- Послушай меня! Я давно, давно хотел влюбиться, давно был готов к любви. Если хочешь знать, я заглядывался на каждую девушку, каждую молодую женщину, думая, что, может быть, это и есть моя половинка. Но нет, все было не то, не то и не то. А когда я увидел тебя на перроне, меня как громом поразило! "Идет женщина, которой я готов служить всю жизнь!" - Вот о чем я тогда подумал! Но ты прошла мимо такая неприступная, гордая, чужая. И я не посмел сказать тебе хоть слово. А потом встреча у клуба. Разве бывают такие случайности? Нас кинуло друг к другу! Судьба сама соединила нас! И вот ты лежишь в моих объятиях! Разве я мог мечтать об этом? И неужели ты думаешь, что смогу отказаться от этого счастья? Ты моя единственная женщина, понимаешь? Я знаю, многие мужчины говорят такие слова в определенные моменты. Но для меня это не слова, это моя сущность, понимаешь? У меня не может быть другой женщины! Я полюбил тебя с первого взгляда, и буду любить всегда!
- Ты веришь в любовь с первого взгляда? - прошептала она.
- А разве бывает другая?
И она снова поразилась их сходству - ее нынешнего юного возлюбленного и прежнего, погибшего любимого.
- Я старше тебя на шесть лет…
- Какая разница? Да и вообще, это я тебя старше, - он ласково поцеловал ее заплаканные глаза. Сначала один, потом другой.
- Но ты ничего не знаешь обо мне.
- Ну и что? Кем бы ты ни была прежде, чем бы ни занималась сейчас - это неважно. Ты ведь тоже ничего обо мне не знаешь.
- И не хочу знать, - прошептала она. - Любовь безоговорочна, - повторила она слова, которые сказал когда-то Пауль. - Я люблю тебя - и все.
Они еще долго шептались, утешали и ласкали друг друга. Лишь перед самым рассветом они ненадолго уснули. Первые лучи солнца проникли в комнату, освещая обнаженные, переплетенные друг с другом, прекрасные тела.
Мы шли с Чижом на очень важную встречу с моим деловым партнером, красавцем Паленым. По ходу я давал Чижу вводную.
- Задача наша - склонить друга Паленого на разбойное нападение. Завтра через железнодорожный узел будет проходить состав с продовольствием. А бандитам харчи нужны. На продажу да на прокорм. Мы берем Паленого в долю, нападаем на состав, и нас повязывают доблестные стражи порядка. И засаживают в местную кутузку, где, кстати, уже парится на нарах Олежка.
- Как? Когда успел?
- Пока ты внедрялся в народные массы. Представь, немец, о котором шла речь у Заречного, вернулся за своим амулетом!
- Так я и говорил, что он вернется! - воскликнул Орлов. - Здорово, что мы Заречного на засаду уговорили под водочку и селедочку!
- Все так, да не так. Он вернулся, да взять его не смогли. Олежка был там, пытался войти в контакт с германским рыцарем, да вышла накладка: немец пальнул, а это был сигнал к штурму, так сказать. Ну и пришлось Олегу прикрывать фрица, чтобы не убили бравые оперативники. А его, Олега, натурально, замели на глазах у фрица - тот под потолком прятался. Так что слинял немчура, а амулет забрать не успел. Так мало того. Он, подлюка, на следующую ночь опять туда заявился. И что ты думаешь? Молодцы Заречного упустили красавца! Кабы не улизнул он от них, мы бы сейчас уже "кололи" верхушку этой бандитской "пирамиды" по всем правилам боевого искусства дознания. А теперь придется комедию ломать с ограблением состава.
- Цель-то какова?
- Сажают нас в кутузку, мы заставляем Паленого связаться с его паханом, что на воле остался. Мол, не поможете выбраться мне и моим корешам новым, а не то заложу вас всех к такой-то бандитской матери!
- А если он не согласится?
- Как не согласится? На нем кровищи не меряно. Что ж он, не понимает, что ему "вышка" светит в полный рост? Я так думаю, согласится!
- А если не согласится состав грабить?
- Да что ты все заладил "не согласится". не каркай! Твоя фамилия Орлов, а не Воронов! Согласится! Как я понимаю, его там, в банде этой, на голодном пайке держат, а он мужик вольнолюбивый, спесивый, да и не привык крошками перебиваться. Так что наверняка захочет свой кусок поиметь. Тем более, в такой компашке. И вообще, мы тут операции боевые проводим, а ты.
- Так я тоже в соответствии с планом, - смутился вдруг Максим, - внедрялся в народные массы, заводил знакомства.
- Внедрился? Завел знакомство? - съехидничал я. - Очень уж физиономия у тебя сегодня счастливая. Улыбаешься все.
- Что ж мне, плакать? - разозлился вдруг Орлов. - Приказывайте, Егор Петрович! Я разве когда-нибудь от заданий уклонялся?
Ишь, покраснел от обиды, петушок наш, чижик вихрастый.
- Ладно, это я так, шучу. Ну, вон наш притон, подходим. Паленый мужик серьезный, так что соберись! Говорить буду я, ты вроде как на подхвате у меня. Племяш мой, сирота. И малость придурковатый, понял?
- Так я чаво. Как скажете, дядя. куда вы, туда и я. мне и мамка так завещала.
Лицо лейтенанта Орлова вмиг приобрело выражение легкого идиотизма, глаза таращились радостным изумлением, присущим людям, неотягощенным умственными потугами. Артист! Талантище!
- Вот-вот, примерно так и держись! Но, смотри, не переигрывай. Полные идиоты никому не нужны. Я тебе верю, как Станиславский. Не боись, племяш, как мы наметили, так оно и будет!
Товарный состав стоял на запасных путях, на одной из ближайших к городу станций. В этом месте к железнодорожному полотну вплотную подходила грунтовая дорога.
Два вооруженных охранника шли вдоль состава. С ними был дежурный по станции. Он шел чуть впереди, освещая фонарем дорогу.
- Что так темно у тебя? Ни один фонарь, к чертям собачьим не горит! - раздраженно говорил один из охранников.
- Так кто его знает. Вчера еще горели все. А сегодня авария какая-то на подстанции. Звонили из комендатуры, говорят, до утра не починят.
- Вот безобразие! В военное-то время за такое к стенке бы поставили! Это ж разгильдяйство полное, а может, и саботаж! А если бы в вагонах патроны были, а не макароны?
- Вот именно. Вот у нас случай был в Балашихе. - начал было второй.
Но какой именно случай произошел в Балашихе, осталось тайной.
Две мужские фигуры, лежавшие в придорожных кустах, бесшумно выросли за спинами охранников. Выбрав жертву, каждый из бандитов точным ударом ребром ладони куда-то возле шеи, уложил конвой. Дежурный схватился было за свисток, другой рукой выхватил пистолет из-за ремня, но один из нападавших, совсем сопливый мальчишка, прямо-таки взлетел в воздух, выбил ногой и оружие и свисток, уложил тучного здоровяка на землю, шепнул:
- Извини, дядя, так надо! - и вырубил обезумевшего от страха дежурного.
- Все в порядке. Минут десять будет отдыхать, - сообщил он товарищу.
Парочка злоумышленников взломала замок вагона, один из них ткнул пару раз ножом куда-то вглубь.
- Мука и сахар, - сообщил он.
- Отлично! Выгружай, - скомандовал тот, что был постарше и посветил над головой фонарем, передавая некий сигнал.
Тотчас из темноты на дорогу выехала грузовая повозка, запряженная парой лошадей.
Правил ею мужик с безволосым, красным лицом. Повозка подъехала вплотную к вагону.
- Давайте, кидайте! - скомандовал Паленый.
Мешки полетели в повозку. Погрузка шла не так быстро, как хотелось бы - мешки были плотно набиты и весили не меньше пуда каждый. Напарники перекидывали их, тяжело дыша.
- Уходить надо! - сказал один из кидавших.
- Чего это? Рано еще уходить!
- Да у тебя воз уж полный!
- Да ладно! Еще мешков пять можно кинуть! - вошел в азарт Паленый.
И тут из-за поворота выскочил на дорогу открытый грузовик, кузов которого был забит солдатами.
- Е-е-е, - заорал Паленый, хватаясь за вожжи. - Линяем!
Напарники едва успели запрыгнуть в телегу, тяжелая повозка тронулась. Паленый нещадно хлестал лошадей, сидящие на телеге бандиты выхватили пистолеты и начали палить по грузовику. Странным образом, ни одна из пуль не достигала цели, разные стороны между повозкой и преследователями сокращалось, фары грузовика слепили лошадей, те, обезумев от ударов хлыста и яркого света, шарахнулись в сторону, перегруженная телега накренилась, заднее колесо отвалилось и поехало по дороге самостоятельно, выписывая задумчивые восьмерки.
Мешки посыпались на землю, бандиты соскочили с платформы, бросились было врассыпную. Но оперативники уже рассыпались горохом по дороге, азартно хватали незадачливых налетчиков, заламывали руки, от души прикладывались к физиономиям. Бандиты, с разбитыми в кровь лицами, отчаянно вырывались, лягались, вспоминали чью-то мать, чем вызывали еще большую активность дюжих хлопцев. Наконец обессиленная, изрядно избитая троица была связана и брошена в кузов.
В общем, все вышло очень натурально. Станиславский бы поверил.
МАРТ 1946, Колыма
Я стоял возле продуктового ларька, не в силах оторвать глаз от буханок хлеба, сладкий его запах окутывал все окружающее пространство, щекотал ноздри, и я стоял, хотя давно нужно было идти в барак, потому что обладать этим пахучим счастьем, купить шоколадного цвета буханку имели право только уголовники и осужденные по бытовым статьям. Голод сводил с ума, а я все стоял, и все чувства мои были сосредоточены в обонянии.
И тут меня окликнул Вербов. Мы сидели на следствии в одной камере, а теперь попали на один прииск. Он не работал в забое, он был геологоразведчик и его взяли работать по специальности. Теперь он не здоровался со мной, теперь мы были не ровня, но тут вдруг окликнул. Я подошел.
- Курить хочешь?
Хочу ли я курить… Он протянул обрывок газеты, насыпал махорки, зажег спичку. Я затянулся, голова пошла кругом, ноги подкосились, я едва успел ухватиться за стену ларька.
- Нам бы поговорить. - многозначительно сказал Вербов.
- Тебе со мной?
- Ну да.
Мы отошли за бараки, сели на вмерзшее в землю бревно. Серый день едва освещал лагерь, едва передвигающихся костлявых людей с опухшими ногами.
- Ну и как тебе все это? - спросил Вербов.
- Что? - не понял я, втягивая дым. Голова уже не кружилась, голод чуть-чуть отступил.
- Ну все это, вся наша жизнь.
- Умрем, наверное, - пожал я плечами.
- Ну нет, я не согласен! Надо бороться!
- Это как? - вяло спросил я.
- У меня есть карта. Я возьму рабочих в разведку, тебя возьму, сделаю пропуск - и пойдем на Бугры, мы там золото ищем. А оттуда уйдем к морю.
- В бега что ли?
- Ну да!
- А по морю? Али по суху?
- Ну, придумаем что-нибудь! Навигация откроется. Главное - отсюда вырваться! Согласен?
Я закрыл глаза и молчал. До моря отсюда километров двести. Не только я не дойду, Вербов и сам не осилит этот путь. Зачем он врет? И как это ему, единственному из нас, удалось устроиться по прежней своей специальности - в геологоразведку?
- Хорошо, - не открывая глаз, ответил я. - Только мне подкормиться надо.
- Конечно! Это правильно! Я принесу тебе консервов завтра! Каких ты хочешь? У нас там много всяких.
- Вот. Принеси. Сгущенное молоко. И буханку, - задыхаясь от мысли, что все это может сбыться, еле выговорил я.
- Хорошо, - сказал он и ушел.
Я вернулся в барак и лег. Голод парализовал все жизненные функции, в том числе и работу мозга. Думать не хотелось, но нужно было. Он соберет нас в побег и сдаст - это ясно. Он заплатит за свою работу по специальности нашей кровью, моей жизнью. Нас или убьют на Буграх, или затравят собаками и дадут еще по пятнахе. Он не может не знать, что уйти отсюда невозможно. Но сгущенное молоко.
Я заснул и видел в эту ночь какие-то сказочные сны из детства.
Весь следующий день прошел как в тумане. Я механически двигался, думая лишь о том, как дожить до вечера, следя за медленным движением холодного белого солнца к западу.
Наконец заржали кони, которые всегда чувствуют время лучше людей.
Я пошел к бараку. Вербов ждал меня на крыльце. Мы зашли, сели около длинного стола, и он достал из карманов две банки сгущенки.
- Хлеб завтра, - сказал он.
- Ладно, - согласился я.
Я открыл банку ударом топора, густая белая масса потекла по руке. Я слизывал ее и стонал от удовольствия. Он дал мне ложку, я сел поудобнее и съел всю банку, потом вторую, потом тщательно облизал ложку и сказал:
- Знаешь, я передумал. Иди без меня. Он молча поиграл желваками и вышел.
Надо было предупредить остальных, но я не знал их.
Вербов уговорил четверых. Они бежали через неделю. Двоих убили на Буграх, двоих судили и дали еще по пятнадцать лет. Самого Вербова увезли. Он обнаружился на другом прииске, где так же работал в геологоразведке. Был сыт, брит и нос в табаке.
Я был рад, что не поверил ему. Это была маленькая, бесполезная, но месть.
АВГУСТ 1945, Львов
…Утром следующего дня порученец военного коменданта вернулся в комендатуру почти к полудню. Виктория стучала пальчиками по клавишам машинки, одновременно отвечая на телефонные звонки. Обычно строгая, неулыбчивая и неприступная, она светилась сегодня таким безудержным счастьем, что лейтенант Висницкий только присвистнул. Он догадывался о причине столь разительной метаморфозы гордячки, которая давно ранила его сердце. И, испытывая острое желание увидеть, как это озаренное радостью лицо потускнеет, он сел напротив, закинул ногу на ногу и, как бы между прочим, сказал:
- А я из тюрьмы, Виточка.
- Виктория! Мы договорились, что для вас, Висниц-кий, я Виктория. Мы на службе! И вообще.
- И вообще, держите дистанцию, так?
- Так, - подтвердила девушка и, не желая сегодня никого обижать, уже мягче добавила:
- Ну, вы были в тюрьме, поэтому и опоздали?
- Не опоздал. Выполнял поручение генерала. Там следствие идет по поводу нападения на вагон с продовольствием. Поскольку продукты предназначались для города, генерал хотел знать о масштабах потерь.
- И что же?
- Ничего. Видел налетчиков. Рожи у них избитые, распухшие, но опознать можно.
- Что значит - опознать? Вы кого-нибудь из них знаете? - Виктория удивленно улыбнулась.
- Я - нет. А вы - да!
- Что за чушь? Среди моих знакомых нет налетчиков! - Тонкая бровь взлетела вверх, что означало негодование. Он знал все ее жесты, всю мимику.
- Зато среди налетчиков есть ваши знакомые. Тот милый паренек, с которым вы на днях весь вечер кружились в вальсе, помните?
- В клубе? - мгновенно охрипшим голосом спросила Виктория. Руки ее застыли.
- Ну да, в клубе, где же еще. Так вот, он был среди налетчиков. Как его зовут, кстати?
- Я не успела с ним познакомиться, мы просто танцевали, - сухо откликнулась Виктория. Пальцы ее снова забегали по клавишам. - …Если это вообще он. Вы же говорите, бандиты сильно избиты.
- Да, избиты, - злорадно подтвердил лейтенант. - Но не до неузнаваемости, конечно. У нас там не гестапо. Так что опознать вполне можно.
Он сладострастно наблюдал, как погасло ее лицо, как опустились уголки губ, как нахмурился чистый лоб.
Вот-вот, почувствуй, что такое душевная боль! Будешь знать, в кого следует влюбляться!
Лейтенант, посвистывая, направился к двери.
- Я в буфет, если вы не против, Виктория Михайловна, - язвительно сказал он.
Виктория рассеянно кивнула. Весь день, стуча по клавишам, отвечая на звонки, вопросы генерала, посетителей комендатуры, - весь этот длинный рабочий день она думала, как организовать побег.
Ее не занимало, почему Максим пошел на такой шаг, почему оказался среди грабителей - это выяснится позже. Главное сейчас - вызволить его из беды. Как назло, это был день приема граждан по личным вопросам и народу в приемной было очень много. Сидя в очереди, люди обсуждали ночное происшествие, и оно обрастало самыми невероятными подробностями. То говорили, что налетчиков пятеро и среди них есть женщина, то их становилось вдвое больше и оказывалось, что они поубивали чуть не целую роту НКВД. То, наоборот, всего двое, но таких матерых, что им удалось "завалить" троих человек охраны, перетаскать тяжеленные мешки на телегу и умчаться на лошадях. если бы не случайное появление машины с солдатами, убежали бы!
- А убитые есть?
- Нет, вроде нет.
- А я слышал, есть! Не то пятеро, не то шестеро.
- Главное, один из налетчиков совсем молодой! Лет двадцать! Вот ведь поскудники. Это что же завтра будет? И куда смотрят. В городе орудует банда.
Слушая эту бесконечную болтовню, Виктория едва не теряла сознание. Когда она в очередной раз прижала пыльцы к вискам, неприятно высокий, но властный голос прервал разговоры.
- Товарищи! Прекратите сеять панику! Банда обезврежена. А налетчиков было всего трое. И никто не убит! Что не снимает с них ответственности, разумеется. Сидят по камерам, голубчики. Так что, знаете ли. Не надо вот это вот. И секретарю работать мешаете, - он внимательно посмотрел на Викторию.
- А вы откуда, простите, знаете?
- А я там работаю! В тюрьме! Еще вопросы есть? Тогда извините.
Он уткнулся в газету. Виктория продолжала работать, изредка поднимая глаза на сотрудника городской тюрьмы. Круглое лицо, невыразительные рыбьи глаза под тяжелыми веками. Неприятное лицо.
Мужчина оказался последним посетителем, когда он вышел из кабинета коменданта, рабочий день закончился.
- Вита, вы свободны, - отпустил ее генерал.
Она быстро убрала бумаги в сейф, подхватила сумочку и кинулась на улицу, по которой, не торопясь, шел тот самый сотрудник тюрьмы, который ее так интересовал. Конечно, среди сотрудников этого учреждения были люди, которые могли помочь Максиму, но это были люди Курта, а его она пока ни в коем случае не хотела посвящать в эту историю, - иначе ее возлюбленному угрожала бы смертельная опасность - майор ревнив и жесток.
Она шла за грузным мужчиной, не зная, как и с чего начать разговор, но неожиданно он сам остановился возле киоска с газированной водой, попросил стакан с клюквенным сиропом и отошел в сторону. Девушка немедленно сделала то же самое, подошла к мужчине, сказала первое, что пришло в голову:
- Какой жаркий день!
- Да уж. Но вы ведь не за этим ко мне подошли, Виктория Михайловна? У вас, я вижу, дело ко мне, так?
- Так.
- Здесь говорить нельзя.
- Да, да, конечно!
- Давайте через полчаса в сквере у площади Рынка.
Он вернул продавщице стакан и удалился.