- Я хочу, чтобы вы поручили это дело своему человеку, - тихо сказал Моршанский.
Генерал внутренне вздрогнул, сразу поняв, о каком человеке идет речь.
- Какому еще человеку? - сварливо спросил он, зная, что это бесполезно. - У меня их много.
- Вы знаете, о ком я говорю, - сказал Моршанский. - Это тот человек, который занимался делом МЧС.
Федор Филиппович мысленно выругался. Впрочем, удивляться тут было нечему: это же был Моршанский, аналитик божьей милостью, способный, глядя на каплю воды, сделать вывод о существовании океанов. Он сам положил на стол Федору Филипповичу материалы по стихийным бедствиям, и ему, конечно, не составило труда узнать, чем закончилось то дело. А уж имея в руках начало и конец нити, Моршанский моментально просчитал все остальное и вычислил Слепого - не выследил, не узнал от кого-то, а именно вычислил.
- Ты, верно, в бане перегрелся, - проворчал генерал. - Не пойму, о ком ты творишь. Бред какой-то, ей-богу! Человек какой-то... Выбрось это из головы.
- Разумеется, - сказал Моршанский. - Уже выбросил.
- Так-то лучше. А насчет этих твоих банкиров... Что ж, я подумаю. Придется подумать.
- Вот и отлично, - сказал полковник. - Попариться еще не хотите? Тогда пойдемте в дом, жена, наверное, уже стол накрыла...
Глава 2
Глеб Сиверов сидел развалившись на диване, слушал музыку, курил и орудовал пилочкой для ногтей. "Хасан вынул из подошвы сандалии крошечный перочинный нож, - вдруг вспомнилось ему, - и принялся подрезать ногти. Он всегда был очень ухоженным убийцей..." Глеб усмехнулся, приподняв правую бровь, и попытался припомнить, откуда это могло быть. Несомненно, из какой-то книги, но вот из какой именно? Кажется, что-то из ранней юности, а то и из самого детства... Фантастика какая-нибудь, наверное. Он тогда много читал, читать было интереснее, чем жить, в книгах было полно приключений, опасностей, страстей - словом, всего того, чего так недостает каждому нормальному мальчишке. К тому же Глеб Сиверов, сын генерала КГБ, всегда имел доступ к таким книгам, о которых даже взрослые книголюбы могли только мечтать.
Потом, конечно, все изменилось. Когда приключения начались в реальной жизни, сразу выяснилось, что ничего увлекательного в них нет и что читать о чужих приключениях интереснее, чем участвовать в них. А потом и читать о приключениях стало неинтересно, потому что, читая, он представлял себе все это чересчур живо: и вонь застарелого пота, и жару, и боль, и постоянное, изматывающее нервное напряжение, и опостылевшую тяжесть оружия, с которым нельзя расставаться, даже когда идешь по нужде... Словом, ну их к дьяволу, эти "приключения"! "Приключения" - это работа и притом очень тяжелая.
Глеб представил себе, как он приходит устраиваться на работу в какую-нибудь гражданскую контору - ну к примеру, токарем на АЗЛК, - и предъявляет в отделе кадров трудовую книжку с записью: "Искатель приключений". Кадровичка бы, наверное, со стула упала. Впрочем, прочтя запись: "Наемный убийца", она бы удивилась еще сильнее...
Он закончил с ногтями, отложил пилочку, погасил в пепельнице сигарету и посмотрел на часы. Чувство времени, как обычно, его не подвело: было без минуты десять. Глеб встал, взял со стола мобильный телефон и положил его поближе к колонке музыкального центра, в самую гущу скрипок, альтов и контрабасов. Подумав совсем чуть-чуть, он сделал музыку немного громче и пошел открывать дверь.
Опять же, как обычно, оказалось, что не он один обладает хорошим чувством времени. В тот самый момент, когда Глеб распахнул дверь, генерал Потапчук, закончив подъем по лестнице, поставил ногу на площадку. Сиверов заметил, что генерал изрядно запыхался: в последнее время он начал стареть, и путешествие снизу вверх по пяти лестничным маршам сделалось для него утомительным.
- Точность - вежливость королей, - сказал Глеб, невольно повышая голос, чтобы перекричать музыку. - Здравствуйте, Федор Филиппович.
- Здравствуй, здравствуй, - проворчал генерал, входя в прихожую мимо посторонившегося Глеба. - У тебя что, проблемы со слухом? Музыка так орет, что во дворе слышно.
Впустив его в квартиру, Слепой закрыл дверь и повернул барашек замка. Стальная пластина глухо лязгнула о металлический косяк, толстые ригели сейфового замка с неслышным щелчком скользнули в пазы. Генерал уже стоял на пороге комнаты и недовольно смотрел на подмигивающий разноцветными огоньками музыкальный центр. Сиверов усмехнулся, обошел его и молча указал пальцем на трубку мобильника, лежавшую у самой колонки. Генерал печально покивал головой, порылся в карманах пиджака и положил рядом с мобильником Глеба свой собственный аппарат. Немного помедлив, будто в нерешительности, Потапчук все-таки не удержался и показал лежавшим мобильникам кукиш. Сиверов засмеялся и, тронув генерала за плечо, указал ему на дверь в соседнюю комнату.
Рабочий кабинет Слепого представлял собой узкое, без окон помещение, вдоль стен которого тянулись заставленные книгами и картонными коробками стеллажи. На самом видном месте стоял стол с компьютером; системный блок едва слышно шелестел работающим на малых оборотах вентилятором, на его передней панели время от времени мигала красная лампочка индикатора. Пустой темный экран монитора отразил прямоугольник открытой двери и сильно уменьшенные фигуры людей, вошедших в комнату.
Сиверов закрыл за собой дверь, и в комнате сделалось тихо. Звукоизоляция тут была отменная, и гремевшая в соседней комнате музыка едва доносилась сюда.
- Уф! - с облегчением сказал Потапчук и опустился в вертящееся кресло перед компьютером. - Как ты это выдерживаешь?
- Нормально, - сказал Глеб. Он ногой подвинул к себе тяжелый табурет с сиденьем из переплетенных кожаных ремней и уселся напротив генерала. - Что значит - выдерживаешь? Я получаю от этого удовольствие.
- Правда? А я вот, наверное, старею. С каждым годом мне становится все труднее переносить громкие звуки.
Слепой пожал плечами.
- Ну, на вкус и цвет... Это как в бане: один просит поддать пару, а другой кричит, чтобы дверь открыли, пока он сознание не потерял.
При упоминании о бане генерал заметно помрачнел, и Сиверов удивился: с чего бы это?
- И потом, - продолжал он, - вы же сами понимаете... Мобильник - штука хорошая и даже необходимая, но прослушивать его можно, даже когда он отключен.
- Техника, черт бы ее побрал, - проворчал генерал. - Вот странно: казалось бы, прогресс должен облегчать людям жизнь, упрощать ее. А он, наоборот, усложняет. С чего бы это, а? Ты не знаешь?
- Знаю, - сказал Глеб. Он, не вставая, дотянулся до полки и нажатием клавиши включил кофеварку. Генерал обратил внимание на то, что Слепой заблаговременно перенес кофеварку из гостиной сюда. Значит, знал, что разговор будет серьезным, и заранее принял меры... "Чутье у него, однако, феноменальное", - подумал Федор Филиппович. - Знаю, - повторил Сиверов. - Любое изобретение, которое, по замыслу автора, должно послужить на благо человечеству, оборачивается ему во вред потому, что на свете существуют спецслужбы - в частности, та, к которой мы с вами имеем честь принадлежать. А спецслужбы существуют потому, что существуют правительства. А правительства существуют потому, что на свете навалом ленивых и честолюбивых кретинов, обожающих хорошо пожить за чужой счет. Этих людей обычно называют политиками.
- Да ты анархист! - умело разыгрывая ужас, всплеснул руками генерал.
- Я просто излагаю факты, - возразил Слепой, закуривая и включая вентиляцию. В жестяной трубе негромко загудело, лязгнуло, завыло, и дым от его сигареты, вытянувшись параллельно поверхности стола, ровной струйкой потек к вентиляционной решетке. - Как есть, без прикрас. А что до вашего обвинения, так все люди - анархисты от природы, просто многие боятся признаться в этом самим себе. Да и как признаться-то? Признаешься, и окажется, что всю жизнь ты жрал дерьмо и нахваливал - дескать, вкусная шоколадка.
Потапчук вздохнул.
- И что за жизнь пошла, - сказал он с тоской. - Я понимаю, это звучит как стариковская воркотня, но раньше во всем, что мы делали, был хоть какой-то смысл. Идея была...
- Да, - с кривоватой улыбкой сказал Глеб, - идея действительно была. Да какая идея! Вот послушайте.
Он встал с табурета, рывком подвинул к себе один из картонных ящиков, стоявших на полке, порылся в нем, выудил оттуда какой-то пыльный блокнот, быстро перелистал страницы и прочел:
- "Всеобщая война, которая разразится, раздробит славянский союз и уничтожит эти мелкие тупоголовые национальности вплоть до их имени включительно".
- Чего? - растерялся Потапчук.
- "Да, ближайшая всемирная война сотрет с лица земли не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы, и это также будет прогрессом, - с торжественным видом прочел Глеб. - Мы знаем теперь, где сосредоточены враги революции: в России и в славянских землях Австрии... Мы знаем, что нам делать: истребительная война и безудержный террор".
- Это что за бред? - сердито спросил Федор Филиппович. - Кто это - Ницше, Геббельс?
- Классиков надо узнать, - заявил Глеб. - Особенно вам, генералу ФСБ, коммунисту с тридцатилетним стажем. И не надо катить бочки на Ницше. Он был умнейший человек, ему просто не повезло с последователями. А это, чтоб вы знали, Энгельс.
- Да ну?! - на сей раз генерал изумился совершенно искренне. - Дай-ка я прочту глазами...
Глеб молча отдал ему блокнот. Потапчук пробежал глазами переписанные от руки строчки и покачал головой.
- Истребительная война и безудержный террор, - повторил он вслух. - Безудержный... Мелкие тупоголовые национальности... Как тут не стать антисемитом, а?
- Я бы сказал, антикоммунистом, - уточнил Глеб, забирая у него блокнот и возвращая его на место, в ящик.
- А, это один хрен, - махнул рукой генерал, заставив Сиверова рассмеяться.
Кофеварка на полке засопела, захрюкала и окуталась облаком ароматного пара. Слепой выключил ее, подождал, пока последние капли кипятка пройдут через бумажный фильтр, извлек прозрачную колбу, в которой плескалась темно-коричневая жидкость, и сделал приглашающий жест в сторону генерала.
- Пожалуй, - нерешительно согласился Федор Филиппович. - Только разбавь холодной водичкой. Да сильнее, сильнее разбавляй, не жалей воды! Знаю я твой кофе, он мертвого на ноги поднимет, а у меня мотор барахлит.
- Так бы и сказали, что хотите воды... - сказал Слепой. - В общем, смешивайте себе ваш коктейль сами.
Он поставил перед генералом чашку с кофе и стеклянный кувшин с холодной водой, а потом, подумав, выудил откуда-то из-под стола бутылку коньяка и поставил рядом.
- Изверг, - печально сказал генерал. - А рюмка где? Разводить водой такой коньяк - это же кощунство!
Сиверов снова рассмеялся.
- То же самое я мог бы сказать о кофе, - заметил он, - но не буду.
- Это почему же? - подозрительно поинтересовался генерал.
- Потому что начальник всегда прав.
- Много же тебе понадобилось времени, чтобы это понять!
- Так ведь я же всего-навсего представитель мелкой тупоголовой национальности, - с покаянным видом произнес Глеб. - В истребительной войне я уцелел, безудержный террор меня не коснулся...
- Тьфу на тебя, - сказал Потапчук, и Глеб, смеясь, пошел за рюмкой.
Пока его не было, Федор Филиппович взял с пола свой портфель, пристроил на коленях, открыл и, порывшись внутри, положил на край стола плотный желтоватый конверт. Конверт не был заклеен, и генерал с обстоятельностью пожилого человека заглянул под клапан - проверить, не высыпалось ли содержимое. Содержимое было на месте.
Сиверов поставил на стол рядом с конвертом две рюмки и разлил коньяк. Потапчук одобрительно повел носом: коньяк был хорош. Он подтолкнул к Слепому конверт, тот с рассеянным кивком взял его, заглянул под клапан и удивленно приподнял брови. Генералу была хорошо известна причина его удивления, но он все равно спросил:
- Что-то не так?
- Да нет, - помедлив, ответил Сиверов, - все в порядке. Это я так, с непривычки... Значит, получка в духе времени, М-да...
Он вынул из конверта травянисто-зеленую купюру в сто евро и начал задумчиво вертеть ее перед глазами, разглядывая со всех сторон и между делом рассеянно потягивая коньяк.
- М-да, - повторил он наконец и убрал купюру обратно в конверт. - Тоже, конечно, деньги.
- Не нравятся? - прихлебывая кофе, с любопытством спросил генерал.
Кофе Федор Филиппович пил мелкими глоточками, но вовсе не для того, чтобы растянуть удовольствие: заботясь о своем сердце, он по неопытности здорово переборщил с водой, и теперь содержимое его чашки сильно напоминало то, что получается после ополаскивания грязного кофейника водой из-под крана.
- Почему же? - Слепой пожал плечами и словно бы невзначай подвинул поближе к нему колбу, в которой еще оставалось чашки полторы отличного крепкого кофе. - Красивые фантики. Только какие-то ненастоящие. Искусственные, как и сам Евросоюз. Я хорошо понимаю упорство, с которым англичане цепляются за свой фунт.
- Но доллар-то при этом упорно падает, - заметил генерал.
Он поискал глазами раковину, нашел и, не вставая, метко выплеснул туда содержимое своей чашки. Сиверов улыбнулся краешком губ и налил ему кофе. Потапчук благодарно кивнул и опрокинул остатки коньяка в кофе.
- Падает, - согласился Глеб, - и это странно. Поневоле задумаешься: а что дальше?
- Об этом думаешь не ты один, - сказал Потапчук и посмотрел на часы; в час дня у него было назначено совещание.
- Вы торопитесь, - сказал Сиверов, открывая ящик стола и смахивая туда конверт с деньгами. Генерал заметил в ящике тускло-серебристый семнадцатизарядный "глок", но промолчал: эта квартира была набита оружием, и удивляться наличию пистолета в ящике письменного стола не приходилось. - Может быть, перейдем к делу?
- А мы к нему уже перешли, - сообщил Потапчук, с удовольствием глотнув настоящего кофе с коньяком. Затем он снова полез в портфель. - Вот, - сказал он, выкладывая на стол тощую картонную папку, - можешь ознакомиться. Это материалы, предоставленные нашим аналитическим отделом - прогноз биржевых котировок на первое полугодие текущего года, тот же прогноз, сделанный аналитиками с Уолл-стрит, а также сводка реального положения дел на сегодняшний день. Как видишь, первые два документа почти идентичны, зато третий...
Слепой нетерпеливо приподнял руку, требуя тишины, и генерал послушно замолчал на полуслове. В данном случае ему, как и Слепому, было не до субординации. "Читай-читай, - думал Федор Филиппович, глядя, как, нахмурив брови, Сиверов бегает глазами по строчкам. Казалось, он читает все три документа одновременно, по ходу дела сопоставляя изложенную в них информацию. - Читай, родной, разбирайся! Наверняка есть множество людей, которые могли бы разобраться в этом лучше тебя, но мне-то надо, чтобы ты разобрался не "в этом", а "с этим". А с таким делом никто не справится, кроме тебя".
Глеб отложил папку и с интересом посмотрел на генерала.
- Да, - сказал он. - Вот и верь после этого прогнозам. А вы обратили внимание на то, что прогнозы, хоть и оказались ошибочными, выглядят гораздо более правдоподобными, чем то, что мы имеем на самом деле? Ну и каков окончательный вывод? Заговор банкиров? Ползучий олигархический переворот?
- В общем, да, - неохотно отозвался генерал. - И нечего ухмыляться! Я не хуже тебя понимаю, что это чересчур расплывчато и не слишком правдоподобно. Банкир у нас нынче пошел пуганый, тихий. Парочку депутатов купить со всеми потрохами - это всегда пожалуйста, но чтобы поднять руку на систему, которая его же и кормит... Не знаю. Но ухмыляться все равно лучше после того, как будет доказано обратное: что никакого заговора банкиров нет и что все это - просто случайное совпадение, а я - старый истеричный дурак, испугавшийся собственной тени. И потом аналитики головой ручаются за то, что подобное положение вещей, - он постучал пальцем по папке, - само собой, спонтанно, возникнуть не могло. А кто мог так радикально повлиять на биржу, кроме профессиональных финансистов?
- Профессиональный хакер, например, - сказал Слепой. - Или группа хакеров.
- Я об этом думал. Хакеры - это же просто хулиганы! В компьютерах они шарят, не спорю, а вот в экономике... Они могли на какое-то время нарушить работу биржи, могли украсть какую-то сумму, но не более того. Подмять валютную биржу под себя, устанавливая курс доллара по собственному желанию, - не под силу никакому хакеру. Хакер может заменить настоящие цифры фальшивыми, только и всего, а здесь мы имеем дело с умелым манипулированием самим курсом. Курсом, понимаешь, а не циферками на экране, которые этот курс обозначают!
- Понимаю, - сказал Глеб, задумчиво раскуривая очередную сигарету. - И вы намерены послать меня в этот темный лес, где заблудились не только аналитики с Уолл-стрит, но даже и наши ребята с Лубянки во главе с полковником Моршанским...
- Ну, они-то отправились в этот лес с лукошками по грибы, - возразил генерал, - а ты пойдешь на охоту. Ощущаешь разницу?
- Пока что не очень, - признался Глеб. - Безразлично, грибы искать или дичь, если не можешь отличить подосиновик от росомахи.
Генерал печально покивал, соглашаясь с Глебом.
- Лет пятнадцать назад, - сказал он вдруг, - поехал я к матери в деревню. На могилку, - уточнил он, перехватив удивленный взгляд Сиверова. - Ну, меня там помнят, уважают и даже, можно сказать, чтят. Как же, земляк в генералы выбился!
- А в какие именно генералы, они в курсе? - поинтересовался Глеб.
- Да нет, конечно. Им это безразлично. Генерал - он генерал и есть... с их точки зрения по крайней мере. Правда, тогда я еще в полковниках ходил, но все-таки...
- Ага, - сказал Глеб. - Понятно.
Генерал подозрительно покосился на него, но Слепой молчал, всем своим видом изображая повышенное внимание. Федор Филиппович недовольно пожевал губами и продолжал:
- Так вот, случилась там одна любопытная история. Как раз накануне ревизии сгорел склад, представляешь?
- Легко. Обычное дело.
- Ага. Вот и ребята из местного ОБХСС решили так же. Приезжают они на место происшествия, а там их уже шеренга свидетелей дожидается, которые своими глазами видели, как в окошко склада залетела шаровая молния. Допрашивали они этих свидетелей и по одному, и группами, и по всякому - пугали, уговаривали, путали как могли. Да так ничего и не добились, роль свою каждый знал назубок - так, что ни с какой стороны не подкопаешься.
- Обычное дело, - с усмешкой повторил Глеб.
- Ты погоди, - сказал генерал, - это еще не конец. Сгорело, понимаешь, не все. Ну, то, что уцелело, перетащили в какой-то амбар, поставили, как водится, сторожа, повесили замок, опечатали... Не прошло и недели, как во время очередной грозы этот амбар вместе с остатками товара сгорел... Как ты думаешь, отчего?
- Не может быть! - ахнул Глеб.