– У тебя с папой… С Прокоповым… На Кипре отношения как-то не сложились. И он, чтобы с тобой не контактировать и не усугублять, своего работника к тебе приставил. Тот тебя катал по Кипру и дарил подарки. Ухаживал, в общем. Так вот это он и есть.
– Кто? – не поняла Полина.
– Парень, который нас обслуживает.
– Официант?! – изумилась Полина.
– Он не официант. Он владелец этого ресторана. Зовут его Антон. Твой папа ему денег дал, и он это заведение открыл. А ты его действительно не помнишь?
– Нет, – покачала головой Полина. – Абсолютно.
А может, и не надо было ей про Антона говорить, запоздало осенило Хеджи.
* * *
Когда Полина и Хеджи выходили из ресторана, Антон увязался было за ними следом, но Полина сказала ему сухо:
– Не надо нас провожать!
Ей как будто было неловко.
Антон смешался и отстал.
На улице их поджидал сюрприз. У крупного автомобиля, размерами с небольшой грузовичок, стоял Прокопов.
– Что он здесь делает? – вырвалось у Полины.
По лицу Хеджи она определила, что и для него это сюрприз, и значит, не по его наводке появился здесь Прокопов. Антон? Полина уже готова была поверить в то, что владелец ресторана сообщил Прокопову, что Полину надо искать в "Никосии", но тут она увидела стоящую в отдалении машину, а в ней – тех двух парней, которые накануне встречали ее в аэропорту, и тут все встало на свои места.
– Они что – следили за мной? – спросила Полина с недовольством.
Прокопов неопределенно развел руками.
– Для чего? – сердито щурила глаза Полина. – Кто разрешил?
– Полина, я боялся за тебя, – пробормотал Прокопов.
Привыкший к резкости и бесцеремонности Прокопова Хеджи сейчас не узнавал этого человека.
– Ну хочешь, я их отправлю? – предложил Прокопов.
– Да уж потрудись! – ответила сердито Полина.
Прокопов махнул рукой. Машина с парочкой крепышей уехала.
– Поехали? – предложил Прокопов Полине.
Полина хмурилась.
Прокопов распахнул дверь своего безразмерного авто. На сиденье лежала огромная охапка розовых роз.
Полина увидела цветы. Попыталась сохранить строгость во взгляде. Но что-то с ней уже произошло. Обнаружила несоответствие своего поведения происходящему. Улыбнулась. Смутилась.
Прокопов понял, что прощен. Поспешно переложил розы на заднее сиденье, освобождая место впереди для Полины, предложил руку, чтобы помочь дочери забраться в салон, потом захлопнул за Полиной дверь.
Хеджи остался стоять на асфальте. Прокопов сунул в его ладонь свою визитку:
– Заедь ко мне завтра в офис. Расскажешь, что там случилось в Турции. Я хочу понять, что за уроды были.
Он будет их искать и обязательно найдет, подумал Хеджи. Прокопов не из тех людей, которые прощают.
* * *
Полина и Прокопов ехали по улицам ночной Москвы. Полина видела крыши обгоняемых ими легковушек, словно сама она сейчас не в автомобиле ехала, а в троллейбусе.
– Какая огромная машина! – сказала она.
– "Хаммер", – отозвался Прокопов. – Сто тысяч долларов. Сегодня взял в автосалоне покататься.
– Покататься? – не поняла Полина.
– На пробу типа. Тест-драйв.
– И можно так вот запросто взять дорогущую машину? – не поверила Полина.
– Не могут отказать клиенту, который за полгода берет уже третью машину.
– Ты уже у них покупал?
– Ага.
– Такие точно?
– Зачем такие? Две БМВ. Седан и джип.
– Разбил?
– Почему разбил?
– Ну, снова покупаешь. Ты ведь ее купишь? – спросила Полина и провела ладонью по панели.
– Куплю. А те я не разбил. Просто машины разные должны быть. На все случаи жизни.
– Но очень уж большая, – сказала Полина.
– По нашей жизни так и надо. Ты должен быть большой и страшный.
– Зачем?
– Чтобы боялись. Ты видишь, мы с тобой едем – все шарахаются в сторону. А ехали бы на "Оке" – любой козел пытался бы нас бортануть. Страна такая. Я если подписал контракт, допустим, с англичанином, так этот Джон будет все пункты выполнять, потому что ему вдолбили с детства, что надо быть честным и слово свое держать. А с нашим, если я подписал, – он будет договор выполнять только в том случае, если боится. На страхе все держится.
– А ты страшный? – спросила вдруг Полина.
– Для тебя – нет, – сказал Прокопов после паузы.
– А для других?
– Другие разные бывают. Есть друзья, есть враги. Для врагов я – страшный, – ответил Прокопов без улыбки.
Сейчас он не шутил.
* * *
Прокопов привез Полину к дому в центре Москвы. Охрана при въезде на огражденную территорию. Охрана в подземном паркинге. Охрана в вестибюле первого этажа. А еще в вестибюле было много мрамора, много бронзы и много огромных и явно дорогих зеркал. Лифт, как швейцарские часы, сверкал никелем и хромом и, как часы, был бесшумен.
– Я тут купил квартиру, – сказал Прокопов. – Хочу тебе показать.
И на этаже, когда они вышли из лифта, был мрамор, вычурные светильники под старину, и даже воздух здесь оказался не такой, как на улице, – он был чист и свеж, как на лесной опушке.
Вошли в квартиру. Прокопов не стал зажигать свет, и за стеклянной стеной, прозрачной от пола до потолка, Полина увидела огни ночной Москвы, позолоченный купол храма Христа Спасителя и рубиновые звезды Кремля.
* * *
От ужина Полина отказалась, но выпить вина согласилась. Села в кресло. Свет не зажигали. Москва была под ними. Казалось, что они не в квартире сейчас, а парят в воздухе, как птицы. И то ли от волшебной этой картины, то ли от выпитого вина, то ли по какой-то другой причине на Полину вдруг снизошло необыкновенное спокойствие. Не было ни страхов, ни проблем, ни тревог. Все плохое ушло. И можно было наслаждаться этим разлитым в воздухе покоем.
– Нравится? – спросил Прокопов.
Даже нарушив тишину, он не вывел Полину из состояния сладкого оцепенения.
– Да, – словно в полузабытьи, отозвалась она.
Но Прокопову хотелось сделать еще что-нибудь приятное для нее. Он принес свечи, чтобы расставить их по комнате. Зажег первую. И тут Полина увидела татуировки на его руках.
– Ты сидел в тюрьме, – сказала Полина.
Свеча дрогнула в прокоповских руках.
– За что? – спросила Полина.
– За глупость.
Прокопов поставил свечу на стол. А другие свечи даже не попытался зажечь. И было видно, какое скверное у него сделалось настроение.
Полина испытала раскаяние.
– Прости меня, – сказала она. – Давай не будем вспоминать прошлое?
– И ты меня прости, – попросил Прокопов. – За то, что так сложилось. За то, что все эти годы прожила без отца. Без меня. Я виноват перед тобой и перед Машей. Так получилось.
* * *
На следующий день Прокопов встретил в аэропорту прилетевших с Кипра тетю Галю и Миху. Тетю Галю он невнимательно поцеловал, сыну попенял за небрежность в одежде, но это тоже было сделано как бы мимоходом, и тетя Галя легко догадалась, в чем причина.
– Как Полина? – спросила она.
Прокопов замешкался с ответом.
– Дружбы нет? – сказала тетя Галя понимающе. – С тобою в контрах, как тогда на Кипре?
– Наоборот, мы дружим.
– Неужели? – приятно удивилась тетя Галя.
– Но я никак не могу понять, – признался Прокопов. – Она старается забыть про все наши прежние дела и неприятности? Или она про них не помнит?
– Ты что такое говоришь?
– У нее травма головы. И какие-то провалы в памяти. Что-то помнит, что-то нет. И я порой теряюсь. Не знаю, о чем могу с ней говорить, а о чем лучше промолчать.
– Саша! Надо себя вести так, будто в прежней жизни у вас с ней было все нормально, – решительно сказала многоопытная тетя Галя. – Если девочка только делает вид, что не помнит всех этих ваших передряг, – тут надо ей подыграть. А если она действительно не помнит – тем более незачем напоминать. Она где сейчас? У себя?
– У меня. Я объяснил ей, что мне в их квартиру заявляться – выше моих сил.
– Ну вот! – сказала с чувством тетя Галя. – Ну это-то зачем? Зачем ей лишний раз напоминать про Звонарева и про эти несчастья?
* * *
Полина встретила гостей так, как накануне встретила Прокопова. В ее облике была кротость, а во взгляде угадывалось напряжение.
– Полиночка! – пропела тетя Галя.
Она излучала доброжелательность и оптимизм. Обняла девушку крепко, демонстрируя свою к ней приязнь.
– Как ты, родная?
– Нормально, – ответила Полина и улыбнулась неуверенно.
– Выглядишь не очень, – не стала кривить душой тетя Галя. – Но мы тебе хорошее настроение вернем.
Протянула было руку, чтобы потрепать Полину по волосам, но ее перехватил Прокопов.
– Там болит, – пробормотал он, досадуя на сестру за то, что она забыла.
Ведь он предупреждал ее про рану на голове Полины, пока ехали из аэропорта домой.
Тут Миха наконец приблизился. До сих пор топтался в сторонке, дожидаясь, пока взрослые исполнят все формальности. Но очень волновался, поскольку соскучился по Полине.
– Здравствуй, Полина, – сказал он и смутился. – Это тебе.
Извлек из-за спины небольшую картину в рамке, протянул Полине. На картине было синее море и корабль под алыми парусами.
– Спасибо, – сказала Полина.
Возникла неловкая пауза.
– Зовите в дом! – прервала общее молчание тетя Галя. – Мы все-таки с дороги!
Прошли в квартиру.
Полина быстрым равнодушным жестом оставила подаренную Михой картину на столе, мимо которого она проходила.
Миха обмер.
– Дай-ка я рассмотрю тебя получше! – сказала Полине тетя Галя.
Взяла девушку за руки, закружила, засмеялась:
– Боже, как я тебе рада, Полиночка моя!
Привлекла к себе, обняла крепко.
– И я тоже рада, – сказала Полина.
Тетя Галя не видела ее глаза в это мгновение. И Прокопов тоже не видел. А Миха видел. И он испугался по-детски сильно, как могут пугаться только дети.
– Может, кофе выпьем? – предложила тетя Галя.
– Я приготовлю! – вызвалась Полина.
– Я тебе помогу.
– Нет, я сама! – упрямилась Полина.
– Ну хорошо, девочка моя, – не стала перечить ей тетя Галя.
Полина скрылась в недрах огромной прокоповской квартиры. Миха смотрел ей вслед испуганным взглядом.
– Это не Полина! – произнес свистящим шепотом.
– А кто же это? – невесело улыбнулась тетя Галя, не уловившая состояния, в котором пребывал мальчишка.
– Я не знаю, – сказал Миха. – Но это не Полина. Это кто-то другой.
Часть четвертая
ЗА ЧУЖИЕ ГРЕХИ И ЗА ЧУЖИЕ ДЕНЬГИ
Кемаль пришел в гостиницу поздним вечером.
– Здравствуй, Таня, – сказал он и переступил через порог номера.
Он был наряден: блестящие кожаные туфли с острыми носами, безупречные стрелки черных брюк с отворотами и рубашка в крупных легкомысленных цветах.
– Тебе тут нравится? – спросил Кемаль.
Она пожала плечами неопределенно.
Кемаль прошелся по номеру, словно прикидывая, захотел бы он сам жить в таком, а когда оказался рядом с девушкой, вдруг быстрым движением взял ее за руку и попытался привлечь ее к себе. Она вырвалась и отступила, и в ее глазах теперь был испуг.
– Зачем ты против? – удивился Кемаль.
Сделал шаг к девушке.
– Я закричу! – предупредила она.
Кемаль сверкнул недобрым взглядом. Его прекрасное настроение куда-то улетучилось. Спрятал руки в карманы брюк. Качнулся с пятки на носок.
– Он снова приходиль.
– Кто?
– Рустам. Тебя искаль.
– Я не знаю никакого Рустама!
Кемаль лишь махнул рукой в ответ. Это, мол, неважно, что ты его не знаешь. Главное, что он знает тебя.
– Я не говориль ему.
– Спасибо.
– Я хотель женился, Таня.
Она промолчала, потому что заподозрила, что в невесты он мог выбрать ее. Но она ошибалась.
– Надо деньги, Таня.
Кемаль смотрел на собеседницу так, будто ждал, что она сию же секунду достанет из кармана деньги и передаст ему.
– Много деньги, Таня, – с нажимом произнес Кемаль.
Она растерянно улыбнулась.
– Ты мне их даль и уезжаль отсюда.
Кемаль взмахнул рукой, показывая, как беззаботной птичкой выпорхнет из отеля его собеседница.
– У меня нет денег.
Эта новость нисколько Кемаля не расстроила. По крайней мере, по его виду ничего нельзя было заметить.
– Хорошо, – сказал он беззаботно. – Нет денег. Очень хорошо.
Девушка не успела еще сообразить, что же здесь хорошего, когда Кемаль сказал:
– Я говорить Рустаму, где ты – он мне платить.
Он смотрел на собеседницу открытым взглядом честного человека. Просто ему нужны деньги, а кто заплатит – не его вопрос. Он предоставил девушке право выбора, и ей самой решать, поступиться деньгами или стать добычей неведомого, но ужасного Рустама.
– У меня нет денег! – запаниковала она.
Кемаль усмехнулся, и было видно, что он не верит собеседнице.
– Таня! – сказал он с улыбкой, полной укоризны. – Рустам мне говориль, ты много денег должен.
– Я не знаю никакого Рустама!
– Рустам – он зря не говориль. Раз он приехаль – он зналь лучше.
Он будто уговаривал девушку. И она пропустила тот миг, когда он вдруг цепко взял ее в объятия. Она рванулась. Он не отпускал.
– Таня! – почти пропел он.
И повалил ее на кровать.
– Пусти! – противилась она.
Кемаль зажал ее рот рукой. Она забилась, но он держал ее крепко и свободной рукой уже рвал на ней одежду.
Она укусила его за руку, которой он зажимал ей рот. Кемаль охнул от неожиданности и на мгновение ослабил хватку. Этого ей хватило, чтобы извернуться и выскользнуть. Бросилась к выходу, но дверь была закрыта. Попыталась укрыться в туалетной комнате, но не успела там закрыться. Кемаль сильным ударом распахнул дверь и ввалился следом. Поскользнулся на кафельном полу, потерял равновесие, рухнул навзничь и остался так лежать, в позе нелепой и неестественной.
Она какое-то время смотрела на него, будучи не в силах оторвать взгляд, потом закрыла лицо руками и выбежала в комнату. Она хотела покинуть гостиницу немедленно, но увидела себя мельком в зеркале и обмерла. Одежда на ней была порвана, и не могло быть речи о том, чтобы появиться в таком виде на улице. Потом она вспомнила о куртке, которую купила недавно по случаю. Надела куртку, запахнулась. Разорванные одежды теперь были не видны.
Она выскользнула из номера, бросив напоследок взгляд в направлении туалетной комнаты. Кемаль так и лежал без движения, и ей показалось, что он мертв. Входную дверь она оставила распахнутой настежь.
Спустилась вниз, выбежала на улицу. Страх гнал ее прочь, как можно дальше от этого места. Она вышла к улице Орду, села в трамвай и очень скоро оказалась на конечной остановке, у причала Эминьоню.
Пожилая семейная пара, вышедшая из трамвая прежде нее, неспешно шла куда-то, и она безотчетно последовала за этими турками. Они вышли к причалу и в кассе купили жетоны. Она сделала то же самое и вслед за турками поднялась на борт теплохода. Села на открытой палубе, сжалась в комок и смотрела затравленным зверьком на берег, туда, откуда могла появиться погоня. Немного успокоилась, только когда теплоход отчалил. Берег удалялся, погони не было, но страх до конца ее так и не отпустил.
Теплоход пересек Босфор и причалил в Юскюдаре, на азиатском берегу. Рядом с причалом была остановка "долмушей", но ей некуда было ехать, и она пошла пешком по набережной. Справа был Босфор с серой, как свинец, водой, слева склон был застроен домами: чужие окна, чужой уют, чужая жизнь.
Она дошла до странного сооружения, которое видела еще с борта теплохода: на крохотном островке-пятачке недалеко от берега возвышалась аккуратная башенка с круговым балконом и высоким шпилем, на котором полоскался на ветру красный турецкий флаг со звездой и полумесяцем. Сначала она приняла это за маяк, но потом прочитала на стенде, что это башня "Кыз Кулеси" и что туда можно доплыть на катере, если купить билет.
Развлечения сейчас были не для нее, и она прибавила шаг.
Темнота осенней ранней ночи накрыла Стамбул. Первый шок уже прошел. Она обнаружила наконец, что находится на берегу Босфора в незнакомом ей районе и что она не представляет, что ей делать дальше. Она решила свернуть в кварталы, что были слева от нее, и поискать там какой-нибудь пансион, если ей повезет. Сначала она действительно шла между домами, но потом вдруг дома закончились и по обе стороны дороги, вдоль которой она шла, потянулся нескончаемый забор. Здесь не было жилья, не было людей, лишь проезжали по дороге редкие машины, и она пару раз смогла разглядеть удивленные лица водителей-турок. Наконец в глухом заборе обнаружилась калитка, и она увидела в свете луны то, что прежде было скрыто от ее глаз: призрачно-белые плиты памятников теснились так плотно, как это бывает только на кладбищах, и казавшиеся черными во тьме кипарисы отбрасывали тени на этот город мертвых.
Она ужаснулась, вспомнив Кайю, и бросилась бежать вдоль бесконечного забора, чувствуя, как рвется из груди ее испуганное сердце. Туфля-лодочка слетела с ее ноги, но она была так напугана, что не решилась возвратиться, сбросила и вторую туфлю и продолжила свой безудержный бег.
Кладбище закончилось, дальше снова были дома и были фонари. Только здесь она убавила бег, но шаг ее был быстр. Через некоторое время начались жилые кварталы: неприглядные типовые дома в четыре-пять этажей образовывали неширокие улицы, карабкающиеся по холмам. Здесь оставленные на ночь дешевые автомобили казались рухлядью, которая вряд ли сгодится кому-то поутру. Здесь белье трепетало на ветру на перетяжках, протянутых поперек улицы на уровне третьих-четвертых этажей. Здесь дети-турченята метались шумными стайками, несмотря на поздний час.