3
Всё-таки Новый год - замечательный праздник. Казалось бы, давным-давно вырос, стал взрослым, да чего там взрослым - стареть самое время! - а всё смотришь на нарядную елку, всё ждешь чего-то. Будто и впрямь с двенадцатым ударом курантов жизнь переменится. Причем, в лучшую сторону.
Потом с громким хлопком вылетает пробка, шампанское льется в бокалы, затем благородную струю шампанского сменяет менее благородная, но более родная струя водки, и вдруг оказывается, что на часах уже шесть утра… Ты идешь спать и спишь крепко-крепко, по крайней мере, до тех пор, пока тебя не разбудит грохот петард, которые под окнами бросают мальчишки. Наконец, ты просыпаешься, опохмеляешься (если есть такая потребность), доедаешь салат-оливье, потом снова пьешь… И снова… А когда уже водка не лезет в горло, и от селедки под шубой мутит, ты узнаешь, что каникулы закончились и начинаются будни… И всё возвращается на круги своя.
Никаких чудес, никаких сказочных превращений. Тыква так и остается тыквой, а крысы даже не думают превращаться в прекрасных скакунов. И ты сидишь как-нибудь вечером на кухне, смотришь в темный квадрат окна, и чей-то голос внутри тебя мрачно произносит: "Жизнь - дерьмо".
Вот такие мысли роились в голове у бывшего "важняка", а ныне сотрудника детективного агентства "Глория" Александра Борисовича Турецкого.
Однако в телефонном разговоре с Меркуловым он их, ясное дело, озвучивать не стал. Зачем портить человеку настроение?
Константин Дмитриевич был приятно, по-праздничному, возбужден. По всей вероятности, он уже успел немного принять.
- Мы только что из театра! - сообщил Меркулов Турецкому, едва поздоровавшись. - Смотрели "Щелкунчика"! Думал - усну, а ничего. Понравилось даже. Смотрел?
- Нет, - сухо ответил Александр Борисович.
- А на улице хорошо-то как, а! - не обращая внимания на невеселый тон друга, продолжил Константин Дмитриевич. - Радостные физиономии вокруг, все навьюченные подарками, пахнет елкой… Кстати, приезжайте к нам ночью, а? Тем более, Ирина давно уже не была у нас в гостях. Моя по ней даже соскучилась. Говорит, не с кем побеседовать по душам.
- Спасибо, Кость, но вряд ли.
- Чего так?
- Старые стали, ленивые, - усмехнувшись, ответил Турецкий. - Вот вас в гости с удовольствием примем. Ирка столько всего наготовила, что нам за год не съесть.
- Да я бы с радостью, но к нам кум с семьей приехал. И потом, боюсь, что после часа ночи я буду уже не транспортабелен, а моя машину не водит. Слушай, я что хотел спросить: у тебя нога как?
- Нормально. А что?
- Да мне тут одного классного врача посоветовали. Я ему про тебя рассказал… Ну, про то, что у тебя в непогоду…
- Уже нет, - оборвал друга Турецкий.
- Сань, не ерепенься. Он, правда, отличный врач.
- Спасибо за трогательную заботу, - с мрачной насмешливостью буркнул в трубку Турецкий. - Куда бы я без вашей заботы, Константин Дмитриевич. Сначала укатали человека под асфальт, а потом интересуетесь, как он там, под асфальтом, поживает. Трогательно, аж слезы из глаз.
Меркулов помолчал.
- Зря ты так, Сань, - сказал он после паузы и уже не таким веселым голосом. - Я ведь хотел…
- Сань! - крикнула из кухни Ирина. - Иди помоги!
Турецкий поспешно распрощался с Меркуловым и положил трубку. Сентиментальные излияния подвыпившего друга не развлекали, не радовали и не умиляли его. А раз так, чего тут обсуждать?
На кухне Ирина быстро взяла мужа в оборот и заставила его чистить овощи.
- Ир, у нас что, гости будут? - поинтересовался Александр Борисович, с явным неудовольствием поглядывая на гору моркови, свеклы и маринованных огурцов, с которых ему полагалась снять шкурку.
- Не знаю, - ответила Ира, не отрываясь от работы. - Может, кто и зайдет. Но вряд ли.
- Тогда зачем столько всего?
- Ну, как… - Ирина пожала плечами. - Новый год всё-таки. Согласись, если в Новый год стол не уставлен яствами, то он выглядит несколько уныло.
- Но зачем так много? - повторил Турецкий. - Можно было обойтись парой салатов да этим гадским гусем.
- Турецкий, не брюзжи. Съешь ты своего гуся за раз, а завтра и послезавтра что будешь есть? Я в праздники с утра до вечера у плиты стоять не собираюсь.
- Отлично, - скептически улыбнулся Александр Борисович. - Тогда у меня рацпредложение. Давай отварим тонну картошки и будем есть её весь последующий год. И готовить не надо: разогрел - и порядок. А можно еще сухарей насушить.
- Турецкий, замолчи!
- А можно пирожков нажарить - штук пятьсот. Будет с чем на двадцать третье февраля чай пить.
Ирина швырнула нож на доску и резко повернулась к Турецкому.
- Сань, да что с тобой такое, а? Ты уже с Меркуловым поссорился, теперь и со мной хочешь?
- А ты всё слышишь, - пробурчал Турецкий.
Ирина вытерла руки о полотенце, поправила фартук и сказала:
- Давай, я готова.
- К чему? - не понял Турецкий.
- Слушать гадости, которые ты мне скажешь. Только давай выкладывай всё сразу, - всё, что накопилось. Чтобы за праздничным столом мы пили шампанское, а не выясняли отношения.
Турецкий стушевался.
- Ир, я не собираюсь с тобой ссориться.
- Правда? Тогда что же ты делаешь последние двадцать минут? Да какие там минуты, что ты делаешь последние несколько месяцев?
- Я что я такого делаю?
- Ты делаешь все, чтобы я с тобой развелась.
- Правда?
- Правда.
- Гм… - Турецкий насмешливо почесал затылок. - А мне казалось, наш союз нерушим. Но если ты хочешь…
- Ох-х, - вздохнула Ирина Генриховна. Затем усмехнулась и продекламировала:
Умоют меня и причешут
Заботливой, нежной рукой.
И в новое платье оденут,
Как гостя на праздник большой.
При громком торжественном пении,
При блеске свечей восковых
В строгом и важном молчании
Я встречу друзей дорогих…
- Что это? - нахмурился Турецкий, стихи ему явно "не пришлись".
- Не помню. Из какой-то книжки.
- И зачем ты мне это прочла?
- В голову пришло. - Взгляд Ирины стал грустным и насмешливым. - Смотрю я на тебя, Турецкий, и сердце кровью обливается. Тебе самому-то не надоело?
- Что?
- Жалеть себя.
- Ир, - угрюмо проговорил Александр Борисович, - это запрещенный удар.
- Раньше ты не был таким ранимым.
- Раньше я был старшим следователем Генпрокуратуры. Должностным лицом весьма высокого полета. А должностное лицо не имеет право показывать слабые места.
Ирина снова вздохнула. Она была очень терпеливой женщиной, но этот разговор утомил и ее.
- В общем, так, Турецкий, - сказала она устало и тихо. - Сегодня у нас будет праздничный ужин. И уж будь добр, сделай над собой усилие, выдай мне хотя бы пять улыбок за ночь.
- Тебе это будет дорого стоить, - съязвил Александр Борисович.
- Ничего, я готова заплатить.
- Чем? - поинтересовался Турецкий.
- Как чем? Харчами!
Турецкий хотел сурово нахмуриться, но не выдержал - рассмеялся.
- Ладно, жена, почищу я тебе твои овощи. Но смотри: если ужин мне не понравится, и все мои усилия зря, взыщу по полной программе. Кстати, Нинка еще не звонила?
- Нет.
- Родили себе блудную дочь, - проворчал Александр Борисович. - И что бы ей дома Новый год не встретить, а? С отцом, с матерью. Ведь Новый год - семейный праздник. По крайней мере, в книжках так пишут.
Ирина пожала плечами:
- Ей с нами скучно, Сань. Ведь мы с тобой для нее старики.
- Глупости. Что они такого знают, эти молодые, чего не знаю я? Можешь мне ответить на этот вопрос?
- Запросто. Ты, например, знаешь, как называется последний альбом Бритни Спирс?
- А кто это? - поднял бровь Александр Борисович.
Ирина усмехнулась.
- Вот то-то и оно. Темный ты человек, Турецкий. О чем с тобой можно говорить?
Александр Борисович вздохнул:
- Да, жена… Отстали мы с тобой от жизни.
4
Праздничный стол был великолепен. В вазочках из хрусталя и венецианского стекла играли всеми цветами радуги салаты. В огромном блюде в центре стола красовался, играя золотистой корочкой, печеный гусь, обложенный запечеными яблоками. В маленькой серебряной икорнице сверкала гроздь рубиновых шариков икры. Шампанское играло и искрилось в хрустальным фужерах.
Турецкий окинул стол взглядом и восхищенно проговорил:
- Все эти блюда стоило готовить уже ради того, чтобы на них посмотреть!
- Вот видишь, - улыбнулась Ирина. - Эстетическое наслаждение ты получил. Осталось получить гастрономическое.
- Да ведь эту красотищу даже есть жалко, - сказал Александр Борисович. - Ну, какой варвар посмеет ткнуть ложкой… ну, к примеру, в эту "мимозу"?
- Этим варваром буду я, - сказала Ирина. - Давай тарелку!
Ирина смело загребла ложкой салат и положила на тарелку мужу.
- Ну вот, одной красотой на земле стало меньше, - вздохнул Александр Борисович.
- Ничего. Зато одним сытым мужчиной станет больше, - насмешливо возразила Ирина.
- Ой! - воскликнула вдруг она, уставившись на экран телевизора. - Кажется, он уже заканчивает. Сделай скорей погромче!
Турецкий взял пульт и прибавил громкость телевизора.
- …чем в прошедшем году, - с улыбкой закончил президент. - С новым годом вас, дорогие друзья! С новым счастьем!
Президент страны отсалютовал Ирине и Александру Борисовичу фужером с шампанским. Картинка на экране сменилась. Теперь вместе загорелой и бодрой физиономии президента показывали огромный циферблат с бодро скачущей по кругу секундной стрелкой.
- Саня, ты чего сидишь? Обнови скорей бокалы!
Забили куранты. Турецкий взял бутылку и "освежил" шампанское в бокалах. В телевизоре отзвенел последний удар курантов, и грянула музыка.
- За счастье! - сказала Ирина.
- Чтоб у нас всё было хорошо! - отозвался Александр Борисович.
Супруги чокнулись фужерами и выпили.
- Отлично! - улыбнулась Ирина. - Как же я люблю Новый год!
- Как же я люблю шампанское! - иронично отозвался Турецкий. - Хотя водочку всё же больше.
- Тебе положить чего-нибудь?
- Спрашиваешь! Я хочу попробовать всё, что ты приготовила.
- Для этого тебе придется шевелить челюстями до самого утра.
- Я к тому готов, - кивнул Александр Борисович.
На экране телевизора закружился, заискрился и зашумел "Голубой огонек". За последующие полчаса Турецкий успел перепробовать добрую половину всех яств, произнести четыре тоста и разлить по фужерам бутылку шампанского.
И тогда его вдруг пробило на сантименты.
- Ир, - сказал Александр Борисович проникновенным голосом, глядя на жену мягкими, мерцающим взглядом. - В том году я умер, причем два раза… Первый раз, когда просто выключился свет… Я взрыва не слышал, просто вдруг стало темно… А потом, в темноте я услышал твой голос… И вернулся. Оказалось, что это совсем не страшно… Просто как уснуть и проснуться… А потом я умер по настоящему… Внутри меня больше не было желаний - пустота быстро наполняется, - и она наполнилась… Подозрительностью… Злобой… Ревностью… Ир… Прости меня за все… Я вернулся…
Ирина прикрыла ладонь мужа своей ладонью.
- Прости, что дала тебе повод, - тихо сказала она. - Я не могла честно сказать ни тебе, ни себе, что где-то в глубине души, я тебя винила за… нашего нерожденного ребенка.
Турецкий хотел что-то сказать, но Ирина легонько коснулась его губ пальцами.
- Тссс. - Она улыбнулась. - Я сейчас скажу и больше никогда не буду… Прости, что всю свою преданность, теплоту, любовь перенесла на Васю.
Александр Борисович снова хотел что-то сказать, но и на этот раз теплые пальцы жены легли ему на губы.
- Что он стал мне… как сын, - продолжила она. - Прости, что при этом забыла о тебе.
Александр Борисович пристально разглядывал лицо жены, так, словно увидел его впервые. "Она по-прежнему красива, - думал он. - Эта женщина вообще не стареет. Не то что я - старый барбос. И что она во мне нашла? Желчный, злой, вечно недовольный… Нет, я бы на ее месте давно бы бросил такого кретина. Однозначно".
- О чем задумался? - спросила Ирина.
- Да вот думаю, какая ты у меня красавица.
- Ты только сейчас это разглядел? - кокетливо поинтересовалась Ирина.
- Видимо, да.
Ирина вздохнула:
- Балбес.
Александр Борисович тихо засмеялся. Потом плеснул в фужеры шампанское и провозгласил:
- За тебя, Ир!
- За тебя, Саш! С Новым годом!
Они чокнулись фужерами и выпили.
- А все-таки здорово, что мы с тобой сегодня одни, - сказал Турецкий, глядя на жену мерцающим взглядом. - Когда бы еще удалось так поговорить.
- Ты прав. Стоило ждать Нового года ради одного такого разговора. Ведь в другое время тебя никаким калачом не заманишь домой. Целый день где-то бегаешь. Придешь, поешь и - бегом в свой "кабинет".
- Неужели я так делаю? - удивился Александр Борисович.
- Угу, - кивнул Ирина, глядя на Турецкого поверх фужера смеющимися глазами.
- В таком случае, я действительно балбес!
Турецкий допил шампанское и отодвинул от себя тарелку.
- Что-то я не то говорю, Ир, - сказал он, не отводя взгляда от лица жены. - Знаешь, что я подумал?
- Что?
- А ну его это застолье… - С этими словами Александр Борисович передвинулся на диване, так, чтобы быть поближе к жене. - В народе как говорят?
- И как же? - лукаво улыбнулась Ирина.
- Как Новый год встретишь, так и проведешь!
- Неужели это правда?
- Конечно. Народ зря не скажет.
Александр Борисович обнял жену и поцеловал ее в губы. Ирина смешливо поежилась.
- Сашка, дурень… Ну, где у тебя мысли, а? В каком месте?
Турецкий взял руку жены, поцеловал и положил себе на плечо. Потом вновь принялся целовать лицо жены - такое знакомое и такое незнакомое, такое милое и такое строгое.
- Ой! - с смехом сказала Ирина. - Что-то мне шампанское в голову ударило…
- Тебя это расстраивает? - осведомился Турецкий, на секунду прервав поцелуи.
- Наоборот. Мне этого так давно не хватало.
Она обхватила взлохмаченную голову Турецкого и прижала ее к груди.
5
Проснувшись рано утром, Турецкий сходил на кухню и выпил рюмку ледяной водки, закусив ее вчерашним салатом, который, постояв ночь в холодильнике, стал в десять раз вкуснее. Если и было похмелье, то после рюмки водки его как рукой сняло.
Александр Борисович выкурил сигарету, вмял окурок в пепельницу и вернулся в спальню. Некоторое время он стоял перед кроватью, глядя на спящую жену и улыбаясь. Всё-таки Ирка обалденно красивая женщина, подумал он. И как она со мной живет, с таким ослом? Могла бы найти себе какого-нибудь олигарха… Они нынче любят умных да красивых. Глупые куклы с ногами от ушей их уже не устраивают. Внезапно в голову Турецкому пришли стихи. Он присел на край кровати и тихо зашептал.
Твои глаза - как чистые озера,
Где крохотные камушки на дне,
Где водорослей тонкие узоры,
Где сам я отражаюсь в глубине…
Ирина улыбнулась во сне.
- Ты моя лапа, - прошептал Турецкий, наклонился и осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал жену в щеку.
Затем примостился рядом и, сладко зевнув, тут же уснул.
Проснулся он спустя три часа. Ирины рядом не было, но из комнаты раздавался ее негромкий голос - она с кем-то беседовала по телефону.
Александр Борисович лежал в постели и, весело щурясь, поглядывал в окно. Настроение был отличное. Он знал, что сейчас встанет, пройдет на кухню, достанет из холодильника пару вазочек с салатами, графин с недопитой водкой, огурчики и… При мысли об этом "и" на душе у бывшего "важняка" стало тепло и уютно.
Ирина в гостиной положила трубку. Послышались ее легкие шаги, дверь распахнулась и она вошла в спальню.
- А, ты уже проснулся. Как самочувствие в первый день нового года?
- Лучше, чем в последний день старого. А ну-ка, иди сюда! - Турецкий хлопнул ладонью по постели.
Ирина села на кровать, наклонилась и поцеловала мужа в губы. Лицо ее, однако, выглядело встревоженным.
"Плохие новости", - понял Александр Борисович и почувствовал, как отличное настроение куда-то улетучивается. Ни дня без плохих новостей. Когда же это кончится!
- Ир, кто звонил? - тихо спросил Турецкий.
- Алина. Моя троюродная сестра из Астрахани.
- Это которая? Такая двухметровая дылда с рыжими волосами?
Ира покачала головой:
- Нет. Невысокая, черненькая. У нее отец татарин.
- А, помню, помню. Зажигательная дамочка. И чего она хотела? Уж не в гости ли решила пожаловать? Если так, то я согласен. Завсегда рад хорошенькой женщине.
- Сань, прекрати юродствовать.
- Оп-па. - Александр Борисович нахмурился. - Кажется, я не "догнал" ситуацию, как говорит наша дочь. Что случилось?
- У Алины маленький сын - Марат.
- Да-да, я помню, - кивнул Турецкий. - Маратик. Славный мальчуган. С ним что-то случилось?
- Случилось, Сань. Он попал под машину. Множественные повреждения внутренних органов. Нужна операция.
Турецкий взлохматил пятерней волосы.
- Н-да, дела. Мы можем чем-то помочь?
Ирина пересела на диван и задумчиво сложила руки на груди.
- Ир, так чем мы можем помочь? - повторил вопрос Турецкий.
Ирина вздохнула: