6
Батальон Лианы с Анатолием и Людмилой выходил на исходные позиции.
Задача у него - взять Ахбюк. Гору, которая одной стороной нависала над Каманом, другой - над Шромой, третьей выходила к Цугуровке - последней возвышенности перед Сухуми. Обладание Ахбюком давало неоспоримые преимущества.
В три ночи начали спускаться с дач на Гумисту, к шести - спустились. Река глубиной по шею, где - глубже, где - мельче, бурлила в тусклом просвете.
Молочный туман таял медленно. Быстро натянули канаты: пятидесятиметровые верёвки привязали за деревья на обоих берегах.
Переправлялись цепочкой, одной рукой держась за верёвку, другой - за впереди идущего. Перешли реку. Начался изнурительный подъём: на рыхлой земле ботинки съезжали, на каменистой - скользили, на вертикальных участках приходилось лезть, цепляясь за выступы.
Когда достигли горной части, пошли легче. Деревья сменяли высокую траву. Трава - деревья. Наверху остановились. Впереди виднелась сопка. Знали: на ней окопы грузин.
Комбат отдал команду развернуться в цепь. С криками: "Первый батальон заходи слева!", "Второй - с правого фланга!", "Чеченский батальон!" - рванулись вперёд. Кто-то даже закричал: "Любо, братцы, любо!" Трава впереди закачалась, заходила волнами: грузины дали дёру. Вслед им полетели пули. В семь вечера заняли Ахбюк.
Вокруг валялись боеприпасы, убитые гвардейцы, много ампул с морфином. Лекарства собрали и разделили по одной-две ампулы между бойцами.
На случай, если идёт бой и медсестре подойти нельзя, чтобы сам укололся или тот, кто рядом находится, сделал укол. Некоторые сразу набрали лекарство в шприц и спрятали в карман, чтобы упростить введение обезболивающих.
Грузины полезли со всех сторон, как саранча. Их встретили дружно. Одну атаку отбили. Другую. Но появились раненые.
Комбат - по рации:
- Дайте вертолёт! Раненых вывезти. Мы площадку подготовим.
Отвечают:
- Погода меняется. Вертолёта не будет. Сами выносите…
Дождь пошёл.
Комбат:
- Отходим…
Как по команде, со всех сторон пошла стрельба. Лиана перевязывала раненого. Перевяжет - он развязывается. Снова перевяжет - он бинты срывает. В какойто момент ей сделалось дурно, она бросила раненого и побежала искать укрытие.
Ей в спину: "Сестра! Сестра!" А какое "сестра", когда вокруг месиво! Увидела граб. Решила: спрячусь за ним. Только подскочила к дереву, как за её ногу зацепилась и опутала огромная колючка. Села на землю, чтобы снять. Хоть бы сзади не стреляли! Еле освободилась от колючки.
Как закричит: "Не стреляйте! Не стреляйте!"
Кричала и думала, что это поможет. А на самом деле где услышат крик, туда ещё больше палят. Возникло ощущение, что все в неё стреляют.
Она уже не понимала, где находится, когда её окликнул Анатолий.
- Лиана, где ты? Она - сквозь слёзы:
- Я здесь…
- Беги сюда, не бойся…
Лиана схватила автомат - и бегом на голос. Сучья трещат. Бежит и думает: "Не поскользнуться бы!" Прыгнула в яму.
- Наши…
Скучились ребята её батальона. И раненых - пальцев не хватит, чтобы пересчитать.
Видят: подмога не идёт. Что делать? Пришлось спускаться вниз. Налетел дождь. Сделалось очень холодно. По шестеро несли раненого. По грязи. По лесу. Вручную. Как могли - за ноги, руки тащили. Вскоре руки окаменели.
Ребята говорят:
- Вот ему очень больно. Тётя Лиана, сделайте укол!
А она не может расстегнуть сумку, вытащить ампулу и сделать укол.
- Есть ли у кого-нибудь двигающиеся пальцы, чтобы отломить носок ампулы? Наполнить шприц? А раненый кричит.
- Миленький, ну потерпи! - не знает, что делать, Лиана.
А её подгоняют: - Быстрей…
Сверху катится стрельба. Кто-то всё-таки достал заполненный шприц и сделал укол.
7
В суматохе заблудились: кто ушёл в сторону Шромы, потом оттуда выбирался, Лиана попала в сторону Камана, а Анатолий со своей группой - в сторону Гумисты, туда, откуда поднялись.
При переходе Гумисты чуть не потеряли Людмилу. Она переходила реку по камням, держась за натянутую верёвку. Ботинок скользнул, и она поехала.
Идущий впереди парень, вместо того чтобы её схватить, испугался, что и его сорвёт, и отдёрнул руку. Люда повисла на верёвке, держась за неё одной кистью, повисела секунду-другую и упала в водный поток.
Гумиста бурлила, и Люду понесло. Анатолий не помнил, как бросился в воду.
- Унесёт! - кричали и ему.
Он видел, что впереди, как мячик, выскакивала из воды и пропадала в ней голова Люды. В эту минуту он понял, как может быть бессилен перед стихией человек.
Пытался вырваться вперёд, но его болтало, как игрушку, - не помогало ни быстрое движение рук, ни броски телом. Он словно проваливался в разверстую пропасть. Туда проваливалась и Люда. Вокруг кружила и пенилась вода. Но тут Анатолий увидел, как било о камень палку и не могло оторвать. Привязана к дереву! Верёвку с палкой на конце перебрасывали через реку, но она не долетела до противоположного берега, и теперь ею колошматило по твёрдым предметам.
- Лю-у-да-а!!! Его крик услышали бы и за горами. Он показывал рукой на верёвку… Люда в какой-то момент увидела… Верёвка приближалась к ней. Она схватилась за бечеву. Съехала по ней, и её дёрнуло палкой. Крутануло…
Следом за верёвку ухватился Анатолий. Их тянуло против течения, как за скутером. Оторвётся - и… В верёвку вцепились несколько парней. Упёрлись и тащили… Поднимая волны, Люду с Анатолием подтягивали к берегу. А за ними, как в зловещую котловину, уходила под валун вода. Вскоре Люда и Анатолий растянулись на камнях, не в силах пошевельнуться.
Лиана спускалась по склону. Увидела изгиб реки и за ним - храм на взгорке: церковь…
- Это Каман… - ответил ей спутник.
Они вышла к Гумисте со стороны Камана.
- Наши, - увидела ползшую вдоль реки "зушку".
Таких изобретений у грузин не было.
Кое-как спустились с ранеными, отыскали брод, перешли реку. Голодных и мокрых, промёрзших до костей, их отправили приходить в себя в дом престарелых. Здесь к Лиане в комнату зашла Наташа. Они обнялись, истосковавшись после долгой разлуки.
Сразу заметили изменения:
- Что ты так осунулась? - проговорила Лиана. - Неужели и я такая старуха?
- Да что ты, Лианочка! Ты у нас всегда как огурчик. Даже после Северного полюса…
- Да уж… - при одном упоминании о холоде её трясло.
- Чуть пополнела…
- Накачалась.
Напились крепкого чая с мёдом - пасек в горах было предостаточно, наговорились.
Наташа сказала: - Лиана, ты знаешь, мне что-то не по себе. Чувствую, то ли крыша едет, то ли что ещё. Не знаю, сколько выдержу…
- Что ты, Натулечка! Ты же у нас самая-самая… Ты пример, как надо держать себя. Я вот тащила парня, а думаю: на фига я тащу? А тащила. Кричат: "Мурану плохо, надо сделать укол!" У меня пальцы растопырены. Ледышки.
Не могут ничего. И парень не может сумку открыть. И я подумала: "Пусть нас заморозят, как Карбышева… Но мы всё равно не сдадимся. Так и останемся ледяными столбами грузин пугать".
- Ты права… А когда через день Лиана сказала: "Мне надо к своим…" - Наташа попросила её: "Останься! У меня Лялька ушла…"
- А кому я оставлю своих ребят? Они ведь ждут…
- Я понимаю, понимаю, прости…
- У тебя есть друг, - Лиана намекнула на Воронежа.
Теперь за Наташей тенью ходил Воронеж, боясь, как бы с ней ничего не случилось. А та не знала, отвадить "ходячий хвост", чтобы не вызывать лишних разговоров, или плюнуть на всё и уже не прогонять от себя мужчин?
8
Лиана могла задержаться на Камане, заняться своими ранеными, которых вынесли с Ахбюка, дождаться, пока соберутся домой спустившиеся с ней с горы парни, но её гнало в батальон. Быть может, распекало чувство вины, что бросила одного раненого на Ахбюке, что сломя голову убежала. Быть может, потому, что потом на Ахбюке сгорел вертолёт с десантом. По чьей-то глупости бросили десант в пекло врага. И это тоже тенью лежало на ней… Ни свет ни заря она вышла с Камана. Дорога предстояла не короткая - в обход через Афон добираться до дач. Сначала ей повезло. С ранеными уходил "Урал", и её подвезли.
Она ехала и по привычке успокаивала ребят:
- Всё выдержим! Родненькие… И вы выздоровеете.
Потом пересела в подвернувшиеся на подъезде к Афону "Жигули". Видела разбросанные по обочинам кресла и говорила:
- Не хватает машин, чтобы раненых вывезти…
- Что ты сказала, что? - спросил длинноволосый, похожий на хиппи, водитель.
- А что, не видишь? Сколько покидали! От жадности - увезти не могли…
Длинноволосый поглядывал на матерчатый "лифчик" Лианы, на котором висели две гранаты, на сзади сидевшего второго волосатика-хиппи, перед носом которого маячило дуло автомата Лианы.
- Вы с Камана?
- Нет, с Ахбюка, - ответила медсестра.
- Шрому скоро возьмут? - Не знаю… Но возьмут.
"Хиппи" переглянулись:
- Хорошо б!
- А не хочет ли наша попутчица, - спросил водитель, - с молодыми людьми кофе попить?
- А мы кофе не пьём, не курим, и вообще мы не понтовые! - вспомнила дежурную фразу.
- А мы - понтовые!
- Останови машину! - сказала Лиана.
Повернулась к водителю, увидела на заднем сиденье навалом ковёр, видик, сервиз.
- Ещё чего!
- Говорю, высади, - сказала медсестра. - Я с другими поеду!
- С кеми это другими?..
- Кто не занимается вот этим, - глянула на заднее сиденье.
- А мы…
Лиана приоткрыла дверцу и хотела вылезть на ходу, но в следующее мгновение почувствовала, как её шею обхватили рукой, - она затылком упёрлась в дуло автомата, как сверкнуло в глазах от удара в лицо - сорвали с "лифчика" гранаты, как вытащили из машины - упала спиной на землю, как лягушкой растягивали за ноги - из последних сил отбивалась, как укусила что-то сальное - округу разорвал дикий крик, как с возгласом "Автомат заел!" потемнело в голове - её прикладом ударили по темени, как сквозь свист в ушах слышала: "Готова! Не фиг пулю тратить!" Не помнила, как пришла в себя, как трясло не то от шока, не то от озноба, как ныло тело, как тошнило, как, хватаясь за ветви, поднималась…
Её душило… Жизнь отдавала ради других, а другие… обошлись с нею, как с последней шлюхой… Но ведь и шлюху не бьют! Смотрела в темноту. Темнота не отвечала.
Смотрела в даль - её только обдавало прохладой… Смотрела и не верила, что такое возможно. Возможно с ней. С Лианой. С той, которую любой из их батальона готов носить на руках, а не то что бы вот так, по-скотски…
В душе творилось что-то невообразимое… В ней что-то ломалось… Она замерзала, и вместе с тем нет. Ей было не холоднее, чем тогда, на Ахбюке. У неё жгло между ног…
Если бы подонки оказались рядом, она разгрызла бы каждого на мелкие кусочки! Потрогала щёку - больно… Глаз - ноет. Шея… Ноги - их словно истолкли. Выломали…
Она не знала, куда ей ступить: на дорогу, чтобы идти, но тогда куда, или в кусты, чтобы спрятаться? Или, может, сразу к обрыву, чтобы одним махом покончить с собой… И одновременно с мерзким… Отвратительным… Она ступила вперёд. Ударилась обо что-то тяжёлое. Это был автомат. Но она не поняла. Натыкаясь на ветки, царапая лицо, цепляясь за колючки, не то шла, не то качалась… Потом упала в грязь. Лежала… По ней палкой постучала немая. Подняла, как мешок. Потащила во двор.
Плеснула в корыто воды. Бросила сарафан.
Лиана только тут начала осознавать, во что её превратили.
9
Несколько дней приходила она в себя у абхазки, которая потеряла дар речи, когда узнала о гибели трёх своих сыновей.
Куда теперь? Лиана вышла от немой. На дачи? Но её спросят, откуда синяки. Почему избита. Начнут докапываться. Кинутся ловить подонков. Перебьют.
Ещё не тех… Тревожил и другой вопрос: сможет ли смотреть в глаза парням? Не станут ли эти твари преградой между ею и ребятами, не остановится ли, когда кого-то ранят, и она не кинется на помощь - ноги прикуёт к земле… Не домой ли, в Афон? Но что скажет соседке? Что - знакомым? "Куда?..
Куда?" - ревело внутри.
Впереди тянулась дорога… И она пошла. Пошла в Гудауту. А куда в Гудауте? К Наташиной маме… Шла, а вслед слышала пересуды: "Мне такой невестки не хватало…" Ещё бы! Её вид отпугнул бы даже сильно пьяного. А внутри кричало: "Что вы знаете обо мне!.."
Всеми клеточками организма Лиана чувствовала, как тяжело иногда бывает женщине.
Неля Борисовна увидела Лиану и сразу всё поняла. Поняла, что с подругой дочери случилось несчастье. Она не стала расспрашивать, что и как, как не расспрашивала её немая, не стала выяснять подробности, а только отвела в комнату дочери, потом нагрела воды, чтобы Лиана оттаяла, смыла нечисть… Она не отпускала Лиану от себя ни на шаг. Вместе с ней ходила в укромное место на берегу, где та "солилась" в морской воде и никак не могла "насолиться". Готовила примочки - синяки быстрее обычного рассасывались, но остался шрам на носу.
А потом сказала:
- Будешь работать у нас в столовой… - Но я хочу в батальон! - ответила Лиана.
- Какой тебе батальон, когда ты так…
- Да, да… - слёзы выступили на глазах Лианы.
- Я с кем-нибудь передам, что тебя оставили в Гудауте. Помогать…
- Разве поверят?
- Поверят, кому надо… Лиана осталась у Нели Борисовны.
На кухне её приняли как свою. Она не чуралась любой работы: мыла посуду, чистила картошку, разносила еду на подносах, как не стеснялась никакой работы медсестры. При случае съездила в то место, где её выкинули из "Жигулей", хотела найти автомат, но кроме матерчатого "лифчика" - уже без гранат - ничего не нашла. Мародёры или кто другой забрали оружие.
10
Батальон Лианы, как штрафников, прямо по минному полю снова погнали на Ахбюк. Штрафников - потому что посчитали, что по их вине сгорел вертолёт и уничтожили на Ахбюке десант. Если бы батальон удержал гору, десант бы попал к своим, а не в окружение гвардейцев.
Теперь батальону следовало подняться на гору и держаться маршрута на развилку дороги Сухуми - Шрома, чтобы перекрыть путь из Сухуми, откуда грузинам могла прийти поддержка.
Батальон перешёл вброд Гумисту, поднялся на Ахбюк. Люда и Анатолий теперь держались друг друга. Лианы с ними не было: она в это время ещё находилась на Камане.
Пошли по минному полю. Многие наткнулись на мины, многих ранило.
Люда запомнила, как подорвался бородач. Кинулась к нему напрямую, потому что вокруг минное поле и не знаешь, где под листвой мина, а где её нет. Подбегает к бородачу. У него нет полноги, кожа с мясом торчит и болтается, сапог на дереве висит. Он весь в крови, дёргается и кричит.
Оглянулась: Анатолий вырывается, а его командир держит.
"А ведь подумала, что Толя боится, раз не идёт", - мелькнуло в голове.
Но ей было не до мужа. Сделала укол. Перевязала ногу жгутом.
Бородач:
- Сестричка! Помоги! Я ничего не вижу…
Кровь на лице. Слепым сделался. Люда позвала ребят. Те нашли соседа бородача по селу и отправили раненого с ним вниз.
Люда сказала:
- Его судьба в твоих руках. Как хочешь, так и спусти.
На следующее утро Люде пришлось вернуться назад. Она с парнями вышла на полянку, а из травы сапог торчит.
"Кто-то лежит, - подумала Люда и подошла ближе. - По-моему, наш раненый".
Бородач лежал без сознания.
- Что ж сосед бросил тебя! - воскликнула Люда.
Бородача спустили вниз другие.
Ночью в горах холодно, а на Ахбюке тем более. Вроде не кончилось лето, но с заходом солнца знобило, особенно в ущелье. Поэтому, когда сели на привал, многие натянули на себя тёплые вещи. Здесь-то и вспомнили Нелю Борисовну:
- Ну, как свитерок?
- А вязаная шапочка… Батальон вёл пленный сван. Он хорошо знал тропу и показывал, куда идти.
Руки у него были завязаны. А тропа скользкая. Если другие могли за что-то держаться, когда поднимались, когда спускались, то у свана такой возможности не было, и, поскользнись он, тут же улетел бы в ущелье.
Люда жалела свана:
- А нельзя ему руки развязать?
- Сбежит… Тогда вообще заблудимся, - отвечали ей.
Батальон шёл. Долго шёл.
Ребята говорят:
- А вдруг сван нас обманул? К грузинам приведёт?
Путь не кончался. Люда тоже стала переживать: "А если на самом деле заведёт?" Ребята шушукались. Но никто ответить на этот вопрос не мог.
Когда под склоном увидели дорогу, узнали:
- Она самая, Сухуми - Шрома…
От сердца отлегло. Сван вывел точно.
- Ему жизнь обещали, - сказал Анатолий.
Куда дели свана, неизвестно. Может, в штаб сдали, может, потом обменяли. Но батальон быстро повзводно рассредоточился над карьером, под которым тянулось шоссе.