Либерман еще не успел ничего сказать, как почувствовал, что его дергают за рукав. Конечно, это Бесс старается заставить его сесть и замолчать. Но пришло время действовать. Они должны его выслушать. Рабби Васс, который немного походил на пухлого Клода Рейнса, должен его выслушать. Эйба еще раз дернули за рукав, и он слегка повернул голову.
- Мистер Либерман, вас к телефону, - сказал чернокожий старик, тянувший его за рукав. Обычно Уитлок входил в молитвенный зал только для того, чтобы там прибрать. Он чувствовал себя неловко перед собравшимися в синагоге, чьи глаза устремились прямо на него. - Мужчина говорит, это срочно, - добавил Уитлок.
- Лайза, - выдохнула Бесс. - Что-то случилось с…
Либерман и Бесс направились к двери вслед за Уитлоком, и Эйб услышал слова Васса:
- Спасибо. Теперь у нас есть председатель комитета по реконструкции.
Все зааплодировали.
- Мистер Либерман, - сказал раввин, - вы можете позвонить мне или любому члену строительного комитета, и мы вам поможем.
Либерман помедлил мгновение у двери, повернулся, чтобы возразить, но Бесс утащила его наружу.
Телефон находился в кабинете раввина, небольшой комнате с деревянными панелями и полками, заставленными тяжелыми томами. Одно из окон выходило на автостоянку. Либерман взял трубку и коснулся руки Бесс.
- Либерман слушает, - сказал он.
- Она мертва, Эйб, - послышался голос Хэнрагана.
Либерман посмотрел на жену.
- Она? - повторил он.
- Эстральда Вальдес, - уточнил Хэнраган. Он основательно выпил, и ему было трудно четко выговорить это имя. - Пожалуй, тебе лучше приехать.
- Это Билл, - сказал Либерман, прикрыв ладонью микрофон. - Та женщина, о которой говорил Гершл, - она мертва.
- Слава Богу, - отозвалась Бесс, опускаясь на вращающийся стул Васса. И тут до нее дошло, что она сказала. - Я не то имела в виду, - продолжала Бесс. - Просто обрадовалась, что Лайза и дети…
Либерман погладил ее по плечу.
- Где ты, Билл? - спросил он.
- Где? Ах да, в ее квартире.
Либерман повесил трубку и опустил руки на плечи Бесс.
- Я должен ехать, - сказал он. - Розены проводят тебя домой.
Бесс посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась. Ее глаза были еще влажными.
- Поговоришь с Лайзой завтра?
- Поговорю с Лайзой завтра, - ответил Эйб. - Почему бы тебе не посидеть здесь пару минут, прежде чем ты вернешься в зал?
- Так и сделаю, - пообещала Бесс.
Вечерний воздух все еще был горячим. Направляясь к машине, Либерман ощутил запах карри из ресторана "Бомбей" на противоположной стороне Калифорния-авеню. Может быть, ему действительно пора подумать о переезде, но Либерман не желал размышлять об этом. Не хотел он думать и о проблемах дочери, и о своих новых обязанностях председателя комитета по реконструкции, но все эти темы казались предпочтительнее мысли о том, что Эстральда Вальдес мертва. Он вспомнил ее такой, какой видел в последний раз в то утро, - как она шутила, строила планы. Как сидела рядом с ним в кабинке. Он ощущал ее запах, вспоминал, какой увидел ее при первой встрече, - дерзкой, красивой, говорившей на ломаном английском. Он вовсе не хотел видеть ее мертвой.
Ровно за четыре минуты до того, как Билл Хэнраган вошел в квартиру Эстральды Вальдес на шестом этаже, Жюль Ван Бибер лежал пьяный в нескольких метрах от ее тела и, похоже, спал. Он знал, что кто-то дал ему выпить, а потом привел на это место. Этот кто-то не считался с нуждами Жюля Ван Бибера. Жюль поднялся, не понимая, где находится, прошел в кухню и выпил добрую чуть ли не половину бутылки шотландского виски, которую нашел на полу. Затем он проковылял через гостиную на балкон Эстральды, сжимая в руке маленькую голубую настольную лампу, которую он предполагал взять с собой, когда будет уходить. Вечерний воздух и ветерок с озера приманили Жюля к перилам балкона.
Он перегнулся через перила и упал почти в тот самый момент, когда Хэнраган вошел в дверь. Жюль трижды перевернулся в воздухе, пока летел вниз, шнур настольной лампы несся за ним, как хвост воздушного змея. Он приземлился на кучу мешков, набитых травой.
Зеленые пластиковые мешки, блестевшие в лунном свете, смягчили удар, они же накрыли Жюля, как одеялом. Он посмотрел на звезды в августовском небе над озером Мичиган, улыбнулся и отключился.
В тот самый момент, когда Хэнраган вошел в квартиру Эстральды, а Жюль Ван Бибер свалился с балкона, менее чем в пяти кварталах оттуда Эрнест Райан, бармен, известный как Ирландец Эрни, упал с двух ступенек после того, как запер свой кабачок на Кларк-стрит. Хотя Ирландец Эрни был трезв, как стеклышко, он ударился головой о тротуар и умер. Бог иногда делает странный выбор.
Жюль, прижимавший лампу к груди как защищающего его игрушечного медвежонка, спал, несмотря на завывание полицейских сирен, возню телевизионщиков и шум от любопытных прохожих. Ему снилась батарея бутылок с содержимым янтарного цвета, какой-то сердитый мужчина, мягкая кровать, красивая женщина, говорившая с ним на незнакомом языке. Он видел эту женщину, лежавшую перед ним обнаженной, физически ощущал, как идет к двери, кожу ласкает ночной ветерок, с берега доносится вонь дохлой рыбы - и он летит.
Мешки для мусора, на которые упал Жюль Ван Бибер, находились в кузове грузовика Сола Уорта. Бизнес Уорта, занимавшегося ландшафтным благоустройством, через восемь лет только-только начал приносить прибыль, отчасти потому, что он перестал привлекать шуринов к работе на лужайках, а отчасти - благодаря тому, что дал взятку члену городского совета, чтобы тот надавил на владельцев высотных домов в прибрежном районе и те стали пользоваться услугами Сола.
Когда Жюль совершил свой ночной полет, было около десяти вечера. Свидетелей этого чуда не нашлось. Когда на следующее утро пьяница рассказал Солу свою историю и сон, у того не было никаких оснований ему поверить. Полицейские машины уехали. Телевизионщики уже снимали гигантского лосося, которого выбросило на берег у пирса ВМС. У Сола не было причин верить, что прошлой ночью случилось нечто из ряда вон выходящее. Он просто вытащил пьяного Жюля из кузова.
- Может, эта лампа волшебная, - пробормотал Жюль Ван Бибер, глядя на настольную лампу, которую все еще держал в руке.
- Может, я тебе руки переломаю, если снова застану спящим в моем грузовике, - сказал Уорт. Он решил никогда больше не оставлять грузовик на улице на ночь.
Солу еще предстояло забрать двух своих рабочих-корейцев и обработать семь лужаек у высотных домов. Отъезжая, Уорт видел в зеркало заднего обзора, что пьяница сидит на обочине и не сводит глаз со своей лампы.
Некогда Жюлю Ван Биберу принадлежал магазин поздравительных открыток в Холланде, штат Мичиган, где произошло нечто, о чем он не хотел вспоминать. Когда Сол уехал, Жюль встал и побрел в направлении Лоуренс-авеню. Он помнил или ему это казалось, что там был ломбард. Он мог продать там свою волшебную лампу и рассказать удивительную историю, если кто-нибудь захочет его выслушать.
Полная картина сложилась в голове у Сола лишь к вечеру, когда он вернулся домой с пустым грузовиком, саднящей спиной и болью в горле из-за того, что кричал на своего шурина Брэдли, который, к счастью, уже не имел отношения к работе на лужайках, а должен был отвечать на телефонные звонки в офисе. Только засыпая, пока его жена читала еженедельный ворох бульварных газет и слушала десятичасовые вечерние новости, Сол связал информацию воедино. Он уже задремал, когда сюжет об убийстве появился на телеэкране, и тогда Сол понял, что женщину, о которой говорила ведущая новостной программы, убили в двух кварталах от того места, где он сейчас лежал между сном и явью. Она была убита в здании, возле которого он оставил свой грузовик в предыдущую ночь. В этом грузовике он обнаружил пьяного, рассказавшего безумную историю.
Сол сел в постели, "Инкуайрер" и "Стар" разлетелись в разные стороны. Жена ударила его кулаком в плечо, но он этого не почувствовал.
- Кажется, один пьяный сказал мне, что он убил ту женщину, - сказал Сол.
- Да? - удивилась жена.
- Прямо рядом с этим домом. Он мне это рассказал, а я дал ему уйти.
- И что? - спросила она.
- Я позвоню в полицию.
За два часа до того, как Жюль Ван Бибер перешагнул через перила балкона квартиры Эстральды Вальдес, Уильям Хэнраган позвонил ей, чтобы удостовериться, что она на месте и с ней все в порядке. Он звонил из китайского ресторана в здании отеля "Лейкфрант мотор инн", что напротив небоскреба "Мичиган тауэрс". Этот ресторан, "Черная луна", был единственным коммерческим владением в квартале, и - Эстральда не ошибалась - из его окна хорошо просматривался вход в высотку.
Эстральда сказала Биллу, что у нее все хорошо. Хэнраган предупредил, что будет наблюдать всю ночь, но должны быть еще по меньшей мере два других входа в здание - служебный и через подземную автостоянку. Он попросил Эстральду подойти к окну, опустить и поднять шторы. Так Билл определил ее окно и, когда она снова подошла к телефону, предложил опустить шторы, но поднять их в случае, если ей понадобится помощь.
После этого он показал свой жетон хорошенькой китаянке неопределенного возраста, которая подала ему рис со свиной поджаркой и двойной бурбон со льдом. Хэнраган сказал ей, что будет сидеть за этим столиком до закрытия ресторана.
За двойным бурбоном последовал еще один и заказ на яйцо фу-янг. Посетители менялись. Люди входили в высотку и выходили из нее. Хэнраган наблюдал, как чернокожий швейцар приветствовал их, кивая головой. Ни одной подозрительной личности. Он посмотрел на шторы в окне Эстральды. Они были опущены.
Когда из "Черной луны" вышел последний посетитель, Хэнраган жестом подозвал китаянку.
- Ты ирландка? - спросил он.
- Да, - ответила женщина смущенно.
- Ты ирландка? - повторил Хэнраган, строго глядя на нее.
- Айрис, - ответила она. - Меня зовут Айрис.
- Не думал, что ты ирландка, - заметил полицейский с облегчением. - У ирландцев и китайцев много общего, - сказал он, глядя на пустой стакан. Женщина ничего не ответила. Примерно, как показалось Хэнрагану, возраста Морин, она была не просто хорошенькая - ее отличала какая-то утонченная красота. Он ошибся. Китаянка была на десять лет старше его жены. - Хочешь знать, что общего у ирландцев и китайцев?
- Хочу, - ответила Айрис. Она улыбнулась полицейскому, который определенно был пьян.
- Дети, - заметил он. - Верность семье. Мы поздно женимся и остаемся вместе на всю жизнь. Как китайцы.
В вестибюль небоскреба "Мичиган тауэрс", находившегося через дорогу, вошла супружеская пара. Хэнраган бросил на нее взгляд. Через несколько секунд перед входом в вестибюль остановилось такси. Из него вышел водитель и исчез в здании.
- Но никогда не выходи замуж за ирландца, - сказал Хэнраган. - Ты замужем?
- Нет, - ответила китаянка.
- А когда-нибудь встречалась с ирландцем?
- Нет, - ответила она и улыбнулась нервной улыбкой.
- А хотела бы? Я никогда не встречался с китаянкой. То есть никогда не был с… Правда, однажды встретился с женщиной из Сиама. Мне был неприятен запах карри.
Китаянка подошла ближе к столику Хэнрагана и начала счищать остатки еды с тарелок. Она крикнула что-то в направлении кухни по-китайски, и ей на том же языке ответил старик.
- Зовешь на помощь? - спросил Хэнраган, глядя в окно.
Таксист, который входил в высотку, теперь вышел оттуда с двумя чемоданами. Он открыл багажник, поставил туда чемоданы и сел на место водителя. Швейцар открыл дверь и выпустил женщину, одетую так же, как была одета в то утро Эстральда, включая широкополую шляпу от Энни Холл. Женщина села в ожидавшую машину и помахала Хэнрагану, который поднял руку в подтверждение того, что видит ее.
- Не могу понять, - сказал он. - Она просит о помощи, а потом собирает чемоданы и уезжает.
- Просит о помощи? - спросила китаянка.
- Просит о… - повторил полицейский и посмотрел на окно квартиры Эстральды Вальдес. Шторы были подняты. Хэнраган поискал глазами такси, вспомнил, что оно направилось на юг, на Шеридан. К этому времени оно уже отъехало на несколько кварталов или находилось на Лейк-шор-драйв. Он встал, чувствуя легкое головокружение.
- Я говорила с отцом, - сообщила Айрис, залившись краской смущения, которого Хэнраган не заметил.
- Мне надо идти, - сказал Хэнраган. - Я возьму вашу карточку. Позвоню тебе.
- Меня зовут Айрис. - Китаянка смотрела, как полицейский идет к двери, оставляет по дороге двадцать долларов на стойке и берет карточку ресторана.
- А меня зовут Уильям, - сообщил он. - И я думаю, что я в полном дерьме.
Айрис смотрела, как он поспешно пересекает улицу и входит в вестибюль многоквартирного дома. Позвонит ли он ей и хочется ли ей этого? Тут она услышала голос отца, распекавшего ее из кухни. Айрис знала: они закончат уборку, закроют ресторан, сядут в машину, доедут до квартиры, где жили вместе, и отец зажжет ароматическую палочку и станет ворчать, до чего скверный день выдался. А потом, если не почувствует себя уж очень усталым, будет смотреть какой-нибудь фильм с Чарльзом Бронсоном.
Айрис решила, что вовсе не против звонка этого ирландца.
Хэнраган спешил, но после двух двойных бурбонов идти быстро было нелегко. Билл Хэнраган был самым быстрым форвардом футбольной команды Чикагского профессионально-технического училища. Дик Буткус, который окончил это училище через несколько лет после "Скалы" Хэнрагана, сказал ему на одной из встреч, что вдохновлялся его примером. Незадолго до выпуска Хэнраган вывихнул колено на тренировке. Скорость он потерял, однако еще получил стипендию как член сборной Южного Иллинойса. Хэнраган надеялся попасть в "Нотр Дам" или "Иллинойс", но даже при здоровом колене надежда на это была бы ничтожной. Он продержался два года в команде Южного Иллинойса как рядовой форвард, утративший свое прозвище и драйв. Двадцать пять лет и три месяца назад Билл Хэнраган покинул Карбондейл и вернулся в Чикаго. Он стал полицейским, как его отец, как его дед.
Но то были старые добрые времена, а теперь наступили новые скверные. Хэнраган ворвался в наружное отделение вестибюля, вытащил бумажник, и не успел молодой чернокожий в форме привратника слова сказать, показал ему жетон. Молодой человек, золотистый значок которого гласил, что его зовут Билли Тартон, не хотел проблем.
- Вальдес, - сказал Хэнраган.
- Шесть-десять, - ответил швейцар. Он нажал кнопку, чтобы открыть внутреннюю дверь. - Вы хотите, чтобы я сообщил… - начал было Билли Тартон, но осекся - такой вид был у полицейского.
Хэнрагану удалось не сшибить с ног трех похожих на кегли женщин, когда те выходили из лифта. Оказавшись в лифте, он нажал кнопку, чтобы закрыть двери, и переложил бумажник из левой руки в карман, а правой достал из кобуры на поясе "кольт" 38-го калибра.
Лифт остановился на пятом этаже. К нему направился старик. Хэнраган спрятал оружие за спину и жестом показал старику, чтобы тот не входил. Старик, казалось, был готов запротестовать, затем заметил, что пьяный мужчина в лифте держит руку за спиной. Он отступил и дал дверям закрыться. На шестом этаже Хэнраган вышел с пистолетом наготове, не дождавшись, пока двери лифта полностью откроются.
Никого. В конце коридора, слева от Хэнрагана, была открыта дверь. Оттуда в коридор падал свет и доносилась громкая латиноамериканская музыка. Двери лифта со стуком закрылись за Хэнраганом.
Он двинулся по коридору спиной к стене с пистолетом, нацеленным на открытую дверь.
У двери он почувствовал себя совсем паршиво, но пистолет не опустил. Больное колено и двойной бурбон почти его доконали. Он почувствовал, что вот-вот упадет.
- Не сейчас, - сказал он себе. - Господи, только не сейчас.
Музыка ревела. Через дверной проем Хэнраган мог увидеть достаточно, чтобы тошнота, которую он и без того испытывал, еще усилилась. Это была квартира с одной спальней и нишей для кухни сразу за дверью. Дверца холодильника распахнута. Разбитые бутылки, банка низкокалорийного майонеза фирмы "Хеллман", замороженные куски мяса и быстро таявшие кубики льда были разбросаны по полу. Вечер был жаркий, и Хэнраган потел. Шкафчики над раковиной были открыты, коробки и пакеты разодраны. С распотрошенной коробки пшеничных хлопьев полицейскому улыбался Майкл Джордан.
Ладони Хэнрагана покрылись потом, и он по очереди вытирал их о рубашку, тоже мокрую. Он прошел мимо ванной, дверь в которую была распахнута, заглянул внутрь и увидел, что аптечный шкафчик тоже открыт, а флаконы и ампулы валяются на полу и в ванне. Крышка сливного бачка сорвана и разбита - два обломка лежали на полу у стены. Дверца шкафа рядом с ванной открыта. Его полки пусты. Одежда грудой лежит на полу, вешалки торчат, как черные кости.
Мужской голос то ли по радио, то ли с пластинки, снова и снова повторявший: "Todos vuelven", отдавался в голове Хэнрагана болью.
Он вошел в гостиную и нашел там то, чего ожидал и чего боялся. Лампы были перевернуты, ковровое покрытие порвано. Туалетный столик, стоявший в углу, зиял недостающими ящиками, которые были свалены рядом в беспорядке, а их содержимое было раскидано по всей комнате. С рожка люстры свисал красный бюстгалтер. Мужской голос пел по-испански. Хэнраган увидел в углу комнаты перевернутую кровать и порванный матрас. Он обошел кровать и остановился перед матрасом.
- Господи, - пробормотал он и перекрестился. Свободной рукой он отбросил матрас и увидел обнаженное тело Эстральды Вальдес.
За двадцать четыре года работы полицейским Хэнраган повидал немало трупов. Реакция у него всегда была одинаковая. Что-то в нем отказывалось верить увиденному. На какой-то миг мертвое тело лишалось смысла. Но этот момент всегда проходил, и Хэнраган ощущал сильную боль в животе. Ему хотелось застонать, но, если рядом были другие люди, он должен был притворяться, что вид мертвеца - дело для него обычное. Справляться с этими первыми мгновениями Билла научил отец.
- Не думай о них как о людях, - советовал Лиэм Хэнраган. - Представляй себе, что это просто точные до мельчайших деталей копии. Господь забрал настоящих людей к себе, а вместо них оставил удивительно точные подобия. Ты видишь перед собой улики, которые Господь дал полиции, чтобы можно было привлечь убийц к судебной ответственности в судах земных, прежде чем те предстанут перед Его судом. Таким образом, Билли, ты останешься в здравом уме и поступишь по велению Господа.
В большей или меньшей степени это срабатывало. Когда Хэнраган видел труп, он всегда добросовестно крестился. Он видел семью, включая младенца, разрезанную на куски в ходе войны между бандами. Он видел мужчину, годами издевавшегося над женой, и та, потеряв терпение, через десять лет разорвала изверга зубами и ногтями. Он видел… Но внезапно Хэнраган осознал, что женщина, лежавшая перед ним, еще жива. Господь не заменил ее. Иллюзия не возникла даже на мгновение. Кровь пульсировала в ее многочисленных и глубоких ранах.