турецкий. - Может, под этой аркой когда-нибудь кого-нибудь убили, и стены впитали последние стоны жертвы. А теперь как бы отражают их обратно, но услышать эти стоны суждено лишь немногим избранным".
Мысль о том, что он принадлежит к числу "немногих избранных", рассмешила Александра Борисовича. "Если так, то мне самое время податься в экстрасенсы, - рассудил он. - Говорят, эти шарлатаны неплохо зарабатывают на людских страхах".
Однако страхам самого Александра Борисовича, от которых он так насмешливо отмахивался, суждено было сбыться. И именно сегодня.
Улица была безлюдна. Александр Борисович держал пакет со сладостями под мышкой левой руки, в пальцах правой руки он сжимал дымящуюся сигарету. Он обратил внимание на то, как четко стучат каблуки его туфель по сухому асфальту тротуара. Поравнявшись с треклятой аркой, Турецкий сделал над собой усилие, чтобы не смотреть в темноту провала. Он повернул голову и стал смотреть в другую сторону. И в этот момент из арки донесся шорох.
Александр Борисович быстро повернулся, в то же мгновение раздался хлопок, и в лицо Турецкому ударило едкое облачко газа. Острая боль пронзила глаза, нос и горло. Турецкий отшатнулся от арки и, роняя пакет со сладостями и сигарету, машинальным движением схватился ладонями за покалеченное лицо. Ощущение было такое, словно кто-то забил Турецкому ноздри и глаза измельченным стеклом, и острые кусочки этого стекла попали ему в самый мозг.
Застонав от боли, Турецкий попятился и, споткнувшись об бордюр, повалился на асфальт, больно ударившись затылком.
Он услышал звонкие шаги где-то рядом с собой и, тут же определив, откуда раздаются шаги, и собрав волю в кулак, рывком откатился в сторону. Что-то тяжелое ударилось об асфальт в том месте, где он только что лежал.
Турецкий отнял ладони от лица и так быстро, как только мог, поднялся на ноги. Его душил кашель, но, превозмогая боль, он резко вытянул руки вперед. Пальцы его левой руки коснулись прохладной ткани чужой куртки. Темная тень, едва различимая за пеленой жгучих слез, отшатнулась в сторону, но Турецкий успел ударить по ней кулаком - быстро и хлестко. Удар пришелся незнакомцу в лицо.
Турецкий, не медля ни секунды, ударил еще несколько раз. Темная фигура, рыкнув что-то нечленораздельное, повалилась в черный провал арки. Турецкий собрал волю в кулак и прыгнул на незнакомца, теперь уже почти наугад, потому что воспаленные глаза отказались ему подчиняться.
Борьба завязалась на земле. Турецкий изо всех сил пытался прижать незнакомца корпусом к асфальту, одновременно сомкнув на его шее пальцы. Шея была мускулистая, да и сам незнакомец оказался парнем крупным и сильным. Дрались мужчины молча, лишь изредка постанывая и покряхтывая. Незнакомец изо всех сил пытался выскользнуть из-под Александра Борисовича и отвести его руки от своей шеи, но в Турецкого словно бес вселился. Он не чувствовал боли от ударов противника, он чувствовал лишь измельченное стекло, забившее ему ноздри и глаза, и эта боль придавала ему ярости.
Боль проникла в голову Турецкого, объяв пылающим огнем лобные доли, и Турецкий ударил этой звенящей, онемевшей головой противника в лицо. А потом еще раз. Он услышал хруст ломающейся кости. Противник захрипел, выгнулся дугой, дернулся еще несколько раз и затих.
Турецкий разжал затекшие пальцы, отвалился от незнакомца и сел рядом с ним, тяжело дыша и тряся покалеченной головой.
Придя в себя и увидев перед собой лицо Турецкого с красными, пылающими гневом глазами, с разводами грязи на щеках, похожими на боевую окраску, незнакомец попытался вскочить на ноги, но не смог. Его руки были крепко стянуты за спиной ремнем. Он снова попытался подняться, но Турецкий небрежным, почти ленивым движением ткнул его пальцами в грудь, и парень, потеряв равновесие, снова рухнул на асфальт.
- Вижу, ты очухался, - сказал Александр Борисович. - Это хорошо. Теперь можно поговорить.
- Поговорить? - Парень выплюнул кровь, которая натекла ему в рот из сломанного носа, и буркнул: - Да пошел ты…
Турецкий коротко, без замаха врезал ему снова в ноздри. Тот взвыл.
- Неправильный ответ, - мрачно сказал Турецкий. - Еще раз позволишь себе грубость, и я врежу так, что голова отлетит. Понял меня?
- Понял, - угрюмо отозвался незнакомец.
Парень был довольно рослый и широкоплечий. Светлые, коротко стриженные волосы, широкое лицо с плоским, раздавленным носом и широкими губами. Голубые маленькие глаза смотрели затравленно, исподлобья. В левом ухе незнакомца поблескивала похожая на шляпку гвоздика серьга.
Парень попробовал было подергать руками, чтобы ослабить ремень, но руки были стянуты профессионально, и он лишь поморщился от боли.
- Ну так что, - спокойно спросил Турецкий (резь в глазах и глотке уже поутихла, оставив после себя неприятные ощущения, слезы и покашливание), - ты готов к разговору?
- Здесь, что ли? - Парень обвел взглядом темные своды арки.
- Сначала здесь, - ответил Турецкий. - А потом, возможно, и в более комфортных условиях.
Он достал из кармана пачку сигарет, вытряхнул одну сигарету и вставил ее в рот. Протянул пачку парню:
- Будешь?
- Нет, - неприязненно ответил тот. - Я не курю.
- Правильно делаешь, дольше проживешь, - кивнул Александр Борисович, закуривая. - Итак, приступим. Кто приказал тебе напасть на меня?
Парень подумал и ответил:
- Никто. Я хотел вас ограбить.
- Вот как? И часто ты так промышляешь - с помощью аэрозоля?
- Не часто. Сегодня первый раз. Я думал, вы вырубитесь, но я вас недооценил.
- Ты знаешь, кто я?
- Да. - Парень чуть заметно усмехнулся. - Вы прохожий. Прохожий с бумажным пакетом. Я увидел, что у вас дорогое пальто, и подумал, что у вас с собой много денег. Вот и напал.
Турецкий посмотрел на парня с сожалением. Потом покачал головой.
- Я видел твою ксиву, - спокойно сказал он. - Там написано, что ты работаешь в службе безопасности компании "Дальнефть".
Глаза парня злобно сверкнули.
- Это поддельная ксива. Я ее украл. Украл и вклеил свою фотографию.
- А серьга у тебя в ухе настоящая или тоже поддельная? - прищурился Турецкий.
- Настоящая. - Парень настороженно зыркнул глазами. - А что? Вам не нравится, когда парни носят в ушах серьги?
- Только некоторые, - ответил Турецкий. - Те, которые нападают на людей из-за угла. И еще стреляют в бизнесменов из пистолетов с глушителями. Ты ведь из их числа, да?
Удивление во взгляде парня сменилось растерянностью.
- Я не понимаю… - пробормотал он. - Какие еще глушители? Какие пистолеты? И при чем тут я? Мне кажется, вы бредите, гражданин следова…
Парень осекся.
- Ну вот, - кивнул Турецкий. - Значит, ты все-таки знаешь, что я следователь.
- Я пошутил, - быстро сказал парень. - Это у меня шутка такая. - Он выдавил из себя улыбку и добавил: - Понимаете, шутить я люблю. Всех называю следователями.
- Я понимаю, понимаю, - кивнул Турецкий. - Дальше шутить будешь уже на нарах. Тамошняя публика шутников любит. Во всех смыслах этого слова, особенно если я выдам тебе соответствующую рекомендацию. Кстати, и статья у тебя будет совсем не та, на которую ты рассчитываешь.
- Что-о? - Парень попытался приподняться, но Турецкий снова легонько толкнул его в грудь, и парень упал на задницу. - Какая статья? - повысил он голос.
Турецкий вздохнул, словно бедственное положение парня вызывало у него жалость.
- Нападение при исполнении, - грустно сказал он. - Я тебя преследовал, ты - убегал. В одной руке у тебя был аэрозольный распылитель, а в другой - настоящий пистолет. Ты хотел в меня выстрелить, но я тебя опередил.
- Какой еще пистолет? О чем вы?
- А вот этот. - Александр Борисович достал из кармана прозрачный пластиковый пакет с маленьким вальтером и помахал им у парня перед носом. - О твоих отпечатках я уже позаботился, - доверительно сообщил Турецкий.
- У вас нет свидетелей! - рявкнул парень.
- Да ну? - Усмешка Турецкого стала еще грустнее. - Это ты так думаешь. Если мне понадобится, я найду десяток свидетелей. И все они покажут, что видели тебя с пистолетом в руке. Кстати, на этом стволе уже висят два трупа. Так что с твоей помощью я распутаю еще пару мокрушных дел. Хороший расклад получается, правда? Получишь лет двадцать строгого режима. И без права на амнистию.
- Это произвол, - прохрипел парень, сверкая белками глаз. - Вы не имеете права!
Но Турецкий покачал головой.
- Ошибаешься, - спокойно сообщил он. - Прав у меня больше, чем у тебя, зэк. А в скором времени из всех твоих нынешних прав у тебя останутся только два: хлебать баланду и подставлять задницу, когда прикажут.
Турецкий спрятал пакет с пистолетом в карман.
- Ну давай, рассказывай. Кто тебя послал и зачем?
Парень насупился. Он посмотрел на Турецкого из-под нахмуренных бровей и сказал:
- Я не могу здесь. Подо мной лужа. И мочой несет со всех сторон.
- Это от твоих штанов, - сообщил ему Турецкий. - Ты на машине?
- Да.
- Где она?
- Здесь, в сотне метров. Надо только через двор пройти.
- В машине тебя кто-нибудь ждет?
Парень покачал головой:
- Не, я один.
- Смотри, - с угрозой сказал ему Турецкий. - Ладно, вставай. Дернешься - снова дам по носу. Усвоил?
Парень шмыгнул сломанным носом и тихо ответил:
- Усвоил.
- Ну пошли.
Турецкий помог противнику подняться на ноги и слегка подтолкнул его вперед, держа за шиворот, чтобы тот не упал. Так они и пошли.