Я твердо решил завтра взять Шлагбаума за шкирку и притащить его на "партийный диспут" к Дульсинскому. А после соберу на него все документы и постараюсь отправить обратно в дом скорби. Ночь я провел как-то беспокойно. Ворочался, просыпался. Заснул только под утро, чтобы проснуться в холодном поту. Тут же вспоминал, что утром мне ехать к Шлагбауму, и почему-то эта мысль отдавалась холодом в солнечном сплетении.
- Что ты дергаешься так? - спросил я свое отражение в ванной.
Но ответа не мог сформулировать…
После утреннего совещания я выпросил у шефа машину - тащить "партийца" в общественном транспорте мне не хотелось, страшно было представить, что он может учудить, особенно если вспомнить слова из справки о том, что он в совершенстве умеет заводить толпу. А завести московскую толпу - вообще нечего делать.
- Куда едем? В какой дурдом? - ехидно поинтересовался водитель нашей отдельской бежевой "семерки", выруливая со двора Петровки, 38 через открывшиеся с металлическим лязгом ворота.
- За психом одним. Особо опасным, - мстительно надавил я на особо опасного. - Нужно его эксперту показать.
- Чего, мы его в салоне повезем? - заерзал на сиденье водитель.
- Не в багажнике же.
- Э, надо было группу взять. Наручники там… Как же…
- Да не трясись. Ну, укусит он тебя за ухо. Ничего. До смерти еще никого не загрыз.
- Тебе бы шутить, Гоша. А у меня жена, дети…
- Давай, крути баранку. Справимся…
- Ну тебе и линию дали, - покачал он головой, выруливая на Петровку и устремляясь к Садовому кольцу.
Впрочем, боялся наш доблестный водитель совершенно напрасно. Когда я поднялся по лестнице и начал названивать в дверь квартиры Шлагбаума, то еще не знал, что опоздал. В местном отделении милиции лежало заявление сестры Шлагбаума об исчезновении ее горячо любимого братца…
Жизнь состоит из случайностей. Правда, скорее всего, кто-то наверху, в небесах, подсовывает нам их, исходя из каких-то своих соображений. Нам эти соображения знать не дано. Поэтому где найдешь, где потеряешь - неизвестно.
Например, кто бы мог подумать, что из истории с "Кавказской пленницей" выйдет что-то путное.
С утра я сидел за своим письменным столом, зарывшись в справки и доклады. Набрал я их немало. Пришлось связываться с ФСБ, Минюстом, Минздравом, обществом борьбы с общественно-опасными сектами. Я встречался с людьми, получал у них документы, выслушивал мнения и обрывки сведений и слухов. Можно считать, что кое-какой банк данных, правда, весьма скудный, я набрал.
Было видно, что Россия переживала нашествие "духовных террористов". "Белые", "желтые", "голубые" братья, коммунисты, клуб любителей Богородицы, общество Святого Варфоломея дружно и с нетерпением ждут конца света, чтобы враз стало понятно, какими прозорливыми они оказались, и как все остальное человечество осталось в дураках. Они по восемнадцать часов в день предаются молитвам, самобичеваниям и целованию нечищенных ботинок своих гуру. И презрительно косятся на погрязший в пороке мир, в котором остальные люди греховно трудятся в поту, греховно создают материальные ценности и зарабатывают деньги, греховно растят детей и смотрят греховные телесериалы "Санта-Барбара" и "Историю любви".
Основными жертвами сект являются, конечно, сами сектанты. Но иногда достается на орехи и посторонним.
Встречаются смутные упоминания о черных мессах, сатанинских орденах, увлекающихся жертвоприношениями. Якобы на местах обнаружения изуродованных трупов следственно-оперативные группы находили и ножи с тремя шестерками - символом дьявола. Но конкретики маловато. Милиция с этой средой практически не работает. ФСБ в последнее время с излишнем пиететом, граничащим с обычным бездействием и халатностью, относится к свободе совести. Информации в правоохранительных органах крайне мало. И, что для меня самое главное, нигде нет ни одного упоминания о секте "Чистильщиков Христовых".
Я попросил наших аналитиков загнать имеющиеся данные в компьютер и попытаться найти какие-то закономерности, ниточки. Ах эта вера в прогресс. Ничего полезного мне эта железяка не сказала.
С моими психами, за всеми этими заботами я постепенно начал забывать, что такое нормальная жизнь нормального опера. И мне решили об этом напомнить.
- Подъем, тревога, - сказал шеф, собрав сотрудников в своем кабинете. - Сегодня большой шмон в "Кавказской пленнице".
- Опять?
- Сколько можно?
- А нельзя ли слинять?
Галдеж поднялся как в растревоженном улье.
- Слинять? - нахмурился шеф. - Как говаривал
Шарик из "Простоквашино" - индейская национальная изба - фиг вам.
Приказ начальника главка - с отдела семь человек.
- У меня засада.
- А у меня встреча с человечком.
- А у нас с Егорычем отчет срочный не сдан. Очень быстро выяснилось, что сотрудники отдела досыта наигрались в шахматы и компьютерные игры, перепились чая и как-то сразу вспыхнули как по команде трудовым энтузиазмом.
У всех появились неотложные дела, которые никак нельзя сделать завтра.
- Семь человек и баста, - поднял руку шеф. - Пофамильно объявляю.
Шеф зачитал список. Естественно, место для капитана Ступина в нем нашлось.
"Кавказской пленницей" прозвали в народе гостиницу "Россию" - ту самую, с видом на Кремль и Красную площадь.
Шмонали ее постоянно. Наверное, опять кто-то из мэрии решил гульнуть в тамошнем ресторане, не обнаружил там никого, кроме детей кавказских народов и парочки негров, был обруган по-азербайджански, а то еще и смазан по физиономии жульеном,
Нажаловалась чиновничья душа мэру. А тут еще подоспели очередные угрозы исламских террористов взорвать к чертовой бабушке реактор в Курчатовском институте и Спасскую башню. И вот в ГУВД спущено грозное указание - навести порядок в гостинице, принять меры к укреплению, изобличению, усилению - короче, обшмонать гостиницу "Россию" и пинком вытурить оттуда незаконно проживающих, рассажать по клеткам подозрительных типов. Ну и вообще - как получится.
Это секретное мероприятие уже неделю обсуждалось в верхах, и о нем знали в ГУВД все, начиная от генералов и кончая последней собакой в служебном питомнике. Все будет как всегда. Соберется пара сотен вооруженных до зубов милиционеров, всю ночь будут вытряхивать номера, найдут двадцать граммов анаши, стреляющую авторучку и занесенную прошлогодними листьями краденую машину на автостоянке, да еще набьют морду нескольким особо наглым горцам. А наутро в министерство и мэрию полетят телеграммы и письма - грандиозные успехи в борьбе с преступностью, наведение конституционного порядка и так далее. Все будут довольны, кроме кавказцев и капитана Ступина, невыспавшегося и злого.
В полдевятого вечера секретная операция началась. Сотню сотрудников МУРа, РУБОПа и других служб выстроили в шеренгу в подвальном этаже гостиницы. Шишка из МВД вещал что-то о непримиримой борьбе за законность в столице. Потом выступил руководитель гостиничного отдела милиции. Долго и нудно он объяснял, где искать наркотики и оружие. В это время обвешанные автоматами омоновцы шатались по вестибюлю, жадно пялясь на лотки с импортным пивом. Со "внезапным" и "стремительным" напором выходило явно что-то не то.
Под конец нас разбили на группы из трех человек - два опера и омоновец. Каждой определили этаж и крыло. Нам достался "север", восьмой этаж.
Единственно, что искупало скуку и тягостность задания - хорошая компания. В напарники мне достался мой старый друг Донатас Магомедович Стаценко, служащий старшим опером по особо важным в РУБОПе. Вряд ли кто из посторонних людей заподозрил бы его в принадлежности к правоохранительным органам. Больше он походил на отпетого лиходея, дежурящего с кистенем на большой дороге и ждущего караван с купцами.
Бородатый, здоровенный, драчливый - настоящий борец с оргпреступностью. Еще с нами был старшина из ОМОНа со своим приятелем под названием автомат Калашникова на плече.
Старшина уныло плелся за нами, шаркая по гостиничным коврам десантными ботинками сорок пятого размера.
- Чего мы тут делаем? - возмущался Донатас. - Тут мои бандюки в одном из номеров заложника держали. В тот же день, как наверху приняли решение о шмоне, они его отсюда перевезли на съемную хату. Какие выводы, Гоша?
- Ясно какие.
- Правильно. Скорость стука превышает скорость звука.
Информация сливается моментально. И все порядочные бандиты давно уже отсюда снялись.
Работа началась. Все это повторяется который раз. Тук-тук, кто в теремочке живет? Стоять нужно в стороне от двери - в этом случае тот, кто решит поздороваться с тобой выстрелом из пистолета, промахнется. "Здрас-сьте, милиция. Проверка режима проживания. Оружие, наркотики есть? Ваши документы".
Потом надо аккуратненько осмотреть номер. Обшмонать вещи. Обязательно посмотреть за батареей. Не позабыть снять вентиляционную решетку. Под ванной тоже может быть тайник с ящиком гранат. Как, ничего нет? Тогда покедова. Извиняемся за беспокойство, мы вас случайно приняли за масульманских террористов. Спите спокойно. Бандитам не открывайте. Мероприятие шло вяло. Донатасу, как всегда, хотелось подраться с преступным элементом. Омоновцу хотелось пострелять. Мне же хотелось послать все к чертовой матери и завалиться спать в свободном номере.
Восемьдесят процентов номеров были наполнены гостями с Кавказа, Закавказья и Средней Азии. У многих из проживающих не было штампов регистрации, да и вообще они не должны были находиться в этих номерах. "Хенде хох, выходить по одному" - существовали команды на такие случаи жизни. Беспрописочников мы доставляли в "обезьяннник" - так в простонародье именуется камера доставленных.
Процентов десять проживающих составляли иностранные негры, иностранные арабы и прочие иностранные иностранцы.
Ещё десять процентов - участники всемирного (никак не меньше) конгресса по сайентологии. Уже в котором подряд номере нам попадались исключительно сайентологи.
- Это что-то вроде орнитологии? - спросил я у Донатаса, когда мы вышли из очередного номера.
- Близко не лежало. Сайентология - одно из самых нахальных и дурацких сектантских учений. Основатель Лафайет Рон Хаббард, сколотивший огромное состояние с помощью новой религии. Донатас тут спец. Экстрасенсы. Сайентология. Телетайпограммы инопланетного разума. Он тут как рыба в воде. Донатас - активный член московского уфологического общества, и половину свободного времени тратит на поиски мест посадок НЛО и на беседы с пришибленными пустым мешком контактерами. Очередная дверь. Тук-тук.
- Кому не спится, мать вашу? - донесся рык разбуженного медведя.
- Милиция.
- Вот и валите в свою ментовку. Не пущу. Мое право.
- Как хочешь, - кивнул Донатас.
Мы взяли у дежурной ключ, встали по обе. стороны от двери. Донатас осторожно отпер замок.
- Прошу, - пригласил он первым омоновца. Тот с гиканьем влетел в номер.
- Лежать, гад!
Порядок. Можно заходить.
Полупьяный, полусонный, полностью татуированный получеловек тер глаза, косясь на дуло АКМ. Наш клиент. На теле синими чернилами написано минимум три судимости, а на роже - принадлежность к тюремной отрицаловке - то есть лицам, принципиально не желающим становиться на путь исправления. Сидит в плавках, дышит перегаром и нисколько нас не уважает.
- Чего же вы, волки, спать не даете ? - осведомился он.
- Ты чего не открываешь? - осведомился я.
- Много вас ходит. Говорят - менты, а там - падла с пушкой наперевес.
- Змей, гаденыш, это ты? - обрадовался Донатас.
- Магомедыч… У, блин. За что вяжешь? - Змей потянулся к одежде, но Донатас его оттолкнул.
- Сиди… Змей, ты чего сюда приехал? Пришить кого?
Или на банк какой наехать? Чего тебе в твоем Саранске не живется?
- Да пошел ты, - Змей поднялся и начал натягивать брюки на тумбообразные ноги. - Может, и пришить кого. А ты чего, Шерлок Холмс, докажешь, что ли? Ха-ха… Смеялся он недолго. Блымс - нокаут. Обычно Дона-тасу никогда не требовалось второго удара. - Змей у нас - киллер, - Донатас поставил на спину растянувшемуся на полу бандюге ногу, как на поверженного на охоте кабана.
- В Подольске по заказу он кой-кого подстрелил. Мы его поймали. А судья за баксы отпустил. За сколько, Змей? За пятьдесят тысяч?
Змей что-то просипел. - За пятьдесят пять. Из общака отстегнули. Теперь отрабатывать прибыл?
- Ox, - Змей попробовал приподняться, но был опять припечатан ногой к полу.
- Вот так. Мы их берем, а судьи за баксы отпускают.
Мы их берем, а следователи за баксы отпускают. Мы их берем, а прокуроры за баксы отпускают. Поэтому прежде чем сунуть вас в задержку, мы вас, гадов, бьем. Это только вам кажется, что вы крутые. Мы круче, Змей, не так? Донатас рывком поднял рецидивиста и кинул в кресло.
- В следующий раз если увижу в Москве - пристрелю, - сообщил мой коллега и друг.
- А, может, сейчас пристрелим? - с надеждой спросил омоновец.
- Сейчас нельзя, старшина. Когда можно будет, я тебя приглашу… Ну что, псина, пошли в клетку?
- На каком основании? - начал хорохориться Змей.
- Придумаем.
"Обезьянник" уже до отказа был набит нарушителями режима, в основном смуглого рода-племени. Один смуглянец-наркоман птицей бился о железную стену отдельной благоустроенной клетки и что-то матерно орал. Мы сдали Змея с рук на руки сонному дежурному. Напоследок еще - разок обыскали. И вдруг Донатас выудил из кармана его смятую бумажку с телефоном.
- Знакомый номерочек. Ух ты. Это же телефон
Миклухо-Маклая. Змей, ты всегда дураком был. Такие номера запоминать надо.
- Это не мое, - воскликнул поспешно Змей.
- Значит, Миклухо рать кличет. К работе горячей готовится. Так?
- Хоть ремни режь из спины - ничего не знаю.
- Змей, чтобы тебя завтра в Москве не было.
Но назавтра Змей никуда не уехал. И нам предстояло с ним еще встретиться. Это была первая случайная встреча.
Вторая произошла немного позднее. И имела гораздо более любопытные последствия.
Мы вернулись на этаж, постепенно заканчивая отработку номеров. Я уже собрался стучать в жилище очередного "оглы", и тут в полутьме коридора ночными призраками возникли две неуверенно плывущие фигуры.
- Привет, ласточки, - обрадовался Донатас, узнав старых знакомых.
- У, опер, - взмахнула руками высокая, плоская как доска и пьяная как сапожник деваха. - Как я тебя хочу. Ты бы знал.
- Как моль нафталин, - Донатас обернулся ко мне. - Смотри. Гражданка Куравлева. Работала здесь дежурной.
- Подрабатывала телом. Специально выписалась из Москвы в Подмосковье, чтобы снимать в родной гостинице, откуда ее вышибли за аморалку, номер и продолжать работать телом.
Верно излагаю, Катюша?
- А хотя бы и верно.
- Склонна к употреблению спиртного. Равно как и ее подруга гражданка Капустина, - он кивнул на толстую деваху, тоже пьяную в дым.
- Чегой-то у тебя все гражданки? - толстуха погладила Донатаса по плечу.
- Кто из бандитов в гостинице? - деловито вопросил Донатас.
- Все уже пару дней как свалили, - отмахнулась толстуха. - В пятидесятом жили крутые черные. Косяк за косяком забивали. Оружие у них видела. Во-от такой пистолет. Платили по-царски. Но зверье. Садики черномазые. Сигареты об меня тушили, глянь, - она оттянула вырез кофты, там виднелся красный ожог. - Посмотри, - она притянула руку Донатаса к своей груди.Тот отдернул руку, вытер ее о куртку и поинтересовался:
- А почему отвалили? - поинтересовался Донатас.
- Да сказали, что ментовское начальство решило гостиницу шмонать.
- Мило… Ладно, кто еще подозрительный?
- Счас вспомним, - Куравлева покачнулась и ухватилась за Донатаса. - Вспомнила. Двадцать восьмой номер. Его какая-то партия снимает. Туда такие морды-ы ходя-ят. Не, ну такие морды. Что это за партия, где та-акие морды… Мы однажды номером ошиблись, зашли к ним. Так у них там пара чемоданов… Здоровые такие. И полные денег. Правда, деревянных, но тоже деньги. А чего, слабо-о тебе партию-то растрясти. Вы только с нами бойцы. А с ними - огурцы, ха-ха. Натах, здорово я сказала?
- Отлич-чно, - икнула Натаха.
- Ладно, ползите дальше, - отмахнулся Донатас. Покачиваясь, веселые подружки побрели к себе в номер.
- Ну что, займемся политикой? - спросил меня Донатас.
- А мне-то что терять? - осведомился я. Вот двадцать восьмой номер. Я на секунду задержался, а потом постучал в дверь. Так состоялась случайная встреча номер два.
Открыла женщина лет сорока, в строгом, отутюженном синем костюме, который, казалось, только что сняла с магазинной вешалки. Интересно, какой смысл сидеть ночью в номере гостиницы в таком официальном отутюженном костюме?
Волосы ее были перетянуты сзади пучком, лицо, не лишенное приятности, выглядело строгим, как у учительницы математики с двадцатилетним стажем. - Мы из милиции, - Донатас продемонстрировал удостоверение. - Проверяем режим проживания.
- Это штаб-квартира "Партии обманутых", - сухо сообщила дама.
- Обманутых? - удивился я. - Все равно мы обязаны осмотреть номер. Указание мэрии.
Мы вошли в номер. Две его комнаты были завалены кипами прокламаций, плакатов, папками с документами. При этом все содержалось в идеальном порядке. На стенке в рамочке висело регистрационное свидетельство партии.
- Наркотики, оружие, запрещенные предметы в номере имеются? - дежурно поинтересовался я.
- Наркотики? - вскинула брови женщина. - Вам же не нужны наркотики и оружие.
- Почему? Не откажемся.
- Я все знаю. Ищите, - это было произнесено каким-то странным голосом. Мне определенно не нравилась эта дама.
Пока мы обшаривали номер, она всем видом своим выражала презрение и равнодушие к текущему моменту. Но когда я неожиданно бросил на нее взгляд, то мне открылось нечто другое. Насмешка, злобное лукавство, какая-то сдерживаемая страсть, готовая вырваться наружу. Мне показалось, что ее сухость и официальность - маска. Внешне она - ""пластмассовая кукла, внутри же вся начинена динамитом.
Что за идиотские мысли лезут в голову? Случайный человек, случайное место. Ничего здесь нет. Весь криминал - лишь в фантазии пьяной проститутки.
- Ваш паспорт, - попросил Донатас. - Так, Крылова Валентина Павловна… Спасибо.
Естественно, никаких чемоданов с деньгами, ящиков с "лимонками" и упаковок с радиоактивными материалами мы не нашли.
- Извините за беспокойство,
- Извинить? Разве это разговор профессионалов? - вдруг частичка того пламени, которое горело в ней, прорва-.сь наружу.
- До свидания, - через силу улыбнулся я.
Она по-мужски пожала нам руки. У нее была цепкая и крепкая кисть.
- До свидания, капитан, - она поглядела пристально на меня. - Может, мы еще встретимся. Мы вышли из номера.
- Странная тетка, - сказал я. - Ведьма.
- Нет, не ведьма, - отмахнулся Донатас. - У ведьм биополе такое тяжелое, вязкое, мощное, У обычного человека - ровное. А у нее - как салют - переливчатое, неустойчивое. Она вся кипит внутри. Я же чувствую.
- Опять ты со своими электрасенсами. Странно, Донатас точь в точь повторил мои мысли. Он тоже ощутил какую-то странность в этой женщине.