Валентина лежала ни жива, ни мертва. И только её грудь, нервно вздымающаяся от частого дыхания, выдавала то, что творится внутри. Сердце стучало так быстро, так сильно, что на висках девушки набухли вены. Никогда до этого она не испытывала ничего подобного. Ощущения были двойственными: ей и до боли хотелось продолжения этих ласк, чтобы испытать неизведанное, запретное, и в то же время сильный страх подталкивал к тому, чтобы она одумалась. Ей даже захотелось оттолкнуть его руку, вскочить и бежать, бежать без оглядки.
Валентина никак не могла понять, отчего такое двойственное ощущение? Почему ТАКОЕ происходит с ней? Неужели все девочки чувствуют точно так же, как чувствует она? Боже, как Он смотрит! Какие у него чудные, удивительные глаза: синие-синие, как море, как небо в ясную погоду! Казалось, что смотреть в эти глаза можно вечно! Видеть и наслаждаться ими, окунуться в их синеву и больше никого и ничего не нужно!
"Господи, ещё мгновение и его пальцы прикоснуться ТАМ! - неожиданно промелькнуло в её голове, и она задышала ещё чаще. - Боже мой, ТАМ снова стало влажно… - Валентине захотелось закричать, - нет, не могу больше!"
Ей хотелось оттолкнуть его руку, но она одеревенела всем телом и не могла даже пошевелиться, и лишь её тело машинально приподнялось бёдрами навстречу к его руке, но как только его пальцы лишь слегка прикоснулись ТАМ, как Валентина томно простонала и вдруг, в порыве безотчётной страсти, она укусила его за мочку уха.
Укус не был больным, но оказался столь неожиданным, что Серафим вздрогнул, отдёрнул руку и тут же их губы слились в страстном поцелуе. Этот поцелуй вырвал их из окружающей действительности, и для этих двух влюблённых не было никого и ничего вокруг: только ОН и ОНА.
Трудно сказать, сколько бы длился этот поцелуй, если бы мужской голос не вернул их на землю:
- Чо, голубки, не слышите, что ли?
Судя по его вопросу, незнакомец не впервые обращался к ним и когда вновь не получил ответа, небрежно шаркнул ногой по песку и несколько крупинок попало в спину Серафима.
- Чего нужно? - спросил Серафим, не поворачивая головы в сторону голоса.
- Девчонка понравилась, вот чего… такую же хочу! - нагло ответил тот.
Голос показался знакомым, и Серафим резко вскочил на ноги. Когда он повернулся, то увидел перед собой того самого Сыча, с которым уже имел столкновение в недалёком прошлом.
Сыч стоял в окружении трех своих приятелей и нагло усмехался, но как только увидел Серафима, улыбка мгновенно стёрлась с его лица и он растерянно застыл, словно по команде "замри!"
Его приятели переглянулись в недоумении, а один из них взял Сыча за локоть:
- Нам-то чо делать, Сыч? - спросил он.
- А? - очнулся тот и натянуто улыбнулся Серафиму. - Это ты, Сема? Здорово! - он протянул ему руку.
- И тебе не болеть, - кивнул Серафим и после некоторой паузы всё-таки ответил на рукопожатие. - Так что ты говорил по поводу девушки? - спросил он.
- Я? - деланно удивился Сыч. - А, девушка! - он повернулся к ней: - Добрый день, красавица! - прижав руку к сердцу, поприветствовал он. - Я, Сема, хотел сказать, что у тебя очень хороший вкус! - льстиво пояснил Сыч.
- Я знаю… Что ещё? - сухо спросил Серафим.
- Больше ничего., . - Сыч пожал плечами.
Его приятели переглядывались с удивлением: таким вежливым и растерянным они впервые видели своего главаря.
- Может, пивка вам оставить? - кивнул Сыч на сетку, до отказа забитую бутылками "Жигулёвского".
- Нет, спасибо, - сухо отказался Сема.
- Тогда, пока… пошли ребя… - бросил Сыч и медленно пошёл по берегу.
- Неприятный тип, - шёпотом констатировала Валентина. - Кто это?
- Да, так… - отмахнулся Серафим.
- Откуда ты его знаешь?
- Встречались как-то… - нехотя ответил он.
- Ну и Бог с ним! - Валентина улыбнулась и спросила. - Может, ещё искупаемся?
- Не против, - кивнул Серафим, и они устремились к воде.
На этот раз они плавали долго, пока мышцы не начали уставать, причём у обоих.
- Не пора ли вернуться? - спросила Валентина.
- Устала?
- Вот ещё! - с вызовом заявила она. Серафим понимающе улыбнулся:
- Милая, давай так: если тебе важнее доказать, что ты плаваешь не хуже меня, то я и так вижу… - заметил он.
- Важнее чего? - перебила Валентина.
- Быть рядом, просто рядом, ничего не доказывая ни мне, ни себе, - серьёзно ответил Серафим.
- Извини, Семушка: я - дура! - смутилась девушка и тут же добавила: - Поплыли к берегу: очень кушать хочется…
Они отправились в ресторан, плотно пообедали в нём, а потом гуляли до полуночи, не в силах расстаться. На следующий день Серафим уходил в армию…
Глава 24
АФГАНСКОЕ БРАТСТВО
Воспоминания Серафима были прерваны очередным скрежетом дверного замка.
"Ну, вот и пришли!" - подумал Серафим.
Как ни странно, он ощутил облегчение: не любил неопределённости и долгих ожиданий (собственно говоря, вряд ли можно отыскать того, кто это любит - как говорится: "Хуже нет, чем ждать и догонять!"), единственно, чего Серафиму хотелось сейчас, чтобы всё закончилось как можно быстрее.
Беспокоился ли он, что его могут серьёзно покалечить? Ну нисколько! Нет, не от бесшабашной бравады: мол, всех сейчас поломаю, а потому, что в нём жила уверенность, заложенная старым Такеши, который говорил: "Запомни, Брат, Правду победить невозможно!"
Тем не менее Серафим даже не задумывался на эту тему: он просто внутренне собрался, настроился и соединил все свои силы воедино. После чего проделал несколько дыхательных упражнений, потом медленно опустился на пол на скрещённые ноги, провёл глубокую медитацию, максимально наполняя мышцы столь необходимым кислородом. Затем сосредоточился, избавляясь от всех посторонних мыслей. И сразу с удовлетворением ощутил, что его тело наполнилось нужной энергией и стало максимально послушным. Очень медленно он опустился на спину и замер, готовый к любому действию.
Однако когда дверь распахнулась, Серафим даже не пошевелился, сделав вид, что глубоко спит. Несмотря на закрытые глаза, внутренним зрением Серафим ощутил, что в камеру вошли трое мужчин.
Чуть приоткрыв ресницы, Серафим увидел троих моложавых, судя по подтянутым спортивным фигурам, парней, одетых в камуфляжную форму. Каждый из них держал в руках резиновую дубинку, довольно остроумно прозванную в народе демократизатором.
Лица троих вошедших были полностью скрыты за чёрными масками и визуально разобраться, что каждый из них себя представляет, не было возможности: этакие единообразные безликие части машины усмирения. Случись что, и никой из этих частичек невозможно будет предъявить адресную претензию.
Почему-то Серафиму пришла в голову мысль, что вполне вероятно, именно поэтому палачи выполняют свою страшную работу в масках.
А ещё подумалось, что маски люди используют кроме лото и на карнавалах, и во время преступных действий, то есть в то время, когда можно творить всё, что угодно, не боясь быть опознанным.
* * *
Дотошный Читатель может спросить, а карнавал-то здесь причём? Это же вполне безобидное действо, и будет не прав. В истории известно немало случаев, когда именно на карнавалах, этих, казалось бы, безобидных народных гуляниях, совершались разнообразные преступления: вплоть до физического устранения соперников, причём как на любовном фронте, так и на политическом.
Маска - это своеобразная психологическая защита не только перед обществом и правосудием, но и, как ни покажется странным, перед самим собой, перед собственной совестью. Это, мол, не я совершил, а некий субъект в маске.
* * *
Взглянув на вошедших, Серафим сразу же вспомнил один разговор, который произошёл между двумя зэками. В тот день Серафима привезли в тюрьму и вели по коридору в составе вновь прибывших подследственных. Мимо них прошли пару таких парней в камуфляже и странных масках.
Кто-то из вновь прибывших с язвительной усмешкой спросил:
- Что это за клоуны?
Один из бывалых пожилых зэков, сильно прихрамывающий на правую ногу, резко повернулся к нему, зло посмотрел и очень тихо проговорил:
- Не советовал бы тебе, шутник, попасть под демократизаторы этих "клоунов", - и тут же пояснил: - Это "весёлые ребята": специально натасканная зондер-команда для усмирения всякого рода борзых, братишек наших за колючкой.
- А чего это ты, старый, зашептал вдруг: испугался, что ли? - решил подначить его "шутник".
- Хотелось бы мне взглянуть на тебя, когда эти костоломы молча, что твои роботы, дубасят тебя дубинками куда не попадя! - зло огрызнулся пожилой.
- Видать, досталось тебе от них… - заметил кто-то.
- Мне ещё повезло: только ногу в трех местах сломали, а мой кореш так и не вернулся с больничной койки… - и с тяжёлым вздохом добавил: - Все внутренности отбили: селезёнку, почки, лёгкие… Дня два только и прожил…
- И что им за это было?
- Кому?
- Так этим, убийцам, как ты говоришь, "весёлым ребятам": за такое же судить надо! - с удивлением пояснил "шутник".
- Ты что, с дуба упал аль о крылечко ударился, что ли? - усмехнулся бывалый. - Судить… - передразнил он. - Медаль или поощрение они получили, вот что!
- Как это? - удивился тот. - За убийство, хотя и зэка, награждение? Шутишь, что ли?
- Какие тут могут быть шутки! - недовольно буркнул тот. - Мы кто для них? Да никто! Ан-ти-со-ци-аль-ный э-ле-мент! - по складам произнёс бывалый. - Загнулся кто-то во время столкновения с ментами, так они сразу отпишутся, мол, усмиряли нарушителей правопорядка… Мол, оказал сопротивление, вот и пришлось применить силу…
- Так свидетели…
Запомни, земеля, свидетелей за колючкой не бывает: только очевидцы, - назидательно поправил бывалый. - А если и появится такой очевидец, то догадайся с двух раз, кому поверят следаки: зэку какому-то или менту своему, как ты думаешь? - и, не дождавшись ответа, кивнул головой: - Вот и я говорю… Так что с "весёлыми ребятами" никому не советую связываться: хорошо, если только подорванным здоровьем отделаешься, а то можешь и на тот свет попасть, как говорится, безо всякой пересадки…
В тот момент Серафим удивился тому, что для столь страшной команды взяли название любимой в народе кинокомедии Григория Александрова. Вряд ли классик советского кинематографа был бы в восторге от навязанной его персонажам аналогии…
Как уже было сказано ранее, на головах вошедших в камеру "весёлых ребят" были напялены чёрные маски: в руках каждого - резиновая дубинка.
"Демократизатор, так, кажется, прозвали это оружие?" - подумал про себя Серафим.
Люди в масках с неподдельным удивлением молча осмотрели лежащего перед ними незнакомца. Недоуменно переглянулись между собой: они явно не ожидали увидеть то, с чем столкнулись. Потом снова, словно по команде, повернулись и уставились на того, ради которого и заявились в камеру.
Серафим был готов к тому, чтобы жёстко "поработать" с вошедшими, тем более, что они пришли к нему с определённой целью, которую вряд ли можно было назвать дружеской.
Интересно, какой приказ они получили от старшего Кума? Проучить? Покалечить? Убить?
Действительно, вошедшие были заметно настроены решительно и настолько уверены в своих силах, что, с удивлением визуально ознакомившись со среднестатистическим пареньком, один из них, то ли старший, то ли тот, кто привык командовать, тут же тихо приказал дежурному вертухаю:
- Слушай, Щекотилин, оставь-ка ты нас в камере, закрой за нами дверь и не вмешивайся ни во что!
Голос старшого, с одной стороны, был спокойным и уверенным, а с другой - каким-то усталым. Создавалось впечатление, что этому парню все порядком обрыдло до тошноты: вроде бы, и делать ничего не хочется, а делать нужно.
Именно этот голос и привёл Серафима к неожиданной мысли: а что если попытаться обойтись на этот раз без лишней крови? Ведь вполне возможно, что и среди этих "рабочих боевых кабанов" есть люди, которые ещё не потеряли способность нормально думать и размышлять? И Серафим решил повнимательнее вслушаться в интонацию "старшого".
- В каком смысле ни во что? - не понял дежурный по карцеру, сменивший Никитича.
- Не обращай внимание ни на шум, ни на крик, и вообще, будет лучше, если ты просто удалишься по своим делам, - каким-то безразличным тоном произнёс "старшой". - Надеюсь, они есть у тебя? Ты понял?
- А если…
- Никаких если! - спокойно прервал тот.
Пожав плечами, прапорщик недовольно покачал головой и закрыл дверь. Тут же лязгнул замок и послышались его удаляющиеся шаги.
- Понайотов! - грубо выкрикнул другой голос.
Этот голос существенно отличался от голоса, собственника которого Серафим назвал про себя "старшим". Второй голос оказался мерзким, противным, возможно, от злоупотребления алкоголем, а может быть, и прокуренным, вероятно, оттого и хриплым. Моментально создавалось мнение, что этот человек явно всем и всеми недоволен. То ли от неприятностей в личной жизни, то ли от недовольства собственной судьбой. Такие люди, как правило, срывают злость на своих близких или на тех, кто послабее и не может достойно ответить. Наверняка у него не было друзей, а коллеги по работе его просто терпели.
Как только раздался его голос, в голове Серафима мгновенно созрел план, и он сразу приступил к его реализации.
Серафим сделал вид, что только что проснулся:
- А? Что такое? - огляделся, резво вскочил на ноги и привычно отрапортовал, как положено в местах лишения свободы. - Серафим Кузьмич, тысяча девятьсот шестьдесят седьмой, сто сорок пятая, часть два!
Вызывающе поигрывая резиновой дубинкой, "хриплый" брезгливо осмотрел Серафима:
- Чего спишь, когда в камеру входят офицеры? - он раздражённо повысил голос.
- Виноват, гражданин начальник, нечаянно не услышал: задремал немного, - подчёркнуто вежливо и спокойно ответил Серафим.
- За нечаянно - бьют отчаянно! - зло ухмыльнулся тот и действительно замахнулся дубинкой.
- Не стоит, гражданин начальник! - тихо заметил Серафим.
Он в упор взглянул на "хриплого" и, как только тот решил всё-таки нанести удар, очень легко, оставаясь стоять на месте, уклонился корпусом. Резиновое орудие "хриплого" со свистом ударило по воздуху.
- Ах, ты, сучара! - тут же завёлся тот.
Никак не реагируя на "хриплого", Серафим, не упуская его из внимания, повернулся к тому из них, которого услышал первым, к "старшому":
- Командир, я могу сказать? - спросил он его.
- Да я тебя сейчас… - совсем разозлился "хриплый", сообразив, что его ни во что не ставят.
- Погоди-ка, Колян! - остановил его "старшой": в его голосе послышался явный интерес.
- Чего годить-то? Дать пару раз по чердаку этому хлюпику и санитаров позвать, чтобы отнесли на больничку, - огрызнулся "хриплый".
- Уже дал, - с ехидцей заметил третий голос: уверенный и насмешливый.
Почему-то Серафим решил, что третий парень не злой, любит рисковые игры и ко всему относится с явным юмором.
- Что ты сказал? - повернулся к нему "хриплый".
- Сказал, что слышал, - с той же ехидной усмешкой ответил третий.
- А ну, ша! - приказал "старшой", и как только "хриплый" нехотя всё-таки опустил руки, повернулся к Серафиму. - Говори, что ты хотел сказать.
- Вы пришли меня поломать, не так ли? - уверенно спросил Серафим.
- И поломаем! - снова влез "хриплый".
- Ты можешь помолчать, Колян, пусть скажет, а ты рот на замке подержи… - с явным раздражением оборвал его "старшой", а чтобы сгладить добавил, - …пока!
- Ладно, пусть говорит… - угрожающе согласился "хриплый" и, многозначительно взглянув на "старшого", тоже добавил, - …пока есть чем!
- Продолжай, Понайотов, - кивнул "старшой", не обращая на то, что сказал "хриплый".
- Но вы так и не ответили мне, - напомнил Серафим.
- По поводу поломать, что ли? - пожал плечами "старшой". - Допустим, ты угадал и что?
- Выходит, что вам приходится исполнять роль наёмников старшего Кума, - прямо высказал Серафим и добавил: - Скажи честно, командир: вам не муторно от всего этого… Не тошнит от такой роли.
- Тебе-то что? - с явным недовольством вступил в разговор третий.
- Жалко мне вас, земляки, - вздохнул Серафим.
- Ты лучше себя пожалей, - снова вспылил "хриплый". - Вы чо, парни, не врубаетесь, что он развести нас хочет?
- Погоди, Колян! - снова оборвал "старшой". - С чего это ты, парень, вдруг решил пожалеть нас?
- Вам предложили меня поломать, но наверняка ничего не рассказали обо мне.
- Может, ты сам о себе поведаешь или желания нет? - неожиданно предложил "старшой".
- Отчего ж, могу и поведать, но сначала, ответь: ты знаешь, командир, как относятся к наёмникам во всём мире? - не скрывая брезгливости, спросил Серафим.
- А ты знаешь? - снова встрял третий.
- Знаю…
- Откуда? - удивился "старшой".
- В Афгане наёмников мы в плен не брали: кончали их на месте, - ответил Серафим.
- Ты что, угрожаешь нам? - снова вспылил "хриплый".
- Послушай, нетерпеливый наш, ты что, торопишься кулаками помахать? - усмехнулся Серафим.
- Кулаками шпана машет, а мы таких как ты по стенке размазываем!