17
Ближе к семи Михаил, как они с генералом и договаривались, подъехал на Якиманку. Кафе он нашел почти сразу и почти сразу же увидел большую черную иномарку с плотно затонированными стеклами и голубыми милицейскими номерами. Едва он поравнялся с ней, одна из дверц машины открылась и знакомый уже Михаилу скрипучий голос Суконцева остановил его:
- Михаил Борисович, я здесь, здравствуйте. - Не высовываясь наружу, он поманил его из машины. - Сразу, знаете, вас узнал. Давайте ко мне, присядьте, присядьте!
Штернфельду это не понравилось - даже не вышел навстречу, сволочь зажравшаяся! Подумаешь, генерал! Да тут в, Москве, генералов - как собак нерезаных… Однако куда ж денешься, пришлось в машину сесть.
- Я, знаете, подумал - ну что я буду в кафе светиться? Если бы я мог переодеться в штатское - тогда другое дело. А так… - Суконцев не без самодовольства очертил широкую дугу в районе плеч, в области своих роскошных погон. - Только ненужное внимание к себе привлекать… Давайте поговорим здесь, в машине, хорошо?
- Не уверен, что это хорошо! - недовольно сказал Михаил. - Во-первых, я привык смотреть собеседнику в глаза. Во-вторых… а что водитель - так и будет слушать наши с вами разговоры? Мне кажется, это вовсе не обязательно!.. Если, конечно, вы хотите поговорить о чем-то серьезном.
- Ах, это, - с каким-то даже облегчением сказал генерал, - это сейчас уладим. Садитесь, садитесь, Михаил Борисович!
Михаил нехотя сел, и генерал тотчас поднял стекло, отделяющее водителя от пассажиров.
- Ну что, теперь вы довольны? - спросил Суконцев, демонстративно разворачиваясь к нему всем своим тощим телом. - Так хорошо? Я имею в виду ваше пожелание насчет глаз.
- Хорошо, - буркнул Штернфельд.
- Экий вы… прямо кипяток… Чуть чего не по вас - и все, да?
Михаил этого немножко фамильярного, немножко юмористического тона не принял.
- Да, я привык, чтобы люди выполняли свои договоренности! - упрямо сказал он.
- Я тоже это уважаю, - одобрительно кивнул Суконцев. - Но если признаться совсем честно, я, конечно, легкомысленно назначил вам встречу в кафе. Не хотелось бы, чтобы меня кто-нибудь с вами видел.
- Почему, позвольте узнать?
- Ну как вам сказать… Слишком многие у нас к вам плохо относятся. - Сейчас генерал старательно прятал глаза.
- А вы? - не без ехидства спросил Михаил.
- Ну видите, я же с вами встретился…
- А все же? Вы мне так и не ответили…
- Экий вы… нетактичный! Позвольте мне в интересах дела не отвечать на этот вопрос.
- А вы фактически на него уже и так ответили!
- Вы что-то неправильно поняли, - словно по обязанности начал было генерал, потом махнул рукой. - А впрочем… Что греха таить, не любим мы вашего брата журналистов… А вас после подобных публикаций - особенно.
- Ну и какой же тогда смысл в нашей встрече?
- Смысл? А что, разве не бывает так, что у людей совпадают интересы? Как там говорили англичане? У нас нет друзей, у нас есть общие интересы, так?
- Что-то в этом роде, - кивнул Мишка. - Ну и что же это за общий у нас с вами интерес?
Генерал отвернулся, решаясь.
…Едва начав искать пропавшие наркотики, Суконцев очень быстро понял, что загоняет себя в угол.
"Ты чего, начальник? Ты просил нас наркоту перепрятать - мы перепрятали, сынка твоего спасли. А насчет дальше - у нас уговора никакого не было. А потом, почему ты решил, что это мы? А может, это сами таможенники? Или тот же Грант?"
Он не мог их прижать, потому что тогда выдал бы сам себя, свой интерес. И он решил взяться за Гранта, с него получить компенсацию за утраченную Толиком наркоту. Огромные, между прочим, деньжищи…
Долго размышляя, как выручить попавшего в беду сына, он придумал, что надо сделать, чтобы комар и носа не подточил. Может быть, он впервые в жизни разработал, как ему казалось, гениальный план. Раскрыв кое-какие внутренние тайны этому вот Штернфельду, явному еврейчику и отличнику (две категории особо ненавидимых им людей), он мог одним ударом утопить, стереть с лица земли, вывести из игры эту хитрую сволочь Гранта. Дело было не только в том, что он ненавидел Гранта, поскольку тот фактически подставил его Толика. Суконцеву не нравилась вообще та опасная близость этого человека с шефом, которой Грант добился в результате неправильного поведения Гуськова. Для Гранта, этого афериста и фарцовщика, они, милицейские генералы, должны были оставаться небожителями. А он, этот самый Грант, стал собутыльником одного из небожителей, корешевал с ним и мог уже знать много такого, чего знать ему просто не положено. Например, с какой стати ему должно быть известно, что тот же Гуськов позволяет себе кричать на него, Суконцева, и вообще за человека его не считает? Так вот, уберя с игровой доски такую фигуру, как Грант, он тем самым свалил бы и его покровителя, то бишь Гуськова, и мог бы занять его место. Игра была наверняка безопасная: не Гранта же ему бояться, в самом-то деле? А Гуськов… Гуськов, если даже и пронюхает что-то о том, как он его подставил, вряд ли уже успеет что-нибудь сделать. Так обмаравшегося генерала даже сам министр не рискнет вытаскивать из его дерьма…
- Ваш главный редактор уговорил меня встретиться именно с вами и кое-что вам рассказать. Вообще-то я готов, но поверьте, мне очень трудно это делать, - проскрипел Суконцев, - трудно начать. Но поскольку ваша газета взялась как бы искоренять коррупцию в высших эшелонах власти, в том числе в руководстве УБОПами, я, пожалуй, все же вам помогу… - Увидев, как Михаил вытащил диктофон, остановил его. - Нет, лучше давайте на бумаге. Я собираюсь говорить слишком серьезные вещи, чтобы оставлять вам их подробную запись на магнитном носителе. Давайте-ка по старинке. Что успеете - то успеете.
Штернфельд покорно, хотя и с явной неохотой засунул диктофон в карман, естественно незаметно нажав при этом на кнопку "запись".
- Короче говоря, нам надо, чтобы вы… - бесстрастно-назидательно начал генерал, но уже изрядно настроившийся против него Михаил был начеку и резко прервал его:
- Что значит - вам надо? Вам надо - вы и делайте, а я пока еще у вас на службе состоять не имею чести.
- Да? - удивленно сказал генерал. - Вы так на это смотрите? Хорошо, давайте по-другому. Разве художник - а журналист, несомненно, художник, - польстил он, - разве журналист не должен…
Михаил был непреклонен:
- Художник никому ничего не должен. Я это всегда говорил, даже в советские времена, а теперь уж и тем более…
- Экий вы… непоклонистый… все к словам цепляетесь, а я ведь к вам с просьбой… Не люблю я всяких этих ваших штучек - намеков, аллегорий, но просто вынужден прибегнуть… должен же я как-то привлечь вас на свою сторону…
А он, видно, крепко готовился к разговору со мной, вдруг с невольным, хотя и несколько ироническим уважением подумал Штернфельд. Вишь как - "аллегории", "с просьбой", "привлечь на свою сторону"… Просто ангел в штанах, а не генерал милиции…
- Я, знаете, - продолжил генерал, - как-то видел, как вороны напали на крысу… Не знаю, может, и за дело напали. Да и вообще поделом ей. Неприятное существо крыса, да? А я вот не согласен! Она же маленькая в общем-то тварь, а защищается - как тигр. Я ее, знаете, даже зауважал… Я это о том, что вы, может, будете смеяться, но это ведь мы защищаемся, милиция!
- И кто же в этом случае крыса? - с усмешкой спросил Михаил.
- Ай, бросьте вы меня на словах ловить! Я же знаю, мне в этом за вами не угнаться. Вы журналист, я мент. Ну неудачная аллегория, и бог с ней. Смысл-то вы, я надеюсь, поняли?
- Смысл понял, - вполне серьезно откликнулся Михаил. - Ладно, извините меня. Наверно, действительно я был несколько легкомыслен. Я вас слушаю.
- Спасибо! - абсолютно серьезно поблагодарил генерал. - С вашего позволения доложу о сути дела. Я надеюсь, что Семен Давыдович, ваш главный редактор, рассказал вам хотя бы в общих чертах о переводе известного уголовного авторитета по кличке Никон в Москву? Вас интересуют подробности? Мне очень неприятно, что тут приходится говорить о моем непосредственном начальнике, о том самом генерал-лейтенанте милиции Гуськове, о котором вы уже писали в своей газете. Я не согласен с вашими оценками Владимира Андреевича… Не спорьте, не надо, - предостерегающе поднял он руку, заметив, что Михаил хочет что-то возразить. - Что бы вы о нем ни написали, это проверенный, опытный офицер, которого в системе уважают. Но, поднявшись, так сказать, на вершину славы и карьерного успеха, он стал не очень разборчив в средствах, в выборе знакомых. Например, последнее время у него в фаворитах ходит известный воровской авторитет по кличке Грант. Так вот, дело дошло до того, что Владимир Андреевич - заместитель министра! - регулярно принимает этого убийцу и вора в законе у себя в министерском кабинете. Представляете?! Как раз через этого Гранта воровской мир и добился перевода другого криминального авторитета, то есть упомянутого мною Никона, из уральской зоны в Москву, в Бутырку. Не знаю пока, какой в этом смысл, но, по всей видимости, за этим стоит стремление пахана быть поближе к каким-то своим делам - это могут быть наркотики, может быть грабительская приватизация или расширение сферы влияния уральской организованной преступности, ее проникновение в столичный регион… Поскольку такой перевод и без того диктовался интересами следствия, Владимир Андреевич способствовал ему, имея в виду, что обещанные в качестве взятки уголовные деньги он передаст в наш милицейский Фонд социальной поддержки сотрудников МВД. Обычно эти деньги идут на лечение раненых, на помощь семьям погибших, на содержание детей-сирот и так далее. Достоверно известно: через посредника было передано пятьсот тысяч долларов - деньги из так называемого "общака". Так вот, представляете, этот посредник, эта сволочь Грант, передал генералу всего двадцать тысяч. Самое удивительное, что совершенно неизвестно, что теперь с этим негодяем делать: Владимир Андреевич свое обещание выполнил, воры своими деньгами из "общака" заплатили… - Он посмотрел на собеседника - пишет ли. - Вам, наверно, не очень удобно? - участливо спросил он у Штернфельда.
- Да нет, ничего, - вежливо сказал Михаил, подумав, что, конечно, в кафе, на столике, писать было бы намного удобнее.
- Или вот вам другой пример с тем же самым Грантом. Еще одна иллюстрация к поднятому вами разговору о коррупции в верхних эшелонах власти наших дерьмократов. Примерно месяц назад пришла ориентировка Интерпола о том, что ими зафиксирован новый наркомаршрут - транспортировка наркотиков в фурах, поставляющих мебель из-за рубежа. Наркотики поступают сюда, в Москву, а уже отсюда расходятся по самым разным адресам, и, заметьте, во многие регионы не только России, но и ближнего зарубежья. Надо сказать, что уже известный вам Грант занимается поставкой именно такого товара. Так вот, в связи с этой ориентировкой на таможне была арестована последняя партия его мебели; уже был назначен для досконального изучения вопроса следователь МВД Стольников, как вдруг - я предполагаю, что по ходатайству ФСБ, - груз был освобожден и передан получателю, а по поводу работы нашего следователя открыто начато контррасследование. Честное слово, все это выглядит как какая-то дурная фантастика: следователь Генпрокуратуры открыл дело по факту, видите ли, вымогательства следователем МВД взятки за снятие ареста и растаможивание этого груза! Если уж у меня, генерала МВД, складывается впечатление, что все наши системы правоохранения не в силах хоть что-нибудь сделать с этим жуликом, можете представить, какая за ним стоит сила!.. Во всяком случае, о фантасмагорической коллизии со следователями двух ведомств, мне кажется, читателям узнать было бы очень интересно. Представляете? Это ж целый роман - "Блеск и нищета российских правоохранительных органов". Видите какой сюжет я вам дарю, а вы со мной даже встречаться не хотели!
Он кокетливо улыбнулся, его страшноватое костистое лицо пришло в движение, отчего улыбка получилась жутковатой. "Ну и рожа!" - подумал Михаил точно так же, как когда-то подумал Игорь Кириллович..
Во время этого длинного монолога Миша Штернфельд исподволь поглядывал на Суконцева. Генерал был очень серьезен, сосредоточен - делал важное государственное дело. Этакий служака, вроде бы незаметный, но сильно болеющий за дело, преданный корпоративной чести - ишь как он ловко все время выводит из-под удара своего начальника. Рассказывает только о пакостях какого-то там уголовника Гранта. Впрочем, сомневаться в важности того, что говорил Суконцев, у Михаила вроде бы оснований пока не было. Даже если в чем-то он соврал или что-то преувеличил, все равно картинка проступала страшноватая, так что сообщенного генералом хватало на новую большую статью, которую будут просто рвать друг у друга из рук. Статью о сращивании правоохранительных органов и криминалитета, статью о перевернутом мире, в котором вооруженные до зубов спецназовцы и следователи генпрокуратуры охраняют от народа жуликов всех мастей - лишь бы деньги платили.
- Ну больше не жалеете, что со мной встретились? - спросил прощаясь Суконцев.
- Нет, Семен Михайлович, что вы! - вполне искренне сказал Михаил. - Материал дали действительно на целый роман. Спасибо вам огромное!..
- На здоровье, - не улыбнувшись, кивнул ему генерал.
- Простите, - все же не удержался, спросил напоследок Штернфельд, - поясните, пожалуйста, вам-то что за корысть все это мне рассказывать? Ведь как вы ни старались, а все равно сообщили мне о вашем родном ведомстве много чего м-м… не очень приглядного. Сами же мне сказали, что сильно не любите журналистов, а меня - особенно. Ведь как ни крути, а все равно придется вашего Гуськова еще раз тронуть, хоть вы его, извините, и выгораживали, как могли…
- Вы так считаете? Что, действительно заметно было?
- А вы думали, нет? Ну так вы мне все же не ответили - почему?
- Да вы что же всерьез думаете, что в стране уже не осталось настоящих служак? Мне за дело обидно, поняли? И не мне одному, между прочим… Честных людей ведь не так и мало. И даже, представьте, в органах они есть, как бы вы ни старались облить их дерьмом…
…Расстались они примерно через час. Зайдя за угол, Миша первым делом вытащил свой японский диктофончик, отмотал пленку назад, включил воспроизведение: "…Лучше давайте на бумаге… Я собираюсь говорить слишком серьезные вещи… Я надеюсь, ваш главный редактор сказал вам хотя бы в общих чертах о переводе известного уголовного авторитета Никона в Москву?.." - услышал он.
С записью этого странноватого интервью, так похожего на донос, на кляузу, все было в порядке, и окрыленный Михаил помчался домой - ему просто не терпелось отписаться, хотя он понимал, что многое еще в той информации, которую вывалил на него генерал, придется как следует перепроверить. Во-первых, обязательно надо было узнать, правда ли, что перевели этого самого… - он поискал в блокноте - как он его назвал… ага, Никона. Во-вторых, по возможности узнать поподробнее об арестованных фурах. И в-третьих, еще одно не выходило у него из головы: ну никак все же не походил человек, которого он видел с утра в офисе "Милорда", на того злокозненного гада и преступника, каким рисовал его генерал Суконцев.
Миша Штернфельд собирался провести собственное расследование. Разузнать все до конца, как делал обычно, но Волына, с минуту послушав диктофон, сразу же начал погонять его: "Ну вот и замечательно. Видишь, какой я тебе источник информации сосватал? Теперь давай побыстрее материал, просто срочно нужно!" Как Миша ни упирался, редактор был настойчив, чтобы не сказать хуже. Но в то же время он понимал Сеньку: коммерческая газета - она как паровоз на дровах. Пока поленья в топку бросаешь - вода кипит, пар колеса крутит. Как только дров подкинуть забыл или кинул поменьше - все. На свисток пара еще хватает, а колеса встали.
"Молодежке" срочно нужна была сенсация, и Михаил, наступив на горло собственной песне, сдался. Лишь выговорил себе право на то, чтобы статья была по возможности без имен, без фамилий, без ссылок на источники. Клички, намеки и полунамеки - этакий эмоциональный всплеск под названием "Фея в лампасах и ее фаворит".
Забегая вперед, скажем, что статья увидела свет необыкновенно быстро - Семен дал ей "зеленую улицу". Правда, вся она была изукрашена употребляемыми здесь гораздо чаще, чем обычно, извиняющимися словами: "по слухам", "предположительно", "утверждают" и им подобными. Но эффект публикации от этого меньше не стал - это была бомба, которую обсуждали в очередях, комментировали телеведущие; в Думе она даже вызвала запрос левых, впрочем так и оставшийся без ответа…