– Мне двадцать два. А с кем я говорю? – голос женщины звучал испуганно.
– Ты откуда звонишь? – поинтересовался Анвар.
– Из Москвы, – ответили в трубке.
– Слушай меня и не перебивай. Твой муж негодяй. Возможно, ты его потеряешь. Но ты должна знать, что потеряла не мужчину, а подонка. Петр Ерожин ограбил женщину, изнасиловал ее, пугая удостоверением милиционера. И мы его будем судить.
В трубке молчали. Потом заговорили совсем другим голосом, суровым и взрослым:
– Я тебе не верю. Ты, Кадков, сам негодяй и убийца. Если с Петром что-нибудь случится, я тебя найду и убью своими руками.
– Кадков? При чем тут какой-то Кадков? – удивился Анвар. – У меня совсем другое имя. Если не веришь и ты такая смелая, приезжай в Новгород. Мы устроим твоему мужу и обиженной им женщине очную ставку. Ты сама все увидишь и поймешь.
– Как мне вас найти? – спросила жена Ерожина после небольшой паузы.
– Я сам тебя найду. Садись на автостанции в ночной автобус до Новгорода, только не путай с Нижним. У нас здесь Великий Новгород.
– Я приеду, – пообещали в трубке.
– Зачем ты все это затеял? – встревоженно спросил банкир, когда Анвар закончил разговор.
– Ты, Анчик, подумай! Мы сделаем эту молодую и смелую женщину вдовой. Она будет верить, что потеряла настоящего джигита, и станет горевать до конца жизни. А если увидит, что ее муж негодяй и мерзавец, найдет себе хорошего человека. Ей всего двадцать два.
– Странный вы народ горцы, – покачал головой банкир и тоже вздрогнул. Хотя теперь телефон звонил в его кармане, и простенькая мелодия звонка Анчику была знакома. Звонил владелец автобусного парка, Хусаинов:
– Слушай, Анчик, плохая новость. Арно возле его шашлычной взяли.
– Кто взял? – не сообразил банкир.
– ОМОН. Надели наручники и впихнули в воронок, как убийцу, – пояснил Хусаинов.
– Сегодня уже поздно. Завтра наведу в мэрии справки, – пообещал Анчик и направился к бару.
– Давай, Анвар, по десять капель. Уж очень день сегодня тяжелый. Никак не кончится.
– Не могу, батоно. Мне еще с милиционершей разговор предстоит, – ответил Анвар и, достав из кармана черную маску, напялил ее себе на лицо.
10
Таня Назарова сидела на тахте в маленькой темной комнатушке. Слабый свет проникал через стеклянный кружок, вставленный в железную дверь. Девушка замерла, прислушиваясь к каждому шороху. Она пыталась сообразить, кто их с Петром захватил, но ничего придумать не могла. Перед тем как запереть Назарову, ее обыскали и отобрали все, в том числе и часы. Поэтому она не знала точно, сколько времени находится в заточении. Ей казалось, что прошла вечность. На самом деле она находилась в темной каморке два с половиной часа. Таня, не отрываясь, смотрела на железную дверь, смотрела со страхом и надеждой. Со страхом, потому что боялась похитителей, с надеждой, потому что ждала – за ней придут и ее выпустят. Один раз дверь уже открывалась. Вошел человек в маске и поставил на столик тарелку с едой и стакан сока. Таня к еде не прикоснулась, а сок выпила. Ей давно хотелось пить. Голод она чувствовала днем, дожидаясь Петра в застрявшей машине. Но как только появились эти страшные люди с автоматами, о еде Таня думать перестала.
Она не знала, где держат Ерожина. Их везли на разных джипах, и еще Тане завязали глаза. Сидя в машине с завязанными глазами, Назарова слышала звуки улицы, гудки автомобилей, но потом звуки исчезли. Похоже, что их снова вывезли на трассу. Младший лейтенант не успела настолько хорошо освоиться в городе, чтобы на слух определять местность. Единственно, чем помог Назаровой слух, так это определить по отрывистым приказам похитителей южный акцент их речи. Петр за минуту, пока их не разлучили, пытался, как мог, успокоить Таню. По его мнению, если бы их хотели убить, то лучшего места, чем лесок на пути к деревне Кресты, для этого не сыскать. Значит, они нужны похитителям живые.
– Не переживай, Танька, выкрутимся, – сказал Ерожин на прощание и улыбнулся. Рядом с ним Назаровой было не так страшно. Потом на дороге она находилась в шоке. А вот теперь, когда она осталась одна в темной комнате, дурные мысли лезли в голову с удивительным упорством., Таня стала вспоминать публикации в прессе, где говорилось о похищении людей. За них чеченцы требовали огромный выкуп или увозили к себе, как рабов. По телевизору иногда показывали изможденных и измученных страдальцев, которым удавалось чудом бежать из плена. Мужчины рассказывали о каторжном труде и издевательствах. Участь девушки представлялась Тане еще ужаснее. Но оптимизм не оставлял младшего лейтенанта. Назарова верила в Петра. "Он найдет выход. Спасется сам и спасет меня", – думала она и старалась не паниковать. Но услышав, как щелкнул замок от поворота ключа, зажалась и окаменела от страха.
– Почему не покушала? – спросил вошедший будничным, вполне доброжелательным тоном. Черная маска скрывала его лицо, но Назарова, несмотря на страх, отметила, что мужчина строен и не стар.
– Ты напрасно боишься. Если ты не сообщница этого негодяя, тебя не только отпустят, но и отвезут домой на машине, – пообещал мужчина в маске. – Ты можешь называть меня Иван. Нехорошо, что я знаю твое имя, а ты мое нет. Своего настоящего имени я пока сказать не могу.
Таня забилась в конец тахты и продолжала молчать. "Иван" уселся рядом, немного подождал, словно собираясь с мыслями, потом снял маску.
– Здесь темно, моего лица ты все равно как следует не разглядишь, а говорить с тобой в этой штуке мне противно.
Таня взглянула на "Ивана" и отметила, что он хорош собой. Похититель оказался прав – в сумраке комнатушки отчетливо разглядеть черты человека возможности не было, но общий облик читался.
– Теперь не так страшно? – спросил он. Таня не ответила, хотя без маски молодой кавказец производил не такое зловещее впечатление. О южном происхождении "Ивана" Таня по легкому акценту догадалась сразу.
– Мы не бандиты, а бизнесмены, – представился "Иван". – Но сейчас такое время, что мы должны сами себя защищать.
– Не помню, чтобы мы с Петром Григорьевичем на вас нападали, – не выдержала Таня.
– Ты или не знаешь, с кем связалась, или такая же, как твой Петр Григорьевич, – предположил "бизнесмен".
– Петр замечательный человек и талантливый сыщик, – сердито ответила Назарова. Она не помнила, что именно эти же слова сказал в адрес Ерожина ее шеф Суворов.
– Он талантливый аферист и грязный тип, – продолжал настаивать молодой кавказец.
– Если вы намерены оскорблять моего друга, я не стану с вами разговаривать, – зло отрезала Назарова.
– Хорошо. Я изложу голые факты. А ты сама решишь, благородно поступал твой друг, или он поступал, как настоящий подонок.
Таня молчала.
– Можно я закурю? – спросил "Иван".
– Подобные джентльменские штучки в данной ситуации смехотворны, – фыркнула Таня. – Курите, если вам так хочется.
– Спасибо, – поблагодарил кавказец и извлек из кармана металлическую пачку французских сигар. Прикуривая от зажигалки, "Иван" отвернулся, чтобы свет пламени не осветил его лица.
– Ты младший лейтенант милиции. Специалист с высшим образованием, поэтому скидку на твой женский мозг я делать не буду, – предупредил кавказец, затягиваясь своей сигарой.
– Вы еще и нахал, – не сдержалась Таня. – Ваши намеки на женский мозг, мягко говоря, не тактичны. Если спрашиваете у дамы разрешение закурить, так хоть старайтесь и дальше соблюдать видимость приличия.
– Прошу прощения, Таня, я не хотел тебя обидеть. Дело, о котором я буду говорить, мужское, – пояснил "Иван".
– В юридической практике не бывает мужских или женских дел. Бывают дела уголовные или гражданские, – возразила Таня. Но ее отношение к незнакомцу понемногу менялось. В "Иване" чувствовалось настоящее, а не показное благородство, и женщине это не могло не импонировать.
– Приятно иметь дело с образованным человеком, – удовлетворенно отметил "Иван". – Но в жизни поступки делятся на достойные и подлые.
– На это мне возразить нечего, – согласилась Назарова. Кавказец затушил сигарку, встал с тахты, сосредоточился и начал свой рассказ:
– В городе живет красивая девушка. Ее возлюбленный наш друг. Неделю назад, может быть, немного больше, друг исчезает. Накануне он делает своей возлюбленной очень дорогой подарок – брошь с бриллиантом. Девушка ждет друга, но он не приходит. Вместо него приходит другой человек. Этот человек представляется следователем милиции, врет девушке, что ее друг вор и посажен в тюрьму, требует, чтобы она вернула подарок. По его словам, брошка с бриллиантом ворованная.
Испуганная девушка отдает следователю брошку, но ему этого мало. Он принуждает ее под страхом ареста вступить с ним в интимную связь. Зовут этого негодяя Петр Григорьевич Ерожин.
– Это ложь! – крикнула Таня. – Петр Григорьевич приехал в город, чтобы раскрыть серию тяжких преступлений. Я помогаю ему в этом и уверена, что ни с какой девушкой Петр не встречался…
– Зачем кричать? – удивился кавказец. – Возлюбленная нашего друга жива. Завтра мы устроим им встречу, и она опознает негодяя. По-вашему, это называется очная ставка.
– И что дальше?
– Дальше мы приговорим Ерожина к смерти, и он умрет, – невозмутимо пояснил "Иван".
– А если девушка спутала? Почему вы верите только одной стороне?
– Женщина, имевшая близкие отношения с мужчиной, всегда сможет назвать его характерные особенности, о которых другие не знают, – уверенно заявил кавказец. – Это и станет неопровержимым доказательством его вины.
Таня неожиданно покраснела. Она сразу поставила себя на место этой неизвестной: "Пожалуй, кавказец прав". Женщина, имевшая близость с мужчиной, может знать то, чего не знают другие. Назарова, например, знала, что на груди Ерожина есть шрам от пулевого ранения.
– Я вижу, что ты искренне уверена в невиновности своего друга и не участвовала с ним в этом злодействе, – примирительно проговорил "Иван".
– Я?! – изумилась Таня самой возможности такой постановки вопроса.
– Да, ты. Откуда мы знаем, что связывает пожилого мерзавца из Москвы с молодой девушкой из Новгорода?! Но теперь я вижу, что ты ни при чем, и готов тебя освободить. Сейчас наш человек завяжет тебе глаза и отвезет домой. Предосторожность эта для нас необходима. Ты сама понимаешь… – сказал "Иван", направляясь к двери.
– Я отсюда никуда не поеду, – твердо заявила Таня.
– Почему? – удивился кавказец.
– Не поеду одна. Или вы нас отпустите обоих, или я остаюсь, – объяснила Назарова.
– В каком качестве мы должны тебя здесь удерживать? – поинтересовался "Иван". – Ты лицо официальное, младший лейтенант милиции. Мы с властью не воюем. Но тех, кто обижает нас, не прощаем.
– Раз вы затеяли самосуд, я останусь в качестве защиты. Несправедливо обвиняемого бросить наедине с обвинителями. Хочу присутствовать на очной ставке, – убежденно сказала Таня.
– Раз желаешь, оставайся. Только не говори, что мы тебя удерживали силой, – усмехнулся "Иван".
– Не беспокойся, не скажу, – ответила Таня, от возмущения переходя на "ты".
– Договорились, – сказал кавказец. – Сейчас я посоветуюсь, где ты проведешь ночь.
– Я могу провести ее и здесь, если мне дадут одеяло, – ответила Назарова.
– Для гостя мы найдем другую комнату, – улыбнулся "Иван" и вышел. Вернулся он минут через десять в маске и с черной повязкой в руках. Таня догадалась, что повязка предназначается ей. Завязав Назаровой глаза, "Иван" взял девушку за руку и вывел из комнатушки. Они немного прошли вправо, потом поднялись по лестнице, куда-то свернули. Когда повязку с Тани сняли, она зажмурилась от яркого света. Через минуту глаза девушки привыкли к нормальному освещению, и она поняла, что находится в уютной спальне. Сбоку Таня увидела две роскошные кровати. В изголовье каждой тумбочка с лампами-вазами из фарфора. В углу великолепное трюмо с тройным зеркалом и инкрустацией на деревянных деталях. Девушка подошла и обнаружила на нем свою женскую сумочку с часами, документами и кошельком в полной сохранности. Еще Таня увидела занавешенное тяжелыми шторами окно. И возле окна на гнутых резных ножках овальный стол. На столе стояла ваза с фруктами, а на тарелке – сыр, зелень и ветчина. Назарова раздвинула тяжелую портьеру. Снаружи окно прикрывали ставни.
"Предусмотрительные у меня хозяева", – подумала "гостья" и заметила справа приоткрытую дверь. Она заглянула туда и очутилась в туалетной комнате с душем и огромным зеркалом.
Дверь туалетной запиралась на золоченую бронзовую задвижку изнутри. Назарова старательно заперлась и с удовольствием приняла горячий душ. Воспользовавшись махровой простыней, заменявшей полотенце, она вытерлась и, одевшись, вернулась в спальню. Хотя обвинительный рассказ кавказца не выходил у нее из головы, голод взял свое, и Таня смолотила все закуски, что нашла на тарелке. Завершив трапезу сочной грушей, она уселась возле трюмо и задумалась. Сначала жуткое обвинение в адрес Ерожина Татьяна восприняла как клевету и вопиющую несправедливость. Теперь, успокоившись, умытая и утолившая голод, Назарова не была столь категорична. Если проанализировать ее отношения с Петром, то можно сказать, что девушка попала под обаяние личности москвича, влюбилась до потери сознания и как следствие утеряла объективность. Какой смысл незнакомой подружке пропавшего кавказца наговаривать на Ерожина?! Да и откуда она вообще могла узнать о его существовании?
Если "Иван" не выдумал всю эту историю, а выдумать такое нелегко, дыма без огня не бывает. И с чего она взяла, что Ерожин хороший человек? Со слов Суворова? Но Виктор Иннокентьевич не видел своего друга десять лет. За десять лет многое могло измениться…
Таня подошла к кровати. Она решила от страха лечь не раздеваясь, но, откинув покрывало и заметив белоснежное белье с золотым вензелем "А", передумала. Перед тем как погасить свет, Назарова взглянула на часы. Стрелки показывали начало одиннадцатого. Таня забралась под одеяло и закрыла глаза. "Если даже обвинение в адрес Петра подтвердится, она сделает все возможное, чтобы отговорить кавказцев от самосуда и передать дело в нужные инстанции". – С этими мыслями младший лейтенант уснула. Ей снились тревожные сны, но Таня их не запомнила. Проснулась оттого, что в комнате кто-то был. Она моментально прокрутила в памяти события вчерашнего дня и с ужасом открыла глаза, ожидая увидеть рядом кавказца в маске. Но увидела девушку в кожаном пальто и с дорожной сумкой в руках. Глаза ее закрывала черная лента. Незнакомка замерла посередине комнаты. Затем она осторожно поставила сумку на пол и сняла с глаз повязку.
– Вы кто? – спросила Таня из-под одеяла.
– Я Надя, – ответила девушка.
Таня приподнялась в постели. Внешность Нади ее поразила. Такой удивительной блондинки с темными бархатными глазами она никогда не встречала.
Надя тем временем скинула пальто и огляделась:
– Это ваш муж встретил меня с автобуса? – спросила она.
– Во-первых, я не замужем, а во-вторых, я никого в этом доме не знаю. Меня привезли сюда, как и вас, с завязанными глазами, – ответила Таня, вставая. Она взяла свои часы и взглянула на циферблат. – Неужели я так крепко спала до утра? – удивилась она своим возможностям. "Надя, Надя", – повторяла Назарова про себя и вдруг поняла, что перед ней жена Петра Григорьевича Ерожина.
– Вас что, прямо из Москвы с закрытыми глазами доставили? – спросила она, одеваясь.
– Я сама приехала, – ответила Надя.
– И не побоялись?! Вам же муж не велел высовывать нос, прятал вас от бандита Кадкова, – притворно удивилась Таня.
– Кадкова больше нет. Он умер, – ответила Надя и в свою очередь спросила:
– А вы кто?
– Младший лейтенант милиции, эксперт-криминалист Татьяна Назарова, – представилась Таня и протянула Наде руку.
11
Глеб Михеев сидел на чердаке по соседству с домом Зойки Куропаткиной. Рядом на матрасе храпел бомж Виткин. Михеев не сомневался, что старый алкоголик переоделся в костюм, который выбросила буфетчица. Сам по себе факт, что женщина выносит на помойку дорогой мужской костюм, мог иметь множество объяснений. К примеру, он изменил и она со злой ревности тащит на помойку все, что может напомнить об измене. Но в данном случае такое объяснение не подходило. Куропаткина не имела постоянного сожителя, а страдать от ревности к случайным мужчинам смешно. Но главное, Ерожин подозревал женщину в ее связях с преступником. И тут возникало множество версий ее поступка. Подозрительным казался Глебу и поход Зойки в дорогой меховой магазин. Судя по той одежде, в которой она принимала гостей в кафе, миллионершей Куропаткина не казалась. И вдруг лисья шуба, что по цене тянула на годовую зарплату буфетчицы.
Спать сидя неудобно. Глеб покосился в ту сторону, откуда раздавался храп бомжа.
"Дрыхнет, сволочь, на моем месте", – завистливо подумал Михеев и не смог сдержать улыбку. Скорее всего, это он зарился на матрас Виткина.
"Долго жить в таких условиях нельзя. Надо мыться и стирать одежду, иначе загребут самого, как бродягу", – сделал вывод начинающий сыщик и решил завтра же найти Ерожина и посоветоваться с ним на этот счет.
Неожиданно бомж зашевелился, сказал сам себе что-то невнятное и надолго закашлялся. Кашель пробудил бомжа окончательно. Виткин, кряхтя, поднялся, беззлобно выругался и покинул матрас. Нетвердо ступая по неровному полу чердака, он проследовал мимо Михеева и исчез на лестнице. Куда собрался алкоголик в такое время, Михеев представить себе не мог. Но долго размышлять на эту тему Глеб не стал, а занял освободившееся место и моментально уснул. Разбудил его шелест шин – рядом остановилась машина. Михеев взглянул на часы. Циферблат на его моряцких "котлах" светился, и Глеб понял, что время без десяти три. Сонный сыщик вскочил с матраса и прильнул к окну. Недалеко от Зойкиной подворотни притормозила белая иномарка. Из нее вышел высокий мужчина в долгополом черном пальто и, подозрительно оглядевшись по сторонам, направился к двери буфетчицы. Сон Михеева как рукой сняло. Молодой человек проследил, как ночной гость осторожно постучал в окно Куропаткиной. Через минуту хозяйка дверь открыла. Мужчина в черном пальто вошел в квартиру, но света в Зойкиных окнах не зажглось. Глеб быстро спустился со своего чердака и, стараясь оставаться в тени, подошел к машине. Белая иномарка оказалась "Мерседесом". Михеев обошел автомобиль со всех сторон, запомнил номер и, спрятавшись за забор, стал ждать хозяина. Молодой сыщик не получил инструкций на тот случай, если столкнется со "зверем", ради которого Ерожин его и задействовал. Михеев не сомневался, что в гостях у буфетчицы Кадков, но не знал, что предпринять. Он не боялся Кадкова и мог сейчас вполне его захватить. Тот даже не успел бы пикнуть, не только достать оружие. Преступника Глеб не боялся, он боялся сделать глупость и испортить Петру Григорьевичу "охоту".