* * *
Мы с пленником уже к дороге приближались, когда у меня в кармане завибрировала моя трубка. Определитель показал номер начальника разведки погранотряда.
– Слушаю тебя, капитан.
– Мне сейчас ваш полковник звонил. Сказал, что к утру к нам приедет машина из Ростова. Заберет твой груз. Наша машина уже вышла к границе. Через пять минут будет там.
– Понял. Я к тебе еще пленника подошлю. Третьего. Охрану для них выслал?
– В кузове…
– Скажите, что мне врач нужен. Хирург, чтобы нос пришил… – залепетал мой пленник.
– Кто там у тебя плачет? – поинтересовался капитан.
– Пленник. Просит срочно предоставить ему пластического хирурга высшей квалификации, чтобы пришить нос, оторванный моим башмаком.
– Пообещай ему патологоанатома. У меня есть знакомый в райцентре. Могу вызвать…
– Хорошо. Этого ему хватит.
Я отключился от разговора. Пленник смотрел на меня с надеждой и громко хлюпал тем, что от его носа осталось.
– Будет врач?
– Будет. Патологоанатом. Другого в наличии не имеется. Есть еще санитар со смирительной рубашкой. Для тех, кто много стонет и слишком заботится о своей внешности.
Он застонал, словно согласился со смирительной рубашкой. Наверное, это показалось более привлекательным, чем встреча с патологоанатомом. Тем не менее, гундося, попросил:
– Ты у меня ремень со штанов снял. Штаны падают. Подтяни…
– Еще чего! Упадут, больше гарантии, что не убежишь. Иди быстрее. И живот надуй. Тогда падать не будут.
Пленник послушался и побрел к дороге. Там нас уже встречали. Я передал Миколе гранатомет и автомат пленника. Микола передал оружие своему разведчику, тот сразу унес в машину, где уже лежало оружие других "укропов", плененных и убитых. Нового пленника, привязав ему к носу большой ватный тампон, чтобы всех кровью не испачкал и чтобы машину после него долго отмывать не пришлось, загрузили в багажник "уазика". Микола машину отправил, дав инструкции. Но перед отправкой спросил меня:
– Дожидаться будем?
– А что, без нас заблудиться рискуют? – резко не спросил, а возразил я, хотя и со знаком вопроса в голосе.
– Не заблудятся. Здесь одна главная дорога.
– Ну так пусть и добираются сами. Нам тоже время терять смысла нет. Я планировал уже сегодня линию соприкосновения перейти. Переход мне подготовили?
– Да. Все готово. Люди ждут. Даже минометную батарею выставили, если необходимо будет внимание отвлечь. Минометы все были отведены на безопасное расстояние, но тут "укропы" сами постарались. Обстреляли нас, мы вынуждены были вернуть. А потом не поторопились снова отвести. Все естественно. Нет подозрений, что для какого-то особого случая.
– Минометы какие?
– Восемьдесят два миллиметра. "Поднос". Легкие, ротные…
– Тогда едем. Надеюсь, вам не придется перемирие нарушать. У вас же нет сплошной линии фронта?
– Не держим. Ни мы, ни "укропы". Весь фронт – дыра на дыре. Минными полями дыры затыкаем. Это иногда надежнее, чем люди. Но если передвигаться вплотную к позициям, то дыры остаются. Всегда тропы есть к аванпостам, к пулеметным точкам. Мы эти тропы "беспилотниками" снимаем и на карты свои наносим. Наши ДРГ этим пользуются. Наверное, и "укропы" так же работают. Их "беспилотники" всегда в нашем небе. Даже чаще, чем наши. Им с Запада присылают. А мы сами стараемся покупать. Хотя тоже иногда и нам присылают. Мир не без добрых людей.
Микола кивнул водителю первой машины, дал короткий дополнительный инструктаж, и старенький, во многих местах побитый "уазик" поехал в сторону границы с Россией, той границы, которую я совсем недавно перешел. Мы, оставшись рядом с одной машиной, попрощались с контрразведчиками, которые уходили своей группой в лес, загрузились и тоже тронулись. В машине было намного темнее, чем на улице, хотя там набежали с юга тучи и прочно припрятали луну. Так прочно, что и понять было трудно, где она в настоящее время находится. Но все стекла в машине, и на дверцах, и лобовые, и боковые, и задние, и даже сами дверцы под стеклами, были занавешены бронежилетами. Открытыми остались только маленькие участки, дающие возможность водителю смотреть в боковые зеркала заднего вида, да прямо перед глазами водителя в стекле была щель, чтобы видеть дорогу. Это являлось хоть какой-то, но защитой от возможной автоматной очереди. От выстрела из гранатомета такая защита, понятно, никогда не спасет. Но с гранатометами ДРГ в рейды отправляются редко. Тяжело все-таки такую "дубинку" таскать. Тем более тяжело с ней ползать. А при преодолении фронтовой линии, пусть и рваной, ползать приходится обязательно. Так что бронежилеты на автомобилях приобретали свое законное право прослыть защитниками и спасителями. Подобные средства защиты применяются давно и повсеместно. И в зарубежных странах тоже, если нет возможности пользоваться бронированной машиной. В армиях ЛНР И ДНР мировой опыт перенимали.
Я сел у дверцы на заднем сиденье, и не слишком удобно. Но почувствовал неудобство, когда машина уже тронулась и стала набирать скорость. Дорога была такого качества, что казалось, подвеска у "уазика" давно и безвозвратно "пробита", амортизаторы давно рассыпались, и на заднем сиденье трясло так, словно ехал я на собственной пятой точке, сев верхом на буксируемое бревно. Мало было в этом приятного. Я слегка поворочался, чтобы усесться удобнее, и в это время в кармане завибрировала трубка.
Определитель показал номер моего товарища детства Александровского из Терриконовки. И сразу появилось какое-то неприятное ощущение, беспокойство. Мы не договаривались с Саней о звонке. Тем не менее он позвонил. Сразу подумалось о родителях. После первого раза отец так и не звонил мне. Если бы что-то случилось с мамой, он сообщил бы обязательно. Но в том, что сама мама смогла бы воспользоваться трубкой, которую передали отцу, я сомневался. Мысль о какой-то неприятности, постигшей отца, возникла сразу, и потому я ответил:
– Слушаю, Саня. Отец?..
– Да… Как ты понял?
– Почувствовал. Как только на твой номер посмотрел, сразу словно током ударило. Что с ним случилось?
– Выпивкой отравился. Или специально отравили. Кто-то угостил. Рюмку выпил и сразу упал. Мать твоя сама позвонить не сумела. Она с трубками не дружит. Пыталась, говорит, не получилось. Не знает, что нажимать надо, чтобы дозвониться.
– Я догадался. Еще отравления алкоголем в поселке были?
– Не слышал. Разговоров сейчас много идет. Говорят, солдат какой-то из нацгвардии дал ему бутылку. Сам из другой пил. Соседи видели. Эти солдаты сейчас в Терриконовке только в одном месте – в бывшей больнице, которую теперь зовут лабораторией.
– Понятно. Почти понятно… Когда хоронят?
– Послезавтра. Завтра к вечеру обещают тело привезти.
– Уже? Значит, вчера случилось?
– Позавчера. Мне только сегодня сказали. Я тебе звонил, у тебя сначала "занято" было, позже я среди людей находился, при которых звонить не мог. Потом из дома звонил – трубка была или выключена, или "находилась в зоне недосягаемости связи". Недавно опять пытался до тебя добраться – трубка не отвечала. С четвертого раза только и дозвонился. Извини уж, что не сразу. Как получилось…
"Занята" была – это возможно. И выключал я трубку перед переходом границы. А когда бежал к диверсанту номер пять, мне показалось, что трубка в кармане вибрирует, но я решил, что показалось. Вибрации к моменту моей остановки и захвата диверсанта прекратились. Да и не было у меня возможности на бегу разговаривать. Значит, Саня действительно дозвониться не мог. Да и вообще – какие могут быть претензии с моей стороны…
– Я не могу гарантировать, что смогу обязательно приехать. Хотя постараюсь. Ты маме помочь сможешь?
– О чем разговор. Я уже и на работе договорился. Отпросился.
– Где сейчас работаешь?
– Там же. Ремонтником в компьютерном салоне.
– Спасибо, Саня. А что там отец пил такое?
– Я же рассказал уже. Соседи говорят, видели его с каким-то солдатом. Вместе шли. У дяди Вани бутылка в руках была. Сначала видели, что солдат нес бутылку, потом уже дядя Ваня. Но соседи и напутать могут. Одни так говорят, другие так. Но мог солдат и отдать. Угостить. А сначала они вместе из одной бутылки пили. Прямо на ходу, как воду. Вторую не трогали.
– Он где умер?
– Дома. Себе налил, матери налил, она на стол накрывала, он дожидаться ее не стал, выпил и упал. Пока врачи приехали, уже все. Только смерть констатировали. Бутылку врачи с собой забрали. Заключения о смерти еще нет. Говорят, бутылку на анализ отправили. Но у нас больницу закрыли. Теперь анализ только в райцентре сделать можно.
– Как так – закрыли?
– Ты чем вообще меня слушаешь! Я уже объяснил тебе. Там сейчас нацгвардия. И еще какие-то в желтом "камуфляже". Говорят – лаборатория какая-то военная. На территорию никого не пускают.
– Извини, меня сообщение твое по голове ударило. Ладно. Больницу закрыли. А люди? Если заболеет кто? Куда же им?
– В райцентр…
Мы попрощались. Я убрал трубку и сидел, мрачно понурив голову, за спиной у Миколы. Командир разведчиков обернулся:
– Случилось что, старлей?
– Отец умер. Рюмку водки выпил и умер. Паленая, наверно… Или специально отравили. Были у него конфликты. Могли и отравить…
– Когда хоронят?
– Послезавтра.
– Возвращаться будешь?
– Куда?
– На похороны…
– Отец с матерью в Терриконовке живут. Жили… Отец то есть жил… Мама еще, слава Богу, живет… Значит, торопиться надо. Мне туда пешком добираться. Или бегом, чтобы успеть…
– Без машины – бесполезно. Не успеешь. Больше ста верст.
– Ровно сотня километров от вас. Добегу за ночь… – сказал я уверенно.
– Я запрошу тебе карту минных полей. Мы, когда с той стороны отступали, за собой много минных полей оставили. У "укропов" таких карт нет. А для тебя – сделаем. Просьба одна. "Укропам" эта карта не должна попасть ни при каких условиях. Сам умри, а карту уничтожь. А лучше – живи и картой пользуйся, – начальник разведки вытащил трубку, чтобы позвонить…
Глава седьмая
Вечером в помещении было откровенно холодно даже под одеялом. Ночью могло стать еще холоднее. Тем более трудно было переносить такую температуру жителям пустыни. Абу Саид не удержался и пожаловался:
– После такой ночи мы и работать не сможем. Пальцы шевелиться не будут. А когда пальцы теряют чуткость, моя лично работа становится просто опасной. Ты, Василь, сам видел взрыв… Здесь у меня химикатов на десять таких взрывов. Если я ошибусь, от поселка ничего не останется. От нас всех, мне почему-то кажется, тоже…
Майору казалось, что он привел достаточно веский довод, чтобы командир обеспокоился. Но полковник, вместо того чтобы принять какие-то меры, пустился в объяснения. Здание бывшей больницы, как сообщил Василь, вообще-то раньше всегда отапливалось через котельную. Котельная за углом так и стоит. Но зимой солдаты национальной гвардии, что здесь жили, забыли слить из системы отопления воду, когда меняли дислокацию, трубы во многих местах заморозило, потом прорвало, и теперь заливать воду было невозможно. Той же зимой, когда в Терриконовке стояла армейская артиллерийская часть, а в больнице был штаб этой части, пришлось в самые холодные ночи пользоваться электрическими обогревателями, но тогда не справилась с нагрузкой трансформаторная подстанция, была авария, и во всем поселке три дня не было электричества. Ее тогда только временно отремонтировали. В начале весны подстанцию отремонтировали капитально, поставили новые, более мощные трансформаторы.
– Сейчас сильных холодов не ожидается, и потому обогреватели обещают привезти только к осени, – объяснил полковник. – Пока же советую пользоваться, как я, сразу двумя одеялами. Если совсем уж холодно будет, можно на ночь и не раздеваться.
Как раз во время этого объяснения пришел Амин, который помогал солдатам установить и подключить большой двухстворчатый холодильник "Самсунг", который недавно только привезли вместе с хранящимися в нем продуктами. Продукты солдаты сразу растащили. Амину показалось стыдным вступать с солдатами в дележ, и ему ничего не досталось.
– Комнату закрыл? – спросил Василь. – А то ведь все растащат. В том числе и холодильник твой. Унесут и пропьют. Про спирт я уже не говорю.
– Закрыл на два замка. На дверной и висячий, – гарантировал лейтенант. – На окне решетка. На крыльце часовой. Не залезут.
– Если с часовым не договорятся.
– Кстати, полковник-эфенди, командир диверсантов хотел с вами поговорить…
Василь хмуро кивнул, двинулся к выходу, но остановился на пороге.
– Ты это… лейтенант… Привыкай к местным порядкам. Здесь даже часовой может ворам помогать. Такая страна. Воруют все и воруют все, до чего лапы дотянутся…
Он ушел.
– Будем устраиваться? – предложил Абу Саид. – Если будет холодно, я уже завтра буду назад проситься. Мой организм не подготовлен для такой жизни.
– Терпи, – сказал Амин. – Ты же не американский солдат.
Оба они много слышали про американских солдат смешного. Например, как солдаты отказались воевать в Ираке, потому что им привезли туалетную бумагу плохого качества. Амин, лучше знающий американцев, утверждал, что этот факт показывает не состояние армии, а состояние американского общества в целом. Того самого общества, в котором он жил, учился, потом работал, а потом, хотя сам лейтенант и говорил всем, что его "отозвали", все же иногда бросал более точное слово – "сбежал". Американский образ жизни не приводил молодого саудовца в восторг. Особенно возмущала манера американских женщин одеваться кричаще и повсеместная привычка постоянно что-то жевать.
Майор с лейтенантом только-только успели приготовить себе постели, как вернулся полковник Василь с каким-то местным офицером. Обратился сразу к майору Хайяту:
– Сегодня в ночь уходят в тылы террористов две диверсионно-разведывательные группы. У тебя, Абу Саид, ничего готового не найдется, что им с собой дать?
– Мне требуется хотя бы два дня для того, чтобы изготовить взрывное устройство.
– Жалко… – вздохнул полковник. – Я вот уже сдуру пообещал пану подполковнику, что мы их чем-нибудь вооружим.
Украинский подполковник стоял, прижавшись спиной к холодной стене у двери, и, по причине незнания арабского языка, ничего не понимал. Но все же, видимо, догадался, что ответ получен отрицательный. Или просто увидел, что никто не собирается из комнаты выходить, и это уже говорило о том, что ничего уходящим на задание ДРГ выделено не будет. Подполковник что-то спросил у Василя. Полковник повернулся к Амину.
– Тебе тоже нужно что-то готовить? Или есть уже готовые вещи?
– Есть, полковник-эфенди, забавный яд, на основе механической смеси диэтилового эфира и формальдегида с необходимыми добавками летучих соединений фосфора и мышьяка, и определенными компонентами, необходимыми для устойчивости рабочих качеств. Я его сделал еще в Америке. Там же его расфасовывали в аэрозольные упаковки. У нас уже построено и налаживается заводское мелкосерийное производство таких аэрозолей, но производство еще не запущено. Однако два американских флакончика я захватил с собой сюда. Яд проникает в организм через систему дыхания, имеет высокий коэффициент растворения в крови и поражает центральную нервную систему в среднем за две секунды после вдыхания. Практически моментальное действие.
– Что, это нужно брызгать кому-то в лицо? – поинтересовался Василь.
– Можно и так, только едва ли вас кто-то подпустит достаточно близко, если вы, полковник-эфенди, будете в это время в противогазе. Сам противогаз напугает противника больше, чем наставленный на него автомат.
– Тогда зачем такой препарат нужен?
– Извините, полковник-эфенди, я еще не закончил объяснения. Без противогаза использовать аэрозоль рискованно. Достаточно минимальной дозы, чтобы погибнуть самому. Легкий ветерок дунет в вашу сторону, противник выдохнет с силой, и вы будете отравлены, как и он. Потому противогаз необходим. А использование предполагается простое. Яд очень устойчив и долго не разрушается в атмосфере. Он практически не контактирует с кислородом воздуха, как другие препараты, не вступает с ним ни в какие реакции. При этом сам благодаря некоторым составляющим компонентам обладает достаточной липкостью, чтобы приклеиться к любым предметам. Например, к ложке в столовой. Если побрызгать на ложку или на вилку, или даже просто в тарелку после мытья, то человек, который потом поднесет эту ложку или вилку к своему лицу, или поест из тарелки, моментально погибнет. Можно побрызгать на руль автомобиля. Водитель, возможно, успеет разогнаться, поскольку лицом на руль не часто во время движения ложится, но далеко уехать не сможет. При движении частицы воздуха с руля будут ему в лицо лететь. И этого достаточно. В результате смерть наступит даже раньше аварии. Если у подполковника-эфенди…
– Здесь говорят "у пана подполковника"… – перебил и поправил Василь.
Амин возражать не собирался. Званием еще не вышел, чтобы спорить, тем более предмета для спора не видел.
– Если у пана подполковника есть возможность обработать противнику столовые приборы, эффект будет хорошим. Лучше автоматной очереди. И раненых не оставит. Летальный исход стопроцентный. Или обработать руль автомобиля. Спросите его.
Василь перевел предложение лейтенанта. Подполковник слушал, и лукавое его лицо слегка морщилось. Похоже, он не видел вариантов применения препарата. Он только начал что-то отвечать полковнику, когда в чехле на поясе у диверсанта зазвонила трубка. Подполковник ответил, выслушал, что было сказано, дал какую-то резкую команду, сложил трубку и убрал снова в чехол. Действия подполковника привлекли внимание Амина. И, пока тот что-то еще говорил турку, Амин соображал. И сообразил.
– А смогут, полковник-эфенди, местные диверсанты подбросить противнику трубку сотового телефона? Лучше будет, если трубка будет складывающаяся, как у пана подполковника. Тот, кто поднесет трубку ко рту, обязательно вдохнет яд, и… Последствия неминуемы. Главное, не будет необходимости сближаться с противником. Кто не поднимет на улице трубку…
Василь уже все понял и стал оживленно, как настоящий восточный человек, с жестикуляцией объяснять диверсанту идею лейтенанта. Тот тоже оживился. Но задал встречный вопрос. Турок перевел его:
– А как заставить человека поднести трубку к лицу? Он может просто положить ее в карман, и никто не увидит, как он умрет. Эффекта не будет. А нужен эффект! Красивый эффект…
– Заставить противника поднести трубку к лицу… Что уж проще! Позвонить… Любой человек пожелает ответить из простого любопытства. Человеки вообще существа любопытные…
Диверсант задал еще один вопрос. Но видно было, как он заинтересовался вариантом лейтенанта. Видимо, с таким оружием еще не встречался.
Василь перевел и этот вопрос:
– Что значит фраза "в среднем за две секунды после вдыхания"? Это он спрашивает о скорости поражения.