Август припекал. Плескались о камни волны. Трещали цикады.
Сергей переоделся в трико. В рюкзаке лежали ботинки. Он их надел. Форму спрятал глубже в мешок. Сунул за пояс нож и пошёл в сторону моря.
Границу перешёл вброд по реке ближе к устью. Никто его не остановил.
Осматриваясь, потихоньку передвигался по пляжу. Дороги в обход гор не знал, но понимал: если идти вдоль моря, то в любом случае до Гудауты доберёшься.
Мысли, что пройдёт, укрепляли его уверенность. Ему удалось преодолеть километров тридцать. Он шёл по берегу, по гальке, придерживаясь склона, затенённой стороны. "Если увижу опасность, приторможу", - думал он.
Добрался до места, где пляж кончился. Дальше пошёл под обрывом.
2
Автомобильная трасса на Сухуми зависла над обрывом. Заметил грузинский блокпост: БМП и гвардейцев в чёрном, каких видел на Псоу. Понял, что не сможет пройти. Пришлось сделать крюк по горам километров пять. Лазить по склонам помогал горный афганский опыт.
Когда опять вышел на берег, уже стемнело. Впереди виднелся железнодорожный разъезд, который назывался "Гребешок". Помнил, что поезд всегда в этом месте останавливался - ездил в Гудауту и по железке. Обратил внимание на перевёрнутые лодки, которые лежали на берегу.
Ухмыльнулся: "На лодке в Гудауту плыть…" Обошёл пост и дальше двигался к Гагре. Прошёл километра три. Стал входить в город и увидел, что дальше двигаться невозможно. Хотя и темно, но при густом движении его в любой момент могут задержать.
Его осенило: "Гагра ведь в бухте!"
Вернулся назад к "Гребешку". Нашёл вёсла, лодку перевернул, спустил на воду и поплыл, надеясь на ней пересечь бухту. Знал, что где-то за городом абхазы.
Думал: "Переплыву бухту, и за Гагрой, уже на абхазской территории, выйду".
Поплыл. Сразу ушёл в море: у берега ведь опасно. Ему повезло - на море стоял штиль. Греблось легко. Но это была только видимость лёгкости. Казалось, он перерезает бухту.
Берег уже был очень далеко. Километров пять-шесть. От Гагры видны только огни. Плыл, и тут вдруг почувствовал течение. Видит: силы тратит, а вперёд еле продвигается.
Час плывёт. Только перестаёт грести - его начинает сносить к берегу.
Гребёт-гребёт… Второй час плывёт… А его всё равно сносит… Гагру уже строчкой видно.
Корабли, которые продолжали ходить, проплывали недалеко, и Сергей думал: "Уж, может, лучше на них!"
Грёб, казалось, из последних сил… Думал: "Ещё хорошо, что обычную лодку-двухместку взял, здоровенную бы не смог так".
Грёб. Пять часов… Гагру переплыл. Видит, часа полтора остаётся до рассвета.
Думает: "Подплыву к берегу, выберу безлюдное место. Лодку вытащу. И уже в кустах отлежусь. Если надо, день пережду. И потом линию фронта переплыву".
Подплыл к берегу, лодку вытащил, попытался спрятать. Искал не болотистое место, а колхидская низменность такова, что везде болота.
"Тут не переночуешь. Надо посуше найти". И пошёл-пошёл. Вышел на железную дорогу. Она тянулась вдоль моря. Решил: "Вперёд пройду и определюсь".
Вдалеке слышалась перестрелка. Ничего не значащая, обычная на линии фронта трескотня.
3
Уже начало светать, но ещё было темновато. Сергей чуть не спотыкался от усталости: "Ещё немного пройду". Понимал, что впереди линия фронта, но не рассчитал, что так близко окажутся грузины.
Со всех сторон на него кинулись с автоматами:
- Кто такой?..
- Что такой?..
По-грузински.
Он не понимал по-грузински, знал лишь отдельные слова. Он и по-абхазски плохо понимал, хотя часто бывал среди абхазов.
У него висел на поясе нож. Он схватился за ручку ножа, но даже вытаскивать не стал. Четыре автомата смотрели в лицо. Это только в кино можно разметать четверых. И что толку, если они его застрелят и он просто так сгинет: Наташи не увидит, никакой пользы не принесёт!
С ним стали говорить по-грузински. Потом видят, что он не понимает, - по-русски:
- Кто такой?
Сергей:
- Иду…
- Как идёшь?
- В Сухуми…
Не стал говорить, что в Гудауту. Его вывели на насыпь. Обыскали.
- Опа! - нож нашли.
Рюкзак сняли. В рюкзаке - военная форма.
Когда его повели, он подумал: "Хана". Окажись он в аналогичной ситуации у моджахедов, ему бы отсекли голову.
Мысленно прокручивал: "Если скажу, что воевать иду, а они форму нашли, сразу расстреляют. Скажу: на побывку еду. Но в военном билете записано, что давно в запасе. Если не на побывку, а домой? Хотя как домой? Дом-то в Уфе…" Его подвели к домику. Штаб. Нашли военный билет, а в нём место рождения - Уфа.
Как начали кричать: - Абхазский боевик!
Ведь форма из армии - камуфляж.
- Рембо!
Два грузина схватили его за руки тащить к выходу, когда их старший заорал:
- В Гагру его!
Сергея повезли в город. Он сидел в УАЗе, зажатый с обеих сторон двумя гвардейцами, и, глядя на блестевшее вдали зеркало моря, сокрушался: "Эх, Серёга! Промахнулся. Ещё бы проплыл чуток - был бы у абхазов".
Ему изменило сопутствовавшее с Афганистана везение.
Привезли в Гагру. На повороте в двухэтажном доме с правой стороны, если ехать с Псоу, находилась милиция. Здесь в прежние времена всегда стояло много машин, но и на этот раз их было не меньше. Хотя теперь среди них торчали "бээмпэшки", около которых галдели гвардейцы.
4
Сергея завели в коридор изолятора временного содержания и втолкнули в одну из камер, где теснилось человек пятнадцать. Там были абхазы, армяне, греки, русские. Сюда привозили тех, кого задержали при переходе границы, линии фронта, кто просто подозревался в сочувствии абхазам, кто оказывался нелояльным к грузинским властям.
Увидев военную форму Сергея, грузины стали разбираться.
Пока не били, а угрожали: - Мы тебе покажем!
Сергей:
- Показывайте…
Они его пугали.
Потом подняли на второй этаж к свану - верзиле в военных брюках и чёрной майке, без погон и каких-либо знаков отличия - по имени не то Лухум, не то Лукум. Его соседи по камере называли комендантом Гагры.
"Медведюга!" - определил верзилу Сергей после того, как комендант избил двух абхазов, у которых, как и у него, руки были связаны за спиной.
Когда очередь дошла до Сергея, сван попробовал пальцем остроту лезвия ножа, отобранного у Сергея, и резко отдёрнул. Воткнул нож в стол и сказал на ломаном русском:
- Ты боевик!
- Нет, - ответил Сергей.
- А форма откуда? - Служил…
- Где?
- В Афгане.
- В каких частях?
- Нельзя говорить.
- Мне всё можно.
- Дал подписку…
Нож вонзился в косяк двери над ухом Сергея. В следующую секунду Сергей слетел со стула в угол, сжимая зубы и сдерживаясь, чтобы не кинуться и не вцепиться собачьей хваткой в ногу горца.
Сергей пришёл в себя на бетонном полу только после того, как его окатили из ведра водой.
- Что ж ты с биджориками грызёшься? - склонил к Сергею лысую, как бильярдный шар, голову абхаз.
"Кем-кем, какими биджориками?"
- Ведь с ними что с баранами! - продолжил абхаз.
Перевернул Сергея на спину.
- Как тебя зовут? - Алхас… Можно - Хасик…
Абхаз помог перебраться на лежак, протёр лицо Сергея от крови, дал сухую рубаху и штаны.
Сергей познакомился с Алхасом. Тот тоже пробирался домой, но только не в Гудауту, а в Сухуми. Он из Москвы, куда уехал ещё в детстве с матерью. Отецабхаз с ней развёлся, а сам остался в Сухуми. Вот Алхас и рванул к отцу, когда узнал о войне, и тоже оказался в застенке. Его взяли на дороге у "Гребешка".
Арестантов объединило прошлое. Хасик тоже служил в спецвойсках. Но только в спецназе. Служил в Карабахе, в Степанакерте, в Макдакерте. Уволился летом, а когда оказался в Москве и узнал о войне, поспешил на родину.
Вот что рассказал Хасик, когда камера погрузилась в дремоту лампочки, свисавшей с потолка.
- Сван меня спросил: "Куда едешь?" Я: "В Сухуми". Он же видел, где я родился. В военном билете есть отметка.
"У меня тоже отметка", - еле моргнул Сергей.
- "А что два месяца едешь?" - продолжал сван. Там же стоит дата увольнения.
"И у меня стоит", - Сергей.
Алхас:
- "Пока к одному заехал… Пока к другому… Выпили… Вот полтора месяца и прошло…" - "Что ж, - смотрит на меня, как на кролика. - Логично". - "Пока отмечали… - я гну своё. - У одних дома, у других… А тут поехал - и на тебе!" - "А форма чего?" - спрашивает. - "Форму же все на дембель берут".
"У меня форма", - отметил Сергей.
Алхас:
- Тогда сван: "А что парадку не взял?" Не дурак же он! А тогда камуфляж только пошёл. В Афгане была песочка, а потом пошёл камуфляж.
- Было такое, - пошевелил губами Сергей.
- Мне удалось его взять с собой. Я: "Да на фига мне парадка! Попробуй камуфляж достань! Только по большому блату". - "Хорошо… Ты говоришь, в Сухуми". - "Да, к отцу…" - "А где отец?" - "Жил у Дома правительства". - "Что с ним?" - "Не знаю". - "А что, ты из Москвы призван?" - снова повертел военный билет. Я говорю: "Я там в техникуме учился". Хотя там всю жизнь прожил. - "А чего крался?" - "Не крался, а шёл". И он сказал, чтобы меня не трогали. И видишь, меня как забыли. Может, он пожалел. Видит, молодой. А может…
"Выпутался", - подумал Сергей.
- …что я держался спокойно: будь что будет! Убьёт так убьёт. Зауважал… Или нужен для обмена.
- Какого обмена? - встрепенулся Сергей.
- А что, не знаешь? Абхазы грузин в плен возьмут или так наловят - и меняют. На нашу братию…
- Надо же! Сергей задумался.
5
Сергей повёл себя иначе. При новом допросе сван посмотрел в его военный билет и спросил:
- А почему тут стоит место дислокации Быково?
Сергей поёрзал на табурете и ответил:
- Это аэропорт… - Знаю…
- Там наша часть стояла…
- Так скажешь, где служил?
- Скажу: в правительственной связи…
Сергей пожалел, что при предыдущем допросе скрыл то, что и скрывать-то не было смысла: война в Афгане закончилась. Союз распался. До пунктов правительственной связи в Быково грузинам не добраться, как до Луны.
Сван слушал о том, как служил Сергей, и о чём-то думал. Нож Сергея теперь торчал в столе и от щелчков свана по ручке качался и издавал воющий звук.
- Я служил в Центральном отдельном полевом узле правительственной связи.
На коммутаторе сидел. Коммутатор у нас на ЗИЛ-131. Дислокация в Быково, а так не поймёшь. Куда только не бросали! Тревога, подъём - и полетел. Помню, - Сергей следил за сваном. Специально рассказывал обо всём, - как обычно, тревога, подъём, куда нас, не знаем. Загнали в десять машин ЗИЛ-131 и в ИЛ-76. По две машины в каждый ИЛ. Приземлили в Ташкенте. Покормили, заправили и дальше. И высадили в горах. И мы попёрли, - Сергей пригляделся: "Сван спит?" - Моя машина ГПЗ - головная походная застава - первая идёт. Мы по таким дорогам едем, по ним "Жигули" не проедет. Ползёт наших десять ЗИЛов 131-х, два "Урала" - два дизеля. Впереди БТР восьмиколёсный. Машины не бронированы, не подготовлены. Вот и батальон. Я еду, со мной в кабине водила - пацан. Я старший машины.
Тут заметил, как двинулись зрачки в щёлках глаз свана, и продолжал:
- Едем, моя машина первая. Впереди БТР. Он хитрый. Кто там бывал, знает, где как себя вести, где в отрыв уйти. БТР с понтом, как бы нас сопровождает.
Я иду, а его уже и не видно. На кой ему нарываться! Часов восемь, уже темнеет, а мы прём по ущелью. Я смотрю: водила устал за рулём. Я сидеть устал, а он рулить. По таким дорогам - ишачьи тропы. Попробуй, прогони! А тут комбат, чей-то сынок, ему тридцать лет, а он уже майор. Первый раз в Афгане. Он сзади едет в своей машине. По рации кричит: "Привал". Водила: "Он что, обалдел, на перевале". Надо скорее с него спрятаться. Я: "Товарищ майор, извините, но тут нельзя делать привал". А его, видимо, задело. Он же майор! "Выполняйте приказ!" Я: "Слышал?" Водила - по тормозам. А БТР ушёл. Стали.
Сван щёлкнул пальцем по ручке ножа.
Сергей:
- Комбат: "Выйти из машины, размяться, кому по нужде!" Видимо, его самого прижало. Вроде тихо. А водила - на нас броники двадцатикилограммовые, тяжёлые! - его скидывает на подножку, потянулся и тут только… к-х-х-х… Весь в крови - и в кабину.
Сван заёрзал.
6
Сергей говорил: - Нас что спасло? Что у моджахедов не было гранатомётов, а только стрелковое оружие. Стрельба пошла. Наши - отсюда, они - оттуда. А в них разве попадёшь, они за камнями… Мы на виду. Я: "Вперёд! Вперёд!" А водила кровью истекает. Хорошо, меня с детства учили водить. Надо за руль. Я смотрю: не могу через водилу перелезть. Я прыгаю - сумел ухватиться за дверную ручку - автомат мешает. А обежать, вижу, не смогу, чтобы сесть на водительское место. Я - под машину. Со стороны водителя залез. Где-то стреляют. Нога моя над обрывом. Водилу двигаю. Всё, тронулся. И колонна пошла и ушла из-под обстрела. Пятнадцать человек мы только там потеряли. Водилу - в госпиталь.
Пуля лёгкое зацепила, но живой остался. Короче, ушли. Пришли на точку, где разворачиваться. Кстати, БТР вообще не появился. Там такой бардак… Сван ударил по ручке ножа.
- Узел связи открыли. Вертушки прилетели, раненых забрали, на самолёт - и в госпиталь. Что правда, то правда: только раненый - вертушка сразу.
И связь дали. Этот наш майор: "Построить узел!" Всех построил. Мне: "Выйти из строя!" Я выхожу. "За проявленную доблесть будете представлены к званию Героя Советского Союза!" Ведь спас колонну. Я выхожу - а он чуть выше меня, высокий, худощавый, - я ему с правой и в челюсть - на! Сван вздрогнул.
- Он - брык! Встать хочет, я ему "на!" ещё раз. Весь узел стоит, кто остался, пятнадцать увезли трупов, раненых. Я: "Ты это расскажешь матерям тех пятнадцати пацанов… Я тебе сказал: "Нельзя останавливаться". Он поднялся, отряхивается: "Я тебя сгною! Ты больше не выедешь никуда!" - "Мне плевать! Я своё дело сделал…" - "В общем, приедем в Союз, пойдёшь под трибунал".
Неделю мы ещё простояли. Отработали, приезжаем в часть. Командиром части генерал-майор, звали его Батя. Он от солдата до генерала дошёл. И этот ему рапорт пишет. Это же что, во время боевых действий. Меня Батя вызывает. А он такой: "Ну что, сынок?" Иной раз идёшь пьяным по части. Смотришь, он идёт, раз - в кусты. Он: "Эй, солдат, ты что от генерала прячешься?" - "Товарищ генерал…" Не то что наказать, а морально. И он вызывает меня: "Ну что, сынок?" Он не говорит: "Рядовой такой-то…". Говорит: "Ну что, расскажи". А его тоже никто по званию, всё по имени и отчеству. Я: вот так и так. Он выслушал и: "Ну тебя ж к звезде хотели послать. Героя…" А я говорю: "Она мне не нужна".
- Так сказал? - резко спросил сван.
- Так сказал, - проговорил Сергей. - "Ну иди, сынок. Звезды ты не получишь…" Короче, через день меня вызывают: "На документы". - "Что за документы?" - "Езжай домой". Меня сначала в отпуск отправили, а потом уволили.
И не дали ходу заяве майора, а то б - трибунал.
- Зачем мне это рассказал? - спросил сван.
- А затем, чтоб ты знал.
- Что ты за орёл? - сван блеснул фиксами.
Сергей промолчал.
- Я тебя выслушал, Герой Советского Союза… У тебя на лбу написано, за кого ты. Но ты мне нужен… Сван подошёл к Сергею и ударил по ножкам табурета. Табурет вылетел изпод Сергея, тот грохнулся на пол.
- Живи, Герой! Пока… - бросил сван.
7
"Живи. Это хорошо сказано. Но сколько живи?" - с таким вопросом Сергей вошёл в камеру.
- Снова с поднятой головой! - навстречу шагнул Алхас.
Сергей не ответил. Слово "живи…" он слышал и в Афганистане…
Теперь накатили афганские воспоминания. Он вспомнил моджахеда с четырьмя дырками в груди. Такого же молодого, как он. Тогда они тоже лезли в горы на ЗИЛах. Также полз впереди БТР. Он также смотрел в окно машины на обрыв внизу. Тогда добрались на точку без приключений. Стали на плато и развернули станции. Получалось, там, как заходишь в будку, стоял коммутатор. За коммутатором лежак. В тот день Сергей отсидел смену и отдыхал за коммутатором. Штекеры втыкал сменщик. И произошло нападение на узел. Как моджахеды прошли, Сергей не знал. Один моджахед кинулся к напарнику, который сидел на связи. Горло перерезал. А Сергея не заметил. Напарник единственное что успел сделать - повернул зуммер на полную мощность. Может, это машинально получилось… Сергей просыпается от звука. Поднимается. Видит - моджахед в намотке на голове. Он с автоматом спит, держит его на груди. Моджахед испугался и выпрыгнул. Сергей - за ним. Тут уже стрельба поднялась.
Сергей под колесо машины прыгает. Капитан, начальник станции, кричит: "Башкир! Прикрывай "Дельфин"!" Это станцию. Она имела самовзрыватель.
На случай захвата его должны взорвать. На случай, если взрыватель не срабатывал, лежало несколько канистр с бензином, чтобы поджечь.
Сергей вскакивает, обегает будку, и ему навстречу - нос к носу - афганец. А у Сергея приклад на руке, он автоматически поднимает автомат… И видит четыре дырки… И дальше - бегом, за колесо спрятался.
Стрельба… Бой кончился. Сергей первый раз убил. Подходит к моджахеду. Наклонился, голова от него сантиметров на пятьдесят. Хотя и горло напарнику перерезал, но смотрит - он такой же молодой, как он сам. Ему жалко его стало. Становится на колени. Начал с ним разговаривать: "На фиг эта война кому нужна… Ты молодой…" И тут капитан подлетает и с ноги прямо снизу - Сергей, как в кино, отлетает. Пытается встать, капитан его добивает. Вырубил Сергея, и тут же сам в чувство приводит. Попробуй встань после таких ударов! Он Сергея, как щенка, поднимает за шиворот: "Что, башкир, жалко?" - "Ведь человек", - лопочет Сергей. - "А ты подумай: если бы не ты его, он бы тебя!" Вот так. И с презрением бросил: "Живи!"
То "живи" напоминало "живи", услышанное от свана, своим презрением.
Но презрение капитана относилось к хлюпику-однополчанину, а презрение свана - к противнику. Теперь Сергей смотрел на круглое лицо Хасика, вспоминал скуластое свана, и не мог понять, сколько ему отведено времени, чтобы жить. Ясно, что срок свой он продлил, но насколько? Тогда он убил моджахеда и остался жив. Теперь, если бы он и убил, вряд ли б спасся.
В иные минуты успокаивал себя: "Что ты! Тебе сколько раз везло".
С этого дня Сергей делал зарубки на лежаке. Но если в армии они приближали к дембелю, то теперь - отдаляли от смерти.