Возле дверей, там, где в современных магазинах автоматы с разноцветными шариками жевательной резинки, стоял столик с подносом.
На подносе лежала гора конфеток в пестрых фантиках. Покупатели брали по одной, перед тем, как покинуть магазин. Я тоже взяла конфетку и положила в карман пуховика.
Обошла площадь по периметру, и оказалась на стороне Садовой, где стоял наш дом.
В супермаркете расположилась чайная.
Во всяком случае, так было написано на вывеске. И в витрине стоял толстый самовар, похожий на стыковочный узел космической станции.
Внутри чайной я обнаружила мужчин, пьющих вино, и ринулась назад, на улицу.
Я почти подошла к нашему парадному, когда дверь открылась – в 1913 году она была со стеклянным окошком овальной формы, и на тротуар выкатились смешные детские санки: два деревянных креслица с подлокотниками стояли друг за другом на длинных полосках металла, напоминающих лезвия беговых коньков, под сиденьями свисали стёганые мешки.
Санки подтолкнула нога в сапожке, рука придерживала дверь.
Затем на улицу вышла дама с двумя маленькими детьми, мальчиком и девочкой, на детях пальто с меховыми воротниками и огромными пуговицами. У девочки на шапочке топорщилась большая меховая оборка, казалось, кроха радостно и наивно смотрит из серединки мехового цветка.
Я с интересом рассмотрела наряд дамы: длинная шуба из каракуля, с короткими и очень широкими рукавами, отороченными пышным черным песцом или чернобуркой, длинные перчатки со множеством мелких пуговок-бусинок, обтянутых кожей. Сапожки тоже с пуговками, на каблучках, похожих на песочные часы.
Дама по очереди усадила детей в креслица, заправила ножки в стеганые конверты и прицепила концы конвертов к поручням.
– Поехали с орехами! – весело сказала она.
Дети залились счастливым смехом.
Процессия прошла мимо меня, оставив яркий, крепкий запах духов.
Я осторожно вошла в парадное – совершено другое, не такое, как в настоящей жизни: жарко натопленное, ухоженное, даже роскошное.
И огонь, пылающий в камине, и сияющее зеркало в золотой раме, и пурпурный ковер перед лестницей, и пальма на площадке у окна, и мраморная окраска стен, – все разительно отличалось от парадного, где жила моя бабуля.
Я сделала шаг, но наперерез мне вдруг вышел человек, похожий на Петровича, которого я сперва не заметила – он сидел у стены, на длинной скамейке с плюшевым сиденьем.
Судя по мундиру, смутно напомнившему гусарский, это был дореволюционный вахтер. Или как там их называли в 1913 году?
– Позвольте, барышня, вы в который номер? – спросил вахтер.
– Я в квартиру.
– В которую, к кому? Фамилия господ какая?
– Фамилию не помню, а квартира на четвертом этаже.
Я попыталась вспомнить, называла бабуля фамилию художницы и ее мужа-инженера? Нет, не называла.
– Позвольте выйти прочь, – ласково сказал вахтер.
Вспомнила, кажется, вахтеры раньше назывались привратниками?
И он вежливо, но твердо выпер меня на улицу.
Вот так сон, уж пора бы мне просыпаться, потому что на улице очень холодно.
Делать нечего, побегу с канала, вернусь домой через черную лестницу.
Я помчалась назад, на канал, мимо мрачных темных домов, забежала в калитку и вновь оказалась в знакомом дворе: лошадь все так же стояла у поленницы, только корзин с яйцами в телеге уже не было.
Я подошла к двери черного хода, опасливо приоткрыла – внутри было темно.
Ой, мамочка! Что же делать? Страшно.
– А если меня кто-нибудь схватит на лестнице? А вдруг там опять завоет? Я с ума сойду, у меня разрыв сердца будет… – жалобно бормотала я.
Но вдруг вмешалась моя бабуля, вернее, её бодрый голос прозвучал в голове:
– Мне было гораздо меньше лет, чем тебе, когда Ленинград бомбили фашисты. И мы с мамой бежали по этой лестнице в подвал. А потом я сидела одна в темной холодной комнате, потому что мама уходила на работу на целые сутки, и знала, что в соседней комнате умирает от голода баба Рита, бабушка Райки. А на лестнице в парадном лежат два завернутых в покрывала трупа. Потому что – блокада, потому что город в фашистском кольце.
– Нет, я не маленькая Машуля, – сказала я то ли бабушке, то ли себе. – Я взрослая. Я – Мария.
И только я так подумала, как вспомнила про мобильник: в нём есть подсветка экрана! Я включила свет и вошла на черную лестницу.
Я шла, смотрела на экран, и обнаружила SMS-ку, от Илюшки!
"Мария, мне кажется, ты хороший друг. Илья".
Сердце застучало, как дождь по карнизу! Стало жарко – какой замечательный сон, пусть он длится вечно!
И с этими словами я оказалась на четвертом этаже, перед приоткрытой дверью в людскую.
Я влетела в коридорчик, уперлась лбом в окно – охладить лицо, посмотрела вниз и увидела заасфальтированный двор, мокрый от дождя. Посреди двора стояли машины.
Ничего не соображая, я вышла на кухню.
Там кипела работа – соседи готовили новогодние угощенья. Юля стояла у раковины с ковшом в руке, заливала водой сваренные яйца.
Я встала столбом. Мысли мешались и путались. Что происходит? Где я? Что я? Это сон или не сон?
Из оцепенения меня вывел голос Юли.
– Купила?
– А? Что?
– Майонез, горошек?
"Вспомнила, я же ходила магазин. Или нет?"
– Юлечка, я деньги забыла, придется второй раз идти.
И зачем я это сказала? У меня голова лопнет от всего случившегося.
– Пойду, возьму сто рублей и быстренько сбегаю снова, – стараясь выглядеть беззаботно, сообщила я Юле.
И побрела к входным дверям.
Нехотя открыла их, опасаясь вновь оказаться в странном сне, и выглянула в парадное: где ковры, жара от камина?
Я спустилась вниз – ни привратника, ни пальмы, ни огня, ни плюшевой скамейки, вышла на улицу, купила в супермаркете, где еще двадцать минут назад была чайная, горошек, майонез и мандарины, и вернулась домой.
Значит, это было какое-то мысленное сновидение. Я читала, такое бывает на грани сна и яви.
Я сняла пуховик, зачем-то залезла в карман. И вытащила конфетку! Ту самую, которую взяла в магазине в 1913 году: на фантике написано "С Рождеством 1914 года".
Я вытащила мобильник и прочитала, то, что мне приснилось: "Мария, мне кажется, ты хороший друг. Илья".
Значит, это не сон? Но что?
Если бы я верила в мистику, магию, триллеры и потусторонние миры, то сказала бы: дверь на черную лестницу – это проход в прошлое. Но поскольку я ни во что такое не верю, то выходит, что… Нет, тогда вообще ничего не выходит! Или выходит, что я сошла с ума.
Глава 7
Странная встреча
Бабуля возилась на кухне с мясом для холодца – в этой квартире его почему-то упорно называли студнем, а мы с Юлей наряжали елочку.
У бабули хранились необыкновенные ёлочные игрушки! Стеклянная Кремлевская башня, картонный тракторист, обмазанные клейстером ватные звезды с серпом и молотом, танк с фигуркой танкиста в шлеме.
– Маша, взгляни, какая красота, – сказала Юля, доставая из коробки очередное украшение. – Обычное раскрашенное дерево, позолота почти стерлась, но тем удивительнее смотреть на это чудо.
Она держала в руках ангела, краска на нем потрескалась, золото сохранилось лишь в складках платья и между резных кудряшек.
– Очень старая игрушка, – задумчиво сообщила Юля. – Дореволюционная, из прежней жизни этой квартиры.
После её слов на меня вновь обрушились воспоминания о сне. Или яви? А может быть, я сейчас тоже сплю? Сон внутри ещё более глубокого сна. Как наша галактика в метагалактике, а та – внутри вселенной. Значит, я сплю, и во сне мне снится, что я видела сон: прогулку по Петербургу 1913 года.
Нет, чушь какая-то: сон во сне!
Уверена: всё произошло на самом деле! Я была в прошлом!
Но как я там оказалась?
Допустим, черная лестница ведет в прошлый век, но почему никто, кроме меня, туда не попадал? Или попадал, но молчит? Я ведь тоже никому не говорю. А как скажешь? Психиатров сразу вызовут. Ой-ой-ой! Как я сразу об этом не подумала? А что если таинственные бабушкины разговоры по телефону и намеки Петровича именно об этом – о лестнице в прошлое? Но почему, если там побывали все соседи, всё покрыто таким мраком? Между собой, на кухне, уж могли бы это дело обсудить? Но нет, Петровичу буквально рот заткнули. И Юля ни слова мне не сказала. А ведь она пишет научную работу про сословия Петербурга, кому как не ей каждый день в 1913 год бегать? В научных целях: открыла дверь на черную лестницу, сбегала на улицу, опросила население, прибежала, села, записала.
Что, если осторожно её распросить?
– Юлечка, где ты берёшь материал для научной работы?
– Из архивов.
– А ты мечтала побывать в царском Петербурге, хоть одним глазком прошлое увидеть?
– Мечтала! Не представляешь, что бы я отдала, чтобы посмотреть, как сто лет назад выглядела Садовая? О чем говорили люди? Интересно, макароны тогда уже были изобретены? А консервы?
– И макароны, и консервы, и сосиски, – вырвалось у меня. – Даже кока-кола продавалась.
– Откуда ты знаешь – прочитала?
– Из архивов, – сказала я и испытующе поглядела на Юлю. Выражение ее лица абсолютно не переменилось, ни один мускул не дрогнул, глаза не затуманились. Нет, похоже, она не знает о тайне чёрной лестницы, и никогда не спускалась по ней в прошлое.
Я принялась думать об Илье, и сразу мобильник пискнул – сообщение. От кого бы это? Опять извещают про курс доллара?
SMS-ка пришла от нового друга!
"Что делаешь?"
"Наряжаю ёлку", – ответила я.
"И я наряжаю ёлку. Сегодня все наряжают ёлки".
"Точно:-)".
"Давай встретимся", – написал Илья.
"Где?"
"В самом романтичном месте этой кв-ры"
"В кладовой?" – давясь от смеха, ответила я.
"Да"
"Когда?"
"Сейчас там базар со студнем. В 12.15"
"Хорошо"
Я посмотрела на часы: одиннадцать. Еще целый час! Как мне пережить его?! И как улизнуть ночью из комнаты?
В комнату с кряхтением пришли бабуля, она потирала спину:
– Придётся полночи студень варить и разливать, иначе к Новому году не застынет.
– Бабушка, давай я покараулю: перемешаю, и за газом послежу, мне не трудно! Ты у Раисы Романовны устала, приляг на часик, отдохни. Я тебя разбужу, когда будет готово, вместе разольём по тарелкам.
– Сумеешь? – недоверчиво спросила бабуля.
– Надо же когда-то учиться, – сказала я, смягчив бабушкино сердце.
И чуть не запрыгала от радости: как всё удачно складывается! Прежде чем угомониться, бабуля сводила меня на кухню и показала нашу кастрюлю: спутать было не мудрено – на всех трёх плитах томились ведерные котлы с мясом, не продохнуть! Окно раскрыто настежь, но от прохладного воздуха с улицы в кухне еще больше парило.
Наконец Юля и бабушка улеглись, я села под торшер читать журнал, но не понимала ни слова – все мысли были о путешествии, и скакали, как шарики в компьютерной игре.
Что если рассказать об этом Илье? Вдруг он знает про черную лестницу? Может, он для этого назначил встречу в полночь – рассказать о проходе в прошлое? Но вдруг это мои фантазии, и Илья сочтет меня сумасшедшей?!
За стеной глухо начали бить часы.
Двенадцать! А если Илья придет раньше, если у него тоже нет сил ждать еще целых пятнадцать минут?!
Я тихонько вышла в коридор и помчалась на кухню.
Из комнаты Петровича доносился звук телевизора.
На кухне горел свет, на плитах всё еще булькало штук пять кастрюль.
У окна, спиной ко мне, слегка склонившись, стояла соседка, и пристально глядела в старинный угловой шкафчик с фарфоровой посудой.
Кажется, мы ещё не знакомы, в квартире живет столько народу, впору вешать на грудь бейджики с именами, чтоб никого не перепутать.
На женщине старомодное, но очень элегантное пальто и круглая меховая шляпка, с волос на плечи и спину спадала полупрозрачная черная ткань – очень креативно и стильно!
Похоже, пальто – модель будущего сезона, дама могла привезти его из Милана, сейчас многие ездят за шмотками в Милан.
Мне пришло в голову – это мама Ильи! Илюшка говорил: она бухгалтер в банке, в последние дни года допоздна составляла отчёт.
– Здравствуйте, – громко сказала я и лучезарно улыбнулась. Женщина выпрямилась, молча постояла спиной ко мне, а потом резко обернулась.
Впереди из-под шляпки тоже спадала очень длинная черная ткань, вроде очень мелкого кружева, поэтому лица не было видно. Но что-то в нем было странное… Неприятное, пугающее…
По спине побежал холодок, я отступила назад.
Женщина вдруг сжала кулаки в перчатках и бессвязно, отрывисто выкрикнула:
– Ходи, ходи… Доходишься! Где они? Куда вы их дели? Я этого не оставлю! Не оставлю! Придет, придет срок! За все ответите!
И она стремительно вышла в коридор, задев меня рукавом. Лицо даже под черной вуалью было мертвенно бледным, рот страдальчески перекошен. Глаза… Я не могла описать её глаза.
Она, несомненно, ненормальная!
У меня застучали зубы: ну и квартира! Почему бабуля не предупредила меня, что здесь еще и чокнутые живут?
Нет, это не Илюшкина мама.
Я схватила длинную деревянную ложку и принялась мешать в кастрюле.
О чём она говорила? Что "куда дели"? Может, ее кастрюлю с мясом кто-нибудь спёр? Или чашки? Все-таки коммуналка…
Интересно, что она там высматривала?
Я подошла к угловому шкафчику: колотая чашка, надтреснутая тарелка, мутное блюдце, вазочка с фарфоровыми яблоками, всё на месте.
Послышались шаги, я уставилась на дверь, с ложкой наперевес. В случае чего, буду отбиваться от этой сумасшедшей ложкой! Как в глаз заеду!
Но вошла мирная и знакомая соседка, вчерашняя исполнительница частушек.
– Машенька! Хозяйничаешь? Молодец, помощница Тамаре выросла.
Она заглянула в свою кастрюлю, убавила огонь и ушла, шаркая тапками.
Следом за ней в кухню вошел Илья.
Господи, из-за чокнутой дамы я забыла про нашу встречу!
– Привет, – сказал он, остановившись у дверей.
– Привет, – ответила я и опустила ложку.
– Бабушка со студнем припахала? – заулыбался Илья. – В этой квартире на нем все помешаны. Я сколько раз просил маму, ну давай на праздник закажем пиццу с доставкой. Нет, это невозможно: студень – традиция, идущая из глубины веков, деды наши варили и нам завещали.
Мы принялись смеяться. Почему мне с ним так весело?
– Тихо, – замахала я Илье. – А то прибегут психи, чего, скажут, ходите, чего хохочете? За всё ответите!
Мы выдвинули два нижних ящика из соседних шкафчиков и уселись на них.
Илья взял мой палец, тряс его и рассказывал уморительные истории. Мы пытались сдерживать приступы смеха, но из-за этого еще больше задыхались от хохота.
Обессилев, мы на минуту замолчали.
Илья ни словом, ни полсловом не обмолвился о загадочной лестнице. Значит, не знает?
– Уже 31 декабря, – вспомнила я. – Пора звать бабулю и разливать фирменное блюдо вашей квартиры.
– Рябиновку? – строгим голосом спросил Илюшка.
И мы опять начали хохотать.
– Вы позволите вас проводить?
– Позволю.
Мы медленно дошли до моей комнаты.
– Ты сегодня варила самый смешной студень в мире, – сказал Илья. – До завтра?
– До сегодня! Слушай, давай теперь я тебя провожу? Мы дошли до входных дверей, присели на старый диван.
Я провела рукой по шершавой коже, и в уголке, между валиком и спинкой наткнулась на перчатку, издававшую запах крепких духов: длинная, из тонкой кожи, сбоку дорожка из мелких пуговичек, словно пришиты обтянутые кожей бусины. Было в ней что-то такое… романтичное, вот какое! Рядом с такими перчатками непременно должна лежать шляпка с пером и вуалью.
– Пусть лежит, – отмахнулся Илья. – Соседи или гости обронили. Мы послушали через одни наушники группу "Рамштайн" и разошлись.
Я разбудила бабулю, она стукнула в дверь Лидухе, та – Петровичу, и мы бодро прошагали на кухню.
Через час студень был разобран, разлит по мискам и составлен в холодильники, пустые грязные кастрюли решили помыть утром.
Было почти два часа ночи, когда мы с бабулей наконец заперли комнату, потушили свет и без задних ног рухнули спать.
Мне снилось, что в коридоре топают, шаркают и воют.
Проснулись мы около восьми от громкого стука в дверь.
– Тамара, проснись, – звала соседка. – Тамара, ты меня слышишь?
– Слышу, – крикнула бабуля с кровати. – Сейчас открою. Она накинула халат, мы с Юлей подняли головы.
– Лида, ты? Стряслось что? Бабуля отперла дверь.
– Случилось: разгром в квартире, воры, видно, побывали. Одевайся, я пошла Петровича будить.
Мы с Юлей вскочили, кое-как причесались, накинули махровые халаты и побежали умываться, но за дверью чуть не упали из-за наваленной на пол одежды: кто-то сбросил с вешалок пальто и куртки и раскидал сапоги.
Из комнат выглядывали сонные, растрёпанные соседи.
Мы побежали занимать ванную: ещё не хватало, чтоб Илья увидел меня в таком виде!
В ванной на полу валялись мочалки и мыльницы.
– А здесь-то что искали, ворюги поганые? – возмутилась я.
– Деньги, – уверенно ответила Юля. – Многие прячут деньги в корзины с грязным бельём, в вентиляцию.
Я встала возле раковины, Юля наклонилась над ванной и мы торопливо почистили зубы.
Через десять минут, кое-как собрав вещи с пола, соседи собрались на кухне.
Ильи не было. Вот засоня! Зато пришла его мама, я сразу узнала её – она и Илюшка неуловимо похожи.
Глава 8
Следствие ведут соседи
Кухня разгромлена, словно торнадо прошелся: грязные кастрюли перевернуты на столы и лежали в лужах жира, миски опрокинуты, табуретки свалены на бок, пакет с мусором вытащен из ведра и брошен на пол.
Соседи кипели.
– Ворьё проклятое! Обшарили шкафы, но зачем кастрюли кидать?!
– Последний раз такой бессовестный грабеж среди бела дня у нас был, если не ошибаюсь, в 1958 году? – сообщил Николай Петрович. – Помнишь, Лидия, тогда у угловых жильцов стащили велосипед?
– Как не помнить, – сказала Лидия Алексеевна. – Велосипед очень даже помню, но его укатили аккуратненько, половик на полу не сбился, а тут – разбой чистый! Всё своротили! Почто было бросать на пол пальто?
– По карманам шарили, – предположила мама Ильи. – Искали кошельки или ключи от машины. Кстати, у кого-нибудь что-то пропало из одежды?
Все посмотрели друг на друга и отрицательно покачали головами.
– А здесь, на кухне, что-нибудь украли?
Соседи заозирались, открыли свои шкафчики и вновь закрыли: вроде всё цело, ни единая вещь не пропала, если не считать разгрома.
– Наркоманы приходили, искали, чем уколоться, – заявил Петрович.
– Николай, что ты мелешь? Откуда в нашей квартире дурь? У нас и папирос ни у кого нет.
– Вот уж этого я не знаю, тут кроме ветеранов и молодежь имеется, – протянул Петрович.
Илюшкина мама округлила глаза, уперла руки в бока и вскричала:
– Вы кого имеете в виду?!
– Давайте не будем ссориться, – зашумели остальные соседи, может, это крысы кастрюли перевернули, потому что мясом пахло, крысы у нас всегда здоровые были, с войны…