"Гориллы"… в сущности, такие дружелюбные животные. Никак не хуже сообразительного тапира или понятливого коалы. И всяко лучше человека разумного… разумного, как Василиваныч.
- Ствол, который разорвался, - тот, из которого сняли Шамиля?
Они, оказывается, все знают! Вот те на! Все, да не все!
- Нет. Я думаю, в Шамиля, Василиваныча и токаря стреляли из этого. - Я показал на валявшийся на полу револьвер N 1, тот, из которого Василиваныч начал всю канонаду.
- Почему?
В самом деле! Он оглушил Гаррика, только затем вернулся в квартиру и открыл огонь. Может, в руках у Насти разорвалась все же его собственная, выдержавшая уже тройку выстрелов пушка?
- Так я думаю! - нашелся я с ответом.
На меня на какое-то время вновь перестали обращать внимание, потому что Василиваныч забился от непереносимой боли. Его просто пнули ногой по башке, и он на некоторое время отбыл в страну фантазий и больных сновидений.
Мне показалось уместным передразнить Настю:
- Ну, я пошел? - с наигранным оптимизмом спросил я ребят. Обалдев, они переглянулись. Я тихой сапой двинулся к двери.
- Куда?! - завопили они. - Тебя приказано доставить к шефу!
В свете последних событий это направление устраивало меня больше, чем дорога на кладбище.
- Менты будут здесь через десять минут!
Брось ствол, если не хочешь с ними объяс няться!
Я продолжал держать в руке своей револьвер, они до сих пор у меня его не отобрали! Хороший знак.
- Послушай, а как вы нашли?
- Нам дали адрес… - туманно пояснил мне сопровождающий. Тот самый, которого постигло суровое возмездие в виде вазы, низвергнутой Эриниями на его голову.
- А почему?
- Тебе все объяснят! - достаточно миролюбиво отрезал он.
Я мог бы с разворота дать ему по шеям, мы были вдвоем в его (или "астратуров-ском"?) черном "волгешнике", однако у его приятеля остался мой револьвер. Улика. Нет, с ними лучше не ссориться! По крайней мере сегодня, сейчас. "Ваша реклама у нас… "
Воспоминание, на момент посетившее меля во время дуэли в квартире, вернулось опять, когда мы начали выезжать со двора.
- Взгляни, видишь, там у помойки, за-паркован оранжевый "запор"?
- Я потянул своего конвоира за рукав. - думаю, это тачка Вэ. Иванова. Того, что с простреленными манипуляторами. Я предполагаю, что ее вспомнят на Искровском. Они с подругой подвезли туда труп токаря на этой машине, подозреваю.
Он дико на меня покосился, затем рванул радиотелефон. И сбивчиво пересказал полученную от меня информацию, напоследок поинтересовавшись:
- Милицейские еще не подвалили?
Ему что-то прохрюкали в ответ. Спрятав телефон, он вновь покосился на меня. В его глазах мерцало странное выражение. Я решил удовлетворить законное любопытство:
- Простите, а разве хорошо, что вы вот так вот меня увозите? Разве мне не стоило бы остаться на месте, дождаться появления милицейских, тех самых, про которых ты сейчас спросил… и ответить на их вопросы?
- А что, очень хочется время терять? - помолчав, вопросом на вопрос ответил парень.
- Ну…
- То-то! Их минут десять придержали наши люди, да вот они, кстати…
Мы еще не выехали на оперативный простор, а мимо на великоватой для двора скорости промчался "москвичонок" синего цвета без опознавательных знаков. Однако в нем сидели четверо с такими благородными и решительными лицами, что я поверил своему спутнику.
- А Гаррик?
- Его там уже нет, твоего приятеля. О нем позаботятся.
- Слушай… извини, я закурю… слушай, разве мы с ним не должны дать показания?
- О чем?
- Ну, обо всем, что там случилось…
- Где там?
Теперь уже я удивился:
- Ну, на этой квартире…
- На какой?
Он сумасшедший! И за рулем! Бог мой! Из огня да в полымя! А наша тачка уже летит по Большевиков! Больница Двадцать пятого Октября недалеко, говорят, при ней есть уютный морг… туда и попадают те доверчивые парнишки, которые садятся в тачки к сумасшедшим!
Я прокашлялся. С сумасшедшими нужно вести себя особенно вежливо, не подавать вида, что тебя шокирует их неприятие самых элементарных вещей.
- Ты только не волнуйся, ты хороший, рассудительный парень… Скажи, кстати, почему вы не стали звонить в дверь, а сразу ломанулись с балкона? - хитро поманил я его в ловушку.
- Знаешь, если спешишь брать отморозка с пушкой и за километр от его хаты слышны выстрелы и истошный визг, не станешь и раздумывать, звонить ли в дверь… Вот я его и поймал!
- В какую дверь?
Он невозмутимо повернул руль и пояснил:
- В ту самую. Где мы накрыли убийцу Шамиля.
- Вот я про эту квартиру и говорил. Разве я не должен рассказать милицейским, что там случилось со мной и Гарриком?
- Что-то я вас там не помню.
Амнезия у него еще вдобавок? Хорош гаврош, ничего не скажешь! А может, это у меня что-то не в порядке? Некоторые мои знакомые девочки и раньше намекали мне, что я не всегда верно способен оценить романтические порывы души, например. Я решил уточнить:
- Значит, меня там не было. И Гаррика тоже?
- Нет, конечно!
- Хорошо. Или вам все… - Немного подумав, я решил сформулировать вопрос иначе: - Но, по-моему, там были Василиваныч с Настей, если я не ошибаюсь, а?
- Откуда тебе это знать, если тебя самого там не было?
Логично. Трезво.
До меня наконец дошло. Я стряхнул с колен тот столбик пепла, который за всей этой интересной дискуссией позабыл стряхнуть с "бело-морины", и еще раз затянулся. Мы ехали в Центр, к головному офису "Астратура", насколь ко я понимал. Это могло означать только одно: "незапланированный отпуск" закончен.
Хеппи-энд
- Последний раз я спасаю тебя от твоей собственной дурости! Извини, если резко. Завтра с утра пойдешь по адресу на повестке, она у тебя в почтовом ящике валяется, и сознаешься милицейским, что заходил к тому покойному токарю… как его… не помню…
Конечно, он помнил, но ему просто необходимо было показать мне, что все это дело теперь не так уж и важно для него! Способные менять цвет глаза лучились теперь зеленым дружелюбием. Он продолжил:
- Итак, вы заходили к нему вместе с твоим приятелем Алферовым, потому что у вас возникли некоторые подозрения насчет знакомства того токаря с Ивановым, вы уже тогда предполагали, что тот может располагать искомым стволом, оставляющим такие нестандартные отметины на выпускаемых пулях… На заводе вас, один черт, помнят.
Роль гениального провидца всегда являлась одной из моих самых любимых, я согласно кивнул. Согласно и скромно. Я курил "Давидофф" - зачем зря злить хорошего друга? Он же не виноват, что терпеть не может запаха "беломора", правда?
- Но потом ты уехал на дачу. Или в твое любимое Репино, в дом кинематографистов. Словом, подумай сам - ты куда-то уехал, где и находился до завтрашнего утра. Я доходчиво излагаю? Если хочешь, люди на комаров-ской даче Горина подтвердят, что ты там отсвечивал.
Я снова кивнул. Этот парень избавлял меня от многих формальностей, его люди, чуть не погубив меня, меня же и пытались спасти в той квартире на Дыбенко…
- Продолжаю: сегодня ты был за городом.
Ни слова о заморочке на Дыбенко. Вчера на Искровском тебя тоже не было. Или ты хочешь проблем?
Кто же хочет проблем? Оставалось только кивать. Тем более что пара трупов на моей совести все же имелась, и этой похоронной темы наша беседа еще на касалась. Мне, признаться, было страшновато ждать, когда он наконец затронет этот вопрос. Ну вот, пожалуйста!
- Теперь, как говорится, ""не для печати".
Понимаешь? Тебя сегодня не было в городе, следовательно, ты не можешь иметь никакого касательства к бойне в ресторане "Эг-ног".
Я очередной раз кивнул - теперь уже куда более заинтересованно и радостно. Такая формулировка меня устраивала.
- Однако у меня могла бы найтись целая первомайская демонстрация свидетелей, способных подтвердить, что перед началом перестрелки в ресторан вошли два парня, очень похожие на тебя и твоего коллегу. Они бы так и заявили, все же три трупа - два наших и один южанин - это тебе не "Три апельсина" Гоцци. Это серьезней.
Стало быть, серьезней Веры, Надежды и Любови вместе взятых? Дело плохо.
Может, зря я мучался, куря слабенькие "Давидофф"?
- Ты пойми, Дима, личные отношения должны стоять в этот мире, как Германия, "юбер аллес"! "Сват свояку поневоле друг" - так еще русичи говорили. А ты чуть не обидел меня, когда явно не поверил мне в нашу прошлую встречу. Только твоя дурость погубила всех этих людей - и невинного старика-токаря… кстати, мне показали его фотографию, он очень похож на Михаила Светина… и моих… гм!.. точней, парней из сыскного "Астратура", бедных дуриков, поддавшихся на талантливую провокацию каких-то двух шутников. Один из этих двоих шутников не получил бы по бестолковке, если б другой доверился старым друзьям. Понимаешь?
- Слушай, Корнев! Ты сам приставил ко мне соглядатаев, я должен был от них освободиться любой ценой! Согласен? Ну, давай, запиши их на мой счет, отдай меня своим палачам!
Глаза господина вице-президента в очередной раз изменили цвет. И стали черными-черными. Однако он сдержался.
- Ты безнадежен. Пойми, в их смерти я тебя не виню. Думаю, моей конторе и не нужны были такие лопухи. Они могли бы быть осмотрительней. К тому же счет оплатят южане. Они осмелились предъявить нам такой ультиматум, что теперь, как благородные, достойные люди, согласны покрыть убытки.
Они - реальные ребята и, узнав, что мы, именно мы сами, нашли убийцу их друга, сейчас полны благодарности. В отличие от тебя. Подумай сам, если бы вы не сбежали от охраны, которую я к тебе приставил - а это, Дима, была именно охрана! - неужели ситуация на Дыбенко не упростилась бы?
- Что еще за "ситуация на Дыбенко"? Я был за городом, на даче. В Комарове Корнев поправил идеально сцентрованный галстук, хмыкнул:
- Ты не так уж безнадежен.
Никаких банлонов, вновь костюмчик "от Кромби": все, отпуск кончился! Он пригладил гладко зачесанные назад волосы.
- Вопросы по делу есть?
- Какие вопросы… - кое-что мне было до сих пор не ясно, однако я решил проявить аккуратность. Осмотрительность.
- Тогда извини. У меня дела. Когда Алферова увидишь - а его тебе доставят на дом от нашего лекаря сегодня вечером, - попроси его ХОТЬ ТЕПЕРЬ зайти к нам в офис, поболтать.
Все кончилось. На следующий день я зашел к милицейским, они промурыжили меня полдня, выпытывая про контакты с Михалычем, но я рассказывал им только чистую правду. И умело умалчивал о правде грязной. А еще через день вышел еженедельник с огромной статьей выздоровевшего Алферова.
Статья отличалась от первоначальной задумки, однако предоставила мне ответы на целый ряд вопросов - из тех, что я постеснялся задать Игорю. В частности, выяснилось, что гениального Василиваныча никто ни в чем не подозревал до последней минуты. "Астратур" вышел на него почти случайно. Благодаря общему для всех фирм города интересу к стародавнему убийству лидера "жме-ринской" группировки. "Мы слишком привыкли видеть за каждой насильственной гибелью заметного человека заговор или чьи-то ущемленные экономические интересы, - справедливо отмечал Гаррик в своей статье, - однако чаще все гораздо проще. Эти так называемые лидеры нашего беспокойного времени - те же люди, пусть и выбравшие для себя "пепси-колу" в качестве высшей экзистенциальной ценности. Они не свободны от быта. Скорей находятся от него в еще большей зависимости. Сейчас следствием уже установлено, что причиной гибели лидера "жмеринской" группировки, чуть было не ввергшей наш город в кровопролитную войну кланов, явилось пристрастие покойного к одной их официанток в том ресторане, где часто проводят время наши "новые русские". Все вы, без сомнения, помните сообщение о том, что убийца-автоматчик был в парике… но никому до недавнего времени не приходило в голову, что все куда проще, девушка с распущенными волосами сегодня способна найти автомат. Особенно - с дружеской помощью… "
"Плачет девушка с автоматом!" Я вспомнил Настиных родителей, мне стало не по себе… но только на мгновение. В тот вечер легкое "Мукузани" казалось особенно терпким, незамысловатые салаты - исключительно вкусными, даже характерный для моей квартиры сквознячок больше походил на свежий ветер из незагаженных стран.
У меня сидели друзья - и велик Господь, если, оказывается, еще можно собирать друзей. И, позабыв о проблемах, вести в ними разговоры о странностях любви и нормах жизни.
Хотя пришедший без телохранителей Кор-нев все же распустил язык.
- Когда мы узнали, что лидер "жмеринских" спал с этой девчонкой, многое получило объяснение. Следствие выяснит, любила ли она смотреть "Санта-Барбару", но синдром типичный. Не думаю, что ей пели песни о любви. Не тот это был человек. Но она сочла себя преданной и обманутой и решила, что автоматные очереди помогут компенсировать недостатки личной жизни.
Он только в мою квартиру зашел без охранников. Из окна кухни, в которой мы на пару минут уединились, прекрасно просматривался корневский "линкольн", а я подозревал, что пока мы треплемся, два-три человека скучают на лестничной площадке.
- Самое забавное, - лениво проговорил Корнев, - что ваш безумный гений… как его по-русски-то, по-вашему, того Василия Иванова… да, Василиваныч! Так вот, самое, как ты любишь говорить, забавное - в том, что он раскрутил все дело раньше всех. И сдержался, не сделал сенсации. На него не похоже, верно? Не раздул уголек, а сохранил его, Муций Сцевола! И, образно выражаясь, как тот гуманист-пожарник у Бредбери, решил, что лучше сжечь человека, чем позволить ему палить книжки. Месть покинутой девушки, думаю, натолкнула его на мысль ни с того ни с сего шлепнуть Шамиля. Хотя, возможно, он и Настану реакцию как-то инициировал… откуда-то ведь она взяла автомат, верно? - Корнев мельком взглянул на золотой "роллекс". - Впрочем, она как раз сейчас колется, откуда. Следаки ведь нашли в той угнанной тачке, из которой расстреляли лидера "жмеринских", несколько вполне пригодных отпечатков. Ее отпечатков. Они просто не значились…
Он говорил что-то еще, но я уже не слушал его. И Корнев, поняв мое настроение, замолчал. Мы вернулись в комнату. Нет, что бы ни говорили по телевизору, а Господь велик, если друзья после тяжких боев еще собираются за общим столом и ведут за ним беспредметные разговоры - порхающие с темы на тему, словно бабочка с цветка на цветок. Бои еще предстоят, а пока - отдохнем, присмотримся друг к другу…
Они все были здесь: Гаррик с залатанной головой, непьющий Княже, конечно, Марина-Света с их понимающими улыбками, Корнев, оторвавшийся от коллектива неимущих и занявший соответствующее место в жиро" ой прослойке нового общества. Пришли и другие мои друзья, подруги, кроме Атаса, но о нем еще предстоит разговор!
Заговорили о любви, и я припомнил случайную утреннюю встречу на "Петроградс-кой": в толпе мне встретилась та самая брюнетка, которую мне напоминала Настя. Она мельком улыбнулась и быстро прошла мимо. Я не стал догонять. Какого черта, что, жизнь завтра кончается, что ли? Вот мы все здесь - молоды и сильны, и каждый следующий день обещает столько неожиданностей! Столько локальных сражений и побед… а поражение может случиться только однажды. Василива-ныч свой бой уже проиграл. А для большинства собравшихся у меня основные битвы еще впереди. Возможно, они начнутся через пару минут, возможно - нет, но раз уж они предстоят, не лучше ли воспользоваться редкими минутами отдыха на этом смертельно опасном марше?
- Выпьем! За нас с вами и черт с ними! - предложил кто-то.
И в этот момент в кармане корневского пиджака омерзительно пискнул пейджер. Игорь поднялся. Но, прежде чем вновь вернуться к своим тяжким трудам на ниве личного обогащения, все же поддержал тост.
А через несколько секунд мы уже смотрели с высоты десятого этажа, как он в окружении трех охранников садится в "линкольн" и шикарная машина медленно начинает двигаться по колдобинам разбитого Двора.
Одним меньше в шеренге… Кто знает?
Позже я узнал, что "Астратур" в тот вечер подал иск "о защите чести и достоинства" к газете Василиваныча. Недавно этот иск был удовлетворен. У газеты, конечно же, не хватило денег расплатиться с всемогущим концерном. И "Астратур" купил на корню эту ежедневку. А Корнев в завуалированной форме предложил мне в ней поработать.
Я не брезгливый, как тот однорукий мужичок на Сенной, но я отказался.
Алферов меня не понял.
Корнев же только хмыкнул.
ПРИ ЧЕМ ТУТ МЕНТЫ?!
Увертюра "Тропа войны"
Я мирный человек, и бронепоезда у меня нет. Правда, живя в Петербурге, городе, где за последнее время тропа войны утоптана так, что стала едва ли не центральной магистралью Северной Пальмиры, на этой самой тропе может оказаться любой, даже самый мирный человек. Что пару раз случалось и со мной. Но мирный человек всегда инертен, поэтому меня, например, на тропу войны можно разве что вытолкнуть. Как? Ну очень просто: подходят и начинают толкать.
Толкнут первый раз - нет, думаю, пойду себе дальше своей дорогой, чего я не видел на той тропе? Тогда осмелеют и еще раз толкнут - сильнее. Тут мне уже становится больно, да и гордость скрытая потихоньку закипать начинает: буль-буль-буль. И так она мне и булькает: "Да ты что, лентяй распоследний, совсем, что ли, бандитским-то языком выражаясь, опущенный?! Тебя ж нарочно толкают! И будут толкать! А тебе не больно, не обидно? Нет, давай, мил человек, прозвучи гордо, выпрыгни во-он на ту тропу и покажи Им там всем, как толкать подобие Божие!
Причем неплохое ведь подобие, а? Ну же!" Одновременно принимается за завтрак и совесть: "Иди на тропу войны, иди на тропу войны, твое дело правое", - ест она меня поедом. Угрызает. "Не подстрекай, мученица!" - обыкновенно отвечаю я совести, но, бывает, только скорость сбавлю, кинетичес- I кую энергию погашу, остановлюсь, чтоб будь-канье да чавканье послушать, тут-то меня и толкнут еще разик! Да со всех сторон: чего, мол, стоишь столбом на дороге?
И ведь выталкивают, неуемные, на тропу войны! И тогда уже бежишь по ней и руками машешь: кто тут меня толкал?!
Но иногда бывает так, что мирный человек выходит на тропу войны, просто заблудившись: шел-гулял по городу, широченную улицу увидел - что за проспект такой, никогда раньше здесь не был? Пройдешь пару метров, на стену дома посмотришь, а там - табличка: "Тр. Войны, д. N 1, МОРГ".
Некоторые, впрочем, выходят на тропу войны ради добра, справедливости и милосердия. И после кровопролитных сражений эти оригиналы частенько добиваются желаемого. И немногочисленная кучка оставшихся в живых начинает активно пользоваться завоеванными благами или использовать трофейные идеалы.
Добра у меня мало, зато милосердия и справедливости, как я считаю, достаточно, и мне вовсе незачем идти завоевывать какое-либо из этих качеств. А если со мной кто-нибудь и поступает несправедливо, что ж… Я где-то читал, что за это сможет отмстить и милиция, специально придуманная для этой цели.
Но порой когда где-то слышны крики о помощи, даже самый мирный человек может выскочить на тропу войны.