- Покажете мне ее.
- Обязательно.
- У меня тоже есть, что рассказать о "Дельфине". Как жаль, что мы не встретились тогда на улице Речников, - сказал Перегрин. - Вам нравятся эскизы Джереми? Пойдемте посмотрим на них.
Эскизы были развешаны по фойе и удачно освещены. Джереми поступил весьма разумно: персонажи были запечатлены в простых позах и выглядели изящно, выразительно и грациозно. Перегрин и Эмили довольно долго разглядывали их, когда Перегрин вдруг сообразил, что ему следовало бы заняться и другими гостями. Эмили, по-видимому, пришла в голову та же мысль.
- Мне кажется, Маркус Найт хочет с вами переговорить, - сказала она. - Похоже, он чем-то недоволен.
- О черт! Определенно недоволен. Извините.
Найт бросал на Перегрина взгляды, исполненные великодушной приязни и в то же время легкого негодования. Он был центром группы, состоявшей из Уинтера Мориса, миссис Гринслейд, хозяйки вечеринки, великолепно одетой и чрезвычайно светской дамы, Дестини Мед и одного из высокопоставленных гостей, взиравшего на Дестини так, словно уже приобрел ее в свою собственность.
- А, Перри, дорогой мой! - Маркус Найт, приветственным жестом поднял бокал. - Прошу простить меня, - весело обратился он к остальной компании. - Если я не сцапаю его прямо сейчас, он улизнет от меня навеки.
К некоторому изумлению миссис Гринслейд, Найт поцеловал ей руку.
- Чудный, чудный вечер, - сказал он и отошел. Перегрин заметил, как миссис Гринслейд, глядя на высокопоставленного гостя, на долю секунды сделала большие глаза.
"Мы забавляем ее", - угрюмо подумал Перегрин.
- Перри, - начал Найт, взяв собеседника под руку, - нам надо обстоятельно, не торопясь поговорить о твоей замечательной пьесе. И я не кривлю душой, пьеса и в самом деле замечательная.
- Спасибо, Марко.
- Не здесь, конечно, - свободной рукой Найт обвел фойе, - и не сейчас. Но очень скоро. А пока я хотел бы высказать одну мысль.
"Так, - пронеслось в голове у Перегрина. - Начинается".
- Мысль вот какая, возможно, над ней стоит задуматься. Тебе не кажется - заметь, я не требую никаких выгод для себя лично, - тебе не кажется, дорогой Перри, что во втором акте ты чересчур долго держишь Шекспира за сценой? Я хочу сказать, создав такое огромное напряжение…
Перегрин слушал знаменитый голос, смотрел на красивое, тонко вылепленное лицо с благородным лбом, наблюдал за движением губ, изумляясь тому, как точно изгиб верхней губы воспроизводил очертания рта Шекспира на гравюре Друшаута и так называемом "графтоновском" портрете. "Я не должен ссориться с ним, - подумал Перегрин. - У него есть известность, внешность и редчайший голос. Господи, дай мне силы".
- Я хорошенько обдумаю твое предложение, - сказал он, понимая, что и Найт отлично сознает, что никаких изменений сделано не будет.
С величественной снисходительностью похлопав Перегрина по плечу, Найт воскликнул:
- Согласие нам необходимо, как птицам в одном маленьком гнездышке.
- Совершено верно, - подтвердил Перегрин.
- И еще одно, дорогой мой, но это уже строго между нами. - Он увлек Перегрина в коридор, ведущий в ложи. - Я с удивлением обнаружил, - сказал он, выразительно понизив голос, - что в нашу труппу вошел В. Хартли Гроув.
- Он прочел свою роль довольно хорошо, ты не находишь?
- По-моему, слушать было невыносимо, - сказал Найт.
- Разве? - холодно отозвался Перегрин.
- Дорогой мой, ты вообще что-нибудь знаешь о Гарри Гроуве?
- Только то, что он вполне приличный актер, - ответил Перегрин. - Марко, не кати бочку на Гроува. К твоему сведению, - я буду страшно признателен, если это останется строго между нами, исключительно между нами, Марко, - не я принял его в труппу. Это было сделано по желанию начальства. Во всем остальном мне не чинили препятствий, и, если бы я даже захотел, я не смог бы противостоять им.
- Так этого типа тебе навязали?
- Можно и так сказать.
- Ты должен был отказаться.
- У меня не было на то ни одной разумной причины. Он вполне подходит для этой роли. Умоляю тебя, Марко, не устраивай скандала с самого начала. Подожди, пока у тебя появится реальный повод.
Несколько секунд Перегрину казалось, что Найт собирается продемонстрировать свой огненный актерский темперамент во всей красе. Но Перегрин был уверен, что Найт мечтает сыграть Шекспира, и, хотя даже в темноватом коридоре был явственно виден сигнал опасности - медленно приливающая краска к скульптурному лику Маркуса, - обычный взрыв не последовал. Вместо этого Найт миролюбиво обратился к Перегрину:
- Послушай, ты думаешь, я капризничаю. Позволь сказать тебе, Перри…
- Я не хочу выслушивать сплетни, Марко.
- Сплетни! Боже мой! Тот, кто обвиняет меня в распускании сплетен, наносит мне невыносимое оскорбление. Сплетни! Я хочу рассказать тебе истинный факт: Гарри Гроув…
В коридоре лежал толстый ковер, и они не услышали приближения шагов. Могло бы случиться непоправимое, если бы Перегрин не заметил тень, скользнувшую по позолоченной панели. Он сжал локоть Найта, и тот умолк.
- Могу я спросить, чем вы тут занимаетесь? - раздался голос Гарри Гроува. - Сплетничаете?
Он говорил легкомысленным насмешливым тоном, держался почти развязно, однако его манеры вовсе не казались оскорбительными.
- Перри, - продолжал Гроув, - это восхитительный театр. Я хочу обойти его и все как следует разглядеть. Почему бы нам не устроить вакхическую процессию и не пройтись по театру и вокруг, разбивая бокалы с шампанским и распевая безумно-непристойный гимн? Разумеется, впереди будет шествовать наш великий, величайший актер. Или нами должна предводительствовать чета Гринсливов?
Нелепая идея прозвучала столь забавно, что пребывавший в нервном напряжении Перегрин невольно рассмеялся.
- Прошу прощения, - с достоинством произнес Найт и удалился.
- "Он оскорбился. И уходит прочь". Знаешь, он не любит меня. Сильно не любит.
- Тогда не раздражай его, Гарри.
- Думаешь, лучше не надо? Но он так и напрашивается, разве нет? Впрочем, ты, конечно, прав. Кроме всего прочего, я не могу себе этого позволить. Грингидж может вышвырнуть меня. - И Гарри нахально воззрился на Перегрина.
- Если он не вышвырнет, то это сделаю я. Будь умницей, Гарри. А мне пора вернуться в гущу событий.
- Я оправдаю ваши ожидания, Перри. Я всегда оправдываю чужие ожидания.
В добродушном тоне Гроува Перегрину почудилась угрожающая нотка.
Вернувшись в фойе, Перегрин обнаружил, что веселье достигло апогея. Манеры присутствующих теперь резко отличались от общепринятых. Каждому, кто хотел быть услышанным, приходилось кричать и почти всем хотелось бы присесть. Важные шишки стояли отдельной кучкой, словно сверкающая и недоступная галактика, а остальные возбужденно обсуждали театральные дела, стараясь перекричать друг друга. Перегрин увидел, как миссис Гринслейд что-то сказала мужу, наверняка речь шла о том, что гостям пора бы расходиться. Перегрин решил, что будет лучше, если Дестини Мед и Маркус Найт покажут пример вежливости. Перегрин заметил их стоящими в сторонке и понял, хотя не мог их слышать, что Найт с раздражением объясняет Дестини, почему он настроен против В. Хартли Гроува. Она слушала его со всепоглощающим сочувствием и в то же время то и дело кокетливо скашивала глаза, и всегда в одном и том же направлении. Она явно старалась, чтобы Найт не заметил ее маневра.
Перегрин обернулся, чтобы узнать, кому адресовано ее внимание, и увидел Гарри Гроува, стоявшего у входа в коридор. Широко открыв глаза и весело улыбаясь, он в упор смотрел на Дестини Мед. "Черт побери, - подумал Перегрин. - И что теперь?"
Эмили Данн, Чарльз Рэндом и Герти Брейси беседовали с Джереми Джонсом. Джереми возбуждено жестикулировал, огненная шапка рыжих волос колыхалась во все стороны, бокал, зажатый в руке, описывал беспорядочные круги. Затем Джереми запрокинул голову, и его громкий хохот перекрыл остальной шум. Поскольку его друг всегда много смеялся, когда у него начинался новый роман, Перегрин от всей души понадеялся, что объектом его увлечения не стала Эмили. Однако вряд ли это была Герти. Возможно, Джереми просто надрался.
Но нет. Зеленые выпуклые глаза Джереми смотрели поверх голов его собеседников, и взгляд их несомненно был направлен на Дестини Мед.
"Нет, он не может быть таким идиотом, - с тревогой подумал Перегрин. - Или может?"
Слегка удрученный и смутно предчувствующий предстоящие сложности, Перегрин совсем расстроился, когда в поле его зрения попала Герти Брейси. Теперь ему стало казаться, что он стоит на площадке, по которой вовсю рыщут огни прожекторов. Взгляды актеров, подобно лучам, блуждали по фойе, пересекались, отмечали цель и вновь разбегались в разные стороны. Луч Герти, например, впился в Гарри Гроува и с разъяренным упорством преследовал объект. Перегрин вдруг с ужасом припомнил, что кто-то говорил ему, будто Гарри и Герти были любовниками и сейчас переживают разрыв. Тогда он не придал значения этому слуху. Но что, если так оно и есть? Добавят ли ему проблем отношения этой парочки?
"Или у меня начинается нечто вроде профессионального невроза? - задумался Перегрин. - Не примерещилось ли мне все это: и то, что Джереми пялится на Дестини, и что Дестини и Гарри строят друг другу глазки, и что Герти пожирает Гарри яростным взглядом, а Маркус, наложивший лапу на Дестини, опасается в Гарри соперника? Может, это на меня так подействовало шампанское мистера Кондукиса?"
Он пробрался к Дестини и сказал, что, похоже, все уже устали и только и ждут знака от нее и Маркуса, чтобы разойтись. Обе звезды были очень польщены. Они сосредоточились, словно перед выходом на сцену, и, с ловкостью заправских регбистов воспользовавшись образовавшимся просветом, устремились к миссис Гринслейд.
Перегрин по пути наткнулся на юного Тревора Вира и его мамашу, жуткую даму по имени миссис Блюит. Ее пришлось пригласить, и, благодарение богу, она не слишком напилась. Одета она была в черное атласное платье с изумрудной отделкой, а на ее соломенных волосах красовалась весьма причудливая зеленая шляпка. Тревор в классических традициях театральных вундеркиндов нарядился в костюм, являвшийся современным эквивалентом одеянию юных героев прошлого века, однако налет богемности тоже присутствовал. Волосы Тревор гладко зачесал назад, а вместо галстука повязал шейный платок. Мальчик, попадавший по возрасту под закон о детях-актерах, изо всех сил старался выглядеть старше своих лет. Посему смерть персонажа Вира в первом акте во многих отношениях облегчала Перегрину жизнь.
Миссис Блюит с удручающей настырностью профессиональной мамаши, широко улыбаясь, загородила Перегрину дорогу. Тревор взял мать под руку и тоже улыбался режиссеру. На театральной сцене можно встретить много очень милых детей, воспитанных замечательными родителями. Но все они оказались заняты, и роль Гамнета Шекспира получил Тревор, который, следовало отдать ему должное, обладал незаурядным талантом. Он прославился в киноверсии библейских сказаний, сыграв Самуила в детстве.
- Ах, это вы, миссис Блюит, - пробормотал Перегрин.
- Наконец-то мне представился случай поблагодарить вас за приглашение работать с вами, - заговорщицким тоном начала миссис Блюит. - Конечно, роль небольшая, Тревору и не такое по плечу. Тревор привык к главным ребячьим ролям, мистер Джей. А сколько у нас было предложений…
И далее в том же духе. У Тревора, оказывается, развилась сердечная недостаточность. Конечно, ничего серьезного, поспешила заверить Перегрина миссис Блюит, Тревор никогда не сорвет спектакль по болезни, но их врач, в котором и Тревор, и она сама души не чают, - в голове Перегрина возникли чудовищные ассоциации - отсоветовал пока браться за крупную, требующую большого эмоционального напряжения роль…
- Да ладно тебе, мама, - вмешался Тревор, с противной миной подмигивая Перегрину.
Тот извинился, сказав, что, похоже, все начали расходиться, а ему надо переговорить с мисс Данн до того, как она уйдет.
Насчет Эмили все было чистой правдой. Он хотел пригласить ее к себе и поужинать вместе с ней и Джереми. Но прежде чем он успел добраться до Эмили, его остановила Герти Брейси.
- Ты, случайно, не видел Гарри? - спросила она.
- Я видел его пару минут назад. Возможно, он уже ушел.
- Возможно, ты прав, - сказала она с такой злостью, что Перегрин отпрянул. Он увидел, что губы Герти дрожат и в глазах стоят слезы.
- Поискать его? - предложил Перегрин.
- Ну уж нет, - ответила Герти. - Только не это, спасибо. - Она с усилием попыталась взять себя в руки. - Не обращай внимания, все это ерунда, гроша ломаного не стоит. Чудесный вечер. Жду не дождусь, когда мы начнем работать. Знаешь, я вижу в бедной Анне большие глубины.
Она подошла к балюстраде и осмотрела внимательно нижнее фойе, где толпились перед выходом из театра гости. Перегрин отметил, что она не слишком твердо держалась на ногах. Последняя пара важных шишек спустилась вниз, а из актеров оставались лишь Чарльз Рэндом и Гертруда. Она склонилась над балюстрадой, держась за нее обеими руками. Если она высматривала Гарри Гроува, то ее постигла неудача. Неловким движением она повернулась, махнула Перегрину рукой в длинной черной перчатке и поплелась к выходу. Она наверняка не попрощалась с хозяевами вечера, но, возможно, оно и к лучшему. Перегрин подумал, не поймать ли для нее такси, но услышал, как Чарльз Рэндом сказал: "Эй, Герти, дорогая, подвезти тебя?"
Джереми ждал Перегрина, но Эмили Данн уже ушла. Почти все уже разошлись. У Перегрина вдруг стало тяжело на душе, и накатило какое-то тревожное предчувствие.
Он подошел к миссис Гринслейд и протянул руку.
- Замечательно, - сказал он. - Как нам вас отблагодарить?
Глава четвертая
Репетиции
1
- Кто это там бредет вприпрыжку по аллее?
- Вприпрыжку? Где? А, вижу. Дама в костюме для верховой езды. Она хромает, господин Уильям. Она ранена. Смотрите, она не может опираться на ногу.
- Однако она умеет превратить недостаток в достоинство, господин Холл, изящества у нее не отнять. Лицо у нее испачкано. И грудь. Воронье перо на снежной равнине.
- Земля. Грязь. И на одежде тоже. Она, должно быть, упала.
- Осмелюсь утверждать, ей нередко приходится падать.
- Она входит в калитку.
- Уилл! ГДЕ ты, Уилл!
- Боюсь, нам опять придется прерваться, - замахал руками Перегрин. - Герти! Попроси ее выйти на сцену, Чарльз, пожалуйста.
Чарльз Рэндом открыл дверь, ведущую за кулисы.
- Герти, дорогая!
Появилась Гертруда Брейси, губы ее были крепко сжаты, а в глазах полыхал огонь. Перегрин прошагал по центральному проходу и положил руки на загородку оркестровой ямы.
- Герти, радость моя, - начал он, - опять вернулась прежняя интонация? Сладкая, как мед, милая, доброжелательная, разве она может кого-нибудь хоть капельку задеть? Ты должна раздражать, должна быть грубой. Шекспир не сводит глаз со смуглого создания, которое сейчас войдет вприпрыжку в его жизнь, и страсть мертвой хваткой сожмет его душу. Он трепещет, охваченный предчувствием, все его существо напряжено, и в это напряжение жутким диссонансом врывается голос - голос его жены, сварливый, требовательный, властный и всегда слишком громкий. Так нужно играть, Герти, разве ты не понимаешь? Она должна бесить. Она должна оскорблять.
Он замолчал. Герти не проронила ни слова.
- Иначе это играть нельзя, - подытожил Перегрин.
Снова молчание.
- Ну хорошо, попробуем еще раз. Марко, пожалуйста, со слов "кто это там". Герти, будь добра, вернись за кулисы.
Она удалилась.
Маркус Найт с деланным смирением закатил глаза, воздел руки к небу и бессильно опустил их.
- Хорошо, дорогой Перри, - сказал он, - будем повторять столько раз, сколько потребуешь. Правда, кое-кому уже становится невмоготу, но ты не обращай внимания.
Марко был не единственным, кому становилось невмоготу, Герти была способна довести режиссера-автора до отчаяния. Побывав на гастролях в Америке, она приобщилась там к священному "Методу", что означало непрерывное шушуканье с любым, кто соглашался ее выслушать, и беззастенчивое копание в личных воспоминаниях, дабы прошлый опыт смог подсказать соответствующее состояние для нынешней роли.
- Она словно роется в лавке старьевщика, - говорил Гарри Гроув Перегрину, - и откапывает там дико причудливые вещи. Каждый день мы видим что-нибудь новенькое.
Работа с Герти шла медленно, а незапланированные паузы, которые она то и дело брала, чтобы докопаться до истины, мешали актерам сыграться. "Если она и дальше будет продолжать в таком духе, - подумал Перегрин, - то доведет себя до изнеможения, но публика не оценит се жертвы".
Что до Маркуса Найта, то от него уже исходили опасные сигналы грядущего взрыва. Его смиренность напоминала предгрозовое затишье, но Перегрин счел за благо делать вид, что ничего особенного не происходит.
Впрочем, пока Марко вел себя на удивление мирно, и Перегрин старался не замечать маленькой жилки, бившейся на его шее.
"Кто это там…"
Когда снова дошли до реплики Герти, она прокричала ее из-за кулис без всякого выражения и с явной неохотой.
- Боже праведный на небесах! - взревел вдруг Маркус Найт. - Сил больше нет терпеть! Что, скажите мне ради всех святых мучеников, я должен делать? С кем я живу, с ведьмой или с безмозглой голубицей? Уважаемый автор и режиссер, талант и опыт подсказывают мне, что сейчас наступает важный момент. Мне нужна подпитка, о господи, подпитка, меня нужно подвести к реплике. Я должен показать, каков я есть. Меня нужно задеть за живое. И черт побери, я задет, но чем! - Он шагнул к двери, за которой стояла Герти Брейси, и распахнул ее настежь. Герти выглядела одновременно испуганно и решительно. - Кудахтаньем курицы-наседки! - прорычал Марко ей прямо в лицо. - Что вы за актриса, милочка? И женщина ли вы? Неужели никто не бросал вас, не смеялся над вашими чувствами? Неужели вам неведомо, какая черная злоба терзает душу покинутой женщины?
Где-то в первых рядах зрительного зала раздался смех Гарри Гроува. Его смех нельзя было спутать ни с чьим другим - легкий, веселый, издевательский, очень заразительный, но, конечно, не для того, кто его вызвал. К несчастью, оба, и Найт, и Гертруда Брейси, приняли насмешку на свой счет, хотя и по совершенно противоположным причинам. Найт резко развернулся на каблуках, подошел к краю сцены и прорычат во тьму зала: "Кто смеется? Покажитесь! Я требую!"
Смех стал еще громче и выше по тону, а затем невидимый и явно довольный Гарри Гроув произнес:
- О боже, какое зрелище. Король дельфинов в ярости.
- Гарри, - Перегрин повернулся спиной к сцене, тщетно пытаясь разглядеть обидчика, - ты профессиональный актер, и тебе должно быть отлично известно, что твое поведение непростительно. Я вынужден просить тебя извиниться перед труппой.
- Перри, милый, перед всей труппой или только перед Герти, которая якобы никогда не испытывала терзаний покинутой женщины?