- Друг, не гони. - Когда миновали Адмиралтейство, пассажир встрепенулся и указал на скопище машин напротив Медного Петра. - Давай тормознем, выпьем чего-нибудь. Съедим…
- Как скажешь. - Серега начал притормаживать и, включив поворотник, втиснулся между "шестисотым" и сияющей громадой "лендкрузера". Живым укором отечественному автомобилестроению.
Рядом на столетнем граните набережной белели столики уличной кафешки, а чуть поодаль невские волны качали плавучую дискотеку с языческим названием "Сварог". Впрочем, волны качали не только танцпол имени древнего бога, у самых ступеней спуска был пришвартован понтон, с которого гуляющие справляли малую, а если подопрет, и прочую нужду в мутные речные воды. Гремела музыка, вершился половой вопрос, а с пьедестала взирал на непотребство позеленевший Петр, сам весь в дерьме. Голубином.
Кафешка не впечатляла - десяток столиков и барная стойка, за которой неопрятная девица засыпала в обществе мента-охранника. Публика была разношерстной. Вкушали пиво разгоряченные джигиты, под гортанные монологи по сотовому швыряя в волны опустошенные стаканы. Парочка миньетчиц запивала гормоны апельсиновым соком, а между столиков бродил художник, предлагая портрет с натуры за пятнадцать минут. Но все предпочитали натуру без портрета и сразу.
- Не хочешь охотничьих колбасок? - Покосившись на Тормоза, пассажир удивленно покачал головой и принялся будить девицу за стойкой: - Пива, сока и фисташек.
Выбрали столик почище, убрали грязные стаканы и, опустившись на хлипкие, холодящие зад и душу стулья, предались молчанию - говорить было решительно не о чем. От воды густо тянуло сыростью, проходившие мимо суда разводили волну, а по соседству одному из черных поплохело, и, перегнувшись через парапет, он принялся давиться блевотиной. Быть может, на том самом месте, где некогда царь Петр "стоял и вдаль глядел"…
- Спасибо за сок. - Серега заметил, как художник, используя чей-то портрет в качестве ширмы, свистнул со стола недопитый стакан, и ему стало грустно. - Тебя куда, к дому?
- Друг, не гони лошадей. - Возвращаться Юре явно не хотелось, и, подмигнув, он указал на столик, где восстанавливали силы работницы орального фронта. - Хочешь, блядей снимем, я плачу.
- Поздно уже. - Брать женщину за деньги для молодого здорового мужика Прохоров считал унизительным. Покачав головой, он поднялся. - Может, все же домой?
- Бабки возьми. - Пассажир вытащил едва начатую пачку сторублевок и, отмусолив не глядя, облагодетельствовал Серегу. - Удачи, может, еще встретимся…
Бьют - беги, а дают - бери. Не ломаясь, Тормоз сунул деньги в карман и, уже запустив двигатель, усмехнулся - странная штука жизнь, наперед ничего не угадаешь. В самом деле, никто не знает, что его ждет. Едва Серега выкатился на Обводный, как увидел светлую "семерку" со спущенным задним левым, а рядом голосующую рыжую девицу, затянутую в джинсовый комбинезон. "Наездница, блин, даже колеса заменить не может. - Он включил поворотник и, повернув руль, начал сбрасывать скорость. - А машину муж рогатый вроде Юры-киллера на день рождения купил…" Благополучных дамочек Прохоров терпеть не мог - тот, кто не попробовал полыни, никогда не оценит вкуса меда.
- Балонник есть? - Включив ближний свет, он с важным видом вылез из машины и вразвалку направился к пострадавшей. - Ключ такой, болты крутить. - И с ухмылочкой Прохоров изобразил руками коловорот.
- Спасибо, что остановились. - Автолюбительница невесело улыбнулась, и на ее щеках обозначились ямочки. - Балонник-то есть, а вот запаске хана, тоже проколота. Достали меня сегодня резиноизделия, может, подкинете до какой-нибудь шиномонтажки?
Это в четыре-то часа ночи! Бросив на произвол судьбы нулевого "семака"! Да и где ее искать, круглосуточную мастерскую? Серега знал одну на Свердловской набережной, так не переть же через весь город ради незнакомой гражданки с проколотым скатом! Хотя с такой не грех и познакомиться. Ишь ты, как комбинезончик-то сидит, фигура, ничего не скажешь, классная. И волосы тоже, густые, волной…
- Шиномонтажники уже десятый сон видят. - Подойдя совсем близко, Тормоз уловил запахи леса, костра и подгоревших шашлыков и внезапно ощутил два желания сразу - наесться до отвалу мяса и завалиться спать с этой рыжеволосой амазонкой. В горле у него пересохло, и, почувствовав упругий дискомфорт в штанах, Серега сунул руку в карман: - Вам куда ехать-то?
- На Леню Голикова. - Голос у амазонки был низкий, с бархатными обертонами, грудь же, напротив, высокой, со смешными пуговками на месте сосков, и Прохоров сглотнул слюну:
- Да мы соседи почти. Доедете на моей запаске.
- А вы как же? - В глазах собеседницы зажглись огоньки любопытства, и она взглянула на Тормоза внимательно. Так смотрит дрессировщица тигров на подающего надежды воспитанника.
- Ерунда, доберусь, у меня камера есть, - Тормоз ничего не заметил в зеленых глазах собеседницы, он доставал запаску из багажника, - если что, перебортуюсь. Машина на скорости? Ручник затянут?
Пока, отдав болты и поддомкратив тачку, Прохоров менял колесо, рыжеволосая сидела рядом на корточках и помогала работе языком. Она поведала, что возвращается с Медного озера, куда частенько выбирается пообщаться с природой, а заодно побаловаться шашлыками. На обратном пути прокололась, опоздала к разводке мостов, а потом, едва выкатившись на Обводный, поймала что-то по новой.
- Хорошо, что не СПИД, - не очень-то изящно пошутил Тормоз и, убрав домкрат, принялся затягивать болты. - А что же вы на озеро-то в одиночку? Попутчиков, что ли, не нашлось?
- Я же отдыхать ездила. - Зеленоглазая недоуменно пожала плечами и, прикрыв рот ладонью, зевнула. - Чем ближе узнаешь людей, тем сильнее хочется одиночества. Или тянет к собакам, кого как. Кстати, видела сегодня лису. Вылитая дворняга, и совсем не прочь сожрать остатки шашлыка. Правда, досталось ей не много…
- Шашлык - это да. - Прохоров в который уже раз сглотнул слюну и закинул проколотое колесо в багажник. - Запаска у меня никакая, так что особо не гоните.
- Спасибо вам огромное. - Рыжеволосая крепко, по-мужски, пожала ему руку и вытащила записную книжку. - Куда колесо привезти?
- Я лучше сам заберу, - Серега вдруг представил ободранные Рысиком стены, пьяный батин храп на всю квартиру, и на него сразу навалилась усталость бессонной ночи, - все равно весь день в седле.
- Как скажете, спаситель. - Она вырвала из записной книжки лист и принялась уверенно водить ручкой. - Дом семнадцать, квартира пятьдесят два. Я завтра должна быть дома после шести, но на всякий случай позвоните, вот телефон.
Она улыбнулась на прощание, элегантно уселась за руль и так приняла с места, что сразу стало ясно - мотор на "семаке" стоял "шестерочный", в восемьдесят лошадей. Хрен догонишь…
"Все, домой, жрать и спать". Прохоров забрался в свою лохматку и, решив купить на ужин - или на завтрак? - пиццу, внезапно понял, что не знает даже имени рыжеволосой феи с Обводного. Хорош он завтра будет - будьте добры, позовите к телефону девушку с зелеными глазами, роскошной жопой и буферами такими стоячими, что эта самая девушка может потереться о них подбородком. Тьфу…
О том, что его просто могли продинамить, он даже не подумал.
Глава 4
"Еврокласс" Прохоров нашел без труда благодаря огромному многокрасочному указателю. Парковка оказалась удобной, но платной, и, свирепо покосившись на охранника, он направился к массивным дверям с надписью "Консультационный центр".
Сразу было видно, что российско-шведскую клинику строили шведы. Кровля из металлочерепицы, покрытой минеральным гранулятором, пластиковые, невиданной формы окна, облицовочные гранитные плиты, герметизированные на стыках чем-то похожим на замерзшее дерьмо. Европейский класс, новейшая технология… Внутри все также поражало великолепием. Натяжной потолок, мозаичный пол, зимний сад с хрустально журчащим фонтаном. Неслышно изливал прохладу сплит-кондиционер, плавали в аквариуме невиданные рыбы, и даже медха-лат дежурной красавицы имел особый, лазурно-голубой оттенок.
- Добрый день. - Улыбаясь так, будто собиралась отдаться, она взяла у Прохорова историю болезни, мгновенно просмотрела, кивнула: - Да, это по нашему профилю. Прошу вас, - с изяществом придвинула рекламный проспект и снова обворожительно улыбнулась, - как говорится, лучше один раз увидеть. Цены указаны на последней странице обложки.
Пока Тормоз листал буклет, голос дежурной заливался серебряным колокольчиком:
- Наша клиника существует уже пять лет и имеет свою собственную апробированную методику. Обычно вначале проводится первичная консультация - заочная, затем наши диагносты выезжают к больному, и только потом производится госпитализация и подготовка пациента к операции. У нас работают только лучшие специалисты, и благодаря новейшим технологиям мы достигли выдающихся результатов.
Судя по расценкам на обложке буклета, результаты действительно впечатляли. "Ни фига себе дерут!" При виде пятизначных цифр Серега помрачнел, присвистнул, и неожиданно черная, огненно-жгучая горечь переполнила его сердце. Он ощутил себя беспомощным неудачником, жалким недоумком, не способным ни позаботиться о своих близких, ни обеспечить самому себе достойное существование. От муки и стыда Тормоз застонал, закусил губу, и сразу же из преисподней его души выплеснулся фонтан клокочущей ненависти. К существующему порядку вещей, к устроителям этого порядка - мерзким харям с телевизионного экрана, убившим в Чечне Витьку и тем самым доконавшим мать… "Хрен вам, суки! - Ненависть уступила место бешеной, не знающей границ злобе, и, почувствовав себя словно в удалой уличной сшибке, Прохоров нехорошо ухмыльнулся. - Не ссы, лягуха, болото сухо… Прорвемся".
У амбразуры, украшенной надписью "Касса", он лишился почти всей имевшейся наличности и, получив взамен чек, на котором значилось: "Спасибо за покупку", двинулся за первичной консультацией. Проводил ее, судя по табличке на двери, доктор наук Бобров - холеный, статный, с благообразной внешностью сельского батюшки.
- Сюда, пожалуйста. - Зашуршав халатом, он приподнялся и указал рукой на кресло, затем внимательно рассмотрел чек, мельком глянул на Серегу и уткнулся в историю болезни. - Так-так, заочно говорить, конечно, трудно, но, думается, в данном случае прогноз благоприятный.
Не заметив никакой реакции на лице собеседника, он нахмурился и запустил демонстрационную программу.
- Прогноз действительно благоприятный - фетальная хирургия способна творить чудеса. Вот, пожалуйста, посмотрите, как это делается. Посредством ядерно-магнитного резонанса определяется поврежденный участок мозга, и в него вводятся замороженные клетки эмбриона-донора. Ведь чем принципиально отличается голова, скажем, от колена? - Доктор Бобров наконец-таки встретился с Серегой глазами, и обнаружилось, что они у него неспокойные, бегающие, как у лавочника, пытающегося подороже задвинуть свой товар.
- Чем? - Тормоз покосился на экран, где улыбалась исцеленная Марлен Дитрих, и ему вдруг бешено, до зубовного скрежета захотелось въехать эскулапу в морду, так, чтобы вдрызг, но, сжав до боли кулаки, он сдержался, более того, вежливо кивнул: - Я весь внимание.
- Все очень просто, - доктор взялся за "мышь" и привычно покатил ее по цветастому коврику, - вот, смотрите. Поврежденная ткань на колене регенерирует, а нервные клетки мозга нет, не восстанавливаются. Благодаря же фетальной хирургии это упущение природы может быть исправлено, и такие патологии, как параличи, болезнь Паркинсона и аналогичные, скоро останутся в прошлом. Главное, не тянуть с госпитализацией и принятием адекватных мер. Вот уж истинно - промедление смерти подобно…
Он выразительно глянул на Серегу, но тот его не слышал. Тормоз смотрел на экран, где сыто жмурился султан Брунея, получивший наконец возможность ублажать своих любвеобильных жен, и видел перед собой лицо матери - скорбное, постаревшее, неестественно спокойное. Она совсем не плакала, когда хоронили Витьку, видно, слез уже не осталось…
- Все ясно, спасибо. - Дождавшись конца, Прохоров поднялся, забрал историю болезни и поспешил убраться из кабинета - на душе у него было погано.
На улице он рывком распустил узел галстука, несколько раз глубоко вдохнул, но легче не стало, и, понимая, что ненависть к человечеству до добра не доводит, Прохоров с полчаса тихо прокантовался в тачке. В драном кресле было тепло и влажно, как в навозной куче, о заднее стекло противно билась муха, а по "Шансону" лилось как раз в тему: "Бьюсь, как рыба, а денег не надыбал…"
"Ну да, правда ваша, не надыбал. - Тормоз тяжело вздохнул и с неожиданной злостью выключил приемник. - Деньги, блин, бабки, хрусты, баксы… Где ж их, блин, срубить, да так, чтоб больше об этом не думать? Может, по башке дать кому?" Он хищно оскалился, представив, с каким наслаждением сделал бы это, и тут же скривился от отвращения к себе. "Ну и козел же ты, Серега Прохоров. Кому собрался по башке-то давать? Таким же ложкомойникам, как и сам? У кого "зелень" нашинкована, те видели тебя на херу - их хрен догонишь, а если и догонишь, то хрен возьмешь. Сами тебе рога отшибут. Может, лучше квартиру раздербанить, а комнату продать? - Засопев, он вытер о штаны вспотевшие ладони и, сплюнув в открытое стекло, удрученно покачал головой: - Это хрущевку-то сраную, в нашем гадюшнике? Да пока найдутся желающие, мать три раза помереть успеет. Ну, жизнь… Ну, суки, бляди, падлы!" Запустив мотор, он резко тронулся с места, чудом не задел бампером "пятисотый" "мерс" и на выезде был остановлен рыжеусым стражем:
- Что, ездить не умеем, или жарко сегодня, развезло? А если что, кто бы отвечал? Как будем решать, полюбовно или ГАИ вызывать?
Глаза у охранника были хитрые, как у нашкодившего кота, и Прохоров нехорошо улыбнулся:
- Шлагбаум подымай, мурзик.
- Почему это мурзик? - Помрачнев, страж грозно распушил усы, а Тормоз, свирепея, пулей вылетел из тачки и, ухватив его за яблочко, с чувством прошептал:
- Потому что замурзыкаю тебя сейчас, падла!
Отшвырнул вымогателя в сторону, дернул цепь шлагбаума и, забравшись в тачку, так врезал по газам, что "тройка" обиженно взревела глушителем: "О-х-х-х-р-р-р-ренел?"
"Сука, урод тряпочный. - Вихрем вывернувшись на Большой, Тормоз выжал из двигателя все соки, пролетел под красный шмелем, однако скоро остыл и уже у рынка скорость сбросил. - На фиг, тачка ничем не виновата". Со Съездовской он ушел налево - Господи упаси ехать через мост Лейтенанта Шмидта! - у Меншиковского дворца подобрал пассажира и, сразу подобрев, порулил по забитому транспортом городу к дому - клиенту надо было к кинотеатру "Рубеж". Пока ехали, разговорились - не то чтобы по душам, за жизнь, - и на прощание вместе с деньгами попутчик сунул Тормозу визитку:
- Все, молодой человек, под Богом ходим. Если что, звоните.
Подмигнул, пригладил кучерявые волосы и отчалил - благоухающий парфюмом, слегка пьяненький и весьма довольный жизнью. На визитке значилось: "Товарищество "УЖЕНЕБОЛИТ" при центральном городском морге. Доктор Безенчук X. X., старший менеджер по перевозкам".
"X… тебе большой и толстый, обойдемся. - Серега сразу же вспомнил о матери, сплюнул через левое плечо и, скомкав приглашение на кладбище, неожиданно разжал кулак. - Едрена вошь, а ведь верно, дельная мысля приходит опосля. Эврика!" Резко дав по газам, он развернулся и, сколько хватало двигателя, с ревом припустил к дому. На Партизана Германа голосовало сразу трое, все приличные, в меру датые, но Тормоз даже глазом не повел, остановился лишь у отчего подъезда и бросился бегом по лестнице. Едва попав ключом в скважину, он рывком распахнул' дверь и, с ходу отдавив Рысику лапу, ринулся в свои апартаменты - где, где, где? Визитка отыскалась на подоконнике - среди рваных пятисот-рублевок, бесполезных монет и красочных оберток от презервативов. Это был кусочек плотной бумаги с золотыми буквами на глянцевой поверхности: "Фирма "ЭВЕРЕСТ". Кузьма Ильич Морозов. Директор-учредитель". Та самая визитка от хмыря из "мерса", что отвалил за сладостное зрелище сотню баксов. Денежки те уже тю-тю, а вот телефон может и пригодиться.
- Отвали, рыжий, - Прохоров согнал взлетевшего к нему на плечо Рысика и, придвинувшись к аппарату, принялся набирать номер, - не мешай продаваться.
Процесс пошел - длинные гудки прервались, что-то щелкнуло, и на другом конце линии зазвучал вязкий, словно патока, женский голос:
- Добрый день, фирма "Эверест". Я вас слушаю.
- Мне бы Кузьму Ильича. - Тормоз оскалился в трубку и, пояснив, что беспокоит по личному вопросу, через минуту услышал знакомый баритон:
- Говорите.
Голос был запоминающийся - напористый, властный, беспощадный, как рык голодного льва, и Серега улыбаться перестал.
- Здрасьте, Кузьма Ильич. Мы встречались позавчерашней ночью. Если помните, вы мне подкинули сотню баксов и оставили телефон.
- А, молодой человек из бежевых "Жигулей"? - Память у Морозова сработала мгновенно, и железа в голосе несколько поубавилось. - Как же, как же, черножопые чуть костями не обосрались. Надумали, значит?
- Обстоятельства. - Сквозь стену Тормоз услышал, как страшно застонал Прохоров-старший, и, вздрогнув, быстро прикрыл дверь. - Очень нужны деньги.
- Да, молодой человек, деньги вещь полезная. - Морозов неожиданно рассмеялся, но как-то зло, отрывисто, и, сразу же сделавшись серьезным, приказал: - Сегодня в девять тридцать вечера у клуба "Занзибар". На Петроградской. Если что, подождите.
В трубке раздались короткие гудки, а между тем крики за стеной слились в один утробный вой, полный ярости, боли и ненависти:
- "Первый", я "третий", "первый", сука, я "третий", где "вертушки"? Где, блядь, "вертушки"? "Первый", у меня два взвода "двухсотых", "первый", сука, где "вертушки"? "Первый"…
"Эх, майор, майор, - не раздумывая, Тормоз вытащил "Московскую" и, нацедив с полстакана, убрал бутылку подальше, - опять у тебя крыша поехала". Не теряя времени, он выскочил в коридор и, по новой припечатав Рысикову лапу, распахнул дверь в отцовскую конуру:
- Батя, как ты там? Спрашивать тут было нечего.
- "Первый", сука, пристрелю… "Вертушки"… - Прохоров-старший скорчился в углу и, обхватив голову руками, исходил жутким, пробирающим до костей криком. Что он видел сейчас своими выцветшими, вылезшими из орбит глазами? Заживо отрезанные головы двадцатилетних бойцов? Своего замполита, у которого душманы, привязав веревку к прямой кишке, выдернули внутренности? А может, видел он безглазое лицо "первого", так и не обеспечившего тогда поддержку с воздуха? Кто знает…
- Давай, батя, пей, - Тормоз с силой прижал отца к полу и, влив водку в беззубый, вонючий рот, потащил родительское тело на кровать, - сейчас полегчает.
- Понтапон вкалывай, понтапон. - Наконец судорога отпустила тело Прохорова-старшего, и, вытянувшись, он затих - с мокрым от слез лицом, на мокрых от мочи простынях.
"Жизнь наша бекова, - Серега прикрыл отца одеялом и, чувствуя в руках противную дрожь, поплелся на кухню, - нас ебут в хвост и в гриву, а нам - некого".
Не спеша сварил себе сосиски - американские, из индюшатины, но, едва надкусив, понял - впрок не пойдут, так что, дав остыть, осчастливил ими Рысика: