"Зная о положении на сегодняшний день высшего и среднего образования, можно с уверенностью сказать: ни один нормальный, здоровый человек, имея колоссальный доход в долларах каждый месяц и стабильное собственное дело, не пойдет работать в школу на ставку учителя, унижающую человеческое достоинство. Если, конечно, не преследуются совершенно иные цели. Где находится самое большое скопление детей? В школе. Где можно иметь беспрепятственный подход к этим детям, узаконенный государством? В школе. Где существует самая меньшая защита от того, что к детям не допустят аморальную, разлагающую личность или убийцу-маньяка? В школе! Поэтому предполагаемый убийца, педофил, маньяк Каганов пошел работать именно туда! Случай с Каюновым доказывает еще раз, в какое униженное положение попала школа. Наши дети не защищены от подобных маньяков ни обществом, ни государством! Разве способен кто-то за низкую зарплату учителя заботиться о душах детей, разве это не унижение - за столь тяжкий и благородный труд получать в месяц столько, сколько какой-нибудь толчковый бизнесмен имеет в час! Вот и стараются молодые выпускники педвузов найти что-то поприличней. Вот и идут работать в школу всякие каюновы, потому что властям наплевать на то, кто вообще будет работать в школе. Вот и становятся не повинные ни в чем дети жертвами убийц-маньяков. Когда верстался этот номер, в редакцию пришло сообщение, что жена обвиняемого Татьяна Каюнова задержана при попытке подлога доказательств уголовного дела. Ведется следствие".
ГАЗЕТА "СЛОВО НАРОДА":
"В редакцию приходят письма, постоянно раздаются звонки с просьбами сообщить подробности нашумевшего дела Каюнова. И вот очередная подробность: супруга убийцы, бывшая сотрудница телевидения совершила подлог доказательств уголовного дела с небывалой наглостью и цинизмом. Доказательства якобы утверждали, что ее супруг имел любовницу, другую женщину, и потому не мог быть педофилом. Тут стоит призадуматься о женских прелестях и женском достоинстве Каюновой, которая, очевидно, сама не смогла доказать мужскую полноценность своего супруга и для этого прибегла к подобному позорному способу. Каюнова - пример дикой, чудовищной сексуальной необразованности, царящей в нашем обществе! И это естественно, ведь сексуальная культура и воспитание полностью отсутствуют в этой стране. Впрочем, столь дикое, нездоровое поведение может доказывать, что Каюнова предпочитала женский пол так же, как ее супруг детей? Надеемся, вы, дорогие читатели, понимаете, что это всего лишь недостойная шутка. И чтобы сохранить достоинство нашей газеты, извинимся перед Каюновой за двусмысленные слова. Итак, Татьяна Каюнова, мы извиняемся перед вами, преследуя несколько иную цель. Мы хотим показать, что еще существуют в этом мире такие неизвестные вам понятия, как честь, порядочность, женственность, нравственность и просто человеческое, женское достоинство".
"Ровно через неделю состоится суд над Андреем Каюновым, обвиняющимся в убийствах троих детей девяти лет. Сложно объяснить подоплеку этого дела как с психологической, так и с юридической стороны. Известно, что после суда над Андреем Каюновым может состояться судебное разбирательство по делу Татьяны Каюновой, обвиняющейся в подлоге документов, но скорей всего никакого судебного разбирательства не будет. Неуместно, да и смешно. В самом деле, к чему все может свестись, если на суде Андрею Каюнову будет определена смертная казнь. А именно таким решением, по прогнозам профессионалов, закончится этот процесс. Даже не прислушиваясь к юридическим прогнозам, можно с уверенностью сказать, что все сведется исключительно к высшей мере наказания. Поэтому поступок Татьяны Каюновой прежде всего на совести ее самой. Не сумев помочь мужу, она нанесла непоправимый вред себе. После подлога доказательств (после вызванной широкой огласки) ей никто не станет верить. Татьяна Каюнова напрочь дискредитировала себя как личность и уничтожила как свидетеля, который мог сказать хоть одно слово в защиту. Ей никто не станет верить, даже если она будет утверждать, что дважды два - четыре. А пока идет подготовка к суду. Впрочем, общественное мнение давно вынесло свой приговор. Этим обусловлены некоторые массовые волнения, случившиеся прошлой ночью возле дома Каюновых. Но страсти улеглись, и милицией был наведен порядок. Люди более культурные и цивилизованные вместо того, чтобы устраивать митинг протеста под окнами злополучной и неудачливой свидетельницы и жены, с нетерпением ждут суда, который расставит все точки.
ВЫПУСК НОВОСТЕЙ
МЕЖДУНАРОДНОГО КАНАЛА:
"В городе бушуют страсти, вызванные убийствами трех девятилетних детей, по обвинению в которых арестован Андрей Каюнов. Недавно поступило новое сообщение: жена обвиняемого в убийствах Татьяна Каюнова была задержана при попытке подлога документов уголовного дела. Ведется следствие. По оценкам экспертов, на суде Каюнову будет вынесен смертный приговор. Слушание дела начнется ровно через неделю в центральном уголовном суде".
ВЫПУСК НОВОСТЕЙ ЧЕТВЕРТОГО КАНАЛА: "Бывший работник телевидения Татьяна Каюнова обвиняется в подлоге документов и подтасовке доказательств уголовного дела. Напомним, что суд над ее мужем Андреем Каюновым начнется ровно через неделю".
Наступила осень - солнечным теплым днем 1 сентября. 3 сентября была годовщина нашей свадьбы. Каждый раз мы с Андреем отмечали этот день. Мы приглашали знакомых в ресторан, я щеголяла роскошными туалетами и драгоценностями. Теперь не было ни знакомых, ни денег. Не было рядом и Андрея. День суда в точности еще не был известен. Я ждала его с безнадежностью и каким-то тупым отчаянием.
- Я буду требовать десять-пятнадцать лет, а не высшую меру. Это единственное, что можно теперь сделать. Может быть, и удастся. Молитесь, чтобы вашему мужу дали пятнадцать лет, - говорил Роберт. - Вот скажите, только честно, как другу, - неужели вы собираетесь ждать его из тюрьмы целых пятнадцать лет? Что же вы будете делать всю жизнь - только ждать? На что вы потратите себя?
- Да, я буду ждать. - Мой тон не вызвал у него желания продолжить разговор.
А утром 10 сентября позвонила Юля.
- Танечка, милая, я хочу сказать тебе что-то очень важное.
- Что же?
- Приехала наша мать с Сергеем Леонидовичем.
Я чуть не выронила телефонную трубку.
- Зачем?
- Ну как же? На суд.
Я представила себе на мгновение их разговор, их лица.
- Юля, они что, не боятся всеобщего позора с такой дочерью?
- Таня, они приехали, чтобы помочь тебе оформить развод и уехать обратно домой. Там тебя все помнят, знают, ты получишь какую-то профессию, например, временно поработаешь инженером, жить будешь с ними. Потом снова выйдешь замуж, забудешь о прошлом, и все будет хорошо вновь. Они приехали, чтобы тебя уговорить.
Тут бесполезно было что-то говорить, поэтому я молчала.
- Танечка, нам разрешат к тебе прийти? Я молчала.
- Если можно, то мы сейчас же и приедем.
Во мне боролись противоречивые чувства - я не видела мать очень давно. Я представляла себе их лица.
Глухой голос матери: "Я всегда предупреждала, что ты плохо кончишь с этим типом". Сергей Леонидович: "Таня пойми, мать права". Видение было столь ярким, что я решилась.
- Юля, - сказала я, - ни сейчас, ни завтра, ни послезавтра я не желаю их видеть в своей квартире. Запомни это! Я не просила их приезжать и не желаю видеть!
- Ты слишком злопамятна.
- Может быть! Но ты меня поняла?
- К сожалению.
- С тобой увидимся на суде.
Закончив разговор с Юлей, я почувствовала себя еще более одинокой. А вечером по чистой случайности я включила телевизор и попала на передачу по первому каналу, видимо, уголовного свойства.
"А сейчас, в заключение, сенсационное заявление сестры обвиняемого в убийствах Каюнова Оксаны Каюновой".
Какая, к черту, сестра?! И тогда на экране возникло лицо Оксаны. Я видела эту девочку лишь один раз в своей жизни. Тогда она занималась в школе и была угловатым, нескладным подростком. Это было, когда, решив пожениться, мы с Андреем стали объезжать наших родителей. Я хорошо помнила прием, оказанный нам его семьей. И вот теперь с экрана телевизора на меня смотрело лицо Оксаны. Прошло много лет, она, конечно же, изменилась. Теперь это была интересная взрослая девушка с резкими чертами лица, серыми глазами и короткой стрижкой. Она до удивительности походила на Андрея. Это был Андрей, изменивший прическу. Она сказала:
- Наша семья приехала специально на суд. Мы остановились в гостинице потому, что не поддерживаем отношений с Татьяной, женой Андрея. Теперь я хочу сказать правду, потому что кто-то должен это сделать. Я была на похоронах трех убитых детей и поняла, что обязана сказать. Я была совсем ребенком, когда уехал Андрей, но я прекрасно помню его склонность к маленьким детям, очень волновавшую всю нашу семью. Потом, много позже, я узнала правду. И теперь я не могу остаться равнодушной. И я твердо уверена, что на совести Андрея смерть этих детей, что он - убийца. Пусть это жестоко, но я единственная из нашей семьи, кто решился сказать правду".
Передача закончилась, пошла реклама, а я в оцепенении продолжала смотреть в экран. Потом у меня вырвалось одно слово: "Господи…" Много позже я узнала, что за это выступление Оксане была обещана однокомнатная квартира в городе, но, кажется, квартиру она так и не получила. Предателей презирают даже те, кто оплачивает их услуги. Есть много преступлений, но предательство смыть с собственной совести нельзя. В темноте наступившей ночи я надеялась, что Андрей не мог увидеть передачу, и молилась, чтобы он ни от кого не узнал об этом… В темноте наступившей ночи я молилась и плакала перед погасшим телевизионным экраном.
Глава 13
Из-за поворота показались яркие огни троллейбуса. Андрей поднял с асфальта мою сумку и быстро подтолкнул к двери. Затем влез следом. Я не верила своим глазам. Он улыбнулся. Я поняла, что все это время мне так не хватало именно его улыбки.
- Откуда ты взялся? - только и смогла выдавить из себя.
- Что ты делаешь одна ночью в таком районе?
- Была у подруги сестры.
Тут я вспомнила, что должна поблагодарить Андрея за то, что он сделал. Я выдавила слезы на глазах и пролепетала:
- Андрей, спасибо тебе, я никогда не забуду… Нетерпеливым взмахом руки он прервал мои излияния:
- Это неважно! Тебе крупно повезло, что я оказался рядом. Могли прибить.
- Я думала, ты уехал из города…
- Нет, как видишь.
- Почему ты ушел из института? Все недоумевают. Вроде бы никаких конфликтов у тебя не было. Никто даже не предполагает, почему ты…
- Заткнись, пожалуйста!
Прежде я не замечала в нем той резкости, которая появилась сейчас. Но, глядя в его глаза, поняла, что сморозила какую-то очень крупную глупость (какую, я еще не могла понять). Очевидно, он не хотел разговаривать со мной так резко, потому что сказал:
- Извини, пожалуйста. Я пока еще не готов к разговору на эту тему.
- Это ты меня извини. Я, наверное, сказала глупость. Больше ничего не спрошу. Но, встретив тебя, мне просто захотелось узнать, почему ты так сделал, ведь у тебя там были неплохие перспективы и…
Он предостерегающе поднял руку:
- Опять? Я же тебя просил!
- Все, больше не буду. А… ты живешь в этом районе?
- Нет. Я живу в центре. Здесь был в гостях у одного знакомого. Кстати, где нам выходить?
- Ты о чем?
- На какой остановке тебе нужно выходить?! Я не допущу, чтобы ты шла одна.
- Спасибо. Я не думала, что ты проводишь меня.
- Хорошо же ты вообще обо мне думаешь! Как я могу отпустить тебя одну после того, что произошло? На твоем месте я вообще не рисковал бы выходить после наступления темноты. Вечером и ночью тебе можно появляться только в парандже.
В мерцающем свете троллейбуса пристально вглядывалась в его лицо. Появилась какая-то особая сухость в заострившихся чертах, в припухлостях под глазами, в опавших щеках. Его новый облик принадлежал человеку, сумевшему понять что-то главное в жизни и преодолеть какую-то несокрушимую преграду, - я не знала, откуда появилось это чувство. Я не видела его несколько месяцев, и за несколько месяцев он сильно изменился. Внезапно мне захотелось узнать о нем все: о родителях и друзьях, о его жизни, о дне рождения - все то, о чем до сих пор я не имела ни малейшего представления. Он никогда не казался мне таким чужим и далеким, как в тот вечер.
Я спросила его:
- Андрей, когда твой день рождения?
- 11 марта. Я Рыба. А тебе зачем?
- Да так, просто интересно. Я, например, Скорпион…
Несколько кварталов до моего дома мы шли молча, я очень мучилась, совершенно не зная, о чем с ним говорить. Несколько раз я пыталась начать разговор об институте, еще о чем-то, но он резко обрывал меня. И постепенно я совсем замолчала. Обо мне он не задавал никаких вопросов (было ясно, что я его не интересую), он шел рядом, словно выполняя нудную, насильно навязанную повинность, и, если б с ним рядом находился крокодил в валенках из зоопарка, он обращал бы на него гораздо больше внимания. Такое отношение неприятно задевало и мое самолюбие, и мою любовь. Наконец мы остановились возле Юлиного дома.
- Ну, счастливо. Больше не ходи в такое время, - сказал он.
- Спасибо, что проводил. Может, зайдешь?
- Делать мне больше нечего! (Услышав это, мне захотелось его убить.)
Увидев мою реакцию, он засмеялся и добавил:
- Ладно, не сердись, как-нибудь в другой раз.
Я не могла смириться с тем, что вот сейчас он уйдет и я никогда в жизни больше его не увижу. Полагаться на счастливый случай больше не собиралась.
- Я оставлю тебе свой телефон. Позвони, чтобы я знала, как твои дела, или если просто захочется с кем-то поговорить.
- Хорошо, давай.
Я порылась в сумочке, нашла огрызок бумаги, но ручки у меня не было. Не было этого бесценного предмета и у Андрея.
- Я сейчас забегу возьму ручку, подожди две секунды…
Если б он ушел, я умерла бы на месте! Но он успокоил:
- Да ты скажи, запомню. Я хорошо запоминаю телефоны.
Несколько раз повторила свой номер. Не дожидаясь, пока я войду в подъезд, он махнул рукой и ушел. Оставшись в гордом одиночестве, я медленно вошла в дом. Я знала, что он не позвонит, что уже через несколько минут, он полностью вычеркнет из памяти мой номер. Но ждала каждый день. Прошло две недели. Потом месяц. Я потеряла последние остатки надежды. Мне захотелось все забыть, но мешало какое-то особенно горькое чувство. А через месяц и несколько дней раздался телефонный звонок. Юля позвала меня к телефону. Я никак не могла узнать голос, а он все смеялся, и наконец я все-таки поняла, кто это говорит.
- Скучаешь?
- Нет.
- А мне вот захотелось с тобой поговорить. Странно, да?
- Думала, что ты давно забыл мой номер.
- Как видишь, не забыл. Тогда, в троллейбусе, я сказал, что еще не готов к этому разговору.
- Помню. А теперь?
- Кое-что изменилось. Знаешь, я много думал… Почему-то мне хочется поговорить именно с тобой.
Мне захотелось истерически заорать в трубку, что увидеть его я мечтала целый месяц! Но я этого не сделала. Он оставил свой адрес.
Потом я петляла по незнакомым переулкам, недоумевая, почему он захотел встретиться со мной в таком странном месте. Неужели он там живет? На углу одной из улиц я увидела его фигуру (похудел еще больше за месяц и несколько дней). Он стоял, засунув руки в карманы старенькой холодной куртки, с лиловым от мороза лицом. Мы долго блуждали по переулкам, я никогда прежде не была в этом районе, поэтому с интересом глазела по сторонам. Андрей привел меня во двор старого трехэтажного дома (двор напомнил мне глубокий колодец), а затем мы спустились в подвал по шаткой заплесневелой лестнице. Подвал состоял из двух комнат. Первая совсем крохотная, без окна, представляла собой нечто вроде кухни совместно с прихожей и санузлом. Вторая была несколько больше, имела окно, выходящее во двор, и мебель - стол, два колченогих стула, две кровати, разбитый шкаф.
В углу стояла печка-буржуйка, в ней горел огонь. В комнате за столом сидел симпатичный бородатый парень и что-то быстро писал. Когда мы вошли в комнату, он вскочил, неуклюже как-то дернул плечом и почему-то бросился ворошить дрова в печке.
- Знакомься, это Толик, мой друг, сосед по квартире и гений. Толик, это Таня, очень хороший человек.
- Мне приятно познакомиться, - ответил Толик, - я ухожу. Андрей, если ты уйдешь, ключ забирай с собой, у меня есть.
Накинул пальто и вышел. Мы с Андреем остались одни.
- Садись, чего стоишь, - сказал он. Я сняла шубу и села на кровать.
- Что ты здесь делаешь?
- Живу. Чем тебе не нравится моя вилла?
- Я не говорю, что не нравится. Твой друг… он кто?
- Художник.
- А ты?
- Я - тоже. Причем хороший. Может, самый лучший в мире! - Я об этом не знала…
- Ты вообще ничего не знаешь обо мне.
Андрей помешал кочергой дрова печки.
- Я никогда не видела настоящей буржуйки!
- Теперь увидела. Впрочем, если б кто-то узнал, что мы здесь топим, нас бы в два счета отсюда выкинули.
- Разве нельзя?
- Тут вообще жить нельзя. Подвал записан как склад, завскладом Толин кореш, он его здесь, как в квартире, прописал, дал нам ключи, мы тут нелегально живем. Вернее, я. Толик здесь у себя дома. А печку мы сделали, чтоб не околеть. Подвал не протапливается. Настоящий склеп.
- А если кто-то узнает?
- Кому это надо? Управдомше все по фигу, мы ей бутылку ставим, она и рада. Не все ли равно - живет тут кто-то или барахло разное держат.
- А прописка?
- Какая прописка? Кто мне ее даст? Кот с соседнего двора лапой нацарапает?
- На что же вы живете?
- На что придется. Трудно, но хватает.
Я не поверила этому и с сомнением покачала головой.
- Почему ты ушел из института?
- Мой смысл жизни в другом. Какого черта - потратить пять лет, а потом получать жалкие гроши? Мой смысл жизни абсолютно в другом! В том, чтобы поскорее пришел успех. Все равно какой.
- В институте тебе все давалось легко!
- Не будь идиоткой, а не то я не хочу тебя видеть! Я просто в "художку" не поступил летом. Хотел податься в педин на худграф, но потом понял, что не хочу пять лет плакаты расписывать. А тут подвернулся прием в ГТЭИ без экзаменов. Я и пошел. Но еще хуже, чем педин. Месяц посидел - думал, мозгами двинусь. А потом появился Толик с подвалом. Я и ушел.
- Может, ты поступил правильно…
- Я не люблю бороться за что-то. Самое верное - плыть по течению, просто сложив руки.
Что-то с громким треском загорелось в печке и рассыпалось на тысячу крохотных искр.
- Я ищу здесь смысл своего ощущения мира… Здесь идет отсчет других измерений. Совершенно не так, как принято видеть, как должно быть…
Я чувствовала удивительную умиротворенность. С каждым словом образ Андрея становился почти божественным.
- Мне так хорошо с тобой рядом… - Слова вырвались у меня случайно, и по его глазам я поняла, чтоон уже давно все знает.
- Этот институт… Вот тебе он зачем? Почему ты туда пошла?
- Мне нужно было уехать из дома…