Официальная причина - положительная оценка бен Ладена в проповедях.
А чего еще он ждал от англичан, которые подчиняются американцам, как послушные школьники строгому учителю? - Гиз нетерпеливо ждал, когда Ахмед перейдет к делу.
Но чеченец начал издалека:
Ты, конечно, выяснил уже, кто сообщил русским об операции, которую планировал в России?
Русские ничего об этом не знали, - мрачно объявил Гиз.
А разве этот Бешеный, отправивший к Аллаху самого Сейф–уль–Ислама, не русский?
Он‑то русский, но за ним стоят совсем другие силы, - произнес Гиз таким тоном, что Ахмед счел разумным воздержаться от дальнейших расспросов.
Однако хвастливая натура Гиза не дала ему уйти от щекотливой темы:
Я захватил этого Бешеного, несколько дней он провел в подвале, над которым мы сейчас разговариваем.
Ну и… - Ахмед даже привстал от волнения, - …что ты узнал?
Возникла такая ситуация, что пришлось его отпустить. - Гиз пожалел, что не мог промолчать о Бешеном, но было поздно.
Он ушел невредимым? - Ахмед не скрывал своего удивления.
К сожалению, так. - Кратким ответом Гиз давал собеседнику понять, что не хочет вдаваться в детали.
Но они Ахмеду были безразличны.
Тем более ты должен отомстить! - Зная мстительность Гиза, Ахмед бил наверняка.
Думаю и готовлюсь, - с нескрываемым раздражением в голосе сообщил Гиз.
У Шамиля есть люди, готовые на все… - тихим голосом начал Ахмед, - надо их приставить к делу, потому я так искал встречи с тобой.
Хорошо подготовлены? - проявил интерес Гиз.
Лучше не бывает. Взорвут все вокруг, не пощадив себя, - с нескрываемой гордостью заявил Ахмед.
Взрывы уже неоригинально. Их было слишком много, - капризно надул губы Гиз. - Ты же человек театра, Ахмед, надо придумать что‑нибудь поярче, позрелищней. К примеру, захватить Большой театр, взять публику в заложники. Ты же сам был режиссером! Представляешь, какой захватывающий спектакль может получиться - все мировое телевидение, вся пресса? Незабываемое супер–шоу!
Большой театр захватить нельзя! - Ахмед посмотрел на Гиза как на сумасшедшего.
Почему нельзя? - полет фантазии Гиза остановить было трудно. - Я вижу, как бородатый Шамиль, опираясь на костыль, обращается к публике из царской ложи…
Дорогой, - вступил в разговор трезво мыслящий Улаф, - Ахмед прав. Большой театр со времен Сталина режимное учреждение, там полно охраны.
Пусть не Большой театр, а какой‑нибудь спортивный дворец. Только вообразите себе, - глаза Гиза мечтательно зажглись темным огнем, - идет рок–концерт, в дыму выступает популярная рок- группа, и тут выскакивают на сцену шахиды в масках и с автоматами - никто ничего толком не поймет!
На дворец у нас людей не хватит. Там же тысячная аудитория, ее не проконтролируешь! - со знанием дела охладил пыл фантазера Ахмед. - Поищем зал покомпактнее. А сама идея - просто замечательная!
Главное сделано, родилась идея. - Гиз был явно доволен собой. - Теперь ищите объект, планируйте и докладывайте.
А сколько ты готов заплатить? - Для Ахмеда главным была не идея.
Два миллиона долларов, - не раздумывая, объявил Гиз.
Согласен, - удовлетворенно кивнул чеченец.
Один сразу, второй по выполнении задания, - вмешался бережливый Улаф.
Он не доверял чеченцам, хотя они пока его друга не подводили.
Перехватив недовольный взгляд Ахмеда, он нисколько не удивился и никак не отреагировал, просто добавил:
Деньги переведем через саудовский банк в Эмираты, номер открытого счета сообщим немедленно.
А как поступить с заложниками? - осторожно спросил Ахмед. - Думаю, много крови лить не надо, а то она аукнется в Чечне…
Честно говоря, мне все равно, как вы с ними поступите, - цинично ответил Гиз, - любая наша акция такого рода в центре Москвы покажет всем уязвимость России, как одиннадцатое сентября доказало уязвимость США. Пора уже этим, считающим себя великими, державам понять, что в ближайшие годы им придется противостоять неизвестной, но могучей силе!
Ты жертвуешь деньги на дело, угодное всемогущему Аллаху, - прочувствованно произнес Ахмед.
Кто ведает, чего хочет Всемогущий? - резко спросил Гиз. - Не ты ли, Ахмед, не полуголодный ли Шамиль или советский солдафон Аслан? А может, ваш чеченский Геббельс, Мовлади? Ты так глубоко изучил Коран, Ахмед, что понял мудрость и волю Всевышнего? - Гиз откровенно издевался над чеченцем, зная, что его арабский оставляет желать лучшего.
Проглотив поднимавшуюся обиду, Ахмед склонил голову:
Чеченский народ никогда не забудет, как близко к сердцу ты принял его борьбу с русскими угнетателями!
Я всегда готов помочь всем, что в моих силах, чеченским братьям по истинной вере, - торжественно заключил Гиз.
Мади попросила еще один день на сборы, после чего Гиз и сопровождавшие его лица благополучно вернулись в Бретань.
Примерно недели через три после встречи Гиза с Ахмедом Широши сидел в своей любимой ложе в Венской опере и с нетерпением дожидался начала спектакля и человека из Москвы. Собственно, этот человек как таковой был ему не слишком нужен: все деловые вопросы можно было легко решить с помощью электронной почты и доверенных лиц в Москве, но человек этот должен был доставить Широши некое срочное сообщение, о чем, впрочем, сам не догадывался.
Широши специально приехал за полчаса до начала и предупредил вежливых капельдинеров, чтобы они проводили в его ложу русского, который будет его искать. Но гость из Москвы запаздывал. Широши рассеянно слушал нестройные звуки, доносившиеся из оркестровой ямы, и не понимал, что могло задержать этого довольно еще молодого и активного бизнесмена, который с благодарностью принял его приглашение послушать вместе "Волшебную флейту" Моцарта и потом отужинать традиционным шницелем по–венски.
Спектакль начался. Однако чарующая музыка не развеяла поселившейся в сердце Широши тревоги.
Прилетев на следующий день в Лондон, Широши послал в Москву по электронной почте запрос о том, почему назначенная встреча не состоялась. Ответ пришел только через три дня: человека просто не могут найти; он ушел из дома и бесследно пропал. Широши распорядился не прекращать поиски, а сам занялся делами, не терпящими отлагательства.
Он обедал с дипломатами и политиками, устраивал дома приемы для деятелей искусства и журналистов, поздними вечерами его дом на Слоун–сквер посещали неопрятные волосатые личности, на которых его верный дворецкий шотландец Кевин, повидавший в жизни немало, смотрел с изумлением: по–английски они говорили с разными акцентами.
Вернулся Широши на остров совершенно измочаленный. Глядя на его осунувшееся лицо, Савелий участливо спросил:
Вам все удалось сделать, что планировали?
Почти, - кратко ответил Широши, - демонстрации против американского нападения на Ирак пройдут по всей Европе через несколько месяцев!
Тогда почему "почти"? - удивился Савелий.
Я не встретился с одним человеком из Москвы, который должен был привезти важнейшую информацию, - с досадой объяснил Широши.
Информацию о чем? - полюбопытствовал заскучавший на острове Савелий.
О планах вашего приятеля Гиза, - с невеселой улыбкой сообщил Широши.
Что же случилось с вашим связным? - озабоченно спросил Бешеный. - Неужели люди Гиза его убили?
Никто не знает, что произошло. Он просто исчез. Уверен, что люди Гиза тут ни при чем, поскольку у них нет никаких оснований считать, что этот человек вообще со мной знаком. Он просто случайный деловой партнер и не подозревал, какое важное сообщение везет мне.
Может, напрячь моих ребят в Москве? - предложил Савелий.
Пока в этом нет потребности: его ищут мои люди. - Широши, очевидно, не хотел привлекать особого внимания к исчезнувшему человеку. - Будем надеяться, что в ближайшие дни все прояснится и образуется. Лучше давайте посмотрим вместе сюрприз, который я вам привез. - С этими словами Широши протянул Бешеному видеокассету.
Савушка? - мгновенно догадался Бешеный.
Савушка и Джулия, - с улыбкой подтвердил Широши. - Если не возражаете, посмотрим вместе? Мне тоже интересно.
Не обижайтесь, уважаемый Феликс Андреевич, но сначала мне хотелось бы побыть с ними наедине, - несколько смутившись, ответил Савелий.
Понимаю… - Широши вздохнул и весело добавил: - Обещаете, что потом посмотрим вместе?
Безусловно, - с облегчением кивнул Савелий…
С большим нетерпением дождавшись, когда Широши удалится к себе, Савелий уединился в гостевой комнате, вставил кассету в видеомагнитофон, сел в кресло напротив и нажал на кнопку "play".
Поначалу он не сразу понял, где происходила съемка: то ли в лесу, то ли в чьем‑то саду, но вскоре, увидев памятник детскому писателю Андерсену, узнал Центральный парк Нью–Йорка. Нужно отдать должное оператору: он вполне профессионально снимал, постепенно вводя зрителя и в окружающий мир персонажей, и в их настроение, стараясь не только просто зафиксировать их лица, но запечатлеть настроение, внутреннее состояние.
Савелий уже давно не видел своего сына, но узнал легко, несмотря на то, что маленький Савушка находился в окружении детишек, резвившихся под надзором своих родителей или нянек.
Полли Холидей, или, как называл ее Савелий, Полюшка, почти не изменилась, разве только стала чуть солиднее и увереннее в себе. Но эти новые качества нисколько не изменили ее внимательного отношения к доверенному ей ребенку и постоянной заботы о нем. Особенно это касалось тех редких моментов, когда расшалившийся Савушка пытался отбежать в сторону на большее расстояние, чем они договорились; тут же следовал беспокойный, но ласковый возглас всевидящей няни:
Савучка! - забавно искажая его имя, кричала она, - ты довольно далеко убежал! Вернись, пожалуйста!
Сейчас, миссис Полли! - тут же отзывался пацан, но возвращаться и не думал.
Няне нужно было еще пару раз окликнуть его, даже чуть повысить голос, чтобы тот наконец подчинился. Разговаривали они по–английски, причем Савушка говорил столь бегло, словно вырос в чистокровной американской семье.
Глядя на экран телевизора, Савелий пытался понять: каким образом оператору удавалось снимать
так четко, не привлекая при этом внимания окружающих? Особенно Савелию понравилась "подсмотренная" сценка, в которой его маленький сынишка проявил характер вполне взрослого человека. Похоже, Савушка давно сдружился с девочкой по имени Даниэль и мальчиком Риччи примерно одного возраста с ним. Вот и в этот день они возились в песочнице: Даниэль лепила "куличики", а Савелий с Риччи строили средневековую крепость.
Они настолько заигрались, что не подняли глаз на подошедшего паренька, который был лет на пять их старше и значительно крупнее.
Видимо, симпатичная девочка обидела его тем, что просто не заметила, а потому ему потребовалось показать, кто здесь главный. Постояв рядом несколько минут и не дождавшись никакой реакции играющих, незнакомый паренек подошел, небрежно толкнул пацанку и она плюхнулась на попу, а он молча стал топтать изделия девочки, заботливо разложенные ею для последующей "продажи".
От обиды маленькая Даниэль расплакалась, но ее плача никто из взрослых не услышал. Ее мама, мама Риччи и няня Савушки настолько увлеклись разговорами о своих подопечных, что не сразу среагировали на выходку незнакомого пацана.
На обиду, нанесенную малышке, первым среагировал Савушка. Нисколько не смутившись, что незнакомый мальчик оказался едва ли не на голову выше его, он вступился за честь подружки.
Нехорошо обижать девочек! - рассудительно сказал он, приблизившись к обидчику.
А ты не лезь, малолетка, не то сам получишь! - смерив взглядом Савушку, презрительно процедил тот сквозь зубы.
А ты попробуй! - спокойно предложил тот.
А чего пробовать? Возьму и дам! - Парень рассмеялся наглости мальца.
Савелий с интересом уставился в родные глаза сынишки, пытаясь предугадать, что произойдет дальше. Почему‑то он нисколько не испугался за сына, полагая, что такое дерзкое поведение может даже остановить старшего паренька. Вполне возможно, что до потасовки дело и не дойдет. Чужак был столь уверен в своем физическом превосходстве, что от угрожающего вида мальца рассмеялся и собрался было отвесить щелбан этому бесстрашному малолетке, но не успел: Савушка вдруг подпрыгнул и ударил его головой точно под подбородок.
Такого действия от более слабого противника чужак явно не ожидал. Нелепо взмахнув руками, он упал спиной на песок. А Савушка помог подняться Даниэль и принялся отряхивать ее комбинезон.
Ну, ты сейчас пожалеешь! - чуть не плача скорее от злости, чем от боли, воскликнул парнишка.
Вскочив на ноги, он бросился на Савушку.
Савушка, осторожнее! - машинально предупредил сына Бешеный, забыв, что перед ним лишь экран телевизора.
Но мальчик, словно услышав его оклик, резко повернулся лицом к противнику. А дальше, произошло нечто, в высшей степени Бешеного поразившее. Его сын увернулся от более тяжелого соперника и вдогонку сделал ему подсечку, да столь ловко, что ноги парня переплелись и он, выскочив из песочницы, кубарем покатился по зеленой траве.
Ну, Савка, ты даешь! - с восхищением прошептал Бешеный.
На миг пришло ощущение, словно это он сам
действовал.
Будешь еще обижать маленьких? - наклонился Савушка к поверженному и униженному сопернику.
Не буду! - плаксиво ответил тот
Вот и хорошо! - совсем по–взрослому подытожил Савушка и протянул ему руку. - Давай помогу встать.
Но этот доброжелательный жест победителя парнишке воспринял как издевательство и оттолкнул руку помощи.
Сам встану! - Он быстро вскочил, немного помолчал, потом заносчиво произнес: - Когда я начну заниматься каратэ, то тогда посмотрим, кто победит…
На что Савушка солидно промолчал, как и положено настоящему бойцу, и вернулся к своим друзьям…
Савелий смотрел на экран, но изображение расплывалось: его обуревали такие сильные эмоции, что сердце бешено колотилось и готово было вырваться из груди. Как же все‑таки сурово с ним поступает судьба, лишившая его права общаться со своим ребенком и воспитывать его. Видя, как сильно подрос Савушка, он никак не мог смириться с тем, что становление сына как личности происходит без участия отца.
Как же хочется плюнуть на все и мотануть в Нью–Йорк, чтобы прижать сына к груди, ощутить его тепло и ласку. Однако это было желание Савелия Говоркова, рожденное естественными отцовскими чувствами, а Бешеный, в свою очередь, прекрасно сознавал, что стоит ему "ожить", как враги немедленно откроют сезон охоты на него, а значит, под угрозой могут оказаться и его близкие.
Немного успокоившись, Савелий вновь включил запись. Интересно, кто учит Савушку искусству рукопашного боя? Может, он впитал эти знания с его генами? И оператор, словно подслушав мысли Савелия, показал маленького Савушку
в каком‑то просторном помещении, посреди которого лежал татами. Оператор и здесь умудрился отыскать возможность зафиксировать тренировку его сына с незнакомым пожилым мужчиной восточного типа.
По тому, как тот двигался, Савелий сразу определил, что тренер прекрасно владеет своим телом, а по тому, как он сам проводил приемы на спарринг–партнере, в нем угадывался опыт настоящего профессионального мастера по рукопашной борьбе.
"Какой странный стиль, - подумал Савелий, - вроде и знакомый, вроде и нет…"
Но посмотрев немного, вспомнил, что этот давно забытый стиль ему показывал Учитель, после того как Савелий прошел обряд посвящения. Вспомнил и то, что некоторыми элементами этого стиля владел и Марсель, близкий человек Гиза, араб по происхождению, Сейф–уль–Ислам Хамид эд–Дин, с которым ему удалось не без серьезных усилий расправиться на Кавказе.
"Да, очень интересный человек!" - подумал Савелий и порадовался, что у сына такой тренер.
Все встало на свои места, когда в зале появилась Джулия. Савелий вспомнил, как она расправилась в свое время с криминальными хохлами, и понял, что Сэнсэй, обучавший Савушку, тренер самой Джулии.
Она была одета в спортивное кимоно и явно пришла тренироваться. По принятому обычаю Джулия, сложив по–особому руки на груди, приветствовала учителя, обратившись к нему по имени - Токугава Кадзу. До этого Савелий слышал, как его называли Грейт.
После того как камера внесла Бешеного в стремительный мир тренировок жены и сына, он долго сидел, пытаясь осмыслить увиденное. И главное,
что понял: они находятся в хороших руках и на правильном пути.
Савелий был настолько восхищен и горд необычайными успехами сына, что решил посмотреть кассету вместе с Широши. Появилось желание поделиться с кем‑нибудь своими ощущениями. Казалось, что и Широши, посмотрев кассету с Говорковым–младшим, отвлекся от своих тревожных мыслей.
Именно в эти минуты радости, удовольствия и покоя в Москве террористы взяли в заложники зрителей мюзикла "Норд–Ост"…
Глава 9
Знак Сатаны
Пока Рокотов со своей командой и с командой Ростовского пытается отыскать хоть какой‑то след неуловимых убийц, посмотрим, как живется изобретателю Иннокентию Водоплясову…
Можете ли вы себе представить, что человек, по пьянке потерявший обе ноги, снимающий жилье у чужих людей, неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, не только разбогатеет и перестанет испытывать не прекращающуюся нужду, но еще будет окружен постоянным вниманием и трогательной заботой собственных слуг? Более того, у него появится возможность получить лабораторию, где он сможет спокойно заниматься любимым делом, не думая о хлебе насущном?
Наверняка любой ответит, что такое возможно только в сказках. Именно так ощущал себя Иннокентий Водоплясов, после того как на его письмо Президенту России отозвался некто, назвавшийся Аристархом Молокановым.
При его первом появлении на пороге жилища Иннокентий испытал странное чувство. Если перевести на обыкновенный и повседневный человеческий язык, создавалось впечатление, что ему лапшу на уши вешали. Молоканов, представившийся сотрудником неких секретных государственных
спецслужб, не внушал своим видом никакого доверия.
Приехал он без всякого предупреждения, а потому застал Водоплясова в постели. Дверь открыла хозяйка квартиры. Услышав, откуда гость, сделала вид, что такие, как он, сюда пачками приходят, нарочито сухо попросила обождать, пока она доложит "товарищу Водоплясову".
Войдя к нему в комнату, хозяйка, с трудом сдерживая эмоции, прошептала:
Кеша, к тебе какая‑то шишка из самой Москвы!
Какая еще шишка? - Водоплясов подумал, что женщина с ним шутит.
Он назвался, но я не очень разбираюсь во всех этих органах. - Она виновато скривила губы. - Важно говорит, а одет… так себе. - Она укоризненно покачала головой. - Что ему сказать‑то? Может, помочь тебе одеться?
Вот еще! Приехал нежданно–негаданно, без предупреждения, и что, мы теперь должны по стойке "смирно" тянуться? Хрен угадал! - довольно громко бросил Иннокентий.
Хозяйка испуганно взглянула в сторону двери: не услышал бы гость‑то… Мало ли кем он служит…
Так что, пусть заходит сюда?
Зови!
Женщина вышла в прихожую и виновато проговорила Молоканову:
Извините, но Ке… Иннокентий не очень хорошо себя чувствует, так что не обессудьте, лежит в кровати, - ее глаза смотрели почти умоляюще.