Я давно уже перестала считать, сколько раз за последний месяц мне приходилось переступать порог здания РОВД. Этот месяц состарил меня на тысячу лет. Говорили, что внешне я не изменилась ни капельки, но это было не так. Все минуты и дни, недели, целый месяц я жила в сплошном темном тумане, в мире, который потерял краски, и, если случайно сквозь непробиваемую толщу мрака сиял слабенький огонек чьих-то так походящих на правду слов, мне приходилось даже против собственной воли идти за тем человеком. У меня не было сил разобраться самой, где истина, где ложь. Единственное, что запомнилось, только выжигающая все на пути своем боль… Я просыпалась от нее по ночам, мне казалось, что я кричу и протягиваю к кому-то руки, но я молчала - всегда, даже во сне, да и кого я могла позвать, к кому прикоснуться рукой, если в действительности в комнате никого, кроме меня, не было. И голос Роберта нудно читал запоздавшую юридическую мораль, и еще - скрип шин по утренней мостовой.
- Прекрасно-прекрасно, вас давно уже ждут, - сказал довольный - Ивицын.
- Неужели нашли фотографа? - ехидно спросила я.
- Нашли-нашли, - сказал Ивицын, - конечно, нашли.
Возле стола в клетушке Ивицына сидел маленький, плешивый, очкастый старичок.
- Садитесь, пожалуйста, - сказал Ивицын, - сейчас между вами будет проведена очная ставка.
Только в этот момент я заметила прыщавую девицу, вдавившуюся в самый угол, в готовности выставив свои тощие руки над клавиатурой пишущей машинки.
- Гражданин, вы знакомы с этой женщиной? - обернулся к старичку Ивицын.
- Да, - прошепелявил старичок.
- Расскажите, как вы познакомились с ней? - Гулко звучали клавиши пишущей машинки.
- Я фотограф, имею небольшую мастерскую, в которой работаю уже очень давно. Эта женщина пришла ко мне и попросила сделать фотомонтаж. Она принесла с собой фотографию мужчины, вырезанную из журнала, и фотографию обнаженной парочки в весьма фривольной ситуации. И попросила сделать фотографии так, чтоб с девицей оказался мужчина из журнала. Мне очень часто приходилось делать подобные вещи, это ведь такая тонкая, деликатная работа. Но я не знал, что это связано с уголовным делом, я низа что не стал бы этим заниматься, потому что всегда был в хороших отношениях с милицией. Конечно, я не спросил женщину, зачем ей снимки, я не задаю лишних вопросов своим клиентам, и они во мне очень ценят это качество. Я думал, что она хочет немного припугнуть кого-то - например, подругу или поклонника, Нет-нет, никакого шантажа, не дай господь, у меня и в мыслях не было! Нет, все законно - она сама так сказала! Да, она сказала, что все совершенно законно и мне нечего опасаться. Я и представить себе не мог, что это связано как-то с убийствами. Она пообещала хорошо заплатить и сдержала свое слово. Мы условились на семьсот долларов, а это, как вы понимаете, очень много. Я выполнил работу в срок и отдал ей. Это было два дня назад. А потом ко мне пришли из милиции, и я все понял…
- Вы уверены, что это та самая женщина?
- Да. Это она.
- Гражданка Каюнова, вы знакомы с этим человеком?
Только теперь до меня стал доходить смысл его слов. В глазах становилось все темнее и темнее, что-то, словно плита из железобетона, давило на грудь.
- Вы узнаете этого человека?
Вопрос Ивицына вывел меня из забытья.
- Нет! Нет, я впервые его вижу!
- Прекрасно. Вы в этом уверены?
- Я никогда не видела его прежде! - машинально вскочила с места. - Да как вы можете такое делать? Неужели я могла знать о результате экспертизы два дня назад? Каким образом?
- Вы не знали результатов! Вы просто знали, кто на самом деле ваш муж и догадались, что экспертиза все откроет и огласит официально. И тогда вы задумали этот план. А когда результаты стали известны, вы привели его в действие.
- Нет! Это чудовищно! Вы не имеете права! - Мой голос сорвался на крик. Роберт предостерегающе ухватил меня за руку, но было поздно, я вырвалась и закричала еще громче: - Это ложь! Как вы смеете! Как вы можете это делать! Это же преступление! Вы не имеете никакого юридического права! Вы прекрасно знаете, что я ничего не делала! Я потребую официального расследования вашего произвола, я докажу, что вы подставили свидетеля! Я пойду по всем инстанциям! Где вы откопали этого типа? Он же лжет! Вы знаете лучше меня, что он лжет! Он ответит за все так же, как и вы!
- Да как вам не совестно! - перебил меня старичок, тоже вскочив с места и начав размахивать руками, выкрикивая слова высоким фальцетом. - Вы подставили меня под статью и еще смеете утверждать, что мы с вами незнакомы!
Девица в обалдении смотрела на нас, прекратив печатать. Наши крики привлекли внимание, потому что в дверь стали заглядывать чьи-то лица.
- Вы не смеете! Это ложь! Это подлость! - Мой давно сорвавшийся голос солировал в этом хаосе. И сквозь безумие боль сжала горло, все смешалось в одно мгновение - крики Ивицына: "Держите себя в руках!", Роберта: "Успокойтесь!", старика: "Это она врет", выпученные глаза девицы… Горло мое сжали стальные тиски, и все исчезло за пару секунд. Я очнулась в незнакомой длинной комнате, лежа на холодном диване. Рядом стояли Роберт и врач в белом халате. Врач держал в руках шприц. В воздухе был разлит острый запах камфоры.
- Вам лучше? - спросил Роберт, увидев, что я открыла глаза.
- Да. Что это было?
Боль почти отпустила меня, остался лишь саднящий осадок и безграничная слабость.
- Вы потеряли сознание, Ивицын вызвал "Скорую". Вам стало плохо с сердцем.
- Сердце? - Я посмотрела на врача. Он был молод и симпатичен.
- Да, - сказал он. - Но все уже хорошо. Это сильный нервный стресс. Я сделал вам укол. Теперь следует поехать домой и поспать. Всего доброго.
Врач ушел.
- Я отвезу вас домой, - сказал Роберт. - Знаете, что сказал Ивицын, когда мы перенесли вас в другую комнату на диван, ожидая приезда "Скорой"? "Надеюсь, что теперь я встречусь с ней исключительно в суде".
- Что ж, это взаимно, - ответила я.
По дороге домой в машине царило гнетущее молчание.
- Я не знал, что у вас больное сердце, - нарушил его Роберт.
- Оно никогда не было больным.
- Теперь будет. Странное дело с фотографом. Татьяна Каюнова, вы можете объяснить, почему вас поймали на такой дешевой лжи?
- Роберт, вы не имеете права.
- Ладно, я пошутил. Все понятно - Ивицын цену набивает. Теперь вам придется оплатить и то, что затратили на старичка-фотографа.
- К чему вы клоните?
- Ни к чему. Все хотят жить. Вот Ивицын цену-то и набивает. Пусть все остается как было. Я отвезу вас домой и вернусь.
- Зачем?
- Чтобы узнать сумму.
- Но я думала, что теперь…
- Я же вам популярно объяснил - инсценировка с фотографом была задумана затем, чтобы получить от вас побольше денег. И они своей цели добились.
Тут, подъезжая к моему дому, мы увидели толпу. Роберт резко затормозил, потом обернулся ко мне и побледнел.
- Это что такое?
Откуда я могла знать? Улица была перекрыта двумя милицейскими фургонами, но, странное дело, представители власти вовсе не собирались разгонять толпу. Омоновцы просто стояли возле своих машин, опустив щиты на асфальт. Толпа что-то скандировала, но стоял такой гвалт, что разобрать слов не представлялось возможным. Подъехав поближе, мы увидели, что толпа собралась возле моего подъезда…
- Роберт, но они же… они возле моего подъезда…
- Началось, - сквозь зубы процедил он, потом добавил: - Устроили митинг протеста.
- Против чего?
- Против вас и таких, как вы. Есть другой вход в дом?
- Нет.
- Что ж, в квартиру мы не попадем. Нас разорвут в клочья, как только мы выйдем из машины.
- Но милиция…
- Что милиция? Она даже пальцем не пошевельнет, вы же видите!
- Что же делать?
- Откуда я знаю?! Я вас давно предупреждал!
Пока мы стояли, нас заметили, со стороны толпы полетели какие-то угрозы, от машин отделился один омоновец и направился к нам.
- Проезжайте!
- Мы живем в этом доме, - сказал Роберт, - именно в этом подъезде.
Омоновец пристальней вгляделся в меня и спросил:
- Вы Каюнова?
- Да.
- Подождите.
Он отошел к своим и что-то им сказал. Посовещавшись минут десять, человек пять омоновцев подошли к машине.
- Выходите, мы попробуем вас провести.
- Идите все время за мной, - шепнул Роберт. Омоновцы окружили нас, когда мы вышли.
- Приезд мировой кинозвезды на Каннский фестиваль, - съехидничал Роберт.
Толпа насторожилась. Мы сделали несколько шагов по направлению к подъезду. Я стала различать надписи на плакатах: "Убирайтесь!", "Убийцы, мы вам покажем!", "Фашисты!", "Смерть Каюнову!". Я почувствовала смутный ужас. Как только мы двинулись, меня узнали в ту же секунду. Толпа, притихнув на мгновение, словно вздохнула, потом издала дикий вопль и бросилась ко мне. И в ту минуту начался ад, который буду помнить до конца своих дней. Омоновцы из машин бросились в толпу. Началась бойня. Ко мне тянулись какие-то руки, скрюченные, словно сведенные судорогой пальцы, искаженные злобой лица - выливалась животная ненависть толпы… Роберт прижал меня к себе, и в кругу омоновцев мы стали рваться к подъезду. С оглушительным ревом сирен приехали еще несколько милицейских машин. Я плакала от ужаса.
- Бегите к подъезду! - крикнул омоновец и толкнул нас вперед.
Мы с Робертом пытались бежать, но на нас уже набросилось несколько человек. Скрюченные пальцы вцепились мне в волосы, в одежду, в лицо и стали рвать. Кровь потекла по груди, по лицу, голова была словно в огне - кто-то рвал мои волосы. И тогда я закричала. Я стала дико кричать и метаться из стороны в сторону, пытаясь вырваться из окружения тех, кто хотел разорвать меня на куски. Помню до мельчайших подробностей мой крик. Словно это была не я, а незнакомое мне обезумевшее от ужаса и боли человеческое существо. Сквозь боль послышался шум бьющегося стекла и скрежет металла - это разбили машину Роберта. Кто-то вырвал меня из толпы, с силой втолкнул в подъезд, я упала на пол вестибюля. Я не успела обернуться и разглядеть лицо своего спасителя. Одно знаю - это был не Роберт. Внутри холла, за пределами досягаемости толпы, сидело несколько омоновцев. Они сидели в креслах, спокойно разговаривали и смеялись, а их начальство пило из термоса кофе. Протиснулся в двери Роберт. Одежда его была в плачевном состоянии - костюм разорван, галстук исчез. Под глазом всеми цветами радуги переливался синяк. Я лежала на полу лицом вниз. Роберт бросился ко мне (у меня не было сил подняться. Когда я упала на пол вестибюля и осталась лежать так, никто из омоновцев даже не повернул в мою сторону головы), он закричал:
- Я вас ненавижу! Они разбили мою машину! Слышите? Все это произошло из-за вас! Из-за вас они разбили мою машину! Я вас ненавижу!
Он кричал так, словно я была во всем виновата. Но тем не менее подняться с пола он мне все-таки помог. Я разбила оба колена, лицо мое было исцарапано, пряди волос вырваны, синяки на руках, и почти уничтожена одежда - блузка превратилась в клочки, юбка - в полосы, у туфель сломаны каблуки, сумку я потеряла. Да, еще были разбиты часы.
Наконец один из омоновского начальства соизволил обратить на нас свое внимание.
- Запритесь в квартире. Двери никому не открывайте и никуда не выходите. Окна занавесьте.
Мы поднялись наверх. Я сделала перевязку и переоделась.
- Теперь я не смогу уйти от вас до ночи, - сказал Роберт. - Черт, вот уж не повезло, так не повезло!
Мы остались сидеть в квартире. Под окнами бесновалась толпа. Подъезжали новые милицейские машины. В дневных и вечерних новостях по первому каналу передали заключение экспертизы дословно. В вечерних - меня обвинили в подлоге. К ночи разогнали толпу. Около десяти вечера Роберт смог уйти. Он обещал с утри поехать к Ивицыну договориться и гарантировал, что все будет в порядке. Сразу же после его ухода явился Ивицын собственной персоной.
- Я надеялся больше не встречаться с вами до суда, - сказал он, - но, как видите, не получилось.
Внизу, в холле, дежурит наряд милиции, на улице - тоже. Пока вас будут охранять. Но больше вы не сможете выйти из квартиры. Выходить слишком опасно. Шторы не открывайте и старайтесь поменьше включать свет.
- Но мне обещали свидание с Андреем…
- В этом случае я пришлю вам письменное разрешение, подписанное мной, которое позволит вам выйти из квартиры. Но запомните, никакой самодеятельности. Мы охраняем вас только до суда, а после можете идти куда вздумается.
Так начались дни моего затворничества. Я сидела в пустой квартире с опущенными шторами, избитая, уничтоженная, униженная, больная, не решаясь зажечь свет и передвигаясь, словно привидение, в темноте. Утром приехал Роберт.
- Ну у вас и вид! Вы жутко выглядите, словно ведьма после публичной экзекуции!
- Хам!
- Да бросьте! Надеюсь, ваше настроение сейчас улучшится. Я договорился о сумме.
Услышав, какую именно сумму должна заплатить, я чуть не упала в обморок снова. Ведь уже закрыты все мои счета, я стала продавать драгоценности.
- А деньги за машину? Вы обязаны возместить мне ее стоимость!
- Почему же обязана?
- Но ведь машина была разбита по вашей вине!
- По моей?
- Ну конечно! Ведь демонстрация собралась ради вас!
У меня не было сил спорить.
- Что ж, Роберт, берите мою. - Мне пришлось написать доверенность.
- Да, забыл, - уже в дверях сказал он, - через парочку дней вы увидитесь с мужем.
После его ухода мне принесли пакет с продуктами из какого-то магазина. В пакете лежала записка от Роберта: "Эту гуманную акцию оплатила по моему настоянию ваша сестра. Я ей сказал, что вы умрете с голода, если она этого не сделает. Кстати, ее к вам не пускают. Так что вы почти в тюрьме".
ГАЗЕТА "ОБЩЕСТВО И Я":
"…да если посмотреть, что за личность эта самая Татьяна Каюнова? Давайте рассмотрим факты. Она переехала сюда, поступила в ГТЭИ, жила у сестры. Заметим, что она не поддерживает связи со своими родителями со дня отъезда. Еще занимаясь в ГТЭИ (Государственный технологический электромеханический институт), в одном из подвалов она повстречалась с Андреем Каюновым, тогда еще никому не известным молодым бездельником. Заметим, что они расписались через несколько лет после знакомства. Из института Каюнову выгнали. За что? О нет, никаких политических или других репрессий! Каюнова просто завалила сессию и не смогла пересдать ни одного экзамена. Вдобавок большинство преподавателей ГТЭИ на вопрос нашего корреспондента о Каюновой ответили, что это была посредственная личность без каких-либо выдающихся качеств и весьма неуспевающая по причине своей недалекости студентка. Итак, эта восхваляемая Татьяна Каюнова не смогла даже закончить институт! Идем дальше. По личной протекции главы фирмы-спонсора ее устроили на четвертый канал. Подчеркнем - по личной протекции! Вся инсценировка с конкурсом была устроена ради амбиций Каюновой. Руководитель канала подтвердил, что фамилия Каюновой была в приказе о зачислении на работу раньше, чем объявили конкурс. Дальше, благополучно устроившись на телевидение, Каюнова обманным путем завладела художественно-антикварной галереей на Красногвардейской, которую затем передала своему неуспешному супругу, сидевшему без работы потому, что его низкосортную мазню давно перестали покупать. После ареста Андрея Каюнова была уволена с четвертого канала. Сообщим сразу, что ее увольнение никак не связано с нашумевшим делом. Просто она была плохим работником. Она позволяла себе опаздывать на час и более, вообще не являться на работу. Позволяла себе появляться в эфире в нетрезвом виде (что подтверждают большинство сослуживцев), перевирала в эфире информацию, любое сообщение переиначивала на свой лад, не считаясь с требованиями начальства. Вдобавок канал нашел другого главного спонсора. Накануне своего увольнения Каюнова просто не явилась на работу, и только благодаря случайности выпуск новостей не был сорван. Итак, вот факты, которые характеризуют облик Татьяны Каюновой. Следует ли удивляться, что такая женщина совершила подлог доказательств уголовного дела? Мало того - совершила подлог с вопиющей наглостью, безответственностью, порочностью! По нашему мнению, Каюнова - просто явление общества. Чем скорее общество начнет бороться с подобными каюновыми, тем лучше".
"ВЕЧЕРНЯЯ ГАЗЕТА":
"Поздно вечером Каюнова позвонила следователю прокуратуры Ивицыну и, застав его на работе, сообщила, что имеет важные доказательства, якобы оправдывающие ее мужа. Явившись в милицию, она отдала фотографии, на которых был изображен ее супруг в постели с голой девицей, и заявила, что супруг имел множество любовниц женского пола и, следовательно, не мог являться педофилом (мы оставляем без комментариев врачебный, психологически-сексуальный аспект, согласно которому с медицинской точки зрения все слова Каюновой являются сплошной безграмотной чушью и не могут иметь никакого значения. Кроме как доказательства повреждения ее рассудка). И заявила, что таким образом он не имел повода убивать детей, тем более иметь с детьми связь. Но опытный и знакомый с медициной следователь усомнился в ее словах, тем более что на фотографиях имелись явные следы подделки. Причем следы свежие. Было очевидно, что фотографии изготовили недавно. А утром оперативниками был найден фотограф, несколько дней назад изготовивший по заказу Каюновой подделку за семьсот долларов. В качестве исходного материала она принесла журнальный снимок своего мужа и фото обнаженной девицы, сообщив, что хочет просто припугнуть свою подругу. Фотограф сделал подделку. На очной ставке в прокуратуре фотограф опознал Каюнову. Каюнова оставлена на свободе, ведется следствие".
"ЛИЧНАЯ ГАЗЕТА":