Бубновый валет - Фридрих Незнанский 24 стр.


- Вот именно, как вы правильно подметили, в них! А в них, почтенный господин Грязнов, этиловый спирт. Слизистая раздражена, значит, попал он туда при жизни, а не сейчас, моими усилиями. Что вы на это скажете? - И, не дожидаясь ответа, который все равно обнаружил бы лишь Денисову некомпетентность, договорил сам: - А это вынуждает сказать, что наш клиент поперхнулся. Водка попала, как это говорят в народе, "в дыхательное горло", что вызвало рефлекторный спазм голосовой щели и привело к смертельному исходу. А теперь взгляните сюда. Что это?

- Царапина…

- Правильно, царапина. От чужого ногтя: самому себе так в щеку не попадешь. Значит, человек пил не сам. Его поили. Я только удивляюсь: от чего его так развезло? Не удивлюсь, если лаборатория обнаружит, что перед выпивкой в организм было введено что-то еще, наподобие популярного клофелина.

- А таблетки?

- Таблетки - сами по себе. Сочетание снотворного со спиртным в самом деле могло привести к смерти. Это даже лучше, чем сочетание снотворного со слабительным. - Патологоанатом засмеялся собственной шутке. - Но, похоже, на это убийца и рассчитывал. Поил полубесчувственного человека таблетками, а запивать давал водкой. Какие, вы сказали, снотворные таблетки он принимал?

- Имовал.

- Ну, о чем толковать! Совсем слабенькие. Разве ими отравишься? Думаю, даже в сочетании с алкоголем организм справился бы. Ну, вырвало бы его из-за раздражения рецепторов желудка, только и всего. И если бы не рефлекторный спазм голосовой щели, смерти бы не произошло, убийство, следовательно, сорвалось бы. Глупое убийство. Очень глупое. Ищите убийцу-непрофессионала.

Денис сам чувствовал себя не на высоте профессионализма. Он видел в Николае Будникове главную действующую фигуру, правую руку Файна в России. Выходит, ошибся? Погубил человека? Если Николая в самом деле отравили, значит, он многое упустил из виду…

Где-то ходит по белу свету темная личность, мошенник - "бубновый валет". И, не исключено, ходит ближе, чем это Денису представляется. Вот только увидеть себя не дает.

"Не допустил ли я просчета?" - думал убийца.

Слово "убийца" в русском языке звучит забавно. "Умница", "сирота", "убийца"… Во всех случаях это признак некоего особенного состояния, выводящего своего обладателя за рамки пола. Впрочем, некоторые считают, что такой экстремальный поступок, как убийство, выводит того, кто его совершил, за рамки рода человеческого.

Убийца строил план убийства, надеясь только на собственные силы. Передоверять убийство своим подручным, и без того засветившимся, он не стал, больше на их интеллект не рассчитывая. Они навели на его след милицию и обязательно втравят его в беду. Но если человек, которого он наметил убить, заговорит, беда получится еще горше. Необходимо было действовать спешно, но не впопыхах. Так, чтобы не навести на себя подозрения. И чтобы, в идеале, не вызвать подозрений относительно того, что совершено убийство. Собственного опыта у убийцы не было, просить свое криминальное начальство о помощи он опасался, потому что это обнаружило бы его некомпетентность, которая ставила под угрозу все предприятие, но, судя по прочитанным книгам, самым безобидным способом расправы с врагом представлялись яды. Соответствующей специальной литературы у него в доме не водилось, медиков в семье не было, да и вообще он сомневался в наличии руководства, подробно рекомендующего, как отправить ближнего своего на тот свет. Поэтому убийце ничего не оставалось делать, кроме как накупить на книжных развалах фармакологических справочников и поискать информацию в Интернете. На протяжении двух суток он, забросив срочные дела, изучал, сравнивал и размышлял, на второй вечер, а точнее, глубоко за полночь отшвырнул справочники и в отчаянии истоптал их тяжелыми ботинками. Отравление человека оказалось таким сложным делом, словно на этой планете не травился никто и никогда. Убийца засорил память сведениями, которые не могли ему помочь. В частности, он узнал, что самым сильным ядом, превосходящим воспетый детективщиками цианистый калий, является ботулин, одним миллиграммом которого можно отравить целый квартал. Узнал он также, что весьма ядовитыми являются вещества класса А, например морфин или стрихнин, продаваемые в аптеках исключительно по рецептам. Чтобы воспользоваться морфином или стрихнином, необходимо было раздобыть солидный рецепт, а завязываться еще как минимум с одним человеком - медицинским работником - убийце никак не хотелось. Что касается потенциально опасных веществ класса В, то с их недоступностью дело обстояло проще, но, судя по идиллической картине, описанной в толстенном справочнике "Видаль: лекарственные препараты в России", чтобы отравиться ими, следовало принять очень большую дозу, и даже тогда эффект не был гарантирован. С точки зрения авторов "Видаля", это было хорошо; с точки зрения убийцы, хуже некуда. Оставались еще такие редкие и трудоемкие способы отравления, как отравление ядом животных, гюрзы, кобры, какого-нибудь каракурта, сколопендры или гигантского паука под названием "страшный птицеед", обитающего в Южной Америке. Убийца подумал о том, что достать экзотическое животное в Москве не проблема. Проблема в том, как убедить его в нужный момент укусить не хозяина, а жертву: вследствие недостатка мозгов пауки не дрессируются. К тому же у убийцы вид паука, хотя бы заурядного, домашнего, серого, вызывал брезгливость. К тому же экзотическое животное - это долгая возня, и посторонние люди, и… возвращайся к началу.

Просвет наметился, стоило от медицинской литературы перейти к книгам, предназначенным для всеобщего пользования и предостерегающим рядовых граждан от совершения опасных действий. Они обратили взор убийцы к отвергнутым было фармакологическим средствам класса Б. Оказывается, даже некоторые антибиотики способны стать причиной летального исхода, соединяясь с этиловым спиртом, то есть алкоголем. То же самое относится к снотворным лекарствам… снотворным… Убийца помнил, что его друг, которого нельзя не убить, сам признался, что не засыпает без таблеток с тех пор, как его бросила жена. Вспомнить бы, как называлось то лекарство. Как-то на имо… Имодан? Имован? Проверить по "Видалю".

Внезапно убийцу подкосила усталость, и он прилег на ковер поверх разбросанных справочников. Правую сторону поясницы острым углом уязвляла обложка "Видаля". Видал "Видаль"? Мощная штука. "Летальный исход", - повторял убийца, щурясь от сияния пяти лампочек под абажуром, и в этом зловещем термине появлялось нечто стремительное, легкое, несерьезное, и ему казалось, что это он уже летит, устремляясь сквозь толщу навалившихся на него этажей в распахнутое звездное небо. Если есть душа, то, отлетая от тела, она должна испытывать сходные ощущения. Убийца по уши сидел в криминале, но это был криминал, обусловленный, как он успокаивал себя, прорехами в системе искусства, никому не причиняющий особого вреда. Бизнес, только и всего. Но убийство - во все времена убийство. Безусловное и несомненное преступление. Хотя, если подумать, что в нем такого страшного? Были люди, которые уничтожили не одного индивидуума, а миллионы, и их называют героями, а не преступниками. С этим разобрались. Остается только решить, труднее или легче убить человека, когда он - твой друг. С одной стороны, труднее: ведь он твой друг! С другой стороны, легче. Ведь ты знаешь назубок его привычки, его слабости, его тайные скорби, по причине которых он порой хотел бы уйти из жизни. К этому нужно прибавить все те случаи, когда друг, сам того не желая, опережал убийцу в учебе, в эрудиции, в жизненном успехе, заставлял почувствовать себя хуже - убийца не считал себя человеком злопамятным, но ведь такие мелкие шероховатости трудно стерпеть… Нет, друзей убивать легче. Без сомнений, легче.

Два флакона лекарства имовал убийце отпустили, не спросив рецепта. Кроме имовала, в другой аптеке было куплено более сильное снотворное родедорм.

…Ровно в восемь раздался звонок в дверь, и Николай побежал открывать. В квартиру на улице Мархлевского вошел убийца.

- Картинами, о которых я тебе сообщал, интересуется милиция, - сказал Николай.

- А, это не милиция… Так, частное охранное предприятие. Ерунда.

- Так, значит, тебе все известно?

- А что мне должно быть известно?

- Владельцы этих полотен не продали коллекционерам свои сокровища. Они были убиты. А их картины объявились за границей. Странными сторонами оборачиваются дела человеческие. Не ведаем, что творим!

- Не волнуйся. Доказать все равно ничего нельзя.

- Меня не интересует, можно доказать или нет. Я имею право знать правду.

- Единой для всех правды нет, Коля. Какую правду ты хотел бы знать?

- Об убийствах.

- Ты с ума сошел? Ты в состоянии представить меня убийцей?

- Нет. Но это не значит, что не убивал кто-то другой, кому отдавали приказ.

- Слишком замысловато для тебя, Коля. Ты же всегда пребывал в мире искусства, неужели начал смотреть детективные сериалы?

- Я разыскал Матвея Пикаева. Он мне объяснил. Не все, но многое. Боже, что с ним стало!

- С этим алкоголиком? Допился до зеленых червячков, только и всего. Коля, кому ты веришь?

- Прошу тебя, не уходи от ответа. Я постоянно об этом думаю. Я уже неделю не сплю.

- А как же твое снотворное?

- Только с ним и засыпаю. И то плохо.

- А что ты принимаешь: дай-ка посмотреть. Ага, знаю я эти таблетки, довольно слабые. Смени лекарство… Я честно говорю с тобой, Коля. Может быть, за нами обоими следят какие-то неизвестные убийцы и только отслеживают коллекционеров, ты об этом не подумал?

Николай сел на диван, обхватив голову руками.

- Обо всем я уже думал. Тысячу раз. Я не хотел ничего плохого, когда меня втравили в эти дела! Это казалось не совсем легальным, но, в общем, безобидным заработком. Чем может в наше время заработать искусствовед? Мне предложили сообщать о произведениях русского авангарда, которые приносят на экспертизу частные владельцы с тем, чтобы заинтересованные коллекционеры могли купить у них вожделенные картины. Упрощение схемы торговец - покупатель. Я получаю небольшой процент за посредничество. Вот и все! Схема представлялась безукоризненно четкой. Кто мог представить, что за ней кроются насилие, страдание, смерть?

- Ну не переживай. Главное, мы с тобой ни в чем не виноваты, а значит, нас ни в чем не могут обвинить. Держи себя смелее с этими из "Глории" или как их там. Обещаешь?

- Обещаю. А это что?

Пройдя прямиком на кухню, убийца поставил на стол бутылку прозрачной, сразу видно высококачественной, водки.

- Ты же знаешь, я не пью, - запротестовал Николай.

- Слышишь, Коля, ты в таком нервном состоянии, что тебе буквально необходимо выпить.

Николай заранее дал себе слово, что пить не будет, и вот при виде бутылки, стоявшей на столе, почему-то успокоился. Он достал из холодильника завернутую в два целлофановых пакета сырокопченую колбасу: его оставляли равнодушным желудочные удовольствия, но мама очень любила покушать, несмотря на свою тщедушную комплекцию. Пошел в комнату, называвшуюся "залой", за рюмками. Рюмки оказались пыльными, их следовало помыть, и Николай оттер их с содой. Нарезал тугие кружочки на разделочной доске, переложил на блюдце.

- Ну, за все хорошее!

За это Николай не выпить не мог.

Часть третья
Спасение утопающих

1

Самохвалов не обманул и из уважения к совместным студенческим попойкам свою часть работы выполнил. Отыскались следы Шермана в гулаговских архивах! Помотали, надо отметить, его немало. Из Львова, где суд приговорил его к десяти годам заключения с последующей ссылкой, отправили в печально знаменитую Потьму, а оттуда - на Колыму. Отбывать ссылку направили в город Нукус.

- Где это такой? - спросил Слава.

- Каракалпакия, Узбекистан, - просветил его осведомленный Турецкий.

- Теперь в Нукус потащимся? Не расследование, а сказка странствий!

- Ты, Слав, отдохни. В Москве больше пригодишься ребятам из "Глории". А в Узбекистане я как-нибудь управлюсь сам.

- Привези оттуда побольше картин.

- Постараюсь, хотя не ручаюсь. Сам понимаешь, объективные трудности.

В глубине души Турецкий был уверен, что в Нукусе его ожидает успех. "Дерево в солнечном свете"! Резкие южные синие тени, искривленные черные деревья, саксаул на фоне песков… Не иначе, каракалпакские пейзажи послужили Шерману источником вдохновения и материалом для зарисовок. На излете жизни. Если эта жизнь закончилась, во что Турецкий переставал верить.

Оформление визы для поездки в Узбекистан много времени не отняло. Продремав практически весь путь, следователь по особо важному делу художника Бруно Шермана вдохнул среднеазиатский воздух, перемешанный с пылью и еще чем-то трудноуловимым, горьковатым и сухим, рождающим ощущение сурового бедуинского быта, сухих колючек и ночевок под шатрами. В годы, когда ссыльный сын европейской художественной культуры оказался в пределах этой печальной местности, впечатление могло быть более отрадным: Аральское море делало землю живописной, позволяло здесь расти цветам и плодам. Но море мелело, умирало. И это отражалось не только на экономике беднейшей из провинций Узбекистана, но и на внешнем виде ее городов и сел.

Но нет, как выяснилось, и столица Каракалпакии Нукус имела предмет для гордости. По утверждениям специалистов, в местном музее хранилась одна из крупнейших коллекций русского и польского авангарда. Вторая по ценности в мире: более богатым собранием обладал только Русский музей в Санкт-Петербурге. Феномен уникальной коллекции был связан с именем удивительного человека - Игоря Славского.

Бывают люди, поглощенные одной идеей, воплощающие ее в жизнь, не стремясь приобрести деньги или известность, преодолевая сопротивление окружающей среды. К числу таких энтузиастов принадлежал Игорь Валерианович Славский. Выпускник Московского художественного института, сын легендарного командарма Красной армии и знаменитой певицы, он с молодых лет "заболел" русским авангардом. В сталинские времена попытка основать отдел русского авангарда в каком-либо крупном музее Москвы или Ленинграда была обречена на провал и ставила ревнителя авангардного искусства под подозрение органов госбезопасности. Союзные республики находились под не столь пристальным вниманием всемогущих ревнителей искусства, нужного и понятного народу: здесь выпускались интересные книги, проводились радикальные выставки, позволялись маленькие, а иногда и не совсем маленькие, послабления… Сокурсники смотрели на Славского как на сумасшедшего: круглый отличник, автор весомых публикаций в специальных журналах, сразу после выпуска он уехал в Узбекистан, в какой-то задрипанный Нукус. "Погубил карьеру!" - сочувственно вздыхали они, крутя пальцем у виска, и на этом диалоги об Игоре Славском прекращались, потому что ни один из бывших выпускников Московского художественного не имел о нем свежих вестей и не знал, чем он в Нукусе занимается.

А Славский и не желал привлекать к себе внимание. Пользуясь удаленностью города от центра и начальственного надзора, Игорь Валерианович ездил по всему Советскому Союзу, собирая картины таких классиков авангардизма, как Любовь Попова, Роберт Фальк, Давид Штернберг, Александр Куприн, и свозил их в нукусский Музей искусств, который сам же и основал. Некоторые картины он скупал, другие поступали к нему даром, потому что хозяева, не представляя истинной ценности, плохо их хранили: такие приходилось реставрировать, что потребовало собственной школы высококлассных специалистов… Музей рос и мужал. Постепенно по всей стране поползли слухи, что в захолустье родилась высококлассная коллекция. Поехать в Париж советские ценители искусства не могли, а Нукус был вполне доступен.

Вот так Игорь Славский совершил два добрых дела: во-первых, сохранил для потомков произведения, которые без него погибли бы или пополнили за бесценок западные коллекции, а во-вторых, прославил Нукус. Сам же, устав от постоянных попыток примирить дело жизни с официальной идеологией, умер, едва успев полюбоваться плодами посаженного им дерева. Однако оставил учеников…

Ученицей Славского называла себя нынешняя руководительница нукусского Музея искусств, которая показывала Турецкому экспозицию и запасники. От нее он и услышал историю музея.

Директор показалась ценителю женской красоты Саше не менее ценным произведением искусства, чем все хранимые здесь полотна, вместе взятые. Настоящая пери из "Тысячи и одной ночи"! Мелко вьющиеся черные волосы, собранные в косу, доходящую до крестца, сладкие темно-карие глаза и вишневые губы, полные бедра в сочетании с необычно тонкой талией… Впервые увидев ее на пороге музея, Турецкий попытался угадать, как зовут этот экзотический цветок. Будур? Фатима? Зейнаб? Гюльчатай? Что-нибудь еще менее привычное для русского слуха?

- Марина Ивановна Бабанова, - представилась орхидея Востока. Рассмеявшись жемчужным обольстительным смехом, добавила: - Для вас - просто Мариника.

Мариника была местной уроженкой и при этом ребенком разных кровей и культур. Нукус в сталинские времена был местом ссылки: сюда отправляли иногда целыми семьями. Так вот и получилось, что потомственный донской казак и цыганистый брюнет Иван Бабанов, чья семья попала в Нукус, когда Ване было всего семь лет, вступил в законный советский брак с такой же ссыльнопоселенкой, молдаванкой Вероникой Пэурару. Если ее родители еще помнили пейзажи родных мест, то плод их союза, Мариника, никогда не видела ни излучины тихого Дона, ни молдавских садов и, выезжая за пределы республики, привыкла ощущать себя скорее узбечкой, чем молдаванкой или казачкой. И в казаках, и в молдаванах течет примесь турецкой крови: должно быть, отсюда ее восточная внешность? Но по образованию она была настоящей европейской женщиной: искусствоведом, доктором наук с приличной репутацией в соответствующих кругах.

- Александр Борисович Турецкий, - представился следователь на отдыхе. - Для вас - просто Саша. Судя по фамилии, среди моих предков тоже затесались турки. И при виде вас, прямо скажу, во мне взыграл восточный человек. Признайтесь, Мариника: неужели ваш неосторожный муж выпускает вас из дому без паранджи? Не боится, что умыкнут?

- Мужа нет, - спокойно пожала плечами Мариника. - Есть дочери. А муж… Он на протяжении всего нашего брака жалел, что не может надеть паранджу на мои принципы и поступки. Ежедневно гудел мне в уши, что женщина годится только на то, чтобы ублажать мужа, печь лепешки, ежегодно рожать…

- Простите, я не хотел…

- Нет-нет, для меня это далекое прошлое. После развода я вернула девичью фамилию.

Пока длилось бесконечное перемещение по темным крашеным полам нукусского музея, сопровождаемое лекцией о русском авангарде, Саша не мог не поддаться обаянию глубокого Мариникиного голоса и накатывавшего от нее волнами запаха особых восточных мускусных духов. Или так пахло ее постоянно разгоряченное тело? Это роскошное женское тело было облачено в свободное полупрозрачное платье. Восточная красавица, доктор наук. Хотелось бы испробовать, каковы ее принципы в отношении свободного секса - азиатские или европейские?

Назад Дальше