Эта лысая голова, выпяченные губы, одутловатое лицо, сама фигура - не слишком массивная и не слишком спортивная, - могли принадлежать только одному человеку! Со страха я успел представить, что увижу труп Гаррика… или Василиваныча… или предательницы Насти (наводчицы часто так и кончают - без всякого оргазма, зато раз и навсегда!), но оказался совершенно неподготовленным к тому, что это окажется кто-нибудь еще из моих знакомых.
И все же под серым небом на влажном асфальте валялся труп Михалыча, уникального пьяницы и безобидного работяги. И токаря экстракласса, кстати!
И я сделал глупость. Тоже экстракласса! Я молнией - так я надеялся, - метнулся к телу, зачем-то приложил палец к сонной артерии, хотя и так было очевидно, что ни один человек в добром здравии не станет поворачивать голову на 180 градусов и свешивать ее на собственную спину. К черту запястье, мне никогда не удается быстро отыскать на нем пульс!
Свернутая шея Михалыча оказалась жесткой, как У мороженой курицы. И еще холодней, чем я думал. Но объяснение этому факту сразу же нашлось, как и тому, что Михалыч не расшибся в лепешку, не испачкал асфальт собственной кровью и экскрементами. Я успел заметить крохотную дырочку у него под подбородком - вроде ссадины в запекшейся крови, - но это была не ссадина!
В это место и Джеймс Бонд не попадет с расстояния. Михалыча застрелили в упор, неожиданно сунув ствол под подбородок. На его одутловатом полном лице сохранилось выражение любопытства.
Возможно, мой безрассудный прыжок за угол, в сектор обстрела, и не был такой уж глупостью. После такого грохота стеснительные убийцы не могли не опасаться, что в окна высунутся любопытные. Так что я рисковал не столько получить пулю, сколько остаться в памяти у жильцов точечного дома. Но это я понял позже.
Отпрыгнув от трупа - не такого уж свежего, как выяснилось! - я успел услышать сверху женский визг, возбужденные голоса мужчин и утробный клич какого-то гермафродита: "Вызовите скорую!"
Время пить "херши"… где-нибудь подальше отсюда. Время сваливать. Я сунул так и не понадобившийся ствол за пояс и, пренебрегая конспирацией, дал деру. У меня хватило ума не задирать носа - в смысле не оглянуться на крики жильцов. Они могли запомнить только мою спину, верней серую брезентовую куртяшку. Я давно мечтал сдать ее в комиссионку! Хорошо, она окажется теперь в каком-нибудь дальнем мусоропроводе… хотя нет, если вдруг ее найдут, это только вызовет подозрения… Ладно! Успею решить! Время сваливать? Ну нет уж!
Я бежал так - быстро, а остановился настолько резко, что на какое-то мгновение, казалось, сердце очутилось у меня где-то в горле.
Какого черта! У точечных домов один подъезд, один выход… Тот парень… или те парни… которые стреляли в меня и спустили, во всех смыслах слова, Михалыча, должны быть еще в доме! Но представляется абсурдным, чтоб они там и оставались, спокойно ожидая приезда "скорой" и "синеглазок".
Через Искровский белел длиннющий девятиэтажный "корабль", точнее - два, но в проход между ними не смог бы въехать и мотоцикл с коляской. А я, хоть и набрал пару лишних килограммов за время спокойной работы в "Нота Бене", все же проходил, как ниточка в бутылочное горлышко.
За моей спиной стоял уже призрак парня в серой форме с наручниками и обидной дубинкой, но мне все равно не удалось побороть законное любопытство. Подъезды "корабля" выходили во двор - там, за Искровским, следовательно, в окна на лестнице должно было быть хорошо видно интересовавший меня дом.
Я нырнул в проход между домами, пробежался по двору, вскочил в первый же подъезд без кодового замка. На лестнице воняло различными нарушениями санитарных норм. Но это меня не смутило. Поднявшись в лифте, более напоминающем туалет вертикального взлета до девятого этажа и с радостью убедившись в том, что местные хулиганы заблаговременно выломали дверь на крышу, я подскочил к окну.
Как ни быстро был выполнен этот маневр, кое-что я все же пропустил. Окно открывало замечательную панораму: вокруг тела Михалыча, казавшегося на таком расстоянии просто случайно раздавленной кем-то бабочкой-навозницей, уже суетились доброхоты и любители мертвечины, но от дома уже отваливали два транспортных средства.
На первое - иномарку типа "запорожец-мыльница", поставляемую в Россию Вильной Украиной, я не стал обращать внимания. "Ас-тратуровцы" на подобной технике даже ради маскировки не ездят. К тому же мне все равно не удалось бы различить ребят внутри. После половины первого ночи, да еще на таком расстоянии это затруднительно.
А вот мотоциклист в черном кожане меня заинтересовал. Конечно, могло оказаться, что это какой-нибудь любострастный воздыхатель, принявший звук падения тела Михалыча и весь возникший после этого звуковой акустический ажиотаж за несвоевременное возвращение мужа своей Дульсинеи. Но у парня была слишком характерная внешность. И он чересчур торопился отвалить от места происшествия - настолько, что даже шлемак натянул на ходу одной рукой, когда уже прямо по газону кратчайшим путем выпрыгнул на Искровский. Что и позволило мне рассмотреть его внешность. Довольно характерную.
Неприметная короткая стрижка, сосредоточенное лицо отличника, прямой нос, тонкие уверенно сжатые губы, приплюснутые уши. Одет в черный кожан и синие джинсы. Мотоцикл типа "явы", точнее не разглядеть. Я не знал такого человечка в "охранном" "Астратура", но нарисовать - при помощи милицейских художников - его фоторобот смог бы! И пожалуй, положительно опознать. Хотя "на Западе личному опознанию придается все меньше и меньше значения". Об этом мне нельзя забывать.
Я курил так, как курят после жесткой победной драки. Если это вам ничего не говорит - одну за другой. Сердце все никак не могло успокоиться. Загудел лифт, но оказалось, просто какой-то гулена поздно вернулся домой, ориентировочно на седьмой этаж. Еще минут десять ничего не происходило, хотя некрофилов у тела Михалыча прибавилось. Но никто никуда больше не отваливал. Затем с похвальной оперативностью прибыла первая "синеглазка". Раньше "скорой".
Ни к селу ни к мегаполису припомнив древнюю страшную сказку про Синеглазку и семь томов, я отметил, как кто-то из некрофилов уверенно показал милицейским на угол дома, попорченный не попавшей в меня пулькой. И один из прибывших "серых" сразу с усердием начал отгонять любопытствующих от этого исторического места.
Остальные профессионалы столпились вокруг тела. Тем не менее по их действиям мне стало понятно, что никого из дома они в столь поздний час не выпустят. А с прибытием подкрепления посмотрят повнимательней на жильцов. Хотя дом походил на общагу.
Расплющив о стену шестую "беломорину", я решил, что отступление - наиболее своевременный из всех возможных маневров. Адреналин схлынул. Совершенно спокойно я пешочком поплелся дворами. Ловить тачку на Искровском показалось мне глуповато. Да и подумать мне нужно было о многом.
Михалыч… Вот и еще один знакомый не смог пережить своей смерти. Мы не были близкими друзьями, но он существовал безобидно и кротко, и мне было жаль его до слез. По всему, выходило так, что в случившемся был один виновный. Или два - мы с Гарриком. Попытка всплакнуть мне не удалась. Сжав челюсти, я зашагал быстрее и уверенней - я переходил в контратаку!
Гаррик подверг меня мозговому штурму. Груды жертв и невиданные разрушения отметили главное направление ударов его штурмовых колонн.
- Мы погибли, погибли! - вопил он, стуча по столу так, что расставленные на нем разрывные пули алферовского приготовления падали и перекатывались со страха.
- Нас вычислят! Человек пять видело, как мы толковали с Михалычем!
- Но ночью нас там никто не видел.
- Все равно вычислят в два счета! Завтра же!
Пока он успокаивался при помощи подобных истерических выкриков, я успел подкрепиться и решительными жестами пояснить Марине-Свете, что им давно уже пора спать. К слову, эти девушки не могли разочаровать. Любителям мексиканских страстей, безусловно, показалось бы, что они туповаты и неженственны, но мне их поведение просто понравилось! В нем присутствовало ПОНИМАНИЕ МОМЕНТА: никаких расспросов, бутерброды и кофе на стол и достойное отступление из кухни, чтоб только не помешать мужским разговорам.
Гаррик не оценил. И мужской разговор продолжился:
- Это задница! Полная задница! Горе горькое, участь кислая!
Наконец я не выдержал. Мой внутренний голос уже не оплакивал Михалыча - когда-нибудь Светин сыграет его в кино… если согласится на эпизодическую роль. Я знал, как увлечь Гаррика с собой в контратаку. - Хорошо. Два варианта. Первый - идем и сдаемся завтра милицейским, масса выгод. Формально очистимся покаянием перед властью мира сего, как минимум тридцать суток пробудем в безопасности…
- В кутузке!
- Я же говорю - в безопасности. И приключение - на всю жизнь! Может, потом за это Нобелевскую дадут, как Бродскому за лесоповал.
- За высылку! За "километраж" ему дали…
- Ну, я же всегда утрирую. Выход второй - продолжаем прятаться, милицейские здесь нас быстро не найдут. Василиваныча вон, сам говорил, второй день ищут. И за это время находим Настеньку. И я жестко с ней беседую.
- Угрозы?! Избиения?!
- Достаточно просто пару суток не стирать носки. И, придя к ней в гости, снять обувь.
Очевидно, Гаррик сумел представить себе, как это все будет выглядеть… и пахнуть, потому что он скривился, сплюнул и посерьезнел.
- Это мысль, достойная дикого ирокеза. Но что енто нам даст? Ну скажет она, кому из корневской бригады сообщила о встрече, дальше?
- А дальше вариант номер один. Только теперь мы сдадимся твоим знакомым милицейским уже вместе со свидетельницей. Опомнись, нам ли, официальным представителям печатных средств массовой информации, бояться официальной власти!
- Что ж… забавно. Но как мы ее вычислим без милицейских?
- Прежнее место работы.
- Не понял?
- В ресторанной администрации наверняка остались ее данные.
- А кто туда пойдет? Кто из нас самоубийца?
- Есть мысль!
Я потянулся за телефоном, поставил его на стол. У того гардеробщика с полным отсутствием музыкального слуха и артистического вкуса, того самого, который не оценил мой вокал утром, дома стоял АОН, поэтому мне не хотелось рисковать. Хотя он не слишком охотно шел на общение с ментами, лишние следы мне были ни к чему. Пришлось набирать "восьмерку", затем код Питера и только потом - его домашний номер. Через пару недель хозяйкам придет счет рубля на три… я имел в виду тысячи, но ведь это все равно - копейки, такой вот парадокс. Простейший.
- Если ты не хочешь, чтоб у тебя в гардеробе каждый день орали что-нибудь про "черных", - сказал я этому нервному вещателю, выслушав положенное количество пейоративных оборотов за внеурочный звонок, - окажи мне услугу! Я вычислил того мужика, который вопил утром, серьезный клиент. Хочет продолжать в том же духе. Но у меня есть к нему подход. И если завтра ты мне надыбаешь у администраторши координаты одной девочки, он станет вести себя спокойней.
Деньги за услугу ему не имело смысла предлагать. Этот мужик мог на свое недельное жалованье платить зарплату нам с Гарриком в течение двух-трех месяцев. Но моя страшная угроза возымела действие: все же у меня талант к пению!
- Что за серьезный клиент?: - спросил меня Гаррик, когда нами уже были получены торжественные заверения в том, что "усё бу сделано!"
- В смысле, который орет? Это я.
- А, понял. Ты крут!
Девушки оказались настолько умны, что сумели сообразить дать нам поспать без каких бы то ни было физических парных упражнений, и утром Гаррик проснулся злой, трезвый, решительный и мудрый, как зеленый змий.
- Я в этом говне тоже, как тот старый ассенизатор, по уши! Если дело об убийстве Михалыча расследует не районная прокуратура, то у них уже наверняка есть информашка о том, что и я с ним был знаком. Но тогда и мы сможем что-нибудь узнать. Есть у меня один человек!
Когда Алферов повесил трубку, можно было предположить, что у него не осталось ни одного человека на свете и вообще - он круглый сирота с момента зачатия.
- Т-т-та же пуля… Н-н-н-нас хотят…
- Марина и Света хотят нас с вечера, что ты так перепугался?
- Н-нас хотят м-м-менты!
- В каком смысле?
Я хотел просто, чтоб он улыбнулся и перестал заикаться. Последнего мне не удалось достигнуть. Гаррик взорвался:
- Нас уже вычислили! И что мы были с ним знакомы, и что заходили вчера! За четыре часа до смерти! И пули! Та, что не попала в тебя, и та, что осталась в чайнике Михалыча! Они попали - совершенно случайно - к тому же эксперту, насколько я понял! Или просто действительно на них "уникальные отметины"! Короче, это те же пули, из того же ствола то есть! Из того же! Мне повторить? Из того же! Самого! Еще раз повторить? Из-то-го-же!
Одним из важнейших свойств человека разумного является его способность быстро оказываться на грани потери разума.
Я попытался привести его в чувство последним возможным путем и скептически улыбнулся.
- Не знаю, стоит ли тебе продолжать перманентно варьировать эргатическую сингулярность?
- Что? А, понял. Но поясни.
- Если ты сперва пояснишь мне причины своего эмоционального всплеска.
Он повторил еще раз, но уже более внятно:
- Зря я их хаял. Умеют работать, когда захотят. Они нашли на Искровском две пульки. Девять миллиметров. Убийство Михалыча никого особо не взволновало до тех пор, пока они вдруг не получили - с космической скоростью, кстати! - результаты экспертизы. Как ты и предполагал, Михалыч был застрелен в упор, пушку сунули ему под подбородок и снизу вверх протерли ему мозги свинцом. Затем увезли с места преступления к тебе навстречу. А когда промазали - скинули с пятого этажа. Но не это главное. Их как током ударило сообщение о том, что так и не обнаруженный ствол - тот же самый, из которого вылетали приветы Шамилю и Васи-ливанычу. Твой Корнев опять всех надрал! И нас подставил, и Игнатенко своего отмазал! Теперь против него почти ничего нет, он продолжает идти в отказ, а эти пули как бы подтверждают версию о его непричастности. Хотя всем ясно, что обставить это дело можно проще простого: после неудачного покушения на Василиваныча пушка, как эстафетная палочка, передается Богданом другому киллеру, а тот получает задание спустить из нее кого-нибудь, когда подозреваемый будет уже на нарах. Теперь, конечно, ствол найдут в какой-нибудь луже, и дело вообще превратится в "глухаря".
Мучительная внутренняя борьба завершилась победой здравого смысла над похмельным синдромом, и Гаррик, скользнув выразительным взглядом по бутылке с коньяком, решительно навернул кефира.
- Что будем делать? Они хотят пообщаться с тобой… и, главное, со мной!
Я не стал ему отвечать. Забавно, скоро из Жизни вообще исчезнет всякое действие, останутся одни телефонные переговоры. Цивилизация уже стольких довела до секса по телефону! Получил свое удовлетворение и я: бедняга гардеробщик, видно, и впрямь не хотел больше высокого искусства, потому что сразу же выложил мне координаты Насти, Анастасии Олеговны Сергеевой, 1972 года рождения. Не такая уж молоденькая тростиночка - по кабацким меркам!
- Смотри, - предложил я Гаррику, - в наших силах облагодетельствовать следствие описанием свалившего мотоциклиста, того бойца в черном кожане. Еще мы можем поведать им сомнительную, на их взгляд, байку о том, как нехорошая девушка Настя заманила галантного джентльмена Диму на место преступления.
- Почему сомнительную?! - перебил он меня.
- Потому что милицейские не станут снимать перед дамой сапог. И она не расколется. И скажет, что все это брехня. Но тогда следствию покажется странным, что я оказался там, где шлепнули моего знакомого. А сказать, что меня там не было, будет уже сложно, если мы хотим описать им киллера-мотоциклиста. Адрес ее у меня есть. Я понимаю, что ты замазан чуть меньше меня. Поэтому - решай сам! Но мне кажется, имеет смысл сперва с ней поболтать, а потом сдаваться милицейским. Вместе с Настей, конечно.
- Мы как раз не постирали вчера носки… - задумчиво пробормотал Гаррик. - Я думал надеть новые… Стоит?
- Решай сам! - повторил я.
- Ладно, похожу денек в грязных! - улыбнулся он мне.
Это было благородное решение.
И мы поехали на Тверскую, дом шесть - в гости к девочке Насте. Конечно же, муниципальным транспортом. Хотя пока мы шли до метро "Академическая", я успел продрогнуть без своей серой куртки. Мы поступили с ней мудро: всю ночь бросали на нее окурки, а затем все же выкинули в мусоропровод. Но в таком виде она уже не могла удивить жэковские службы - кто же хранит старые прожженные одежды?
- А что там, на месте, никто не видел высокого парня в серой куртке? Тебе твой человек не сообщил? - осведомился я у Гар-рика на "Чернышевской".
- Не он же дело ведет! Даже если кто и видел, он мог не узнать. А если и узнал - как я мог у него спросить?! Подумай сам! Все равно что прямо сказать: знаю, мол, одного парня в таком прикиде…
Оптимизма во мне не прибавилось.
До сих пор я не понимаю, на что мы рассчитывали. Но видимо, какой-то результат от этого визита ожидался. Мы прошвырнулись пешком по Салтыкова-Щедрина, обошли Таврический садик и, поклонившись Башне Вячика Иванова (тот еще был беспредельщик!) свернули с Таврической на Тверскую! Мой любимый район! Церквушка, пьяницы, чешское консульство и современные здания ближе к Шпалерной.
- Совпадение? - намекая на близость цехов "Морфизприбора", спросил Гаррик.
- Что толку гадать? Даже если и не просто совпадение, что, есть мысли, как нам это может помочь? Ну, допустим, гуляла вчера Настя около шести вечера с любимой ящерицей по Шпалерной, увидела, как мы заходим на завод, может быть, даже сама позвонила в "Астратур" - что это меняет?! И чем концептуально отличается от нашей первоначальной версии о том, что за нами вчера следили от "Розы ветров", а когда сообразили, зачем нам понадобился токарь, решили наказать? И меня замазать, и Михалыча шлепнуть за подобные промыслы!
- Да, первоначальная версия логичней Только ты не ори, не волнуйся. Вот, кстати, и дом номер шесть. Парадная во дворе.
Это он кстати добавил, а то я б ему показал, как меня успокаивать! Это меня-то, спокойного, как Видал Сассун и кондиционер в одном флаконе!!
И на что только мы рассчитывали! Конечно, Настя со вчерашнего дня дома не появлялась. И вообще-то она обычно снимала комнату где-то на Ржевке, но пару недель назад хозяева вытурили ее за неуплату, и мыслящая тростинка вернулась было в родные пеналы (иначе эту квартиру с узкими коридорами назвать и нельзя!), но вчера около шести за ней кто-то заехал, "наверное, на машине, у Настеньки все друзья солидные, самостоятельные", и милая девушка исчезла, не прихватив и зубной пасты.
Конечно, насчет зубной пасты ее мама не уточнила. Мы общались в основном с ней, а мужик с помятым лицом и в отглаженном костюме, который открыл нам дверь, лишь пару минут помаячил в прихожей. Скорей всего его звали Олег Сергеев - что молено было заключить по тому, как он нам представился: "Настин папа!"
Двадцатидвухлетняя Настя тоже была "солидной и самостоятельной" и не стала предупреждать маму, куда, с кем и на какое время она собралась, ограничившись солидным и самостоятельным: "Старики, я исчезаю!". И на что только мы рассчитывали!