– Ты ехал в Памуккале, – сказал чернолицый.
– Что? – невнимательно отозвался Хеджи, который сильно растревожился из-за лопат.
– Ты ехал в Памуккале…
– А-а, да.
– Она в Памуккале?
– Кто? – снова проявил невнимательность Хеджи.
Чернолицый взмахнул газетой с фотографией.
– Этого я не знаю, – сказал Хеджи.
Тогда чернолицый резко склонился над ним и полоснул ножом по лицу. Снова брызнула кровь.
– Я последний раз спрашиваю! – предупредил чернолицый. – Где искать ее в Памуккале? Где вы договорились встретиться?
– Поехали, я покажу, – прохрипел Хеджи.
– Нет, ты скажи, – предложил чернолицый.
И Хеджи понял, что они его убьют. Он мог бы догадаться об этом раньше, и даже догадался, конечно, но не мог поверить, потому что поверить в это было очень страшно.
– Я адреса не знаю, – сказал Хеджи. – Я только помню, как выглядит тот дом.
– Какой дом?
– Где мы должны встретиться.
– Она сейчас в Памуккале?
– Да, – ответил Хеджи.
– Он все врет, – сказал его бывший сосед по автобусу, который успел вернуться от машины. – Он никогда не был в Памуккале, он сам об этом мне говорил. Поэтому не может знать, как выглядит какой-то там дом.
Хеджи обессиленно прикрыл глаза. Тогда его ударили. Удар был сильный и очень болезненный. Хеджи взвыл, перевернулся на бок.
– Его надо мочить, – услышал он голос своего соседа по автобусу. – Он ничего не знает про девчонку, я же вам говорил.
Хеджи открыл глаза. Он видел выжженную солнцем землю. Смятую в лепешку пластиковую бутылку. Черное пятно разлитого по земле моторного масла. И обрезок металлического лома рядом с масляным пятном.
Последний шанс, подумал он с неожиданным для самого себя спокойствием.
* * *
Они не будут его здесь убивать. Потому что лопаты они положили в багажник. Они боятся убивать его здесь. Завтра сюда придут рабочие, увидят кровь, а им этого не нужно. Это сегодня здесь безлюдно, а завтра будет иначе. Они будут убивать его в другом месте. Там, где завтра никто не появится. И послезавтра тоже. И туда они повезут его на машине. И почти наверняка до машины ему предстоит пройти самостоятельно. Его путь будет пролегать мимо обрезка лома. Его последний шанс.
– Денис! Присыпь кровь песочком! – распорядился чернолицый и показал рукой на пятна крови Хеджи, окропившей выжженную землю.
Не будут его здесь убивать. Увезут.
– Вставай! – скомандовал чернолицый и небольно пнул Хеджи.
Хеджи поднялся.
– В машину! – подтолкнул его в спину чернолицый.
А бывший сосед по автобусу шел впереди Хеджи. Шагах в пяти. И, когда он поравнялся с обрезком лома, поддел железяку ногой и отбросил подальше, сердце Хеджи оборвалось и упало. Подобное, наверное, испытывает приговоренный к смерти человек – в тот момент, когда ему объявляют о том, что поданное им прошение о помиловании отклонено и надежды больше нет.
Господи, взывал к небу Хеджи, я никогда в тебя не верил, но сейчас мне так плохо и мне не на кого больше надеяться! Помоги мне, господи, сделай так, чтобы я остался жить!
Небо было синее, ни одного облачка на нем, и ничего там Хеджи не разглядел, хотя всматривался. Когда он опустил глаза, то вдруг увидел бутылку. Пустую. Из-под пива "Эфес". Вполне возможно, что пиво выпил накануне выходных турецкий работяга, а потом поставил бутылку на бульдозерную гусеницу.
Хеджи до бутылки было – лишь руку протянуть. Он метнулся, схватил бутылку, в следующую секунду шустрой птицей вспорхнул на капот бульдозера, развернулся волчком. Чернолицый, хотя и с запозданием, лез на бульдозер за ним следом, и об его голову Хеджи бутылку и разбил. Брызнули осколки, чернолицый охнул и кувыркнулся с гусеничного трака, хлопнулся оземь, а Хеджи бросился на него сверху коршуном, оседлал, вонзил ему в грудь бутылочное горлышко – "розочку". Одежда чернолицего окрасилась кровью. Хеджи схватил оброненный врагом нож и резко распрямился.
Потрясенный видом столь скорой и жестокой расправы, Денис даже не шелохнулся – остался в отдалении, где по приказу чернолицего засыпал песком следы крови, и теперь со страхом следил за Хеджи. Бывший сосед Хеджи по автобусу, который спешил на подмогу чернолицему, тоже вдруг остановился, когда увидел нож в руках Хеджи.
Хеджи попятился к машине, не выпуская врагов из поля зрения. Склонился, подхватил свою сумку. Дошел до "Фиата", сел за руль. Ключа в замке зажигания не было.
– Придется детство вспомнить.
Ножом раскурочил замок зажигания, соединил провода напрямую, завел двигатель.
– Еще встретимся! – крикнул ему издали его бывший сосед по автобусу.
– Не приведи господь, – пробормотал Хеджи, – с такими придурками встречаться.
Газанул и уехал.
* * *
Хеджи не знал дорогу в Памуккале, поэтому ему пришлось вернуться в Денизли. Здесь он бросил "Фиат" в одном из переулков, взял такси и поехал в Памуккале. В отеле "Koray" ни слова не понимавший по-английски молодой турок долго не мог взять в толк, чего от него хотят. Только улыбался вежливо и кивал, когда Хеджи показывал ему газету с фотографией Полины. Потом пришел другой турок, постарше, и все наконец прояснилось.
Эта девушка здесь жила, сказал турок. Два дня и две ночи. А потом она уехала в Стамбул.
– А вы не знаете, где она в Стамбуле собиралась остановиться? – глупо спросил Хеджи.
Естественно, турок этого не знал. Это была катастрофа. Хеджи был в Стамбуле. Единственный в мире город, расположенный на двух континентах. Десять миллионов жителей, сотни тысяч домов, тысячи улиц. В этом человеческом муравейнике невозможно отыскать Полину. И получалось, что он потерял ее след.
Хеджи на такси вернулся в Денизли, а оттуда ночным поездом уехал в Стамбул.
* * *
Съемки в бывшем султанском дворце Топкапы проводили во вторник, когда там был выходной и вход для туристов перекрыли.
Хеджи шел через покои матери султана, глядя в объектив видеокамеры, и говорил при этом:
– Прелесть банных процедур, которые мы показали вам в бане Джагалоглу…
– Стоп! – сказал оператор и посмотрел на режиссера.
– Стоп! – эхом отозвался режиссер. – Что такое?
– Он не должен поворачивать голову, – сказал оператор. – Иначе видна щека.
Щека Хеджи была изуродована нанесенными ножом ранами.
– Идет и смотрит прямо! – сказал оператор. – И ни в коем случае не в камеру!
– Хорошо, – вздохнул Хеджи.
Вернулся в исходную точку. Снова пошел.
– Прелесть банных процедур, которые мы показали вам в бане Джагалоглу, была доступна подданным султана, но сам султан, живущий во дворце Топкапы, вряд ли мог получить истинное наслаждение, потому что даже в бане он не чувствовал себя в безопасности…
Хеджи переступил через порог.
– Это ванная комната султана, – пояснил он. – Обратите внимание на позолоченную решетку. Султан входил в помещение, закрывал за собой решетку и только после этого приступал к водным процедурам – даже во время купаний он боялся, что его могут убить…
Хеджи шел дальше, вот он оказался в покоях султана, где тот проводил время в кругу семьи.
– Вот ниша, здесь бежит вода, – продолжал рассказывать Хеджи. – И таких мест, где журчит вода, в султанском дворце немало. Но не подумайте, что здесь обитали такие чистюли, просто журчащая вода создавала шумовой фон, и султан мог не опасаться, что его речи услышат чужие уши…
Хеджи шел по коридору и продолжал свой рассказ.
– Вся жизнь султанского двора – это сплошная череда интриг. Высокопоставленные сановники Османской империи, все эти паши и визири, боролись за благосклонность султана, за высокооплачиваемые должности и даже за саму жизнь, потому что каждого из них султан в любую минуту мог передать в руки палача. Близкие султана, все его многочисленные жены и наложницы, тоже интриговали, и целью тоже были благосклонность султана и, по большому счету, сама жизнь, поскольку настоящей удачей было родить султану его первого сына-наследника – тогда можно не опасаться за свое будущее, но незавидной могла стать судьба тех, кто родил султану второго, третьего, четвертого сына…
Хеджи вышел на открытую площадку, откуда открывался вид на бухту Золотой Рог.
– Дело в том, что после смерти султана его сын-наследник прежде всего убивал тех, кто мог претендовать на трон, то есть своих братьев. Взошедший на трон Баязид I повелел задушить своего младшего брата, Мехмед II сделал то же самое, а Селим I приказал задушить не только двух своих братьев, но и их четверых сыновей, то есть своих племянников, самому младшему из которых было всего пять лет. Подобная жестокость не была чем-то из ряда вон выходящим, а воспринималась как нечто само собой разумеющееся и фактически имела силу закона. То есть подданные новоиспеченного султана ожидали от него, что он поступит именно так. И он так и поступал. Такие были нравы.
– Стоп! – сказал режиссер.
– Нормально? – спросил Хеджи.
– Более чем! Подобные страсти только и рассказывать с такой мрачной физиономией, как у тебя.
– Пошел ты к черту! – вяло огрызнулся Хеджи.
Режиссер приобнял его за плечи и сказал:
– Не убивайся так! Она уже давно дома, может быть.
Но Полины дома не было. Звонил ей Хеджи. Никто не подошел к телефону.
* * *
В последний день перед отъездом из Стамбула оператор решил снять город с высоких точек. Первая такая точка, Галатская башня, находилась в европейской части города, а вторая на холме Чамлыджа, за Босфором, в азиатской части.
Хеджи, который свою роль уже выполнил, хотел увильнуть, но режиссер ему этого не позволил. И, как оказалось, не зря, потому что и для Хеджи нашлась работа в кадре.
На самом верху стоящей на холме Галатской башни был круговой балкон, откуда весь Стамбул как на ладони, и Хеджи, идя по балкону, рассказывал для будущих телезрителей:
– Очень рекомендую каждому, кто приехал в Стамбул. Таким этот город видят птицы. Бухта Золотой Рог, – показал рукой вниз и вправо, – а здесь вот Босфор. За бухтой – все главные достопримечательности Стамбула: мечеть Айя-София, дворец Топкапы, мечеть Султанахмет и мечеть Сулейманийе, все мечети можно распознать по минаретам. А за Босфором – уже Азия…
Он смотрел сверху на бескрайние кварталы огромного города, и тоской наполнялось его сердце. Где-то здесь, возможно, была Полина. Неуловимая Полина. Исчезнувшая бесследно Полина.
– Все это великолепие можно увидеть, заплатив три доллара за билет, но только если вы успели до восьми часов вечера. В восемь вечера в ночном клубе на вершине башни начинается представление для туристов…
Хеджи переступил порог и с балкона перешел в заставленное столиками помещение со сценой.
– Это удовольствие обойдется уже в семьдесят пять долларов с человека. За эти деньги вас и накормят, и развлекут, даже покажут танец живота, но, главное, конечно, не это. У вас будет возможность увидеть отсюда, с высоты, ночной Стамбул. Вот этот вид уж точно стоит таких денег…
Потом они всей группой поехали на холм Чамлыджа. Через Босфор переехали по длинному мосту, расстояние между опорами которого, как сказал переводчик, составляло больше километра. По улицам азиатской части. Потом их микроавтобус карабкался по петляющей узкой дороге, забираясь все выше и выше. Доехали почти до вершины холма, но дальше проезд был закрыт, пришлось идти пешком.
Парк на вершине холма. Аккуратные дорожки. Деревья. Клумбы. В кафе под открытым небом предлагали чай и тонкие лепешки.
Оператор нашел хорошую точку для съемки, откуда был виден Босфор и европейская часть Стамбула, а еще тот самый мост, по которому они только что проехали, и Мраморное море со вставшими на рейде кораблями.
– А ведь через Босфор можно переплыть на теплоходе, – сказал Хеджи.
И сделанное им открытие ему самому понравилось. Он увидит этот город с воды. Проплывет по Босфору. А потом будет бродить по стамбульским кварталам до глубокой ночи, впитывая виды, звуки и запахи этого города, прежде чем покинуть его завтра.
* * *
После того как отсняли панораму Стамбула, делать было нечего. Набрали чая и гезлеме, тонких турецких лепешек, устроились шумным табором в тени деревьев. Потом сели в микроавтобус, довезли Хеджи до причала Юскюдар, откуда отправлялись в европейскую часть Стамбула пассажирские теплоходы.
Хеджи купил в кассе жетон, опустил его в прорезь турникета, прошел на причал и поднялся на борт теплохода, который почти сразу отчалил.
Приближался вечер. Небо из синего становилось серым, и серой стала вода в Босфоре. Кружились чайки над водой. По берегам тут и там зажигались огни. Очертания предметов теряли дневную четкость, становились размытыми, и город превращался в загадку.
Теплоход причалил неподалеку от моста на европейском берегу Босфора. Хеджи узнал это место, он видел его сегодня днем с Галатской башни. Вместе с другими пассажирами теплохода Хеджи сошел на берег. Здесь вкусно пахло жареной рыбой. Хеджи увидел покачивающиеся на волнах рыбацкие лодки, в которых на открытых решетках обжаривалось рыбное филе. Увидел ряды табуретов на берегу и людей, которые расположились здесь с аппетитными сандвичами из булок – рыбы – овощей. Увидел старика-турка в национальном костюме, который здесь же торговал домашними соленьями. И понял, что этот вечер он проведет здесь.
Он купил себе булку с рыбой, купил соленья, сел на пластиковый табурет так, чтобы видеть сразу и бухту Золотой Рог, и Босфор, и Галатскую башню на вершине холма, и идущие по Босфору корабли с включенными огнями, и огни домов, карабкающихся вверх по холмистым берегам, и мельтешащих чаек, и рыбацкие лодки, где турки жарили рыбу, и…
Он увидел Полину. Она сидела на табурете неподалеку, и в ее руках была точно такая булка с рыбой, как у Хеджи. Она сидела неподвижно, задумчиво смотрела на стамбульские огни, и для нее весь мир вокруг сейчас, казалось, не существовал.
Хеджи узнал бы этот профиль среди тысяч других.
– Полина!!! – выдохнул он, все еще не веря, что подобное возможно.
Часть третья
ЗАСТАВИТЬ ВСПОМНИТЬ
Он даже не подумал, что может ее напугать. Бросился по набережной, переворачивая по ходу пластиковые табуреты.
– Полина!
Она вскинула голову и окатила его таким полным холодного ужаса взглядом, что он остановился как вкопанный в паре метров от нее, и ее страх передался ему. Он испугался этого ее отталкивающего взгляда. Она его не узнавала – и он ужаснулся своему открытию.
– Полина! – пробормотал он.
Она смотрела так, будто пыталась его вспомнить. Будто угадывалось что-то знакомое в чертах его лица, но кто этот человек и где она его прежде могла видеть – это ей не давалось.
– Ты кто? – спросила она.
– Я Хеджи! Полина, я Хеджи! Ты помнишь меня?
– Нет, – медленно произнесла она в ответ.
И он снова ужаснулся.
– Полинка! Родная!
– Не подходи!
Она боялась его, он это видел. И его сердце разрывалось от жалости к ней.
– Полина! Я Хеджи! Ты меня вспомнишь! Ты меня хорошо знаешь, просто ты меня забыла!
Она смотрела недоверчиво. Было видно, что пытается вспомнить, кто он такой, но никак, никак это ей не удавалось.
– Ты вспомни! – умолял он ее. – Москва! Я и ты! Я приехал к тебе домой, твой отец об этом попросил…
Что-то дрогнуло в ее лице.
– Вспомнила? – воскликнул Хеджи с проснувшейся надеждой.
Покачала головой. Не вспомнила.
– Твоего папу звали Олег Иванович, – пытался достучаться до нее Хеджи. – Правильно?
– Я тебя не помню.
Он думал, что главное – найти ее. Он шел по ее следу, метался по Турции, и ему казалось, что, когда он ее найдет, он будет самым счастливым человеком. Вот он нашел ее. А счастья не было. Только ужас и боль.
– Я здесь по работе, – бормотал Хеджи. – Можно сказать, случайно. Нас целая группа…
Он вдруг увидел, как она метнула окрест испуганным взглядом, и понял, что сказал не то.
– Их здесь нет! – произнес поспешно. – Я от них отдельно! Мы завтра улетаем, и я решил по Стамбулу походить!
Она боялась всего, и он нисколько этому не удивлялся, потому что кое-что о ее турецких приключениях он уже знал.
– Ой, Хеджи! – вдруг раздался женский голос.
Две молодые женщины подошли и разглядывали Хеджи бесцеремонно.
– Это ведь вы?
– Да, я, – ответил Хеджи, всем своим видом давая понять, как не вовремя они его узнали.
– Клёво! – сказала женщина. – Хеджичка! Вы здесь! Какая радость!
Они обе засмеялись. Кажется, они были нетрезвы.
– А давайте мы с вами сфотографируемся, Хеджи!
Уже достали фотоаппарат.
– Мы даже перешлем вам фотографию, если вы адрес свой дадите, – пообещали и снова рассмеялись.
– Послушай! – осенило Хеджи, и он про этих теток вмиг забыл. – Я тебе сейчас докажу, что ты меня знаешь…
Достал свой мобильник и уже торопливо набирал московский номер.
– Кирюха! – сказал он своему невидимому собеседнику. – Доберись до моего компа, найди там файл… Нет, не с Тарканом… Файл я обозвал "Полина". Скачай его на мой мобильник! Быстро! Жду!
Тут женщины о себе напомнили. Одна встала рядом с Хеджи. Другая фотографировала.
– Вы его знаете? – вдруг спросила у них Полина.
– Конечно! Это же Хеджи!
– А кто он?
– Здрасьте! – сказала женщина. – Он из телика! Программы разные ведет, в кино снимается.
– Точно! – сказала неуверенно Полина. – Я в телевизоре тебя видела!
Она всматривалась с прищуром в Хеджи, будто вызывая из памяти его образ. Наконец у нее появилось хоть какое-то объяснение, где она могла его видеть и почему его лицо ей кажется таким знакомым.
– Полина, дело тут не в телевизоре! – заторопился Хеджи, боясь, что она сейчас укрепится в своей уверенности и до нее потом не достучаться. – Ты видела меня без телевизора там, в Москве! Мы вместе проводили время!
– О, как интересно! – захихикали женщины.
Они перемигивались друг с другом и строили Хеджи глазки.
– Пошли отсюда малой скоростью! – взбеленился Хеджи.
– Фу, как грубо! – нисколько не обиделись подружки.
Хеджи пошел на них.
– Только без рук! – сказала одна.
– Нет, можно и с руками, – игриво сказала вторая.
Они расхохотались.
Хеджи толкнул их одновременно. И обе они едва не упали.
– Хам! – сказала одна.
– В тюрягу захотел, звездюля? – поинтересовалась другая. – Тоже мне Киркоров!
Но веселья уже не было, и они ушли.
– Ты Хеджи! – произнесла Полина так, словно все больше утверждалась в этой мысли. – Чего ты хочешь от меня?
– Чтобы ты пошла со мной!
Кажется, она сильно удивилась.
– Пошел ты к черту, – сказала она неуверенно.
– Ты должна идти со мной!
– С какой стати? – окреп ее голос.