- Ничего себе: судьба у парня! - с огорчением вздохнул майор. - Мало того, что сам загремел за решётку, так ещё и невесту изнасиловали, но и этого мало: она ещё и ушла из жизни… И как символично: в подвенечном платье, словно со смертью обручилась… - майор покачал головой. - А наш парень что, не знает о том, что произошло с его невестой?
- Откуда? Мы его накануне арестовали на прямо месте происшествия, ограбления, то есть… - капитан как-то странно посмотрел на Баринова.
- И что, никто ему не сообщил?
А кому сообщать-то? Сам он - сирота, а родители девушки в таком шоке от того, что произошло… Им, конечно же, не до него… Представляешь, каково им было узнать и увидеть свою единственную дочь болтающейся на верёвке?
- Да, зрелище не для слабонервных… - со вздохом жалости согласился майор, после чего, немного подумав, нерешительно предложил своему приятелю: - Послушай, Серёжа, а может, достаточно с него?
- Пожалел? - укоризненно заметил Будалов и тут же неожиданно спросил: - А ты знаешь, что он вовсе и не хотел этой свадьбы? - капитану хотелось так очернить Серафима, чтобы его приятель сам разочаровался в нём и захотел принять активное участие в задуманном.
- Как это не хотел? - не понял Баринов. - Тебе-то это откуда известно?
- А ты не забыл, что именно я расследовал оба дела: и его невесты и его самого, а? - недовольно напомнил капитан.
- И что?
- А то! Этот подонок, который так неожиданно вызвал твоё сочувствие, сам и навёл насильника на свою невесту, чтобы потом предъявить ей измену и расторгнуть помолвку!
- Ничего не понимаю: если это так, то почему ты говоришь, что дело об изнасиловании пришлось отправить в архив, если насильник тебе известен? - удивился Баринов.
- В том-то все и дело, Серёжа, что выяснить имя насильника не удалось…
- Не понимаю, но откуда тебе известно, что Понайотов и натравил насильника на свою невесту? - не унимался майор.
Господи, Серёжа, какой же ты дотошный! - недовольно пробурчал себе под нос Будалов: он понял, что несколько заигрался в придуманных обвинениях и теперь искал разумный выход из тупика, в который сам себя и загнал, и вдруг вспомнил одну народную истину: "Повинную голову меч не сечёт!" - Если честно, Серёжа, то по моей вине случилось так, что человека, который слышал, как Понайотов пытался найти насильника для своей невесты, я не сразу вызвал к себе на допрос… - он виновато скривил губы. - Промедлил, как говорится…
- И что случилось с этим свидетелем? - догадливо спросил Баринов.
- Поехал на рыбалку и утонул по пьяни… - на ходу придумал Будалов.
- Или ему помогли утонуть? - предположил майор.
- Это тоже подверглось проверке в первую очередь, но… вместе с утопленником находилось трое его приятелей, которые в один голос утверждали, что рядом с ним никого не было: они пили, и никто из них, кроме несчастного, никуда не отлучался… А тот отошёл, как они сказали, "до ветру", и они о нём просто забыли, а через полчаса вспомнили, стали кричать, звать его… И когда не услышали от него никакого ответа, забеспокоились, пошли искать и обнаружили на берегу…
- На берегу?
- Ноги с опущенными штанами на берегу, а голова в воде… Видно, пописать хотел, да поскользнулся и упал головой в воду… - капитан нагромоздил столько подробностей в этой вымышленной им самим истории, что, казалось, сам в неё поверил. - Был пьяный и тут же захлебнулся…
Да-а, - протянул Баринов. - Не повезло тебе: мог раскрыть дело, а пришлось сдать в архив… - и снова собрал в кучу морщины на лбу. - Одного я в толк не возьму: если они назначили день свадьбы, то почему он, ни с того, ни с сего, решил отделаться от своей невесты, да ещё столь жестоким способом?
- Ему стало известно, что она забеременела, - не моргнув глазом, сочинил капитан очередную мерзость. - А парень молодой, ему учиться хотелось, да и погулять ещё хотелось… А здесь пелёнки-меленки…
- Так вот он какой, оказывается, гусь! Такую мразь, действительно, гнобить нужно! Ишь, белым и пушистым прикидывается!
Баринов не на шутку разозлился на того, кто столько раз окунул его - майора советской армии! - и в грязь лицом! Но ещё больше злился на себя за то, что выразил сочувствие такому подонку!
- И что ты предлагаешь?
- Например, сделать так, что бы этот ублюдок срок получил по максимуму! Но сначала нужно придумать, как… - капитан задумался, не без усилий наморщил лоб. - Например, можно ему нужного нам адвоката подставить, чтобы тот направил его мысли в нужное нам русло… - предложил он.
- А можно на другую статью раскрутить! - тут же воскликнул Баринов.
- Как это?
- Пока не знаю: думать нужно!
- Вот именно: думать!
Будалов явно повеселел, довольный тем, что ему удалось так легко исправить допущенную оплошность во время своих фантазий о Серафиме.
- Что нужно делать всегда! - заметил майор.
Эт-то точно! - подмигнул Будалов. - Послушай, Серёжа, дружбан мой, а чего это мы все о грустном, да о грустном? - скривился он. - Не пора ли начать веселиться? Кстати, нет желания по бабам пройтись?
- Проституток снять, что ли?
- Зачем проституток, в нашей копилке имеются и "честные давалки"! - хитро прищурился капитан…
Глава 26
СТРАШНОЕ ИЗВЕСТИЕ - ПОДСТАВНОЙ СТРЯПЧИЙ
Пока недоброжелатели нашего Героя строили для него коварные планы и предавались пороку, Серафим не находил себе места от того, что не имел возможности проверить свои предположения. Он нервно мерил шагами небольшое помещение камеры карцера, не зная, как избавиться от сомнений по поводу своей любимой Валентины. Да, умом он ЗНАЛ, что её НЕТ среди живых, но сердце отказывалось принимать это знание.
В этот момент снова послышался характерный шум задвижки, и "амбразура" распахнулась: в окне железной двери показалось лицо Никитича:
- Привет, непотопляемый и, к счастью, непробиваемый - с доброй улыбкой сказал старший прапорщик.
- Что, уже знаете?
- Об этом вся тюрьма уже знает! - заверил он.
- Это хорошо или плохо? - спросил Серафим.
- Для кого как: если для тебя, то очень даже хорошо, а что касается руководящего состава данной тюрьмы, то мне думается - не очень…
Никитич хитро прищурился и почти сразу же заметил в глазах Серафима печаль и тоску:
- Откуда, приятель, у тебя вселенская грусть? - стерев улыбку, спросил он.
Серафим тоже со всей внимательностью посмотрел в глаза старого прапорщика, не зная, что ответить. Не мог же он ему объяснить, как ему удалось узнать о том, что с его невестой случилось что-то непоправимое. И вдруг Серафима осенило: именно Никитич и может ему помочь.
- Поговорить бы? - он вопросительно взглянул на него.
Никитич взглянул на часы, пожал плечами:
- Минут тридцать мы можем спокойно поговорить и здесь, - и тут же пояснил, - мёртвое время: начальство сидит на личном приёме сотрудников, а потому одни на приёме, другие зарплату получают, третьи заняты своими служебными обязанностями… - он скрежетнул ключом, открыл дверь и вошёл в камеру, но дверь оставил открытой, при этом пояснил Серафиму: - Это на всякий случай, чтобы не подумали чего противозаконного: если шум какой или шаги услышишь, то сразу руки за спину и лицом к стенке…
- Как бы навроде шмона, что ли?
- Точно так! Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо… Ладно, говори, о чём хотел поговорить?
- Никитич, вы могли бы меня выручить? - с надеждой спросил он. - Понимаете, если бы для меня не было бы так важно, то не стал бы просить…
- Смотря в чём выручить: если пронести что-нибудь запрещённое сюда, в тюрьму… - серьёзным голосом заговорил Никитич.
- Господи, командир, как вам в голову такое пришло, что я мог пойти на риск для вас и хоть в чём-то вас подставить? Ни в коем случае! Просто мне позарез нужно, чтобы вы узнали об одной вещи…
- Какой вещи? - не понял Никитич.
- Точнее сказать, не о вещи, а о человеке! Узнать, все ли в порядке с ним? - Серафим вдруг смутился.
- И этим человеком, конечно же, является девушка-красавица, не так ли? - догадался он.
- Это не простая девушка: она моя невеста!
- Что, не даёт о себе знать?
- Ни весточки! - вздохнул Серафим и неожиданно с удивлением криво ухмыльнулся: - Надо же, как трагично совпало: невеста - ни весточки!
- Да, совпало, - задумчиво проговорил Никитич и тут же заметил: - Это плохо…
- Плохо, что совпало? - не понял Серафим.
- Плохо, что нет весточки, - пояснил старший прапорщик. - В местах лишения свободы поддержка близких - самое дорогое, что там может быть: поддержка и вера! Иногда простая записка, полученная вовремя, может спасти человеку жизнь! - немного подумав, он решительно махнул рукой, достал из кармана карандаш и блокнот, в котором нашёл пустой листочек и протянул Серафиму. - Вот что, сынок запиши здесь её имя, фамилию, телефон, адрес…
Торопливо, словно боясь, что Никитич передумает, Серафим написал всё, что помнил: адрес, телефон", имя невесты и имя её матери.
- Что сказать, если ответит?
- А можно? Никитич махнул рукой:
- Семь бед - один ответ!
- Просто передайте Валентине одно слово: люблю!
- А если другой кто ответит?
- По этому телефону ответить может только её мама: Марина Геннадьевна её зовут, я написал. Если она ответит, спросите у неё: как Валечка поживает, успокойте её как-то, скажите, что я ни в чём не виноват!
- Матери, значит, сказать, что ты не виноват, а невесте об этом знать не нужно? - укоризненно покачал головой старший прапорщик и тяжело вздохнул.
- Она и так знает! - твёрдо ответил Серафим."
- И это правильно! - легко согласился Никитич. - Без веры друг в друга какая может быть любовь?
- Когда вы сможете позвонить?
- Попробую сегодня, если удастся найти того, кто подменит меня здесь на часок, тогда уже вечером ты будешь все знать. Если не найду, то завтра непременно все разузнаю, но ты узнаешь послезавтра, в мою следующую смену, пойдёт?
- Спасибо вам, Никитич! - искренне поблагодарил Серафим и крепко пожал ему руку.
- Не на чём… - смутился вдруг старший прапорщик, потом быстро вышел из камеры и закрыл на собой дверь.
А Серафиму ничего не оставалось, как ждать, и он настроился на то, что правду узнает через день. Тем не менее ошибся: Никитич вновь открыл "кормушку" через пару часов. Он ещё ничего не успел сказать, как Серафим все понял по его глазам.
- Валечки больше нет… - то ли утверждая, то ли спрашивая, обречено проговорил он.
- Крепись, сынок, твоей любимой действительно больше нет, - дрожащим голосом подтвердил старший прапорщик.
- Что с ней случилось? - Серафим говорил бесцветным, словно у робота, голосом.
- Даже и не знаю… - заколебался Никитич. - Стоит ли тебе знать такие страшные подробности?
- Говорите все! - твёрдо попросил Серафим.
- Сначала я позвонил по тому телефону, что ты мне записал: никто не ответил, тогда я решил поехать по адресу, благо это не так далеко оказалось… Думаю, дай соседей поспрашиваю… Обычно они все знают! Могли же мать с дочерью уехать куда: отдыхать там аль ещё куда… - пояснил Никитич. - Короче говоря, приехал, а возле подъезда старушки сидят… они-то мне обо всём и поведали, - его голос дрогнул.
- Рассказывайте… - снова попросил Серафим.
- Твою Валечку испоганил какой-то насильник! - выдохнул старший прапорщик.
- Дальше! - металлическим голосом бросил Серафим, на его скулах заиграли желваки, стиснутые в кулак пальцы побелели до хруста в суставах, а все тело напряглось.
- По всей вероятности, не выдержав такого позора, девушка покончила с собой: повесилась прямо в своей комнате… Причём не знаю, правда это или выдумки, но бабушки говорят, что одета она была в подвенечное платье…
- Это правда, - процедил сквозь зубы Серафим. Что ещё?
- " Что ещё? Её обнаружила несчастная мать и вызвала милицию…
- Насильника поймали?
- Какое там! - махнул рукой старший прапорщик. - Поймают они, как же: держи карман шире!
- Когда похороны?
- Так похоронили уже… - виновато проговорил Никитич и тяжело вздохнул.
- Господи, ну почему мне никто не сообщил? - глухо простонал Серафим.
- Так ведь некому было… - ответил Никитич, снова тяжело вздохнул и пояснил: - К сожалению, на этом трагедия семьи твоей невесты не закончилась: безутешный отец, узнав о смерти дочери, в тот же день скончался от разрыва сердца, и её мать, Марину Геннадиевну, эти ужасы тоже подкосили…
- Неужели умерла? - ужаснулся Серафим.
- К счастью или к несчастью, смотря с какой стороны посмотреть, но мама Валентины осталась в живых, но находится в реанимации… Правда, врачи обещают, что выживет… - он скривился и покачал головой. - Вот такие страшные новости я тебе принёс… Ты уж прости меня, дурака старого! Может, тебе хочется чего? - участливо спросил он.
- О чём вы?
- Ну, у меня в загашнике чекушка водочки есть… Накатишь стакан: легче станет!
- Нет, спасибо, отец… - монотонным голосом ответил Серафим. - Оставьте меня: хочу побыть один…
- А ты здесь не наделаешь глупостей? - осторожно поинтересовался Никитич.
- Обещаю остаться в живых, - заверил Серафим.
- Ладно, верю… - Никитич захлопнул "кормушку", постоял немного у дверей, прислушиваясь к тому, что делается в камере, после чего его шаги стали медленно удаляться по коридору.
Серафим опустился на скрещённые ноги, прикрыл глаза и попытался вызвать в памяти образ Валентины. На этот раз ему удалось, но она была не живая, а на фотографии. Хотя ему и казалось, что в её прекрасных и таких милых и родных глазах есть какая-то мольба к нему.
- Можешь даже не просить меня, любимая, об этом: я и так найду этого подонка и отомщу за тебя и твоих родителей! Клянусь, милая моя Валечка! - твёрдо проговорил Серафим.
И ему показалось, что глаза с фотографии любимой благодарно моргнули, и её изображение тут же исчезло.
- Да, милая, можешь нисколько не сомневаться: этого гада я сотру с лица земли. Найду, даже если придётся перетряхнуть весь мир! Куда бы ты не спрятался, в какую нору бы ты не забился: ты подохнешь! - со злостью процедил Серафим. - Запомни, мразь: тебя приговорил Сема Пойнт!
Теперь Серафим твёрдо знал, чем он будет заниматься: очищать Землю от всякой мерзости и бороться с любым проявлением преступности. И теперь это и будет его главной работой и его призванием.
- Теперь это мой долг: перед тобой, родная Валечка, перед твоими родителями, перед теми, кто погиб в Афганистане. В этом и состоит моё предначертание, мой жизненный путь, наконец, и я никогда не сверну с этого пути, чего бы это мне не стоило! Никогда! - торжественно, как клятву, произнёс он.
Как ни странно, но от принятого решения ему немного полегчало, хотя душа и продолжала скорбеть от непоправимой, страшной утраты. И Серафим решил уйти в воспоминания, чтобы ещё и ещё раз полюбоваться в этих воспоминаниях своей любимой. Увидеть её чудные глаза, её нежную улыбку.
Однако уйти в эти воспоминания он не успел: резко распахнулась "кормушка":
- Понайотов!
- Серафим Кузьмич, тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения, статья сто сорок пятая, часть вторая, - привычно отчеканил Серафим.
- "Слегка"! - объявил незнакомый прапорщик.
Это был совсем молодой парень, на вид ему вряд ли было больше двадцати лет. Судя по характерному акценту, он явно приехал с Украины.
Обычно в тюрьмах, где сидят, подследственные, существует два выражения, которыми выдёргивают из камеры того или иного задержанного.
Во-первых, главный вызов, заставляющий волноваться любого подследственного, в особенности того, кто ожидает ответа на кассационную жалобу: "Такой-то (фамилия) с вещами!"
Подобный вызов может означать и отправку на этап, и перевод на больничку, а возможно, но это уже, скорее, из области фантастики, и на свободу.
Во-вторых; вызов: "Такой-то (фамилия) слегка!" говорит о том, что его выдёргивают на допрос к следователю, к прокурору по надзору, или для разговора с адвокатом, а может быть, и к кому-нибудь из тюремного начальства.
Серафима вызвали "слегка". Что это могло означать? Неужели старший Кум снова что-то придумал? Все не успокоится никак.
- Кто вызывает-то? - спокойно поинтересовался Серафим.
- Доведу до миста, сам и узнаешь! - буркнул прапорщик.
- Раз все равно узнаю, чего ж тогда тайну делать? - резонно заметил Серафим.
- И то верно! - улыбнулся тот. - К защитнику тоби, к защитнику. Руки за спину, лицом к стене, - закрыв дверь камеры на ключ, приказал: - Вперёд!
Пройдя через несколько решётчатых дверей и миновав пару длинных переходов, они спустились на первый этаж.
Остановившись возле одной из вполне "цивильных" дверей, прапорщик скомандовал:
- Лицом к стене! - после чего постучал в дверь, не решительно приоткрыл дверь и спросил: - Разрешите?
- Что вы хотите? - отозвался моложавый голос.
- Подследственный Понайотов доставлен до вас!
- Пусть войдёт!
- Понайотов, заходь! - чуть посторонившись, приказал прапорщик, потом спросил: - Товарищ адвокат, когда мне за ним приходиты?
- Я вас вызову, - ответил тот.
В небольшой служебной комнате стоял простой письменный стол и два стула: один за столом, для принимающего, второй - перед столом, для вызываемого. Все эти мебельные предметы были прочно прикреплены уголками и мощными шурупами к деревянному полу.
Несмотря на моложавый голос, мужчине, сидящему за столом, было явно за сорок. Серафиму сразу не понравился его взгляд: бегающий, неспокойный, да и руки подрагивают. Про таких обычно говорят: "Словно кур воровал!"
- Здравствуй, Серафим Кузьмич, я твой государственный адвокат. В силу того, что ты не можешь нанять и оплачивать частного адвоката, а по закону ты его имеешь право иметь, государственные органы назначили меня представлять в суде твои интересы, причём все расходы берёт на себя государство. То есть тебе это ничего не будет стоить. Меня зовут Аполлинарий Григорьевич, фамилия - Кривошеий. Прошу, присаживайся, - новоиспечённый адвокат кивнул на стул.
У него был столь фальшивый и елейный, просто до приторности, тон, словно он готов был на все: даже на рельсы лечь, но во что бы то ни стало спасти Серафима от тюрьмы.
Серафим вспомнил предупреждение старшего лейтенанта Дорохина, и ему пришла в голову сумасшедшая мысль: было бы здорово узнать, о чём думает этот новоявленный стряпчий. Не успел он об этом подумать, как сквозь пелену сознания ему показалось, что какие-то отрывки из не очень связных слов он, действительно, "слышит" прямо в мозгу:
"Зачем я согласился? …как пить хочется… Чёрт бы побрал этого…"
Понять что-либо полезного не удавалось; и Серафим решил настроиться всерьёз. Сосредоточился и неожиданно все услышал так, словно прослушивал магнитофонную запись.
Этот мужичок оказался слишком открытым и весьма недалёким, а мысли его просты и понятны: