Явно за всем этим плетением словес, за этими намеками крылось что-то такое, чего Игорь Кириллович не знал, но что явно таило для него некую угрозу. Он еще раз подумал. Вообще как-то переменилась вся тональность разговора: то они вроде были на равных, а теперь вот у Никона нет-нет да проскакивали нотки какого-то превосходства, словно пахан заранее знал, что исход этой встречи, на которую он тащит Игоря Кирилловича чуть ли не силком, предрешен в его пользу. Нет, со всеми этими играми надо было срочно кончать - он свое дело сделал, он хочет жить сам по себе, вольной птицей…
Чтобы не тянуть, окончательно разорвать этот узел, он поехал в Бутырку сразу же. Легко преодолевая один пост за другим, Игорь Кириллович уже не удивлялся тому, как быстро он оказался перед дверью Никонова "люкса". Однако уже внутри, в увешанной коврами камере, удивиться ему все же пришлось: он увидел здесь не кого иного, как… генерала Суконцева! Правда, тот был в штатском, сидел свободно, нога на ногу, и даже покуривал, чего Никон от кого другого ни за что не стерпел бы. Генерал старательно пялился в какую-то лежащую перед ним газету и явно чего-то ждал. Игорю Кирилловичу он даже не кивнул, сделал вид, что совсем его не замечает, однако по тому, как генерал сразу подобрался, Игорь Кириллович почувствовал, что ждал он именно его.
Сюрприз был мощный - если бы Игорь Кириллович не настроил себя на ожидание чего-то подобного, он наверняка струхнул бы. Тут, в камере, генерал мог сделать с ним все, что угодно. Похоже, это был капкан, в который заманил его прожженный лис Никон.
Он даже машинально шагнул было назад, пока не захлопнулась сзади тяжелая тюремная дверь, но хозяин камеры весело остановил его:
- Ты чего заменжевался-то, братан? Или чего не то увидел? Все нормально, крестник! Это у гражданина генерала следственный эксперимент тут, вот он заодно и заглянул в мою хавиру. Так что давай к столу, видишь, одного тебя и ждем как дорогого гостя. Сейчас, как у людей заведено, маленько примем, а потом и потолкуем… хе-хе… о делах наших скорбных. Нет возражений?
Суконцев, не поднимая головы от газеты, рюмку с коньяком от себя отодвинул.
- Не буду я с этим дерьмом пить!
- Э, э, Михалыч, договаривались же! - живо вмешался Никон. - С ним не хочешь - выпей со мной. Ну давайте, мужики, не обижайте. Редкий случай: ни у кого ничего не прошу, хочу, чтобы у всех все путем было. Давайте-ка за это и выпьем.
- Не буду, - сквозь зубы сказал генерал.
Все же правильно говорится насчет того, что гусь свинье не товарищ. Суконцев сейчас нарушал все обычаи и не боялся, знал, что ничего ему за это не будет. Дескать, плевал я и на вас, и на ваши обычаи. Никон мельком глянул на него, ничего, понятное дело, не сказал. Обратился к Игорю Кирилловичу:
- Видишь, Гарик, как ты гражданина генерала обидел. Жалуется он на тебя - вроде как ты сыну его единственному подлянку кинул. Что скажешь, было дело?
- И что - за этим ты меня и звал? - возмутился Игорь Кириллович. - Да ты чего, Никон? Ведь это ж твои ребята наркоту и забрали, разве нет?! Чего ты меня-то этому… подставляешь?
- Ай-яй-яй, как нехорошо! - завздыхал Никон. - Мои, говоришь? Мои отсюда далеко, мои на Урале, братан. Так что, выходит, поклеп ты на меня возводишь. Доказательства-то хоть какие у тебя есть? А то ведь за такой базар, сам понимаешь, и ответить можно…
- Ты вообще к нему приглядись получше, Никон. Ходит к Гуськову, стучит на всех, а сейчас, видишь, тебя заложить хотел: дескать, не там ищите, господин генерал, вот он сидит перед вами, наркоторговец, а вы его почему-то не хватаете, срок не даете…
- Разберемся, - сказал Никон. Налил себе, налил генералу, Грантову рюмку на этот раз оставил без внимания. - Ты вот еще чего скажи, Гарик. - Он понес было рюмку ко рту, но пить не стал, вдруг отстранил ее ото рта, спросил зловеще: - Тебе сколько мой Кент передал за все вот это? - И обвел рукой камеру.
Будь они на воле, не в тюрьме - послал бы его да вышел наружу. Или позвал бы кого - в свидетели, на подмогу. Здесь он мог только отвечать, отбрехиваться, стараясь по возможности не доводить дело до края - выигрыша при таком раскладе у него просто не могло быть.
- Ты же прекрасно знаешь: Кент передал мне сто двадцать тонн.
- Сто двадцать тонн - это как понимать? - спросил у Никона Суконцев.
- Это значит, - с легким презрением пояснил Игорь Кириллович, - сто двадцать тысяч.
- Сто двадцать тысяч чего? Долларов?
- Долларов, - все так же презрительно пояснил Игорь Кириллович.
- А расписка? Ты вроде говорил, что у тебя гуськовская расписка есть. А ну, покажь.
Игорь Кириллович достал расписку, и Никон жадно протянул к ней руку.
- Дай!
Но Игорь Кириллович был начеку.
- Э, нет, из рук читай!
- Так, - начал читать Никон, быстро шевеля губами: - Я, такой-то такой-то, тыры-пыры…получил пожертвование в Фонд социальной поддержки работников милиции… Так, это пропустим… Пожертвование в размере… прописью… двадцати тысяч долларов США… каковая сумма… Слушай, что это за туфтень? Ты ж говорил, расписка на все деньги, а это чего? Двадцать тысяч, и все? А остальные? Где на остальные-то подтверждение?
- Да ты чего дурака-то валяешь, папа… крестный? Как еще эта-то есть! Кто ж на черные бабки расписки дает?! Это как все равно про партвзносы со взяток говорить, помнишь анекдот такой был?
- Ты погоди, погоди с анекдотами! Ты мне яйца-то не крути! Деньги-то у нас с тобой откуда, не при легавом… извиняюсь, Семен Михайлович… не при господине генерале будь сказано. Из общака. А раз из общака - имею я право, так же как любой из братвы, знать, куда они пошли, наши денежки? Как ты, смотрящий, ими распорядился, сколько себе на карман положил…
- Да ты чего, Никон? Ты чего буровишь-то? Ты просил, чтоб тебя перевели, я сделал. А теперь вот, значит, вместо "спасибо"…
- Ну, положим, не ты сделал, а Владимир Андреевич, генерал-лейтенант Гуськов, - веско сказал Суконцев. - Но вот он как раз на тебя в обиде…
- А с какой стати вы мне тычете? - оскорбился, ничего не смог с собой поделать, Игорь Кириллович.
- Ишь ты, не нравится! - изумленно сказал Никону генерал. - А с такой стати, что обманул, наколол ты, братец, Владимира Андреевича, как настоящий кидала. Договаривались вы об одной сумме, а ты его, значит, решил как лоха… Человек, между прочим, на риск ради дела шел, карьерой своей рисковал, погонами, а ты его, как последняя гнида… А ну сядь, - рявкнул вдруг Суконцев, увидев, что Грант собирается вылезти из-за стола, как, бывало, рявкал у себя в райотделе на всякую пьянь. - Представляешь, - повернулся он к Никону, - мне Гусь даже говорит: что же это, мол, за урки пошли, что за пахана, по-старому за атамана своего, и то заплатить жидятся. Не дорожат, говорит, они этим Никоном, что ли… - На его костистой роже было явно написано злорадное удовольствие.
Игорь Кириллович вдруг с тоской подумал, что хотя и принял меры, пытаясь предотвратить все возможные опасности, а все же добровольно оказался в самой настоящей западне - к двери ему через этих двоих не пробиться, а тюремный персонал если кому и придет на помощь, то уж, конечно, не ему. Хотя… Может, зря он все же раньше времени дает волю воображению? Как-то уж очень все подло даже для урок…
- Да с какого рожна вы это все несете-то, мужики? Как договаривались, так я ему и заплатил. Спросите у него - он сам все подтвердит…
- А мы уж спросили, - злорадно усмехнулся Суконцев. - К тому же…Вот у меня в руках "Молодежка". - Он показал на лежащую на столе газету. - Завтрашняя, между прочим. Вот здесь черным по белому писано: "За перевод в Москву известного воровского авторитета уголовным сообществом было предложено пятьсот тысяч долларов США. Баснословная эта сумма преодолела все препятствия". Ну и так далее…
- Короче, все ясно, - тяжело сказал Никон. - Газета зря писать не станет. Я думаю, ты сам понимаешь, Грант, больше тебе здесь не место… С удовольствием прикончил бы тебя прямо сейчас, но, однако, и пожизненное из-за тебя получать - тоже как-то не с руки… Да и по нашим воровским законам нельзя тебя просто так… - Он нехорошо ухмыльнулся. - Ты ж у нас законник как-никак, вор в законе то есть… А что мы тебе это паскудство просто так не спустим - в этом можешь быть уверен. Так что стрелку, сходняк законников я тебе гарантирую.
Как же это он так лопухнулся! Они вдвоем, мент и ворюга, подогнали его к самому краю. Думают, наверно, что уже все, что загнали его в угол… "Обложили, гады, обложили", - пропел он мысленнно, как всегда, когда становилось не просто опасно, а чрезвычайно опасно. А видно, здорово что-то прихватило Суконцева, если он не побоялся вот так, в открытую, сидеть в камере у уголовного авторитета, распивать с ним коньяк…Этак ему придет в голову, что он может его живым и не выпускать… "Тебе бы, дураку, чуть раньше об этом подумать", - укорил себя Игорь Кириллович. Интересно, что генерала заставило на это пойти? Неужели так сильно залетел его Толик? Или он сам во что-то вляпался, да так, что обратного хода уже нет? И этот, главное, Никон-то, хорек (правильно их всех обозвала Лена!)… вот сволочь двуличная! Уж кто-кто, а он насчет цены все доподлинно знает. Знает, а все валит на него. И, главное, знает, что на подлость идет - иначе с чего ему сразу воровские законы-то на свет божий вытаскивать… Тут Игорь Кириллович и сам с необыкновенной ясностью снова вспомнил тот разговор, когда Гуськов вдруг спросил у него: "Это какой Никон? Не тот, который тебя короновал?" Вспомнил о своей догадке и почувствовал, как неудержимо эта догадка рвется сейчас наружу.
- Слушай, Никон, - сказал он, еще раз прикинув расклад сил. Никон, мужик серьезный и уж заточку-то какую-нибудь имевший наверняка, стоял слишком близко. Генерал был подальше, но… Может, он и не слишком тренирован - научился небось в свое время по зубам бить, и ладно, но если они навалятся вдвоем, если не вырубить сразу же хотя бы одного из них, здесь, в этой тесноте ему придется худо. А если учесть еще и коридорных, которые могут возникнуть по первому же зову, он вообще должен действовать только наверняка. - Слушай, Никон, я все давно хочу у тебя спросить… Вот вы меня тогда короновали, да? Короновали, несмотря на то, что никакой я не вор… по крайней мере, тогда им не был… Я, знаешь ли, тогда даже по фене не ботал. Зону не топтал… Только вот парашу, как вы любите говорить, нюхал, пока в СИЗО сидел…
- Ничего, по-нынешнему и этого достаточно. Я вижу: мужик наш, толковый, правильный… Короче, глянулся ты мне. Думаешь, этого мало?
- Да ладно, брось ты! Какой я вам свой, свой у вас этот, Кент. Не зря он мне все время талдычит: правду, дескать, Никон говорит: не наш ты…
- Слушай ты его больше! Подумаешь, Кент, - нисколько не смутился Никон.
- Да он-то как раз мне по барабану. А вот ты - это другое дело. Ты, пахан, кому угодить-то хотел, когда за меня на том сходняке слово замолвил? А на тебя глядя - и все остальные… Молчишь? Ну тогда я скажу. Потому ты так сделал, что вот им, ментам, - Игорь Кириллович кивнул на Суконцева, - надо было, чтобы меня короновали, и ты выполнил их заказ. Так что не будем вдаваться, кто из нас ссученный, а кто какой. Оба мы тут друг друга стоим. А может, и нет, ты вон, я вижу, - он снова кивнул на Суконцева - плотнее меня с ментовкой-то корешуешь.
- Здорово! - развеселился с чего-то Никон. - Доехало! И десяти лет не прошло!
- Ну это-то как раз неважно. Я все это знаешь к чему тебе говорю? Если ты, сучара, меня хоть пальцем тронешь - сам ли, чего я тебе не советую, подошлешь ли кого, - тут же все будут знать, кто ты есть на самом деле. Клянусь!
- Видал какой грозный, - не оборачиваясь к Суконцеву, сказал Никон; узкие его глазки стали хищными, совсем превратились в щелки. - Ты хоть шурупишь башкой своей лоховской, че ты сказал-то? Я ведь тебя за такие оскорбления теперь на колбасу порезать должен! Ишь раздухарился. Ты все же хайло-то свое не больно бы разевал, крестник. У тебя все равно на меня ничего нет, одно фуфло. А у меня и доказательства и свидетели! - Он в который уже раз показал на Суконцева.
- Ну уж хера! - неожиданно сказал тот. Откинулся, не вставая со стула дотянулся до двери, брякнул в нее кулаком. - Вася! - И тут же на пороге как по волшебству возник мешковатый Вася. - Вася, - лениво сказал ему Суконцев, - объясни м-м… товарищу, что тут у нас к чему… В порядке следственного эксперимента…
Игорь Кириллович сидел на прежнем месте, он все видел, но, к сожалению, сделать уже ничего не мог - едва он начал подниматься со своего стула, как Вася, откуда только что взялось, в прыжке, без всякого замаха ударил его ребром ладони по шее. Ударил несильно, но не ожидавший от него такой прыти Игорь Кириллович все же по-настоящему, эффективно защититься, поставить блок так и не сумел. Васин несильный удар словно парализовал его, так что потом он видел и слышал все, что в нарядной Никоновой камере происходило, а сделать ничего не мог.
А когда Игорь Кириллович начал окончательно сознавать, на каком он свете, и понял, что хотя он и сидит на прежнем месте, но обе его руки прикованы наручниками к трубе отопления, к нему снова наклонился Суконцев.
- Ты все понял, тля? - спросил генерал. Игорь Кириллович не счел нужным разговаривать с ним, и тогда Суконцев, усмехнувшись, вытащил у него из кармана бумажник, выудил в нем расписку, сунул бумажник опять в карман и распорядился: - Вася, объясни господину бизнесмену про его права еще разок…
Теперь Вася продемонстрировал всю приобретенную в стенах замка науку: он бил и бил его, связанного, с замечательной методичностью. Раз, другой, третий. Бил под дых, туда, где не остается следов, при этом чего-то все сопел и тряс головой.
- Ну чего ты там закопался? - не выдержал Суконцев.
- Крепкий, зараза, - с оттенком восхищения и азарта сказал молчун Вася. - Никак я ему пресс не пробью!
- Да хер бы с ним, с прессом, - сказал Никон, наливая большую стопку коньяку и протягивая ее труженику Васе.
- Сейчас, - сказал тот, как бы отказываясь пока от выпивки, и ударил еще раз - с душой, с оттяжкой. - Ну вот, - заметил он довольно, когда Грант, как-то странно ухнув, обвис на своих наручниках. - Кажись, достал. - Он маханул коньяк залпом, солидно объяснил: - По лицу нельзя, по лицу следы остаются… - И еще пробормотал: - По лицу… По лицу и дурак может…
- Ай, брось ты! Дай ему по мозгам, все равно ему отсюда не выходить!
- А вот это ты не мечтай, - прохрипел Игорь Кириллович. - Ты что думаешь, я совсем глупый? Я кого надо с утра еще предупредил, где меня искать, если что.
Суконцев и Никон быстро переглянулись - решали, блефует он или нет.
На этот раз они Игоря Кирилловича отцепили, даже налили коньяку, чтобы привести в чувство. Теперь с ним разговаривал сам генерал. Сел напротив, смотрел на него мудрым и усталым взором, вроде бы даже с каким-то сочувствием в глазах: зачем ты, мол, мужик, и себя и нас мучаешь…
- Ну что, гуськовский любимчик, все понял или посадить тебя на доследование в одну из камер? Тут всякие есть камеры-то. Ты, поди, сам знаешь. Что было, чего не было - все расскажешь…А мне, чтобы тебя законопатить, тут даже разрешения на арест не надо - видишь, как ты удобно все сам же и устроил… Ладно, короче: если хочешь жить - с тебя за наркоту пятьсот тонн зеленых. Такое мое условие.
- Ага, - одобрительно вставил Никон, - и еще столько же вернешь в общак. - Постучал по все еще лежащему на столе завтрашнему номеру "Молодежки". - Газета зря писать не будет. А раз взял - значит, верни!
Суконцев кивнул одобрительно - мол, все так и есть.
- И давай его на счетчик, - скомандовал он Никону. - А то начнет Муму трахать…
- Уж это как пить дать, - охотно согласился Никон. - Значит, так. Сроку тебе… Сколько ему отмерить? - спросил он у генерала.
- А хер бы с ним, мы не звери. Дай ему побольше… Дай десять дней, ему хватит. Он у нас бизнесмен небедный…
20
Он ненавидел сам себя - надо же так лопухнуться, так попасться! Он, такой битый, такой опытный волчара, и залетел как сопляк, как неопытный, беспомощный мальчишка! Все в нем горело и клокотало - от ярости, от оскорбления унижением, от жгучей жажды мести.
Проведя ночь без сна, он почти догадался, как это все вышло, даже представил себе в лицах: вот грозный, похожий на смерть Суконцев, соблюдая всяческие предосторожности, пришел "на прием" к Никону. Мог бы вызвать его к себе повесткой, да побоялся, придумал себе какой-то следственный эксперимент. Сначала грозил, потом юлил, потом не выдержал, стал взывать к совести: отдай, мол, незаконно присвоенную наркоту сыну Толику, прирежут ведь злые чечены мальчика или его, заслуженного человека, под самоубийство подведут. Наркоту не можешь - отдай деньги… Никон, конечно, поизгалялся - как зэку не поизгаляться над милицейским генералом! Как говаривал О’Генри, и не хочется, да жаль упускать такой случай. Пустое, мол, говоришь, начальник, какая наркота, какие деньги, знать ничего не знаем, ведать ничего не ведаем. А потом, наверно, предложил к восторгу Суконцева: мы-де с тобой умнее сделаем, чтоб никому не обидно, мы с тобой эти денежки с Гранта слупим. Игорь Кириллович скрипел зубами от ненависти. Но что толку быть умным задним числом!
Он едва дождался утра, чтобы купить ту самую газету, уже сидя в машине, жадно прочитал статью раз, второй, третий. Статья ему не понравилась - жиденькая на этот раз у Штернфельда получилась статья. Но главное, читая откровения неназванного автором источника, он явственно слышал интонации этого самого источника. Чем дальше, тем меньше у него оставалось сомнений, что информацию о гнусных поступках Гуськова, о том, что он идет на поводу у известного уголовника Гранта, Штернфельду слил не кто иной, как Суконцев. Особенно же это стало очевидным, когда он прочел умиленные слова о мудрости информатора, немалого, между прочим, милицейского чина. Слова эти были о той самой крысе, которая умеет защищаться не хуже настоящего зверя.
На чем свет костерил себя Игорь Кириллович за то, что расслабился раньше времени, на какой-то момент потеряв бдительность, поверив, что держит ситуацию в своих руках. Ну как же, все разложено по полочкам: вот у него компромат на Никона, вот у него компромат на Гуськова, а Суконцев - Суконцев это так, жалкая канцелярская крыса, которую и в расчет-то можно не принимать. Ну прижало его нечаянно с Толиковыми играми - оно и приятно. Тем более что все случайно вышло, вроде и не сам, рук не марал… Забыл, забыл ты, дорогой товарищ, его любимые слова о том, что крыса, загнанная в угол, защищается как большой страшный зверь. А теперь Суконцев - вон, сам об этом напомнил; Игорь Кириллович с сердцем ударил по газете. Забыл, что здесь, у нас, враги не такие впечатлительные, как там, за бугром. Уж если ты собрался использовать компромат - используй его до конца. Короче, товарищ Разумовский, бывший спецназовец и диверсант, упустил ты момент для удара, и вот ударили по тебе самому. А уж с этой камерой, похожей на номер в старом борделе, и вообще - поймался, как малютка…
Ладно, дело прошлое. Но что теперь следует предпринять-то, думал он, гоня машину по городу и все еще не зная, куда именно он едет.