Подойдя ближе я оценил машины. Приличный тюнинг был сделан только на "Чайке". Другими автомобилями явно занимались народные умельцы, золоторукие мастера, от слова "золотарь". А, может быть, рокабилли за недостатком средств сами приложились. Во всяком случае, на крылатый дорожный дредноут "Волга" и "Москвич" не тянули. Так, ухоженные колымаги. Изрядно ухоженные по грязным отечественным дорогам.
- Здесь не часто услышишь старый добрый рок-н-ролл, - начал я, чтобы не молчать. - У вас выездное заседание клуба?
Со стороны мы со Славой, наверное, смахивали на пару хулиганов, нагло докопавшихся до интеллигентной компании. Я это уже понял и захотел поскорее увести друга назад к нашему костру, но не успел.
Вперёд вышел самый крупный рокабилли в клетчатом пиджаке. Очевидно, это был вожак. На голове предводителя рокабилли был начёсан гигантский кок и торчали огромные баки, как у бешеной собаки. Он чем-то смахивал на разжиревшего Росомаху из фильма "Люди Х". Сняв руку с расплывшейся талии напомаженной красотки в розовом нейлоновом платьице, он выступил на защиту стаи. В левой руке рокабилли держал пустую бутылку.
- Да мы и сами парни хоть куда, - ответил он, глядя в глаза Славе. - Хотите выпить, выпейте с нами, но потом отваливайте.
- Выпить у нас и у самих найдётся. Я к вам подошёл узнать, почему вы Родину не любите.
- С чего ты решил, что мы её не любим?
- Ты на себя в зеркало крайний раз когда смотрел?
- Знаешь, мужик, - совершенно не в стиле "fifties life", а в простом советском, отозвался вожак, - шёл бы ты… в пешее эротическое путешествие. И друга с собой возьми.
Верно я предполагал, что соседство с рокабилли не приведёт ни к чему хорошему.
- Так, значит? - удивился Слава. - Придётся научить вас Родину любить.
Вожак не испугался.
- Ну, тогда держитесь, - сказал он.
Под ноги полетела плоская бутылка с изысканной блеклой этикеткой джина "Манхэттен".
- Давай, Эдди, - подзуживали рокабилли помельче. - Дай ему!
Он был мясистый, этот Эдди. Назревала хорошая драка. Всемером, они не боялись двоих, пусть даже один из них был такой здоровый, как Слава. А мой друг молчал. Он сделался спокоен и даже, на удивление, благодушно ухмылялся. Я знал эту его улыбочку, неизменную предвестницу боя. А вот рокабилли не знали, они решили, что пьяный мужик хочет помириться.
Эдди попёр напролом, вознамерившись смести врага пузом и вытолкать за пределы своей территории. Шансы были неплохие - весил он за центнер. Слава стоял, будто опешив, а когда Эдди налетел на него, отшагнул назад с разворотом, подхватив вожака подмышку. Ноги Эдди мелькнули в воздухе, чего при его комплекции не бывало довольно давно. Это был классический бросок через бедро. Корефан даже бить не стал, приложив противника о землю. С его массой падение вышло крепким.
В бой никто не кидался. Очевидно, приказывать стало некому. Второй самый старший рокабилли был инфантильного вида толстяк, этакий не повзрослевший за сорок лет сынок богатого папаши. Несмотря на богатырский рост, глаза у него были совершенно детские, лицо круглое, плечи покатые, руки толстые, короткопалые, вылезающие из рукавов пиджака, словно из распашонки. Кок у "золотого ребёнка" был накручен длинный, но хлипкий, и болтался нерешительно. Про себя я назвал его Спонсором, потому что, кроме денег, привлечь в нём рокабилли больше ничего не могло. А деньги из Спонсора текли, это было видно.
Занявшись разглядыванием следующего за вожаком потенциального командира, я упустил из виду остальных. Даже на женщин внимания не обратил, ждал, что Спонсор проявит инициативу и вся кодла ринется в драку. Под кантри-рок потасовка получилась бы в лучших традициях Голливуда.
Эдди полежал, очухался не сразу. Поморгал, пришёл в себя, поднялся. Сначала на карачки, затем на ноги.
- Ёбтыть… - пробормотал он, шаря в кармане пиджака.
На свет был извлечён длинный выкидной нож с перламутровой рукояткой. Двигался Эдди вяловато, быстро не давали годы и лишнее сало. Слава выжидающе глядел на него, скромно улыбаясь. То был хороший знак. Спокойная, благодушная ухмылка говорила о том, что Слава собрался убивать, а улыбка скромная и даже застенчивая свидетельствовала о жалости к слабому врагу.
Стая рокабилли замерла, даже самки притихли. Наконец, Эдди справился с замком, из рукоятки выскочило узкое голубоватое лезвие.
- Мощная штука, внушает, - одобрил Слава.
Эдди хрюкнул, почти как кабан, и чиркнул крест-накрест в воздухе, собравшись расписать лицо вторженца под британский флаг. Стой Слава неподвижно, затея, возможно, и увенчалась бы успехом, но тут Эдди не свезло. Когда он приблизился на расстояние удара, Слава левой поймал кисть с ножом, правой цапнул за лацкан, развернулся, подсел и бросил через спину.
На этот раз Эдди приложился конкретно. Воздух с глухим свистом вырвался из лёгких. Весь. Удар лопатками о землю был фатальным.
- Ничего перо, - Слава сдул песок с выкидухи и передал мне. - Зацени, Ильюха.
Я заценил. Нож был настоящий, из дорогих. "Майкротек" с шестидюймовым клинком, стилизованный под старину.
- Заебца пика, - сказал я, обводя взглядом застывших рокабилли. - Долларов пятьсот, если не тысяча.
Стая молчала, засунув язык в одно место с гордостью. Над поверженным вожаком кружились мухи. Наконец, Эдди глотнул ртом воздуха, зашевелился и сел.
- Рикки, - прохрипел он. - Виски!
Мелкий рокабилли шустро умёлся к "Москвичу" и принёс бутылку "Johnie Walker Red Label". Слава ухмыльнулся и подмигнул мне.
Эдди свернул пробку и приложился. Если не драться, то пить он умел. Оторвался, опорожнив бутылку почти на треть. Поёрзал на траве, похлопал ладонью рядом.
- Садитесь, мужики, - предложил нам. - Поговорим о музыке. И вы, тоже, - крикнул он стае, - чё встали? Давайте шашлыки уже жарить, жрать хочется! Девки, займитесь костром!
Слава невозмутимо присел рядом с Эдди, взял протянутую бутылку, отхлебнул. Вся ватага двинулась к машинам, бой окончен, проигравших нет, с чужаками брататься желающих не нашлось.
Я опустился на корточки. Отдал выкидуху Эдди.
- Хороший нож, - сказал я. - Отлично гармонирует с "Чайкой" и коком.
- "Чайка" не моя, вот, его, - Эдди двинул подбородком в сторону Спонсора, задержавшегося поодаль. - Давай иди к нам, не менжуйся.
"Золотой ребёнок" долго выбирал место получше и наконец нерешительно плюхнулся на траву чуть в сторонке. Слава протянул мне бутылку. Я для вида пригубил вискарь и поскорее сплавил его Спонсору.
- Нож я сам выбирал, - похвастался Эдди. - Он полтора косаря стоит. Ты ошибся чуток.
Побитый вожак болтал с нами, как ни в чём не бывало. Ну и правильно, хочешь избежать позора, сделай вид, будто ничего не случилось.
- Я в ножах не специалист, - разговор требовал поддержки. - Я больше в лопатах разбираюсь.
- Торгуешь инструментом?
- Землю копаю.
Эдди не стал уточнять, какой стройтрест я возглавляю, но явно не поверил, что сам занимаюсь земляными работами. Вместо этого спросил у Славы:
- А ты тоже по лопатам специализируешься?
- Я по другому "железу", - хмыкнул корефан.
- В компьютерах шаришь?
- Да нет, по стволам.
- У Дика батя в Москве охотничьим магазином заведует и тремя здесь владеет, - указал Эдди на Спонсора и потребовал: - Дик, если сам не пьёшь, не задерживай посуду.
Похоже, Эдди признавал только бутылки. На природе из стакана не пил. Он был, в общем-то, неплохой мужик, не выпендривался и в позу музыкального сноба не вставал. К американской мечте относился скептично. "Золотые пятидесятые", когда была хорошая музыка и хорошие автомобили, в Штатах давно прошли. А в нашей стране и вовсе не начинались. Всё это мы обсудили, откочевав с Эдди, Спонсором и виски к нашей стоянке. Весело потрескивал костерок, прогорали дрова, большая часть углей была уже на подходе. Пришла дама в розовом платье и уселась рядом с Эдди. Маринка поближе придвинулась ко мне. Запасные веточки оказались не лишними, запасное мясо тоже. Когда созрели шашлыки, Эдди позвонил по мобильнику, Рикки приволок сразу пару бутылок и присоединился к нам.
- Я-то сам больше по организации концертов, - рассказывал Эдди. - По деньгам не густо получается, в год на десяточку вытягиваю, в этом хочу на пятнашку выйти. А вот Рикки свою группу организовал.
- Мы играем психобилли, - гордо сообщил Рикки.
- А как группа называется? - спросил я.
- "Mad wheels".
- "Бешенные колёса"? - я машинально покосился в сторону транспорта рокабилли. - Не слышал. Он и в самом деле такие безумные?
- Да, детка, мы такие! - самодовольно ответил Рикки. - Мы играем самый сумасшедший психобилли в Европе. Если хочешь нас услышать, приходи в "Rio Rock`n`Roll Club" или в "Rocking-hors Pub". В пабе мы лабаем почти каждый день после семи.
- А где это находится?
Рикки достал из бумажника визитку и нацарапал адреса.
- Спасибо Эдди, это он всё устроил, - доверительно сообщил Рикки, когда Эдди со Спонсором и самкой вежливо попрощались и отвалили к своему костру. - Эдди - классный мужик, только его бычит немного.
- Таков обычный недостаток всех хозяев, sic semper sum [10], - сказал я. - Однако для них это достоинство, ибо благодаря ему они становятся хозяевами проектов. А ты в своей группе кто, ведущая гитара?
- Нет, я ударник. Гитара дома сидит, гитару жена не пускает.
- Да, жёны - дело такое, - я посмотрел на Маринку, которая о чём-то явно сговаривалась с Ксенией, неподалёку грела уши подруга в розовом платье. - А ты женат?
- Нет пока.
- Что так?
- Оно мне надо? - пожал плечами Рикки. - Бабы отвлекают от творчества. Потом дети пойдут, вообще караул!
- Рано или поздно их всё равно придётся заводить.
- Дети - это цветы, но они хороши, когда растут на чужом подоконнике, - глубокомысленно изрёк Рикки.
Вид у него при этом был самый дурацкий, но меня, в бытности семейной жизни, тоже посещали подобные мысли, поэтому я сказал:
- И ещё, как всякие цветы, дети нуждаются в хорошей подкормке.
- Я так понял, ты тоже не женат?
- Был женат, - ответил я, - но детей не завёл.
- Давай выпьем! - Рикки протянул виски.
- Я за рулём… А-а, давай, - я от души приложился и вернул бутылку.
- Пойдём купаться? - чуть погодя спросил Рикки.
Я пристально посмотрел на озеро. Вода была прозрачной, а песок илистый и грязный. Казалось, ступи на него, и не отмоешься вовек.
- А-а… пошли!
Мы освежились по-быстрому и выбрались на берег. Грязь выдавливалась меж пальцев толстыми колбасками.
- …Так что заходи, - зазывал меня Рикки на выступление "Mad wheels".
- О’кей, буду проходить мимо, непременно загляну.
- Годится. Пойду я к своим.
- Удачи!
Я подсел к костру, где Слава доводил до готовности новые порции мяса.
- Куда ты пропал? - спросила Маринка.
- Знакомился с интересными людьми.
- Променял нас на каких-то клоунов!
- Нет. Мы всегда возвращаемся, - ответил я, переглянулся со Славой, и мы заржали.
- Да ну вас, - сказала Ксения.
- Будешь, Ильюха? - корефан показал свежую бутылку "Red label", которым разжился у наших новых друзей.
- Я за рулём… А-а, впрочем, поздняк метаться, наливай!
Дамы налегли на вино. Неподалёку пьянствовали рокабилли. Мы поедали шашлык под музыку кантри.
* * *
- Знаешь, - сказал я Маринке, когда мы ночью лежали под одеялом, - а ведь это и был "раут-шестьдесят шесть", гулянка с рокабилли. Нас посетило божество "раута-шестьдесят шесть", а божество может принимать разные обличия. Когда люди начинают чему-то поклоняться, это что-то постепенно набирает силу. Давным-давно, в одной далёкой-далёкой Америке люди создали идола и назвали его Раут-шестьдесят шесть. Теперь повсюду, где тусуются рокабилли, незримо присутствует оно, их божество.
- Или там, где присутствует божество, в знак его присутствия, появляются рокабилли, - Маринка повернулась на бок и положила руку мне на грудь.
"Нехило задвинула," - оценил я, подумав.
11
Утром Маринка умчалась на работу, а я стал готовиться к траурному визиту.
"Так, - сказал я себе, - ты идёшь к интеллигентной даме. Соберись. Базарить надо культурно. Тем более, что ты намерен сообщить ей о смерти мужа. Поменьше просторечий, побольше умных слов и всё будет в порядке."
Я уложил в холщовую сумку тетрадь с незаконченной монографией и полевой дневник Афанасьева. Это всё, что осталось у меня от Петровича. Снял трубку, набрал номер.
- Мария Анатольевна? Это Илья вас беспокоит. Вы будете дома в течение часа, я заеду?
Получив утвердительный ответ, я спустился к машине и вскоре подрулил к дому Афанасьевых. Потыкал в кнопки домофона и был запущен в парадное.
Мария Анатольевна оказалась высокой сухощавой дамой с лошадиным лицом. Прежде я с ней только по телефону разговаривал. Видит Бог, для очного знакомства следовало бы выбрать лучший повод.
- Здравствуйте, я - Илья, - подходящие случаю слова в голову не шли.
- Проходите, - Мария Анатольевна указала в большую комнату, на круглый обеденный стол.
Я прошёл и уселся, ругая себя последними словами. Ситуация развивалась не так, как я предполагал. Объявить с порога печальную весть и смыться не получилось. Теперь надо было долго что-то говорить и долго что-то выслушивать. Вероятно, не самые приятные вещи.
Когда Мария Анатольевна присела напротив, я достал из сумки тетрадь и полевой дневник Петровича, и, глядя в глаза Афанасьевой, пододвинул предметы к ней.
- Больше мне ничего не удалось спасти.
- Как это случилось? - Мария Анатольевна сморгнула, под очками заблестели слёзы.
- Вы знали таких людей, по имени Валера и Женя?
- Тюремные знакомые Василия?
- Именно. Они напали внезапно. После того, как мы нашли золото…
Рассказ о находке богатой могилы занял много времени. Я честно поведал обо всё произошедшем, о перестрелке, о похоронах Василия Петровича, о мучительной и загадочной смерти быков-охранников. Не утаил я и дальнейшей судьбы браслета и кинжала ас-Сабаха. Сообщил о смерти Гоши Маркова, о хашишинах, о немецких и испанских рыцарях, пытавшихся купить сокровище. Мария Анатольевна слушала не перебивая, только на щеках образовались мокрые дорожки. Руки она положила на тетрадь. Пальцы мелко дрожали. Пока она сдерживалась в присутствии чужого человека, но я боялся, что горе прорвётся после моего ухода.
- Я знала, что когда-нибудь это произойдёт, - Мария Анатольевна погладила обложку тетради. Я содрогнулся. - Но нелегко вот так сразу… стать вдовой.
Она словно оправдывалась, а мне сказать было нечего.
- Василий всё время ходил по краю, - заговорила Мария Анатольевна, пока я лихорадочно и безуспешно подыскивал слова утешения. - Сколько я его знала. Мы познакомились в Университете, я была старше его на курс. Василий каждый сезон ездил в экспедиции. Иногда он скрывал находки, если они были ценные. Потом стал копать сам. У него было очень много знакомых среди коллег и там …
Слово "там " отчётливо прозвучало по ту сторону закона.
- А потом он стал перепродавать древности. Ездил оценивать. Его хорошо знали в этих кругах. Я даже не пробовала его отговорить. С Василием это бесполезно, - Мария Анатольевна вопрошающе заглянула мне в глаза, я кивнул. Действительно бесполезно. Характер у Петровича был кремень. - Василий однажды сказал мне, что на данном историческом этапе возможность карьерного роста за счёт собственных открытий стремится к нулю. Потом мы долго на эту тему спорили, но мне не удалось его разубедить. По правде сказать, у меня и аргументов не находилось, а у него была чётко обоснованная позиция и всегда убедительные доводы, основанные на примерах из жизни наших общих знакомых… Вы знаете историю Виктора Зарианиди?
- Который раскопал бактрийское золото в Теле-Тепе?
- Да, примерно двадцать тысяч предметов. И его заставили передать находку афганскому правительству. Все украшения, разумеется, исчезли. А ведь это было историческое открытие первой величины! С ним работать надо было, а не… спускать в унитаз. Теперь этими украшениями торгуют в розницу в Европе.
- Василий Петрович частенько бывал прав, - заявил я, словно знал Афанасьева долгие годы. - Однажды приходится выбирать, жить хорошо или жить честно. Насчёт открытий и карьеры я с ним полностью согласен, потому что и сам пришёл к такому же выводу. Я бы на месте Зарианиди постарался укрыть хотя бы часть находок, чтобы потом продать и жить безбедно.
- Видите, и вы туда. Выводите археологические ценности из научного оборота. Я до сих пор не могу принять до конца ваши грабительские раскопки. Это же… ну я не знаю! Наука, как всегда, страдает больше всех.
- Кто-то всё равно будет страдать. Или мы, или другие. Я выбрал собственное благополучие.
- Вот и Василий говорил так. Вы с ним чем-то похожи.
Мария Анатольевна приподняла очки, промокнула салфеткой глаза, её как будто слегка отпустило.
- А потом за Василием пришли, - продолжила она. - Он… впрочем, вы знаете. Был суд, он отсидел, но все связи… угасли. Если бизнесом не заниматься, он быстро разваливается. После возвращения Василий пытался восстановить связи, пробовал заработать денег, куда-то ездил…
"В Москву", - отметил я. Очевидно, далеко не во все проекты посвящал свою супругу Петрович.
- А потом у него возникла эта идея. Он где-то нашёл сведения о мазаре Усман-хаджи и составил план экспедиции. Чтобы добыть средства, он продал генуэзский кубок. Василий так его любил, но больше ничего у нас не было.
- Мне очень жаль, - пробормотал я. - Если бы удалось реализовать браслет и кинжал Хасана ас-Сабаха, я привёз бы вам половину вырученной суммы.
- Спасибо, Илья, - вдову не интересовали деньги, ей хотелось выговориться. - Вы благородный человек. Василий ценил вас. Он говорил, что из вас вышел бы хороший учёный, если бы не обстоятельства.
- М-да, обстоятельства располагают, а человек может только предполагать.
- Это просто время такое, не располагающее к научной деятельности. Оно плодит авантюристов, любителей лёгкой наживы. Вы уж простите меня, Илья, но культуру двигают не они. Это должны быть бескорыстные люди, которых государство не должно обходить деньгами и почестями. Только такие люди могут делать вклад в одну копилку, когда ими не движет жажда обогащения любой ценой. Мы с Василием много говорили об этом…
"Железная женщина", - подумал я.
Мария Анатольевна беседовала со мной, как человек, давно смирившийся с потерей, а не узнавший только что страшную весть. Возможно, такие люди не выражают открыто свои чувства, а то и вовсе страдают молча, даже оставшись одни. Ранее мне был неведом подобный тип людей. Наверное, я плохо разбираюсь в психологии. Отчего-то я чувствовал себя блуждающим в тумане. "Мазар Усман-хаджи", - вертелось у меня в голове. Название это я слышал впервые. Похоже, Петрович никому не рассказывал всего, выдавая нужную информацию нужным людям в нужное время, кропотливо распределяя её, как последнюю воду из фляжки. Что же он ещё скрывал от меня?
- …И ещё, Илья, мне очень жаль, что вы попали в поле зрения тайных обществ.