В контексте мифомоделирования также интересно рассмотреть воздействие на символы и образы, а также базовые мифологемы индивида. Изменение символов, архетипов и образов человека вызывает изменение связанных с ними ценностей, установок и способов жизни, а также позволяет воздействовать на субличности человека. При этом чем более символы сакральны, тем труднее их разрушить и деформировать, и тем более сильную они создают защиту от манипуляций и психическую устойчивость. Потому во времена всех революций и реформаций огромное влияние уделялось разрушению старых символов и утверждению новых. И именно поэтому основная задача мифомоделирования – не просто формирование системы мировосприятия, но и наделение ее сакральным смыслом.
Роль знаковых систем в мифомоделировании
Язык
Важнейшей знаковой системой, определяющей сознание человека, является язык, слово. Если говорить точнее, речь формирует не только сознание, но и быт, культуру, и, что особенно важно, бессознательные процессы. Еще Жак Лаккан выдвинул концепцию, что бессознательное структурируется, как язык, что было подтверждено в дальнейшем развитием системы нейролингвистического программирования.
Европейская культура зародилась как культура текста, что неизбежно влекло развитие искусства расшифровки и интерпретации, герменевтики. Изначально герменевтика зародилась в античности как способ работы с древними текстами, и вскоре была взята на вооружение сектой герметистов Гермеса Трисмегиста, основателя алхимии, результатом чего стало невозможным понимание алхимических текстов без специальной системы ключей, доступных посвященным. Позднее герменевтика легла в основу толкования Священного Писания, а затем, в Новое Время, стала способом расшифровки и интерпретации любого текста. Для нас важно то, что герменевтика занимается разработкой ключей, позволяющих как расшифровать, так и закодировать информацию, и, что особенно важно, придать ей новые смыслы. Из этого вытекает одно из важнейших свойств европейской культуры – имеет значение не сама информация, а ее интерпретация, сама же информация изначально является инструментом манипуляции.
В технологиях НЛП существует сходное понятие – рефрейминг, или смена рамки, контекста. Рефрейминг применяется как в психотерапевтических, так и в переговорных процессах. Например, рассмотрим простейший пример психотерапевтического рефрейминга в буквальном его понимании: вспомнив травмирующее переживание, можно диссоциироваться от него, а затем поместить его в рамку, как изображение на картине. Можно представить, как картина покрывается пылью, а поверх изображения, на стекле, идет трещина. Можно представить, как картину накрывают полотном и уносят. И можно отследить, как меняется отношение к этому переживанию. Тот же принцип используется в переговорных процессах – информация может ставиться в контекст, предопределяющий иное отношение к ней. Искусство интерпретации контекста и есть искусство рефрейминга. Подвергать рефреймингу можно не только информацию, но и социально-ролевые стереотипы: модель "студент-преподаватель" можно изменить на модель "разговор с уставшим пожилым человеком", модель "начальник-подчиненный" можно заменить на "разговор мужика с мужиком" или "общение интеллигентных людей" и т.д.
Огромное значение имеет рефрейминг в манипуляции смыслами. Например, по свидетельству Кара-Мурзы, во время вьетнамской войны для американских СМИ был разработан специальный язык, описывающий явления альтернативными способами: так, сама война называлась "умиротворением", атака – "ответной реакцией", наступление – "операцией", лагерь военнопленных – "стратегическим поселением". Стоит ли говорить, что подобные манипуляции смыслами присутствуют во всех рекламных и политических сообщениях?
Как знаковая система язык на бессознательном уровне формирует отношение человека к реальности и его место в ней. Например, наша фраза "у меня есть вещь" или "у меня есть собака" не имеет прямого перевода на европейские языки. То, что в европейских языках выражено в категории "иметь", в русском языке выражено категорией совместного бытия, что предопределило принципиально разное отношение к собственности в России и Европе. Другой пример – отношение к ответственности за процесс. В английском языке нет, например, таких слов, как "подумалось", "приглянулось" – только конкретные логические связки, определяющие ответственного за процесс: "я подумал", "я выбрал". Даже естественная для нас фраза "мне нравится" заменяется фразой "I like it", определяющая принципиально разное отношение к процессу. Есть ли резон удивляться, что относительно Европы Россия идет "своим путем"?
Одной из важнейших функций языка является интеграция культурно-бытового и исторического опыта. Однокоренные слова определяют связки ассоциаций, уходящие корнями в глубины исторической памяти. Поэтому во всех глобальных программах манипуляции сознанием огромное значение имеет замещение "туземного" языка языком "правильным". Это хорошо видно при анализе эпохальных исторических событий: так, при разрушении архаического сознания в Европе в эпоху Возрождения начинают активно создаваться новые "научные языки", не менее активно они создаются во время французской буржуазной революции; тогда же начинают формироваться "новоязы". Прекрасные примеры формирования "новоязов" и замещение родного языка "правильным" (зачастую иностранным) в отечественной истории дают петровские реформы, революция, перестройка.
В развитии родного, "туземного" языка важно то, что он формируется в результате живого общения индивидов, на основе хоть и абстрактного, но "здравого смысла". Под "правильным" языком понимается тот язык, которым говорит диктор на телевидении. Здесь важно не только то, что информация излагается в одностороннем порядке, то есть человек привыкает к роли слушателя и "воспринимающего элемента", но и то, что диктором излагается только та информация, которая оплачена рекламодателем или выгодна правящим кругам. Соответственно, человек изначально становится объектом манипуляции, и отход от туземного языка в сторону "правильного" одновременно является отходом от здравого смысла – человек начинает мыслить схемами, выгодными манипуляторам. Такое общество С.Г. Кара-Мурза называет "обществом спектакля", в котором язык предназначен для зрителя, созерцающего сцену.
В формировании "правильного" языка большое значение имеет замена традиционных слов иностранными терминами. Это вырывает слова из их исторического контекста и лишает их традиционных ассоциаций – так, слово "брокер" не имеет того ассоциативного подтекста, который несет традиционное слово "делец", точно также как слово "киллер" не несет тех ассоциаций, которые связаны со словом "убийца". Соответственно, подмена слов и понятий является важным условием и средством манипуляции сознанием. Кто сейчас знает, что означает знакомое всем слово "ваучер"? И кто в эпоху перестройки твердо знал, что с этими ваучерами делать?
Особое значение имеет создание абстрактных слов и понятий, не имеющих корней, таких как "плюрализм", "прогресс", "аллегория". Важно не только то, что эти слова могут иметь предельно расплывчатый смысл, но и то, что они имеют претензию на научность и придают даже банальным фразам наукообразность и видимость смысла. Существует расхожий анекдот: Решили два молодых аспиранта диссертацию написать. Выбрали себе темы и приступили. Зашел к одному из них в гости знакомый профессор. Увидел молодого человека за работой, порадовался, да и заинтересовался: "Какая же у тебя тема?". "Ну, тема простая: "Чем дальше в лес, тем больше дров"". "Да кто ж так тему-то формулирует! Надо по-научному, посолиднее. К примеру, "О нарастании топливных ресурсов по мере продвижения вглубь лесного массива". "Ух ты!" – обрадовался аспирант, и так и сделал. На следующий день встречает он своего друга и спрашивает: "Ты как работу свою назвал?" "О роли музыкальных инструментов в жизни домашних животных", – с гордостью отвечает друг. "Сам придумал или профессор подсказал?" "Конечно профессор подсказал". "А как до этого-то было?" "До этого? "А нафига козе баян?"".
Сходной функцией обладают аббревиатуры, лишающие слова старых ассоциаций и наделяющие их новым смыслом и новым ассоциативно-символьным значением. Так, ВЧК просуществовало недолго, но слово "чекист" живет до сих пор.
Числа
Другая важная знаковая система – числа. Ее коварность в том, что числа кажутся максимально объективными, холодными и беспристрастными. Поэтому числа убеждают. Числа обезоруживают – нельзя спорить с числами, не имея других чисел. Убедителен один вид числа – если приведены числовые данные, значит, аргументы весомые и взяты не абы откуда. При этом, откуда взялись сами числа, как правило остается в тени.
Итак, первое свойство чисел – их суггестивное воздействие. И чем больше число, тем сильнее воздействие. Здесь включается два механизма: во-первых, большие числа трудно поддаются образному восприятию и осмыслению, поэтому в них проще поверить, чем переработать их; во-вторых, когда речь идет о числах большого порядка, срабатывает подсознательная установка "нельзя же ТАК врать…". Этот принцип широко применялся, в частности, в пропаганде Геббельса, отметившего, что чем наглее и откровеннее ложь, тем сильнее она действует.
Также усложнение чисел и формул увеличивает суггестивное воздействие за счет того, что затрудняется их интеллектуальный анализ, и, что особенно важно, уменьшает стремление к анализу. Да и зачем вникать в эти цифры, не с потолка же они взяты? Проще просто поверить. В результате чего у человека постепенно отключается (а затем и атрофируется) способность к самостоятельному мышлению.
То же самое относится к всевозможным формулам, таблицам, расчетам, статистическим данным. Они не только убедительны, но и имеют статус научности, а с авторитетом науки не поспоришь. Они могут убеждать, пугать, восхищать, но реже всего они будут проверяться.
Кроме того, даже при определенной достоверности чисел может быть совершенно не ясен критерий их анализа. Так, даже если числа будут проверены, их интерпретация позволит придать этим данным любой нужный смысл. Тем более часто не ясно, что вообще является объектом и критерием расчета. Этот принцип широко используется в рекламе: "с новыми "памперсами" попки стали на 40% здоровее", или "с новой Shauma волосы стали на 30% сильнее".
Другой аспект манипуляции числами имеет более глубокую, в какой-то степени духовно-нравственную проблематику. Как знаковая система числа претендуют на универсальность – все можно рассчитать и измерить. В результате объекты перестают иметь ценность, получая вместо нее цену. В итоге для человека становятся значимы только числовые значения, а значит, он становится более программируемым.
Воздействие на мышление
Манипуляцию сознанием можно определить как воздействие на систему мыслительных процессов, поэтому огромное значение имеет сам способ мышления индивида, на которого воздействие направлено. Европейская культура выработала строгий рациональный способ мышления, предлагающий четкую систему алгоритмов обработки и осмысления информации. Казалось бы, чем более мышление рационально, тем более оно должно быть защищено от воздействия манипуляций, однако, это очередная ловушка.
Рациональное мышление характерно стандартизацией и шаблонностью мыслительных схем и алгоритмов, а значит, их предсказуемостью. Отличительная черта логики, основного инструмента рационального мышления, в том, что она транслируема – ее можно передать как систему от одного индивида к другому, на чем, собственно, строится вся современная система образования. Само же образование характерно тем, что люди учатся думать правильно, то есть – одинаково, используя одинаковые системы выработки суждений. Давно отмечается, что такой способ мышления не является врожденным – напротив, он противостоит природному, архаичному типу мышления, которое во многом иррационально.
Архаическое мышление трудно предугадать, поскольку оно во многом интуитивно и связано с природным регистром сознания. Оно опирается на систему мифов и образов, которые, переплетаясь с повседневной реальностью, создают то, что называется "здравым смыслом", которым и руководствуется человек. Такой "здравый смысл" ориентируется на насущные потребности человека, а не на общепринятые мыслительные шаблоны, а потому не всегда очевиден. Иногда кажется, что в нем преобладают ригидность и мракобесие из-за традиционных запретов и табу, кажущихся бессмысленными. Однако, табу выполняют защитную функцию и имеют в своей основе все тот же здравый смысл. Например, в Ливане долгое время традиционно не проводилось никаких переписей населения – казалось бы, абсолютно регрессивный фактор и свидетельство глубинной отсталости. Однако, социальная стабильность Ливана держится на видимом равновесии религиозных группировок, и точная перепись могла это равновесие разрушить, последствия чего абсолютно непредсказуемы.
Рациональное мышление противостоит архаичному, стремясь разрушить все устоявшиеся запреты, ограничения и табу, что проявляется в нигилизме. Исторически всплески нигилизма совпадали с периодами интенсивного буржуазного развития и формирования "гражданского общества" западного образца, суть которого сформулировал Гоббс в 17 веке: война всех против всех, которая выражается в свободной конкуренции. Однако, кроме свободной конкуренции есть и другое проявление – разрушение традиционных связей внутри общества и системы ценностей. Не затрагивая моральные вопросы о том, что для человека не остается ничего святого, обратим внимание на то, что с разрушением традиционной системы символов и верований рушатся защитные механизмы психики, которые обуславливают внутреннюю стабильность и равновесие. В результате с развитием "гражданского общества", свободомыслия и рационализма развиваются и глубинные, экзистенциальные проблемы – проблемы смысла жизни, смерти, свободы, одиночества и тщетности бытия в таких масштабах, которые немыслимы для сознания архаичного, в которое ответы на эти вопросы заложены изначально. Как результат, человек становится менее устойчив и более подвержен манипуляциям.
Подверженность манипуляциям обуславливает и сама структура рационального мышления: логические структуры могут быть изменены и интерпретированы как угодно, однако, при сохранении кажущейся логичности, манипуляция будет восприниматься как плод собственного здравого рассуждения. То, что вопрос логичности является исключительно вопросом интерпретации, заметили еще софисты, любившие придавать логичность совершенно бессмысленным вещам. Например, стакан наполовину наполнен водой. Он полуполон или полупуст? Логичный вывод – полуполное равно полупустому. Значит, полное равно пустому.
С другой стороны, любая логическая структура логична в рамках определенной системы координат. При этом, сама система координат часто остается "за кадром", как нечто само собой разумеющееся. Манипуляция может осуществляться путем замены одной системы координат на другую, и изменение системы координат часто даже не будет заметно. Одним из проявлений этого является система двойных стандартов – если при развале ГДР бывшего президента отдали под суд за то, что во время его правления пограничники стреляли в тех, кто пытается незаконно пересечь границу, то ни одного президента США в этом никто пока что не обвинил. В обоих случаях все логично.
Для увеличения видимости логичности используется коррегентность – совместимость логических звеньев и соизмеримость понятий разных логических структур, отсутствие разрывов и провалов в логике. Так создается модель той картины, которую должен воспринимать объект манипуляции с видимостью полноты и взаимосвязанности процессов – а точнее, внушенных установок. На этом строятся системы аргументаций. Кара-Мурза приводит такой пример: в ноябре 20сюг. российские СМИ муссировали патриотическую новость о том, как два русских истребителя облетели американский авианосец, "взломав его систему защиты" и сфотографировали его, что "в боевых условиях приравнивается к уничтожению корабля". Тут же упоминается, что "мировым законодательным стандартам такие облеты не противоречат и в мировой практике не редки". Тогда какую реакцию наши истребители ожидали от американцев? Американцы должны были сбить истребители, вопреки "мировой практике и международным стандартам"? Или они тоже сфотографировали истребители? Значит ли это, что истребители уничтожены? Значит ли это, что истребители смогли бы облететь авианосец в реальной боевой ситуации? И зачем им вообще его облетать, если ракеты с воздуха по кораблям выпускаются за десятки километров, практически из-за горизонта?
Кроме того, любая "логичность" может быть внушена путем частого повторения, на чем строятся многие принципы пропаганды. Все это обуславливает "мозаичность" мышления, его раздробленность на отдельные фрагменты при их видимой связанности, но не дающие целостной ориентации в общей картине реальности. Для того, чтобы эта раздробленность не была заметной, нужно затормозить собственные мыслительные процессы индивида, увеличив количество внешних раздражителей и шумовой фон – потому люди должны быть привязаны и привычны к постоянному присутствию радио, телевизора, прочих шумовых факторов. Живущее в потоке такой культуры общество иногда называется "демократия шума".
В результате осуществляется переход от реалистического сознания к аутистическому – человек начинает жить в мире внушенных воображаемых моделей. Само по себе аутистическое мышление также необходимо, как реалистическое. Их баланс определяет устойчивость личности. Реалистическое мышление создает объективное представление действительности, аутистическое – создает приятное и желаемое представление о действительности. В малых дозах аутистическое мышление дает стимулирующий эффект, подталкивает к достижению целей; в больших же дозах оно становится достаточным и заменяет достижение целей. Усиление аутистической компоненты возбуждает воображение, подавляет реалистическое мышление, позволяет приглушить чувство ответственности и обострить до предела какое-либо стремление, опирающееся на воображаемую действительность. Так в годы перестройки многие россияне, не имея никакого даже логического обоснования, несли свои деньги в АО "МММ", или искренне верили в идею "возвращения в общий европейский дом", как будто в Европе нас кто-нибудь ждал.
Другим аспектом манипуляций является ассоциативное мышление. Ассоциация и метафора зачаровывает мышление и направляет его в нужное русло, снимая заслоны сознательного контроля. Метафора – это интерпретация, действующая в обход сознания за счет отсутствия логической компоненты. По словам Кара-Мурзы, метафора не убеждает, а обольщает, но человек воспринимает соблазнительное за убедительное. Метафоры предопределяют отношение к объекту: например, определение "деревянный рубль" четко определило отношение к национальной валюте.