- Конечно, во многом ради тебя. Впрочем, у меня есть к нему и другие, правда, Менее важные вопросы. - Лаже в таких, казалось бы, ничтожных мелочах Ши- гоши всегда оставался джентльменом.
В этот момент пронзительной трелью подал о себе знать сотовый телефон в кармане Широши.
- Выезжаю, - отрывисто бросил он в трубку.
- Ты всегда так спешишь, Феликс, - грустно заметила Эльзевира.
- Не сердись, срочная встреча, я появлюсь буквально на днях. Не забудь предупредить Марту по поводу Серафима Кузьмича. Он будет завтра к вечеру. На прощание старые друзья нежно расцеловались.
Так Савелий обрел надежное убежище в Москве. В силу обстоятельств надолго оторванный от родины, он теперь жадно смотрел телевизор, особенно, конечно, новости, внимательно изучал ворох разнообразных газет, которые Марта приносила ему каждый день, а по вечерам, скромно и неприметно одетый, прогуливался от "Водного стадиона" до "Речного вокзала", с удовольствием погружаясь в атмосферу Москвы, которую очень любил. И ждал, когда появится Широши…
Глава 13. ЧИП ДЛЯ ЧЖАО БИНА
Профессор Чжао Бин отличался маленьким ростом, но его огромный лоб всегда производил впечатление на собеседника. Особенно если это был богатый, перспективный клиент.
Молоканов и Позин услышали голос профессора, доносившийся из‑за покрытых черным лаком резных дверей с изображением героев классического произведения китайского фольклора "Сон в красном тереме". Голос Чжао Бина был тих, но внушителен.
Осторожно приоткрыв дверь, Позин заглянул внутрь, а затем обернулся и поманил пальцем Молоканова. Оба тихо вошли в небольшое помещение с приглушенным светом и присели на низенькие скамеечки в самом последнем ряду небольшого амфитеатра. Этот амфитеатр служил чем‑то вроде лекционного зала для Чжао Бина и его помощников.
Именно здесь профессор "обрабатывал" первичных клиентов, рассказывая им об искусстве китайской народной медицины.
- История китайской медицины насчитывает около трех тысяч лет… - со странным акцентом неторопливо вещал профессор Чжао Бин.
Он медленно прохаживался около столика, на котором лежал огромный том, явно древнего происхождения, с рукописными картинками и текстом.
- Основы китайской медицины изложены в книге "Хуанди Нэй цзин", что по–русски значит "О природе и жизни". - Профессор с благоговением прикоснулся к странице открытой книги, лежавшей перед ним.
Сам профессор по–русски говорил не очень хорошо, но старался правильно использовать те немногие слова, что знал.
- По преданию, эту книгу написал врач Бянь Цяо две с половиной тысячи лет назад. Это ему принадлежат мудрые слова: "Рана от ножа залечивается, перед раной, нанесенной языком, врач бессилен…"
Кроме Молоканова и Позина в полутемном помещении находились еще несколько человек, но их лиц при всем желании рассмотреть было невозможно, поскольку слушатели сидели к ним спиной. Вероятно, это и были новые ученики и клиенты профессора Чжао Бина…
Китайский ученый прервал восхищенное созерцание книги и поднял голову. Острый взгляд лектора выхватил из темноты Молоканова и его друга. В знак особого уважения профессор прижал к сердцу правую ладонь и склонился в почтительном, хотя и неглубоком поклоне.
В ответ Молоканов ограничился слабым кивком, но Позин никак не отреагировал.
- "Нэй цзин" - это энциклопедия медицинских знаний, касающихся распознавания болезней и лечения их, - веско произнес профессор Чжао. - Лечение болезней осуществляется главным образом воздействием на больной орган путем иглоукалывания, или акупунктурой, или прижиганием сигаретами из полыни, или чжень–цзю–терапией. Сущность этого метода заключается в раздражении определенных участков кожи или точек в зависимости от характера и симптомов болезни. Число таких точек около семисот, из которых около ста точек - самые важные. Главное - знать точно, где эти точки находятся, чтобы не совершить роковой ошибки. Как говорил мудрый Бянь Цяо, "прежде чем рассердиться, досчитай до ста, прежде чем ударить - до тысячи".
Профессор прервался лишь затем, чтобы перейти к другой книге, также лежавшей раскрытой, но уже на другом столике.
- Перед вами уникальный источник знаний, - торжественно и строго произнес профессор. - Более двух тысяч лет назад ученый Жун Фень написал этот справочник по фармакологии, содержащий сто тринадцать рецептов и описание приготовления и действия ста семидесяти видов лекарств. Кстати, а известно ли вам, что еще полторы тысячи лет назад в Китае научились проводить операции с использованием усыпляющих средств?
Позин чуть вздохнул и раздраженно поморщился. Молоканов понял, что его друга начинает утомлять эта неожиданная лекция. Да и он сам был бы рад покинуть это скучное местечко. Он уже прослушал как- то это выступление профессора, нашел его довольно занимательным, но во второй раз выслушивать то же самое большого желания не ощущал.
Аристарх осторожно дотронулся до плеча Позина. Тот понял это как приглашение покинуть аудиторию. Через минуту они бодро шагали по коридору, направляясь в сторону манящего запаха, шедшего из небольшого ресторанчика, который мудрый и расчетливый профессор содержал здесь же для клиентов. Недаром же он говорил, что еда для китайца - то же лекарство. А что хорошо для китайца, по мнению профессора, должно быть хорошо и для всех остальных представителей человечества.
Чжао проповедовал медицину тела, духа и мозга. И поэтому придавал особое значение целительным свойствам массажа, еды, секса и азартных игр.
Молоканову полюбилась здоровая и загадочная китайская кухня.
Поначалу раздражало то, что китайцы, как оказалось, напрочь избегали использовать молоко при приготовлении кушаний. А без молока Молоканов себе жизнь не представлял. Ему казалось, что раз у него такая "говорящая" фамилия, то его с молоком связывают особые, мистические, узы.
Решив по–своему отблагодарить Позина за интересный рассказ о нелегальных иммигрантах, Молоканов пустился в рассуждения о национальных особенностях китайской кухни. В этом вопросе он считал себя знатоком, что, впрочем, соответствовало действительности.
После того как у него появились деньги, Молоканов обошел множество национальных ресторанчиков в Москве и за рубежом. И решил, что китайская еда для его желудка - сама полезная. Поэтому и постарался узнать об этом предмете все, что было доступно его пониманию.
Невольно подражая профессору Чжао Бину, Молоканов начал с того, что сообщил собеседнику о том, что примерно полторы тысячи лет назад была составлена подробная кулинарная книга. Уже в то время кулинарное искусство являлось предметом серьезного изучения, что отчасти объясняется особым отношением китайцев к приготовлению пищи. Кулинарные каноны Китая требуют от повара, чтобы пища была не только вкусной, но и полезной, а иногда и лечебной.
В рецептуру почти всех блюд входит множество пряных трав, причем в определенном наборе и соотношении, большинство из которых являются одновременно и лекарственными. Неудивительно, что в древности профессии повара, лекаря и фармацевта обычно совмещались, а диетическая китайская кухня уходит корнями в ту же седую древность, что и обычная.
- Некоторые южно–китайские блюда отличаются особой остротой, - заметил Молоканов, после того как он и Позин расположились за круглым вращающимся столиком. - И эти блюда способствуют повышению потенции. Считается, что рисовые настойки на южно–китайских змеях не только укрепляют мужскую силу, но и помогают от многих недомоганий - например, от кашля или головной боли.
Позин отметил про себя, что после того как Молоканов начал с ним общаться, в речи Аристарха появились сложные слова, которых тот раньше просто избегал, опасаясь произнести неправильно и опозориться в глазах собеседников.
- В Китае считается, что пища людям дается небом, вследствие чего китайцам не знакомо понятие "перекусить", - веско заметил Молоканов, вероятно, цитируя по памяти какую‑то книгу. - Принятие пищи всегда расценивается как момент приобщения к культуре нации.
Выросший как из‑под земли официант–китаец, в неизменной сырцовой кофте, притащил на блюде паровые пресные пампушки "маньтоу", две пиалы с пресным вареным рисом и палочки.
Трапезу начали по–китайски - с зеленого чая без сахара. Затем перед едоками выстроилось множество сине–белых мисочек дорогого фарфора с холодными закусками - мелкими кусочками печени, мяса, рыбы, квашеных и вареных овощей.
Блюда состояли из виртуозно нарезанных продуктов в виде зернышек, соломки, в форме колосков пшеницы, лепестков хризантемы, образуя в целом изящные фигурки птиц, рыб, цветов, фруктов, драконов. Молоканов и Позин ели не торопясь и понемногу. Им доставляло удовольствие наслаждаться процессом поглощения блюд. Позин не преминул воспользоваться возможностью подчеркнуть свое превосходство над Молокановым, обучив его китайскому обычаю: гостю, в знак особого внимания, высшей заботы и уважения, принято подкладывать в пиалу угощение своими палочками.
Приятели долго спорили, решая, кто из них сегодня гость, а кто хозяин. Помирились на том, что стали подкладывать друг другу кусочки, соревнуясь в том, чтобы услужить соседу.
Их, познавших толк в китайской кухне, нисколько не смущала кажущаяся несовместимость компонентов, вкусов и ароматов - еще одна особенность китайской кухни. Поэтому они с одинаковым аппетитом поглощали свинину "с ароматом рыбы", говядину - с фруктовым вкусом", кисло–сладкие огурцы и еще множество рыбных кушаний, похожих на что угодно, но только не на рыбу.
Позин попытался рассказать китайскую поговорку, но забыл, как она точно звучит. Во всяком случае, смысл сводился к тому, что "правильно, по–китайски", приготовленная рыба не может иметь вкуса рыбы, иначе непонятно, зачем с ней что‑то делали.
Оба приятели, уже успевшие выпить приличное количество крепчайшей водки "маотай", пришли к выводу, что в этой поговорке "что‑то есть".
Официанты появлялись, словно из воздуха, и исчезали, оставляя после себя на столе очередную смену блюд: суп из ласточкиных гнезд и акульих плавников, голотурий, "пьяную рыбу", морских гребешков, вяленых медуз и каракатиц, маринованные утиные языки и яйца, а также саму утку, тушенную в рисовой водке, варенье из апельсинов и любимое блюдо китайских императоров: илангиланг - вяленые листья хризантем.
Процесс насыщения занял у Позина и Молоканова около двух часов. Время летело быстро, но у обоих не было тех ограничений, которые есть у простых людей: семья, работа, долг, обязанность жить по распорядку.
Позину было легко в обществе Молоканова, которого он считал своим преданным учеником, что позволяло не обращать особого внимания на его очевидные недостатки.
Молоканову же доставляло огромное удовольствие общество Позина. Александр был для него чем‑то вроде маяка в бурных водах жизни высшего московского света.
Постепенно Аристарх научился носить одежду от "правильных" модельеров, следить за модным цветом сезона и удачно подбирать себе галстук. Прислушиваясь к разговорам за столом в модном ресторане, он постепенно начал и сам время от времени вставлять реплики в разговор и с удивлением обнаружил, что к его мнению прислушиваются. Он не всегда отдавал себе отчет в том, что главным критерием здесь выступали его деньги, а не его ум.
Что касается интеллекта Молоканова, то его собеседник был достаточно тактичен и расчетлив, чтоб тот никогда не услышал смешки, которые раздаются у него за спиной. Плохо пришлось бы тому, кто посмел бы над ним смеяться. Люди инстинктивно понимали это и старались не задевать его больного самолюбия.
- А не настало ли время проверить свою удачу, милейший Аристарх? - лениво поинтересовался По зин, ковыряя в зубах кедровой зубочисткой и развалясь на вышитых парчовых подушечках в курительной комнате.
Молоканов извлек изо рта мундштук турецкого кальяна, к которому пристрастился в последнее время, и с воодушевлением поддержал идею.
- Удачу всегда надо проверять! Потому что, если удачу не проверять, она решит, что про нее забыли и покинет навсегда, - с пафосом провозгласил он.
- Так вперед, мой друг!
- Вперед!..
Покинув ресторан, они спустились по узенькой лестнице в подвальное помещение. Пройдя по тоннелю, стены которого были выложены кирпичом, друзья оказались перед глухой стеной.
Позин дотронулся до нее. Она оказалась влажной. Известка, прослоившая кирпичную кладку, осыпалась от легкого прикосновения.
- Этой кладке не меньше пятисот лет, - почти прошептал Молоканов, словно опасаясь вызвать духов тех, кто это подземелье соорудил.
- Мы находимся под Москвой–рекой, - отозвался Позин беззаботным голосом: судя по всему, его не трогала мрачная обстановка подземелья.
- Прямо под ней? - с некоторым страхом переспросил Аристарх, невольно взглянув вверх.
- Считается, что где‑то здесь спрятана знаменитая библиотека царя Ивана Грозного. Было бы интересно найти ее и узнать, что почитывал перед сном царь–изувер.
Молоканову эта идея категорически не понравилась. Ему захотелось поскорее выйти из‑под мрачных сводов. Он протянул руку и нажал на выступ в стене.
Часть ее отошла в сторону, открыв их глазам помещение огромных размеров.
Вероятно, это были подвалы какого‑то монастыря, чье название затерялось во тьме веков. Полукруглые своды, низко нависшие потолки, толстые квадратные колонны, расширяющиеся у основания, как корни мощных дубов. Все это внушало почтение.
Однако это было единственным, что осталось от старины. Все остальное принадлежало нашему времени.
Следуя одному из принципов своего подхода к медицине, Чжао Бин расположил под стенами древнего монастыря обитель самого разнузданного порока - игрового азарта, - игорный дом, который можно было считать в буквальном смысле слова подпольным, и попасть в него можно было только по протекции постоянных членов клуба. Это был элитный клуб.
Под древними сводами перемещались несколько сот человек, игравших в самые разнообразные азартные игры - от простых и известных до более замысловатых, название которым придумал сам профессор Чжао Бин, потому что лично их изобрел для удовольствия публики.
Здесь делались такие ставки и проигрывались такие суммы, какие не снились тем, "наземным", казино, где стараются привлечь внимание игроков зазывным светом разноцветных неоновых огней и выставленными у входа призами в виде машин и бутафорских мешков денег.
Позин и Молоканов остановились у входа, примеряясь, куда направиться. Они бывали здесь не раз и теперь доставляли себе особое удовольствие, дразня нервы ожиданием игры.
Справа расположились несколько столов с рулеткой, "калифорнийским" покером, столы для игры в "блэк–джек" и канасту, кости и "чак–олак" - игру, которую у нас принято называть "колесом фортуны".
Было даже отдельное местечко для любителей простецких игр вроде "буры" и "двадцати одного", но здесь места почти всегда пустовали. Даже те, кто прошел тюремные "университеты", предпочитали играть в другие игры, которые не напоминали бы им о темном прошлом.
В центре зала группа богато одетых китайцев ожесточенно резалась в азартнейшее китайское домино - маджонг. Игра прерывалась истошными воплями. Игроки иногда бросали кости и с криком накидывались друг на друга. Тогда вмешивалась охрана - здоровенные парни, появляющиеся из темноты, как призраки.
До поры до времени они оставались в тени, выстроившись вдоль стен и отделяясь от холодных кирпичей лишь для того, чтобы разнять спорщиков.
Ссора мгновенно затихала, и начинался новый раунд игры, за которой напряженно следили десятки горящих от азарта глаз.
Ту же картину игрового безумия можно было наблюдать рядом, где резались в еще более азартную китайскую игру - "фэнтай". Здесь охрана находилась постоянно рядом с игроками, чтобы умерить их пыл и вовремя выхватить из руки разошедшегося игрока цаор - кривой, со специальными зазубринами, нож, который оставляет навеки отметки даже на костях неприятеля.
Особо рьяных уводили в темноту, откуда они воз–вращались тихими и присмиревшими.
Здесь же играли в китайскую рулетку. Все отличие от обычной рулетки заключалось в том, что в китайской было в два раза больше номеров, шесть цветов вместо двух и два колеса, вращавшиеся одновременно. От этого игра делалась такой азартной, что вокруг стола стоял непрерывный гул, как на рынке во время внепланового налета сотрудников ОМОНа на нелегальных иммигрантов.
По залу перемещались астрономические суммы в долларах, исчезавшие в отверстии, проделанном в центре стола. У некоторых игроков карманы распухли от фишек, другие отходили от стола с дикими глазами и старались побыстрее исчезнуть, чтобы вернуться через час с новой пачкой денег.
Слева располагались совсем уж экзотические виды развлечений. К ним и направились Молоканов и Позин. Им уже изрядно надоел обычный набор азартных игр, предлагаемых в Москве. Поэтому игорный дом Чжао Бина, действовавший под вывеской Центра народной медицины, оказался как нельзя кстати.
Сначала приятели постояли около огромного круглого лабиринта. В центре его пищали сбившиеся в шевелящийся комок белые мыши, а сразу с нескольких точек в лабиринт одновременно запускались несколько черных страшно ядовитых змей - мамб. Голодные рептилии шипели и ползли на мышиный писк.
Игроки делали ставки на ту змею, которая, по их мнению, первой приползет в центр круга и проглотит мышку.
Зрелище показалось Позину отвратительным. В равной степени ему не нравились и прочие китайские забавы, организованные Чжао Бином для пробуждения в человеке самых низменных чувств - вроде запускания голодной крысы внутрь живого поросенка.
Визг несчастного животного, внутренности которого жадно прогрызала голодная зубастая тварь, доводил игроков до яростного исступления, но вызвал у Позина лишь позыв к рвоте. Он хотел уйти, но, взглянув на Молоканова, изменил решение.
Аристарх смотрел на громадных черных змей расширенными глазами. Ноздри его раздувались, и он хрипло дышал, словно это он сам полз к несчастной мыши, полный желания проглотить теплое существо, покрытое короткой белой шерсткой.
В какой‑то момент Позину показалось, что он очень мало знает Аристарха Молоканова, несмотря на то, что общаются они уже не первый месяц.
Впрочем, он до сего дня так и не знал об источнике денег Молоканова. Глядя на то, с какой легкостью его новый знакомый спускает безумные суммы на всякую ерунду, Позин временами верил, что Аристарх открыл секрет изготовления денег из воздуха.
Александру удалось привлечь внимание Молоканова тихим покашливанием. Пришлось сослаться на легкое недомогание, вызванное простудой.
- Это все от подземелья, - жаловался Позин, увлекая Молоканова подальше от шипящих змей и жадно пищащих мышек. - Надо же такое придумать: храм азарта - под водами Москвы–реки! Едва ли инспекция по игорным заведениям додумается до того, чтобы бурить дно реки посреди фарватера!
Молоканов согласно кивал, но глаза его уже были устремлены на новый объект.