Следующие десять минут уходят на проверку заднего сиденья и багажника на предмет наличия запрещенных предметов.
– Побыстрее, пожалуйста! – продолжает умолять голос Максима. На что излишне дотошный сотрудник цинично отвечает:
– Если что-то не нравится, можете жаловаться.
– Но я же вам объяснил, что могу потерять огромные деньги!
– Это меня не касается, – отрезает мент и подзывает к себе напарника: – Есть запах, или это мне кажется? – с наигранной неуверенностью спрашивает он.
– Вроде бы… что-то…
– Пройдемте в машину, – приказывает страж порядка, и в его голосе слышатся нотки раздражения:
"лох" опаздывает на самолет, но так до сих пор и не удосужился предложить денег. – Назад садитесь.
На счетчике времени – пятнадцать минут.
В машине сотрудник, устроившись за рулем, оборачивается к своей жертве и с сомнением покачивает головой:
– М-м-м… чего-то я неуверен… не выпивали сегодня? – Да вы что! Я ж за рулем! Завтра важные переговоры!
– Когда последний раз выпивали? – лениво интересуется мент.
На счетчике – двадцать минут…
Все заканчивается тем, что страж порядка, так и не добившись предложения взятки, выкладывает свой главный козырь – заявляет, что сейчас придется проехать с ним для освидетельствования на алкоголь.
– О господи! – Судя по голосу, Максим готов хлопнуться в обморок от безысходности. – Какое может быть освидетельствование? Я же вам объяснил, что у меня самолет. – И наконец решается: – Я могу на него еще успеть. Пятьсот рублей!
Мент словно бы и не слышит.
– За отказ от медицинского освидетельствования от полутора до двух лет лишения прав, – ровным голосом информирует он.
– Тысяча рублей! – Да прекратите вы. – Две тысячи! – Ха!
– Три тысячи!
Мент молчит. На экране телевизора его рука, нежно поглаживающая ручку переключения скоростей…
Когда на счетчике времени двадцать восемь минут, звучит:
– Пятьсот баксов!
Страж порядка опять оборачивается:
– Положи на сиденье. Так, чтобы я видел, – победно ухмыляется он.
Максим вынимает бумажник и раскладывает на заднем сиденье рядом с собой пять стодолларовых купюр.
– А теперь добавь еще столько же, если хочешь, чтобы тебя проводили до аэропорта, чтобы больше не останавливали. И вот увидишь, на самолет свой успеешь.
Максим безропотно удваивает сумму мзды.
– Поехали. Иди в свою тачку, – удовлетворенно распоряжается мент и начинает что-то бухтетъ в свою рацию.
В ракурсе скрытой камеры опять вид из лобового стекла машины телеканала. Впереди нее отчаливает от поребрика милицейский "жигуль", в который только что бодро вскочил второй патрульный. Отчетливо виден номер этой машины.
Вновь вступает закадр:
"К тысяче долларов, находящихся сейчас на заднем сиденье этого ВАЗа в ближайшее время никто не прикоснется. Нашего актера, как и было обещано, честно проводят через город до Пулково. И лишь когда он по расчетам обоих невольных участников нашей подставы, уже поднимется в небо, деньги будут "обнаружены". Конечно "случайно". Ах, какая удача! Не выбрасывать же тысячу баксов! Ничего не остается, кроме как положить их в карман.
Одним словом, факт получения взятки в такой ситуации доказать невозможно. Да этого и не требуется. Наш телеканал не ставит перед собой задачи привлечь кого-либо к ответственности, мы никого не обвиняем в вымогательстве или превышении должностных полномочий, а всего лишь с полной достоверностью в прямом эфире показываем обычную для нашей страны дорожную ситуацию.
Выводы делайте сами.
Кстати, сразу же ставим вас в известность: десять стодолларовых бумажек, находящиеся сейчас на заднем сиденье милицейской машины, фальшивки высокого качества, и отличить их от настоящих купюр без специального оборудования почти невозможно. Но ни в какое специальное оборудование, ни куда-то еще они не попадут. Все эти бумажки были обработаны в темноте специальным составом, после чего их поместили в светонепроницаемый бумажник. Но как только их из него достали на свет, сразу пошла химическая реакция. Через сорок минут эти деньги, стоит до них дотронуться пальцем, тут же обратятся в прах.
Так что, товарищи милиционеры, нам очень жаль, но, кажется, вы сегодня без прибыли!
Впрочем, не все потеряно. Почему бы вам не потребовать у нас гонорар за участие в реалити-шоу "Подстава"? Глядишь, что-нибудь из этого и получится".
* * *
Я доходил.
Я был готов свернуться на диванчике у себя в кабинете и сдохнуть.
Одуряющая депрессия буквально высасывала из меня и мысли, и мозги. На шкале душевного равновесия указатель давно свалился за нулевую отметку и углубился в беспросветный "минус".
Ведь чуть ли не на протяжении суток я опять предавался непомерным возлияниям…
В понедельник, в два часа ночи, канал НРТ скромной заставкой объявил телезрителям о завершении двухдневного выставочного эфира и попрощался до 1 мая, когда начнется постоянное круглосуточное вещание. И сразу же, без малейшей задержки, в телекомпании началась грандиознейшая гулянка, продолжавшаяся чуть ли не до вторника. Офис от полнейшего разгрома, а трудовой коллектив от массового алкогольного отравления спасло только то, что у неискушенных в длительном пьянстве сотрудничков иссякли силы. А лично меня вырвала из объятий Бахуса неожиданно объявившаяся в офисе Василиса, которая решительно препроводила меня в "Мицубиси" и отвезла домой.
Явившись совершенно разбитый на работу утром во вторник, я обнаружил там каких-то изжеванных зомби, медленно бороздящих офис из угла в угол и тужащихся ликвидировать следы вечерины. На утренней планерке стояла непривычная тишина, а вместо кофе и чая топ-менеджеры дружно хлебали холодную минералку.
После планерки я затаился у себя в кабинете и, обложившись газетами, принялся отыскивать отзывы об эксперименте на новом питерском телеканале, а именно, о "Подставе". И к своему удивлению, почти ничего не нашел – лишь несколько упоминаний вскользь. И вовсе не таких восторженных, как я ожидал. Правда, и не критических. Спокойно, без каких-либо громких эпитетов сообщалось о том, что канал НРТ продемонстрировал идею весьма необычного реалити-шоу. Если над этой темой как следует поработать, отшлифовать ее, подкорректировать и привести в товарный вид, то она вполне может оказаться интересной для телезрителей.
Я был откровенно разочарован.
Я дотянулся до кнопочки и вызвал секретаршу Ларису.
– Почитай, что эти сволочи пишут! – когда она вошла в кабинет, я протянул ей несколько газет с криво отчеркнутыми маркером абзацами.
– Я читала. – Лариса даже не прикоснулась к газетам. – А чего ты хотел? Чтобы все таблоиды разразились передовицами о перевороте в концепции телевидения? Чтобы вознесли твое реалити-шоу до небес? Жди, Забродин! От "Подставы" за километр воняет скандалом, а поэтому с ней лучше держаться поосторожнее. Газетчики не хотят рисковать, ставя на темную лошадку. Так что ни пространных отзывов, ни дифирамбов ты не дождешься. Если, конечно, их не оплатят наши хозяева.
…Лариса стояла позади меня, развалившегося в рабочем кресле, и массировала мне виски. Я закрыл глаза и ловил кайф.
И в этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вплыла Борщ Татьяна Григорьевна собственной персоной. А следом за ней – высокий плотный мужчина с абсолютно седой шевелюрой и голубыми глазами. Я непроизвольно отметил, что он похож на актера Лесли Нильсена.
Картина маслом!
Лариса шарахнулась от меня так, словно массировала мне сейчас не виски, а… скажем, в штанах. Мужчина усмехнулся.
Борщ состроила недовольную физиономию. И, конечно, не смогла сделать вид, будто ничего не заметила:
– Извините, – желчно сказала она. – В следующий раз обязательно буду стучать. Я-то уж удивилась, что в приемной никого нет. А оно вон как!
– Просто у Дениса Дмитриевича болит голова, – попыталась оправдаться Лариса. – А я…
Никакого желания выслушивать объяснения моей секретарши Борщ не выказала.
– Водку хорошую надо пить, а не суррогаты, – отчеканила многоопытная Татьяна Григорьевна, выдвигая для себя стул. – И не мешать с шампанским и прочим дерьмом… Принесите нам кофе, – приказала она окаменевшей у меня за спиной секретарше. – А своему боссу крепкого чаю. – И дождавшись, когда Лариса выскользнет из кабинета, представила мне седовласого: – Николай Андреевич Барханов.
Мужчина кивнул и приветливо улыбнулся. Выглядел он гораздо обаятельнее своей спутницы.
О том, кем он может быть – мелкой сошкой, которую Борщ какого-то ляда притащила с собой, или наоборот крупной шишкой – я пока мог только гадать. И склонялся к мысли, что и на роль мелкой сошки, и на звание шишки этот мужик в хорошем костюме может претендовать с равнозначным успехом.
– Пробным эфиром все очень довольны, – без каких-либо предисловий заявила Татьяна Григорьевна, поудобнее устраиваясь за приставным столиком для посетителей. – В частности "Подставой". Признаться, ожидали нечто менее качественное. Надо отдать тебе должное, ты проявил и фантазию, и хорошие организаторские способности.
– Не только я… – начал было я, но побравировать скромностью мне не позволили.
– Сейчас разговор о тебе, – отрубила Борщиха. – С другими разберемся отдельно. Выпишем премии. А это, – она расстегнула старомодную сумочку и дос– тала оттуда конверт, – премия лично тебе. Здесь туристический ваучер на двоих человек. Пятнадцать дней в Испании на Коста-дель-Соль. VIP-обслуживание. Отправляться можешь хоть завтра. Кого с собой взять, думаю, знаешь.
– А… – я обвел растерянным взглядом свой кабинет.
– А на работе тебе сейчас делать нечего. Приблизительно до 20 апреля окно. Загружены будут только рекламный отдел и юристы… Нет, если желаешь изнывать здесь со скуки, то ради бога, – нахмурилась Борщ, не разглядев никаких признаков радости у меня на лице. – Никто за дверь тебя не выставляет. Только подумай о том, что неизвестно, когда еще выдастся возможность побывать в отпуске. С конца апреля ты будешь завален работой по горло… "Шенген", насколько я знаю, у тебя еще не закончился.
* * *
– Василиса. – Я привлек подружку к себе, коснулся губами ее лобика. – А ведь вас с Татьяной Григорьевной связывает что-то еще, кроме деловых отношений?
Я хотел добавить, что я не слепой, я же все вижу, а чего не вижу, то чувствую. А чувствую вот что: Борщ, не способная испытывать ни к кому никаких теплых эмоций, предельно официальная и холодная абсолютно со всеми, из этих "всех" Василису почему-то выделяет. Какое-то тепло в отношении безжизненной ведьмы к юной девочке с лиловыми волосами однозначно присутствует.
Нет, это не результат моих наблюдений, ибо я имел возможность наблюдать Василису и Борщ всего один раз, а именно в тот день, когда мне было сделано предложение работать на НРТ… нет, это не результат моих наблюдений – просто мне это подсказывает интуиция. А интуиция меня обманывает редко.
Все это я хотел сказать, но не успел. Потому что раньше ответила Василиса.
– Что связывает нас, кроме деловых отношений? – переспросила она. – Еще родственные отношения. Борщ моя тетка.
Почему-то это не стало для меня неожиданностью. Возможно, подобный расклад я держал в подсознании.
– Тогда почему ты называешь ее по фамилии, а не тетей или хотя бы Татьяной Григорьевной? – с сомнением в голосе спросил я. И Василиса, как всегда, поразила меня простотой и железной логикой своего ответа:
– Борщ – так короче.
– А ведь, детка, я о тебе вообще ничего не знаю, – прошептал я.
– Так же, как и я о тебе. Так что, не беспокойся, в этом вопросе у нас ничья. А на то, чтобы узнать друг друга получше, у нас будет целых две недели в Марбелье. Ведь так?
Я кивнул.
– Тогда, зайка, вперед, паковать чемоданы. Времени у нас в обрез. Я узнавала: завтра из Хельсинки есть самолет в Гибралтар. А до Чухны еще надо добраться… И еще надо придумать, куда пристроить этого гада. – Василиса кивнула на котенка, старательно терзающего когтями многострадальное кресло.
Глава 3
СЛИШКОМ МАЛО ИНФОРМАЦИИ
Обещанное нам VIP-обслуживание включало в себя небольшую виллу в комплексе "Резерва де Марбелья", горничную, владеющую двумя языками – испанским и португальским, новенький "Ситроен" без водителя и полнейшую свободу передвижений, ибо гида, который нам полагался, мы отпустили на все четыре стороны.
– Чтобы не путался под ногами, – прокомментировала Василиса. – Я уже бывала здесь раньше, окрестности знаю, испанским владею, машину вожу, так чем же я хуже этого гида? – И в первый же вечер она потащила меня не в знаменитую церковь Ла Энкарнасьон, не на развалины оборонной стены, построенной маврами почти тысячу лет назад, не в какую-нибудь экзотическую таверну и даже не в банальный морской ресторанчик, а в большой спортивный клуб, предлагающий своим посетителям пухлый пакет услуг, начиная с освещенного поля для гольфа и роллердрома и заканчивая массажным салоном и турецкой парной.
Мы поплескались в бассейне с подогретой морской водой, попробовали сыграть партию в сквош и перекусили в безумно дорогом клубном ресторане, после чего Василиса неожиданно предложила:
– А теперь пошли в тир.
Я поморщился – никогда не испытывал влечения к оружию.
– А это обязательно? Лучше еще поплаваем.
– Нет, – уперлась моя боевая подруга. – То, что умеешь плавать, ты уже доказал. Теперь хочу посмотреть, как ты умеешь стрелять.
– А я и не умею, – честно признался я. И вспомнил, что в армии пару раз стрелял на стрельбище из автомата и при этом никаких выдающихся результатов не показал. – Ладно, пошли.
Василиса радостно блеснула глазами, подцепила меня под руку и повела к большому, отдельно стоящему павильону.
Я ожидал, что это будет нечто вроде того, что я неоднократно видел по телевизору – длинный зал с низким потолком, на огневой позиции в ряд стоят несколько стрелков в больших наушниках и с пистолетами в вытянутых руках и палят по силуэтным мишеням, и был просто поражен, увидев очень реалистичную, прямо-таки голливудскую декорацию темной пустынной улицы с макетами припаркованных у тротуара машин, уличных фонарей и даже мусорного контейнера.
"Да это же и не тир вовсе! – подумал я. – Больше похоже на какой-то аттракцион. Или на площадку для игры в пинбол".
Декорация впечатляла! Улица была длиной метров тридцать. Похоже, недавно на ней прошел дождь, и тусклый свет фонарей отражался в самых настоящих лужах.
– Зайка, – тронула меня за локоть Василиса. – Нам повезло. Никого нет, мы одни. Держал когда-нибудь в руках "глок" или "беретту"?
– Нет, – покачал я головой, не в силах оторвать взгляда от мрачной улицы, прототипом которой послужила, наверное, какая-нибудь трущоба Гарлема или Куинса.
– Сейчас подержишь. Правда, ненастоящий. Боевого оружия здесь нет. Зато есть отличные симуляторы последнего поколения. От настоящих стволов они отличаются только тем, что стреляют не пулями, а лазерными импульсами. Зато все остальное один к одному. Даже хлопок выстрела. Даже отдача. Даже запах пороха. Разницы не заметит и профессионал.
…А через пять минут я с отвисшей челюстью наблюдал уже не за декорацией улицы, – ее я успел рассмотреть во всех мельчайших деталях, – а за своей боевой подругой, которая, наотрез отказавшись от помощи инструктора, выбрала два пистолета: для себя "беретту 92Ф "Компакт""; для меня "глок-17", пояснив при этом:
– Любимый ствол Александра Солоника. Во-первых, надежный. Во-вторых, мощный. В-третьих, он на три четверти изготовлен из пластика, и его можно пронести через обычную рамку металлоискателя, скажем в аэропорту. Семнадцать патронов в обойме, еще один может находиться в стволе. Зайка, я сейчас пойду прогуляюсь по этой улочке, а ты пока покрути "глок" в руке, пусть ладонь привыкнет к рукоятке. Не напрягайся и не думай о том, что можешь опозориться, уронив пистолет. Потренируйся выбивать и вставлять обойму, досылать в патронник патрон. Заодно наблюдай, как действую я.
Василиса коротко бросила инструктору: "Уровень профессионала", и тот направился к компьютеру, с которого осуществлялось управление аттракционом (именно в таком определении для этого необычного тира я утвердился).
Аттракционом он по сути и был. Василиса металась по улочке, совершала кувырки и кульбиты, не забывая при этом палить из "беретты" в манекены, высовывающиеся то из-за угла, то из бокового окошка машины, то из-за мусорного контейнера. Манекены, естественно, ог– рызались из своих пистолетов, автоматов и помповых ружей, и грохот стоял, наверное, такой же, как в тире, где используют настоящее боевое оружие.
Я в это время, заботясь о том, чтобы не опозориться и не выронить "глок", как и напутствовала Василиса, приучал его к ладони… вернее, наоборот: приучал ладонь к рифленой рукоятке пистолета.
Ко мне подошел инструктор – хозяин этого стрелкового рая. Сказал по-английски:
– Я запомнил юную сеньору еще по прошлому году. Уже тогда я решил, что она вполне может служить в специальных войсках.
"Возможно, она там и служит", – подумал я. И все-таки уронил "глок" на кафельный пол.
За десять минут Василиса израсходовала четыре обоймы, угробила четырнадцать манекенов, сама погибла только три раза и получила за все это три тысячи с чем-то очков.
Я в свою очередь через четверть часа на уровне любителя набрал очков на порядок меньше, был убит добрый десяток раз, зато в ответ угробил девять противников.
– Счет почти равный, – заметила Василиса. – Неплохо для первого раза. Завтра учтешь кое-какие ошибки…
– Что?!! – перебил я ее. – Завтра опять сюда?
– Да. – В ее голосе прозвучало удивление: "А разве может быть как-то иначе?" – Я собираюсь ходить сюда каждый день. Надо пользоваться моментом. В России ничего подобного ты не найдешь даже в центрах подготовки спецслужб.
Я сокрушенно покачал головой. Хрупкая девочка с лиловыми волосами оказалась не только знатоком всевозможных шпионских электронных приблуд, но еще и сущей амазонкой.
– Детка, зачем тебе это? – Я удивленно уставился на Василису. С тем, что она не совсем обычная девочка, я давно свыкся. Мне это даже нравилось. Зато совершенно не нравилась ее ненормальная, с моей точки зрения, тяга к оружию.
– А ты считаешь, что такие навыки не могут пригодиться в обычной жизни? Зайка, ты же сам столько лет занимался карате. Не затем ли, чтобы в нужный момент уметь дать отпор каким-нибудь негодяям?
– Нет, не затем, – уверенно сказал я. Подумав при этом: "А ведь лицемерю сейчас!" – Карате как боевое искусство, вторично. В первую очередь это философия. К тому же не сравнивай умение обороняться голыми руками и профессиональное владение огнестрельным оружием. Это две абсолютно разные категории. Волына используется с единственной целью: убивать. Ну, в лучшем случае искалечить.
– Или просто пригрозить, – вставила моя собеседница.