Появилась охрана гостиницы, милиция, пожарные. Прибежал охранник шах-Фаруза. Макс Фурье не выключал камеру, он ловил тот момент, когда наконец откроют створки лифта и он сможет снять внутренности кабины. Орудуя пожарным топором и багром, двое гостиничных охранников сумели раздвинуть створки. В кабине бушевало пламя. На любопытных повалил густой, едкий от горящей синтетики дым.
Пожарник ловко, как на учении, сорвал огнетушитель, и из алюминиевого раструба вырвалась струя углекислоты. Пожар был ликвидирован в течение десяти секунд.
- Живой кто-нибудь есть? - прошептала горничная, глядя на стекающий из высокоподнятой кабинки дым, и тут же заверещала от ужаса.
Узнать Омара в том, что предстало перед глазами любопытных, было почти невозможно. Осколком разбитого зеркала шах-Фарузу срезало пол-лица, грудь разворотило взрывом. То, что погибший в лифте именно Омар шах-Фаруз, поняли лишь три человека: охранник и Макс Фурье, узнавшие ботинки афганца, да и сам Глеб Сиверов, забросивший в кабину гранату.
- Срочно всем эвакуироваться из здания! - захрипел над головой собравшихся динамик пожарного оповещения. - Лифтами не пользоваться, спускаться по лестницам. Без паники!
Макс Фурье медленно опустил камеру, лицо его было бледным, губы дрожали. Он сделал шаг назад, и тут же его место заняли два других телеоператора, желающие снять трагедию в подробностях.
- Правильно, - тихо сказал Сиверов, проходя мимо Макса Фурье, - надо успеть собрать вещи, иначе потом мы кое-чего в своих номерах не досчитаемся.
Счастливчиков, кто успел пройти к себе в номер, оказалось немного - Сиверов, Фурье и двое танцоров кордебалета. Милиция перекрыла вход в коридор, теснила желающих забрать вещи. Глеб нагнал Макса, когда тот с картиной под мышкой, с камерой на плече выходил на стоянку через черный ход, специально открытый дежурным для эвакуации.
- Оставаться здесь у меня нет ни малейшего желания, - сказал Сиверов французу.
- У меня тоже.
- Насколько я знаю, через два часа поезд на Москву и через три - на Минск. Вам в какую сторону?
- В Москву, конечно же, в Москву, - растерянно проговорил Макс и нервно огляделся.
Ему казалось, что с минуты на минуту прикончат и его, ведь он все время на "Славянском базаре" был рядом с Омаром.
Глеб остановил такси:
- Садитесь. Или вы передумали?
Фурье теперь боялся даже собственной тени. Когда он увидел на крыльце гостиницы мрачного вида милиционера, то быстро юркнул в салон желтой "Волги".
- Да, я с вами.
- Федор Молчанов, - представился Глеб Сиверов.
- Макс, просто Макс, - не стал называть свою фамилию француз.
- Вы, наверное, бельгиец? - специально ошибся Сиверов.
- Конечно, да, я из Брюсселя, - обрадованно вздохнул Макс Фурье. - Я думал, только в России гремят взрывы, оказывается, можно погибнуть от бомбы и в тихом Витебске.
- Кстати, вы не знаете, кто погиб?
- Понятия не имею.
Оксана стояла среди толпы постояльцев, собравшихся возле гостиницы. У крыльца она насчитала десять милицейских машин, три черные "Волги" и один "Мерседес" с тонированными стеклами.
- Что же, все-таки, произошло? - допытывалась она у своего подвыпившего продюсера Петра Гриненко. Того взрыв застал в баре, и, выходя на улицу, он прихватил с собой уже оплаченный графин водки и рюмки.
- Хрен его знает, Оксанка, выпей.
Певица, не покривившись, проглотила рюмку водки, налитую до краев.
- Говорят, взорвали кого-то.
- Кого?
- Кого надо, того и взорвали. Какого-то трижды нерусского. Не то афганец, не то иранец…
- Полный такой, с усиками? - ужаснулась Оксана.
- Не знаю, от него мало что осталось.
И тут Оксана принялась осматриваться. Она искала взглядом Глеба. Тут до нее дошло, что она стала невольной соучастницей.
"Боже мой, сейчас начнутся допросы, объяснения. Что я стану отвечать? Незнакомый человек подошел ко мне, попросил вызвать иностранца из номера… - и тут от души у Оксаны отлегло. - Я звонила по его телефону, откуда они узнают о звонке?" - и певица, радостная, повисла на локте у Петра.
- Оксанка, ты чего так обрадовалась? - Гриненко смотрел на свою подопечную с опаской, уж не поехала ли крыша у девушки.
- Это я обрадовалась, что не мы с тобой в лифте ехали.
- А, - расплылся в довольной улыбке Петр, - нас-то с тобой за что взрывать?
- А его?
- Они, чурки, хитрые, - Петр приложился к графинчику с водкой.
Оксана нежно прильнула к своему защитнику:
- Петро, ехали бы мы с тобой в лифте, а там бомба лежит, что бы ты делал?
Гриненко не на шутку задумался:
- Кто ж его знает? В штаны наложил бы, наверное, от страха.
- А я-то думала, ты бы бомбу собой прикрыл, чтобы я жива осталась.
- Конечно, накрыл бы, - одним глотком Петро допил водку из графинчика и с лживой нежностью посмотрел на Оксану. - Слушай, а это не тот мужик был, который к тебе в баре приставал?
- Какой? - деланно вскинула брови певичка. - Не помню я такого.
Гриненко взглянул на часы.
- Еще часа два на улице торчать, пока все здание проверят. Пошли, в кабак завалимся. Одно нам остается - напиться сегодня.
Милиционер, стоявший на крыльце, через мегафон просил видевших что-нибудь подозрительное в последние дни подойти к следователю. Петр и Оксана, не обращая на него внимания, перебрались в уличное кафе.
Макс Фурье боялся даже на шаг отойти от Сиверова, повсюду ему мерещились преследователи. Француз успокоился лишь после того, как поезд тронулся. В купе они ехали вдвоем.
- Я видел, как вы снимали, - сказал Сиверов. - Странные вы люди, журналисты - ведете себя как стервятники. Вместо того, чтобы помочь лифт открыть, мешаете людям работать, снимаете.
Фурье даже не обиделся:
- Я горжусь тем, что моя камера оказалась на месте происшествия первой. Вы сами чем занимаетесь?
- Бизнесом, - уклончиво ответил Глеб.
И Макс, знакомый с правилами приличия, принятыми в странах бывшего Советского Союза, не стал расспрашивать, каким именно бизнесом его попутчик занимается.
Глеб старался не подавать виду, что ему заметны опасения француза. Тот даже в туалет боялся выйти без сопровождения.
"Он не так прост, - подумал Сиверов, - наверняка понял, чем занимается шах-Фаруз, а может, и сам замешан в его аферах."
- Выйдем покурить? - предложил Макс.
- Можем курить и здесь, - Сиверов чуть опустил раму. Фурье явно расстроился, он хотел вместе с Глебом выйти из купе.
В дверь постучали. Тележурналист тут же глянул на спутника - уж не сговор ли это?
- Войдите.
Появилась проводница, молодая стройная девушка в униформе:
- Чай? Кофе?
- Не сейчас. У вас выпить найдется?
- Ресторан в соседнем вагоне, - напомнила проводница.
- Вы составите мне компанию?
Глеб согласился.
- Документы прихватите, - напомнил Сиверов, - не ровен час умыкнут.
- Я их всегда ношу при себе.
Макс Фурье прихватил камеру. Он пропускал Сиверова перед собой во все двери, зная, что если обрушится удар, то он придется на голову идущему первым. Наконец они дошли. Половину вагона занимал ресторан, половину - бар. У Макса Фурье зажглись глаза, когда он увидел спиртное.
- Что будете пить? - спросил журналист, устраиваясь у стойки.
- Вы человек проницательный, попробуйте угадать мой любимый напиток.
Фурье смотрел то на полки, то на Глеба:
- Обычно вы пьете водку, но это не ваш любимый напиток, она лишь дань русской традиции.
- Пока угадываете.
- Виски пьют в основном снобы, а вы не из их числа.
- Иногда люблю выпить хорошее виски. Но, если человек любит черную икру, это не значит, что он ест ее с утра до вечера столовой ложкой.
- Я сейчас закажу, - обрадовался француз. Понемногу к нему возвращалось хорошее расположение духа, его никто, не преследовал, никто не приставал. - Два по сто армянского коньяка.
- Попали в десятку, - улыбнулся Глеб. - Я люблю коньяк, но не французский, а армянский, грузинский и азербайджанский.
Бармен подал два бокала.
- Лимон будете? - спросил он.
- По-моему, это тоже русская традиция, - задумался француз.
- Я даже знаю ее происхождение.
Глеб грел коньяк в ладони, пропустив ножку рюмки между пальцев.
- Интересно… Абсолютно не русские вещи - и коньяк, и лимон.
- Как назывались заводы, производившие коньяк до революции?
Француз пожал плечами.
- Заводы Шустова. Именно он, первый в Российской империи, решил производить коньяк, сделал это в Армении, где больше солнца. Ну и конечно же, чтобы сделать рекламу, угостил царя своей продукцией. Подарил ему бочонок. Император был человеком тактичным, коньяк ему страшно не понравился, и, чтобы перебить вкус, он попросил лимон - закусить. Шустов понял, в чем дело. Но мужик он был хитрый и раструбил о том, что его коньяк нужно непременно закусывать лимоном, как сделал это сам император.
- А я-то думал! - рассмеялся француз. - Лимон перебивает всякий вкус и всякий запах, даже рыбный, - он приподнял бокал, подмигнул Глебу и сделал маленький глоток. - Чем дольше сохраняется во рту вкус, тем лучше коньяк.
Глеб хлопнул себя по карману:
- Сигареты забыл в купе, сейчас принесу.
- Воспользуйтесь моими, - Макс открыл пачку.
- Ваши для меня слишком слабые, я привык к крепким.
Глеб вернулся в купе и тут же открыл сумку Макса. Все отснятые кассеты Фурье прихватил с собой в бар. В сумке же лежали чистые, еще не распечатанные. Глеб сам видел, как на "Славянском базаре" Макс подписывал отснятые кассеты. В вещах ничего подозрительного не нашел, ни пистолета, ни компрометирующих документов. Картина, упакованная в глянцевый плакат с суперкроссвордом и перевязанная мохнатой пеньковой веревкой, стояла на полке.
Глеб развязал узел, снял обертку. Теперь он мог внимательнее рассмотреть картину. Женщина на полотне улыбалась, ей улыбнулся и Глеб. Он ловко отогнул гвозди и вынул полотно из рамы. По краям оно оказалось записано темперной краской.
"Странно. Раньше полотно было записано, и недавно темперу смыли."
Даже по жалким остаткам живописи было видно: сделана она была в стиле соцреализма. Наверху просматривался кусок кумачового лозунга и самые верхушки написанных охрой букв, по которым нетрудно было восстановить и всю надпись: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".
Поскольку Сиверова интересовала не живопись, а то, использовал ли Фурье картину в качестве тайника, он вновь завернул полотно в плакат и перевязал поверху бечевкой. С сигаретной пачкой в руке Глеб вернулся в бар.
Макс делал вид, что тянет всю ту же самую рюмку коньяка. Рюмка, конечно, осталась прежней, но коньяк был налит повторно. Алкоголь хорошо снимает стресс, а Максу не хотелось показывать свою слабость. Свою работу Сиверов выполнил и поэтому тоже мог позволить себе выпить.
Выпить, в понимании Глеба, означало граммов двести-двести пятьдесят, так, чтобы алкоголь пошел в радость. Он, конечно, мог выпить и больше, но в крайних случаях, когда требовалось подпоить собеседника. В ответственных ситуациях Сиверов практически не пьянел.
Француз захмелел быстро, как бывает со всяким, кто получит временную передышку, а потом дорывается до спиртного. Когда Глеб завел его в купе, Макс сразу же рухнул на полку, пробормотал пару фраз по-французски и заснул.
"Я мог бы посмотреть его вещи и теперь, зря старался - улыбнулся Глеб, - лучше всего сейчас отдохнуть, я заслужил отдых."
ГЛАВА 8
Серей Петрович Максимов, или попросту Серж, своей жизнью был доволен вполне. Четыре года он уже официально работал оператором французской государственной телекомпании ТМ-6 в России. Гонораров и зарплаты ему вполне хватало на женщин, выпивку, путешествия и на то, чтобы ко всему этому снимать неплохую трехкомнатную квартиру в районе Садового кольца, в пятиэтажном кирпичном доме.
Сергей ждал гостя, своего старого знакомого французского журналиста Макса Фурье, который обещал быть во второй половине дня. Тот позвонил ему ночью со "Славянского базара" из Витебска, нес какую-то околесину, просил никому не говорить о его приезде. Сергей мало что понял, кроме того, что Фурье приедет.
С утра Сергей съездил на рынок, затем в супермаркет. Вернулся домой с двумя огромными сумками еды и сразу же принялся распихивать все по холодильнику: мясо, фрукты, овощи, бутылки с алкоголем. Максу Фурье он был обязан многим, а самое главное, работой. Это не без его помощи он устроился на довольно-таки хорошо оплачиваемую работу в московское представительство французского телеканала.
Когда он закончил с продуктами, то тут же принялся за уборку. Квартира в последнее время была сильно захламлена: журналы, книги, фотографии, почтовые конверты, банки из-под пива, пустые бутылки - в общем, самый что ни на есть настоящий гадюшник. Сергей работал быстро. Он был в шортах, в майке, босиком, в целлофановые пакеты запихивал мусор, журналы без системы складывал на стеллажи. На всю квартиру гремела музыка, Сергей дымил сигаретой, иногда пепел падал на паркет, но Серж не обращал на это никакого внимания. Он знал, что после того, как все будет запихано в пакеты, которых в прихожей становилось все больше и больше, он пройдется по полу пылесосом, затем протрет паркет влажной тряпкой, сядет в машину, съездит в прачечную, заберет чистое белье, и будет в его квартире полный порядок.
Но всякая работа требует определенных усилий. Когда весь хлам был рассован по пакетам, а пакеты вынесены во двор, Сергей понял: убирать дальше он не в состоянии, силы иссякли. Да и не любил он, как и большинство мужчин, заниматься женской работой.
- Значит, так, - сказал сам себе оператор, садясь в глубокое кресло и забрасывая ногу за ногу. - Убрать хорошо я не смогу, а времени до приезда Макса осталось ровно шесть часов. Он будет в Москве ровно в четыре. Сделаем вот что, - и Серж схватил трубку радиотелефона.
Быстро по памяти набрал номер.
- Клавдию Николаевну можно?
- …
- Здравствуйте, Клава, - когда Серж услышал знакомый голос, его губы растянулись в улыбке - Клава, родная, мне нужна твоя помощь. Надеюсь, ты не откажешься заработать немного денег?
- …
- Нет? Я так и знал. Прекрасно! Прекрасно! - мягким баритоном говорил оператор в трубку. - Тогда подъезжай, времени у тебя в обрез. Хочешь, возьми кого-нибудь еще себе в помощь.
- …
- Возьмешь дочку? Что ж, прекрасно, приезжай с дочкой. Мне вот что надо… Хотя нет, давай по-другому: ты приезжай, я тебя жду, - Сергей отключил телефон и бросил его в кресло, стоящее напротив него. Он налил себе в стакан минералку, жадно выпил.
"Клавдия с дочкой будут через полчаса, вот они-то все и сделают: окна помоют, постель перестелют, протрут пыль, пол и даже приготовят обед. О чем еще можно мечтать? Мог ли я себе позволить такую жизнь лет пять тому назад? Нет, конечно же. И это благодаря Максу, благодаря ему."
Макс был "голубым", но Сергея это абсолютно не волновало, он не был во вкусе своего французского приятеля. У того имелись свои пристрастия: он любил молодых парней и с ними развлекался, хотя в Париже у него была жена и трое детей.
"И как это он умудряется, - иногда думал Сергей, - жить с женой, делать ей детей, да еще ко всему этому успевает гулять на стороне с молодыми арабами?"
А почему с арабами, этому было самое банальное объяснение: арабы стоили намного дешевле.
"Пусть поживет несколько дней у меня. Хотя какого черта он будет жить у меня? Он состоятельный человек и может позволить себе снять номер в гостинице. Что-то здесь не так. Ну да ладно, приедет - расскажет."
Через полчаса в дверь позвонили. Сергей открыл. В двери с большой хозяйственной сумкой в руках стояла женщина средних лет, а из-за ее плеча выглядывала восемнадцатилетняя девчонка в коротеньких джинсовых шортах, в коротенькой майке. Голова девушки была повязана пестрой банданой.
- Добрый день, Сергей Иванович.
- Проходи, Клавдия, и ты, Светлана, проходи. Значит, объясняю, что вам надо сделать. К четырем ко мне приедет друг, значит, все должно сиять, сверкать и вкусно пахнуть. Я думаю, Клавдия, вы успеете.
Женщина осмотрела квартиру, ехидно улыбнулась:
- Вы, Сергей Иванович, ставите почти невыполнимую задачу.
- Доплачу, Клавдия, и еще за сложность, и за срочность. Приступайте, а я поехал в прачечную, привезу чистое белье.
Когда Сергей Максимов вернулся на маленьком джипе из прачечной и внес в квартиру тяжелую стопку постельного белья, в квартире стоял уже совсем другой запах, словно он в ней никогда не курил. Пахло свежестью, чистотой, а из кухни тянуло запахом жареного мяса. Девушка стояла на подоконнике и мыла окна. Она была хороша собой: длинные, стройные ноги, высокая девичья грудь.
Сергей несколько мгновений любовался ею, затем причмокнул языком.
Из кухни в гостиную вошла Клавдия, на ней был чистый передник, волосы прикрывала белая косынка.
- Ну как вам, Сергей Иванович?
- Дочка у тебя, Клавдия, красивая. Достанется же кому-то такая прелесть.
- У нее кавалеров как собак, - Клавдия рассмеялась.
- Я тут, Сергей… - засмущалась девушка.
- Можно без отчества, - сказал Максимов.
- Ваши компакты брала, вы уж извините, пожалуйста.
- Слушай. Можешь и домой пару штук прихватить. Только давай договоримся - с возвратом.
- Я сама потом вам принесу.
- Я принесу, - вставила Клавдия Ивановна, - нечего тебе к Сергею Ивановичу ходить.
- Вот так всегда, - сокрушенно покачал головой телеоператор.
- Сейчас она домоет окна, а я перестелю постель.
- А я сбегаю в соседний супермаркет, куплю упаковку пива. Выпьешь? - обратился он к девушке. Та покосилась на кухню. - Я думаю, против пива твоя мама возражать не станет.
- Станет. Она даже курить мне не позволяет.
- А ты куришь? - улыбнулся телеоператор.
- Почему бы и нет? Я не только курю, - ехидно наморщила пухлые губы Света.
- Тогда с тобой все ясно.
- Что ясно? - продолжая тереть сверкающее стекло, спросила Света.
- Да все с тобой ясно, - и Сергей покинул квартиру.
Когда он вернулся из магазина с двумя упаковками баночного пива, квартира уже сияла чистотой. Не хватало для полноты картины, может быть, лишь букета цветов на журнальном столике.
"И как это женщинам удается так быстро сделать уборку? У меня бы это заняло почти неделю. Пока бы я убирал квартиру, она одновременно и захламлялась. В общем, женщины - существа удивительные, им удается то, что никакому мужчине не под силу."