- А я ничего не могу с собой поделать. Пойми - я одна на свете...
- Ты вовсе не одна, - сказал он и положил руку мне на плечо. - Я рядом.
- Спасибо. Очень мило...
Он отвел меня обратно к кушетке.
- Еще бокальчик шампанского?
Я сделала глоток и вдруг почувствовала, что мне неприятно пить.
Возбуждение кончилось. Настроение стремительно падало.
Я поставила бокал на столик для коктейлей - вокруг стеклянной ножки возник крохотный влажный кружок на полированной поверхности. Я уставилась на него. Прежде я немедленно вытерла бы столик и поставила бокалы на серебряный поднос, специально купленный Уолтером для этих целей - он терпеть не мог винных и алкогольных пятен на тщательно подобранной им старинной мебели.
А сейчас мне было наплевать.
- Думаю, что мне пора спать, - заявила я.
- Еще не вечер! - запротестовал Гай.
- Я устала, как собака, - сказала я. - День был безумно длинным.
Бесконечным. Утром я была в Мексике, в суде - он начинался в восемь тридцать. К одиннадцати я уже сидела в самолете. Потом... За два дня ни минуты отдыха.
- Что ты сделала с обручальным кольцом? - неожиданно спросил он.
- Ничего. Ношу... - и я протянула руку. На пальце поблескивало кольцо.
- Это нехорошо. Тебе надо от него избавиться.
- Почему?
- Дурная примета. Ты не почувствуешь себя свободной, пока не избавишься от него, - он щелкнул пальцами. - Придумал! В Рено, напротив суда, есть небольшой мост. Когда женщины выходят после развода, они идут на мост и бросают кольца в реку. И мы поступили так же.
- Но мы не в Рено, - сказала я с остатками пьяной рассудительности.
- Не имеет значения - я знаю подходящее место. Только надень пальто.
Через несколько минут мы уже спустились и ловили такси.
- Озеро в Центральном парке, - сказал Гай таксисту, забираясь в машину. - Причал рядом с лодочной станцией.
- Вы не сумасшедший, мистер? - спросил таксист. - По ночам они там не дают лодки.
- Вези, мой добрый возничий! - патетически воскликнул Гай и с видом лорда неопределенно помахал в воздухе рукой. Он откинулся на сиденье, когда таксист с места набрал скорость, описал большую дугу и въехал на территорию Парка со стороны авеню Америкас. Сунул руку в карман, достал еще один косячок и тут же прикурил. Выдохнул дым и удовлетворенно затих.
Но в этот момент таксист внезапно притормозил и оглянулся на нас без всякой улыбки.
- Вы бы лучше прекратили курить, мистер, - сказал он. - Вы что, хотите, чтобы нас замели?
Гай расплылся в улыбке, протянул самокрутку шоферу и сказал с нетрезвым радушием:
- Расслабься, парень... прибалдей... Получай свой кайф от жизни.
Шофер послушно взял косячок, сделал лару основательных затяжек и вернул Гаю.
- Неплохая травка, мистер. Неужели тут достали?
- Привез лично сам из Калифорнии на прошлой неделе. Разве здесь достанешь такое отличное дерьмо? - и он сунул косячок мне. - Дерни и ты, беби.
Я затянулась. Снова стало легче. Уолтер никогда не одобрял курение всевозможных травок, разве что иногда, когда мы оставались совсем одни. Но мне никогда не удавалось забалдеть сильнее, чем ему с помощью виски.
Машина остановилась, и шофер сказал:
- Вот мы и приехали, мистер.
- Не выключай счетчик, - приказал Гай, открывая дверь. - Мы вернемся через минуту, не больше, - и дал ему остатки косячка. - На, - сокращает ожидание. Мы - туда и обратно...
Таксист одной т"укой взял бычок, а в другой я заметила у него монтировку - видимо, он поднял ее с полу кабины.
- Ладно, идите. И да поможет Господь легавому или ненормальному, если они сунутся ко мне.
Мы прошли по дорожке к пристани и, выйдя на дос-чатый помост, облокотились на перила, глядя на воду. Было совершенно тихо - ни ветерка, вода лежала неподвижно - ни морщинки, ничего...
- Сними кольцо, - скомандовал Гай. Оно не слезало-Видимо, отекли пальцы. Я посмотрела беспомощно на Гая.
- Что же теперь делать?
- Предоставь мне! - изрек он, приложил руки ладонями ко рту и закричал шоферу:
- Эй, у тебя есть напильник? Шофер тут же закричал в ответ:
- Вы полагаете, что у меня кузнечная - мастерская на колесах, а не такси?
Гай торжественно объявил мне:
- Такси нынче уже не те, что бывали o" старые времена!
Он взял мою руку и повел в темноту. Мы спустились с причала, прошли по мокрой, пружинистой траве к самой воде, и он приказал:
- Опусти руку в воду.
Я присела, вытянула руку, но дотянуться до воды н^ смогла и посмотрела на него растерянно.
- Никак не дотянусь, - сказала я, словно просила прощения - и все это совершенно серьезно.
- Дай мне вторую руку, я подержу тебя! - распорядился он с той же серьезностью.
Я подчинилась. Он крепко ухватил меня за руку, и я наклонилась к воде.
- О'кей? - спросил он.
- О'кей, - деловито ответила я и почувствовала, что вода такая холодная, что пальцы начали неметь. - Вода просто замораживает.
- Великолепно! Именно то, что нужно! - заявил он и отпустил мою руку...
У берега было неглубоко, и когда я выпрямилась, вода почти достигала колен. Я ужасно замерзла, промокла и чувствовала себя более чем неуютно.
Он протянул мне руку, я ухватилась за нее и выбралась на берег.
Весь обратный путь к машине он виновато извинялся. А я была так зла, что даже не могла слова сказать.
Таксист уставился на нас, и когда Гай открыл дверцу, сказал:
- В таком виде я вас в машину не впущу.
- Тут у меня есть десять долларов сверх счетчика, - сообщил ему Гай.
- А еще косячок найдется с калифорнийской травкой?
- Найдется.
- Тогда десять баксов и травка, - сказал таксист.
- О'кей!
Мы наконец влезли в машину и с ревом мотора покинули лодочную станцию.
- Нам надо поскорее уезжать, - пояснил шофер. - Если вас тут засекут, то потащат в участок за купание в озере.
Гай снял пиджак и набросил мне на плечи. И тут я увидела, что обручальное кольцо все еще на моем пальце, и на меня буквально накатил приступ нелепого смеха. Я хохотала так, что слезы покатились из глаз.
Гай не понимал ничего.
- Не вижу причин для веселья, - буркнуд он" - Ты можешь схватить воспаление легких.
Его тон и то, что он сказал, только подлил" масла в огонь моего истерического смеха.
- Мы... вы... ведь собирались бросить в воду обручальное кольцо, а вовсе не меня!
Дома я сразу же поднялась в спальню, сбросила мокрую одежду и спустилась вниз, закутанная в тяжелый теплый махровый купальный халат. Он сидел на краешке кушетки. Завидев меня, поднялся и обеспокоенно спросил:
- Как ты - все в порядке?
- Прекрасно! - ответила я и посмотрела на бар. - Сандвичи остались?
Купание всегда возбуждает во мне дикий аппетит.
- Осталось более чем достаточно. Я приготовлю кофе.
Мы оба заметно протрезвели.
- Я ужасно виноват, - сказал он наконец.
- Не суетись, - ответила я. - Последних два часа я наслаждалась каждой минутой, ей-Богу! Если бы ты не пришел, я б, наверное, провела ночь в тоске и мрачных мыслях, без сна, испытывая жалость к самой себе, что всегда отвратительно.
- Вот и хорошо, - улыбнулся он и стал пить кофе. Сделав несколько глотков, задумчиво посмотрел на меня.
- О чем ты думаешь? - спросила я.
- О тебе. О том, как все должно теперь измениться.
Я напряглась и молча ждала продолжения.
- Изменения в твоей жизни неизбежны. Надеюсь, ты и сама отдаешь себе в этом отчет?
- Догадываюсь - так будет точнее. Но не совсем представляю, в чем они выразятся.
- Для начала, и это первое, - ты уже не миссис Уолтер Торнтон - отныне и вовеки. И это сразу же многое меняет. Двери уже не будут открываться перед тобой так легко.
Я кивнула.
- Я до известной степени готова к этому. Я частенько думала: люди принимают меня и идут навстречу мне потому, что я им интересна или же только видят во мне жену Уолтера Торнтона?
- Скорее всего, и потому и поэтому, - сказал он дипломатично. - Но не забывай, что хорошо относиться к жене Торнтона в нашем кругу еще и выгодно.
- Но я та же самая, ничего во мне не изменилось, - неуверенно сказала я. - И у меня остались все те способности, которые все видели, когда я была его женой.
- Согласен.
- Ты что-то пытаешься мне сказать и юлишь. Говори.
Он не ответил.
И тут в глубине сознания стала смутно вырисовы-ваться одна мысль. Я интуитивно почувствовала, что мысль эта не так уж и далека от истины. Но я не сразу спросила его - так ли это.
- Фэннон по-прежнему считает мою пьесу интересной. Насколько мне известно, он приобретает на нее права, - сказала я очень осторожно.
- Да, он по-прежнему считает твою пьесу интересной, но он не собирается приобретать на нее права до тех пор, пока не увидит переработанный вариант.
Я молча обдумывала услышанное - в начале этой недели Фэннон крутился вокруг меня и чуть ли не силой пытался всучить мне чек. Так, значит, за один день буквально все изменилось. О разводе он мог прочитать в утренних газетах - они успели с информацией...
- Получается, что он считал - именно Уолтер будет переписывать пьесу за меня? - спросила я.
- Не совсем так, конечно, но... Скорее всего, он полагал, что Уолтер всегда окажется рядом в случае, если что-то нужно будет основательно переделать.
Я почувствовала, как во мне поднимается возмущение.
- Вот же дерьмо! Теперь он не получит ньесу, даже если всерьез захочет.
- Ты дослушай меня, дослушай, потому что я твой друг и я тебя искренне люблю. И кроме того, я верю в тебя - так уж получилось, да. Итак, урок номер один. Фэннон на сегодня лучший театральный продюсер в городе, и если он все же захочет получить твою пьесу, ты отдашь ее.
- Он грязный, сальный старикашка! Каждый раз, когда я с ним разговариваю, он раздевает меня глазами, и так, что я чувствую себя вываленной в грязи!
- А это уже урок номер два. Ты занялась делом, которым заправляют сальные, грязные старикашки и гомики. И с ними придется уживаться.
- Может быть, есть кто-то, кто находится между этими двумя малопривлекательными группами дельцов от искусства? - спросила я.
- Между ними находится тихий городишко Порт-Клер.
- Спасибо, знаю.
- Тогда ты должна понять и то, о чем я тебе толкую. Нью-Йорк - Великий Город! Бо-оль-шой И если ты добилась чего-то здесь, это означает, что ты добилась успеха во всем мире!
- Я начинаю бояться! - хихикнула я. - Хотя, если говорить откровенно, я понимаю, что Уолтер умудрялся каким-то образом делать так, что асе, вроде, казалось легким и простым.
Он взял меня за руку.
- А вот бояться не надо. Ты отлично справишься. У тебя есть талант.
Тебе нужно только научиться бороться.
- Если бы я знала - как, - сказала я. - Мне никогда раньше не приходилось делать это. Я ведь прямо из родительского дома попала в налаженный дом Уолтера. Маленькой девочкой... А он не хотел, чтобы я выросла.
- Ну, в этом всегда заключалась одна из стоящих перед Уолтером проблем, - заметил Гай. - Он вечно пытается переписать жизнь так, как он переписывает свои пьесы, если ему что-то не понравилось. Но в реальной жизни многое от него ускользало, и он никак не мог понять, что же происходит и почему. Именно так. А ты выросла, несмотря ни на что.
Правильно я говорю?
- Сейчас я вовсе не так уверена, что выросла.
- Во всяком случае, я так считаю! - провозгласил он и поднялся на ноги. - Уже три часа утра. Пожалуй, пора дать тебе немного поспать.
Я проводила его до двери.
- Приходи ко мне в офис во вторник, в десять утра. Мы поработаем над пьесой, И я угощу тебя ленчем.
- Спасибо, Гай, но не надо угощать меня ленчем - наверное, у тебя есть дела поважнее.
- И урок номер три: когда режиссер или продюсер приглашает тебя на ленч, ты говоришь: "Да, сэр!".
- Да, сэр.
Он рассмеялся и поцеловал меня в щеку.
Я закрыла за ним дверь, вернулась в комнату, огляделась - необъяснимым образом она вдруг показалась мне совершенно незнакомой, чужой.
И вдруг я отчетливо поняла почему.
Я больше здесь не жила.
Глава 3
Автомашина отца стояла у самой двери, поэтому мне пришлось "становиться, не доезжая до поворота к нашему старому дому. Я выключила мотор, и в этот момент из дома вышел мой брат и быстро пошел к моей машине.
В первый момент трудно было даже поверить, что это Бобби. Он вымахал за шесть футов, да еще серо-голубая форма военно-воздушных сил делала его и выше ростом, и старше на вид, чем его двадцать лет.
Он обошел машину и открыл дверцу.
- Священная корова! - воскликнул он, перегнулся, заглянул в машину и так и впился глазами в отделанную деревом панель управления "ягуара" последней модели.
- Ты бы мог вначале сказать сестре "хэлло".
- Сестра, она всегда сестра. А новая машина - это радость без конца, - сказал он, целуя меня в обе щеки.
- Почему ты в форме? Или учебный центр военной подготовки студентов
перебазировался в наш дом? Вместе с тобой?
- Не-а! - ответил он. - Я зачислен в этот центр и уже заканчиваю подготовку. Кроме того, я подумал, что пока буду доучиваться в своем колледже, война может кончиться без меня. Тогда я решил - почему бы и нет?
И вот я подал рапорт. Словом, в понедельник я уезжаю на авиабазу в Сан-Антонио, - выпалил он одним духом.
- А что сказала мама? - спросила я.
- Ты же знаешь... - он скривился. - Скандалила и плакала.
- На этот раз я ее не осуждаю - она была права, - сказала я, вышла из машины и открыла багажник. Он достал мой небольшой чемодан.
- Ради всего святого, не начинай и ты! - взмолился он. - Мать выдала мне более чем достаточно.
Я захлопнула с силой багажник и пошла за ним по дорожке к дому.
- Нам нечего делать во Вьетнаме, - сказала я ему в спину. - У нас там нет никаких дел. Мы там ничего не забыли. Но до тех пор, пока наши медноголовые будут находить парней вроде тебя, война продолжится.
- Слушай, ты стала походить на всех этих нью-йорских комми.
- Не будь дерьмом, Бобби, ты же отлично знаешь, что я просто не хочу даже думать о том, что мой маленький брат поедет подставлять свою голову под выстрелы в эти идиотские джунгли.
- Вот о чем бы уж не стал беспокоиться" сестричка, - сказал он. - Президент утверждает, что к Рождеству все будет кончена, а мне еще корпеть в военной училище два года, так что скорее всего я упущу этот шанс в любом случае.
Он остановился перед крыльцом, оглянулся ва машину и сказал:
- А я не знал, что у тебя такая новая машина.
- Ей уже скоро год.
- А выглядит как новенькая.
- Не люблю да и не умею особенно ездить на машине в городе.
- Какие обводы... - вздохнул он. - Дорогая?
- Пять тысяч. Он свистнул-Твоя или Уолтера?
- Моя. Заплатила из своих собственных денег. Уолтер считает, что ничего, кроме кадиллака, не стоит покупать.
- Значит, она у тебя и останется?
- Конечно.
Он впервые с момента встречи посмотрел мне в глаза.
- Мне очень жаль, что у тебя так получилось - развод и все такое.
Уолтер мне нравился. Я выдержала его взгляд.
- Мне тоже нравился. Но у нас ничего не получилось. И развод оказался наилучшим выходом для нас обоих.
Он открыл передо мною дверь.
- Собираешься куда-нибудь вечером пойти? Я сразу же сообразила, к чему он клонит.
- Хочешь попросить машину?
- У меня сегодня несколько свиданий, что-то вроде отвальной.
Я отдала ему ключи.
- Только смотри, будь осторожен: машина - зверь.
Он ухмыльнулся, и на мгновение я узнала в нем маленького мальчика из нашего детства, которого всегда вспоминала.
- Спасибо, сестренка. Я поведу ее, словно коляску с младенцем.
Мать до окончания обеда помалкивала, во всяком случае, не взялась за меня всерьез. Но когда со стола все было убрано, она прошла вслед за мной на веранду.
Я закурила, и некоторое время она молчала. По лицу было видно, что она категорически не одобряет мое курение, но пока сдерживается.
- У тебя уже готова квартира? - наконец спросила она.
- Да. Перебираюсь в понедельник.
- Надеюсь, дом в безопасном месте, - я каждый день читаю в газетах о всяких кошмарных случаях.
- В безопасном.
- А швейцар есть?
- Нет. Дома со швейцарами для меня слишком дороги. Не могу позволить себе такую роскошь.
- Удивляюсь, что Уолтер позволил тебе.
- Мы развелись, и это все его теперь не касается.
- Я уверена, что он выделил бы тебе больше денег, если бы ты только прямо сказала ему об этом.
Вот теперь стало ясно, к чему она завела весь разговор.
- Почему бы тебе не спросить меня прямо и откровенно о том, что у тебя на уме, мать? Ты хочешь выяснить, сколько денег выделил мне Уолтер?
- Тебе не никакой необходимости сообщать мне об этом. Это не мое дело.
- А я не собираюсь скрывать. Он не выделил мне ничего.
- Ничего? - повторила мать, и в голосе ее отчетливо послышалось недоверие. - Как он смог поступить так с тобой? Мне кажется, что это просто ужасно!
- Это я так поступила. Я отказалась от его денег. Мне ничего не нужно от него.
- Но ты же говорила мне, какую солидную сумму он платит своей первой жене. Так почему же. ты не получила ничего?
- Я сказала - я ничего от него не хочу, мать!
- Но ты была его женой шесть лет! - запротестовала она. - Как же ты собираешься теперь жить?
- Я буду работать, мать. И у меня закончена пьеса, которую, вероятно, поставят. Кроме того, у меня приглашения на несколько ролей в разных обозрениях и шоу.
- А вдруг ничего не реализуется? Что ты будешь делать?
- У меня есть небольшие сбережения. Уолтер никогда не позволял мне тратить из моих денег ни пенса. Так что все так и лежит в банке.
Она молчала, ожидая продолжения.
- Ты бы хотела услышать, сколько?
- Тебе нет никакой необходимости сообщать мне и об этом, - повторила она свою фразу, но при этом поглядела на меня выжидательно. - Все это меня не...
- Я знаю, мать, что все это тебя не касается, - сказала я с неприкрытым сарказмом в голосе. - Но я скажу тебе тем не менее: у меня на сегодня одиннадцать тысяч долларов.
- Всего-навсего? Мне казалось, что ты получала семьсот пятьдесят долларов в неделю, пока шла пьеса, и ты была занята в ней. Что ты сделала со всеми этими деньгами?
- Большую часть съели налоги. У Уолтера самый высокий процент, а мы с ним не разделяли доходы. Кроме того, машина. Платья, Наконец, мебель в новой квартире.
- Может быть, тебе следовало бы продать машину. С моей точки зрения, в городе машина вообще не нужна. Особенно такая дорогая, как эта.
- Но она мне нравится, мать. Если бы не нравилась" я бы ее не купила.
- Я думаю, что было бы лучше, если бы ты советовалась со мной и отцом перед тем, как что-то сделать.
Я промолчала.
- Уолтер хороший человек и был тебе хорошим мужем. Ты не должна была покидать его.