Дермот, я уже показал это кому нужно как раз сегодня утром. Так что будь ко мне снисходителен. Это не должно выплыть наружу, пока мы не будем на сто процентов уверены в наших выводах. Поговорим позже. Н.
Но что именно не должно выплыть наружу? Ясно, что Джина нашла что-то стоящее. Но она сколь рада, столь же расстроена, поскольку вообще не понимает, о чем идет речь.
Открывает четвертый мейл. Теперь от Дермота. Отправлен после выходных, в понедельник - в тот самый понедельник.
Ноэль, тебя не было в офисе ни в пятницу, ни сегодня утром. Я оставлял сообщения на автоответчике. Мне не кажется разумным то обстоятельство, что мы до сих пор ничего не предприняли. Если, конечно, оно не продиктовано особыми причинами. Разве не очевидно, что чем дольше мы тянем, тем тяжелее потом будет объясняться? Дермот.
Последний мейл Ноэля, отосланный тем же днем, принципиально отличается от всех прочих. Это фактически служебная записка.
Дермот.
Настоящим сообщаю, что завтра в десять утра состоится телефонная конференция с Ивом Баладуром из парижского офиса. Целью этого звонка является официальная презентация результатов твоего исследования. На два часа дня я запланировал следующую телефонную конференцию с Даниэлем Лазаром. Н. Р.
Ив Баладур? Джина не совсем уверена, но вроде это глава всего Би-си-эм. А вот в отношении второго имени - Даниэль Лазар - у нее сомнений нет. Это архитектор, спроектировавший Ричмонд-Плазу. Она закрывает глаза. Итак, Дермот Флинн отдал отчет Ноэлю и ожидал, что тот передаст его куда следует, то есть наверх. В головной офис, находящийся в Париже. Архитектору. Хоть кому-нибудь. Ноэль некоторое время колебался, придумывал отговорки, но потом капитулировал.
И подписал себе тем самым смертный приговор.
Джина открывает глаза.
Потому что существовал некто, кто не хотел, чтобы отчет увидели. И этот некто - тот же человек, которому Ноэль, как следует из письма, уже показывал отчет. Теперь совершенно ясно, кто он. Хотя на данный момент у нее по-прежнему никакой конкретики: ей нечего предъявить, не на что опереться, ни тебе улик, ни доказуемых связей…
Но затем она снова поднимает глаза на экран - на последний мейл - и находит то, что искала.
Сначала она не заметила, а теперь вот видит.
Наверху - в шапке письма - рядом со всем остальным, с именами отправителя и получателя, с датой и темой…
В цифровом неистребимом формате.
Копия: Пэдди Нортону.
Он припарковался на набережной, недалеко от ее дома, достаточно близко, чтобы увидеть, когда она войдет или выйдет оттуда.
Он смотрит на часы.
Может, еще раз позвонить? Но что он скажет, если дозвонится? Не хотелось бы спугнуть ее.
На улице холодно и ветрено. Почти пусто, разве что случайный прохожий мимо пройдет или проедет какая-нибудь тачка. Но тоже случайная. Как эта грохочущая фура.
Нортон переключает радио. Через пять минут начнется выпуск новостей.
Он потирает грудь.
Десять минут назад он вышел из машины и прогулялся до входа в ее дом. Нашел табличку с именем и позвонил в звонок. Подождал, но ответа не последовало.
Тогда он вернулся к машине.
Он снова озирается. Снова смотрит на часы.
Брат Джины был опасным типом - человеком принципа. А какая она? Он уже знает, что упрямая и решительная, но умная ли, прислушается ли к разумным доводам?
По размышлении он делает вывод, что нет. Он думает об этом целый день. Судя по тому, что говорил Фитц, ее разработческая компания испытывает финансовые трудности. Он мог бы спасти их от банкротства - вложился бы в капитальные активы или просто отдал ей деньги, обещанные Фитцу.
Но картина почему-то не вырисовывается.
Что, если вечером она примет предложение, а с утра передумает?
Слишком высокая степень риска для такого смутного времени.
Вот и новости. Восторженный, почти истеричный репортаж из Лейнстер-Хауса. Он слушает, но почти не чувствует ни удовлетворения, ни ликования, которые в данной ситуации были бы так естественны. В разряде "другие новости" сообщают, что полиция установила личность последней жертвы вчерашней бандитской разборки. Это тридцатиоднолетний дублинец Марк Гриффин. Однако полиция не видит связи между бизнесменом, все еще пребывающим в критическом состоянии, и преступным миром, поэтому полагает, что он просто - и с трагическими для себя последствиями - оказался не в том месте и не в то время.
Нортон тяжело вздыхает.
Как поведет себя Джина Рафферти, когда узнает об этом?
Он оглядывается, осматривает улицу. Пустынно. Лучше и не придумаешь. Появилась бы она сейчас.
Он тянется к пассажирскому сиденью - туда, где лежит пистолет. Вернувшись в машину пару минут назад, он начал нетерпеливо подбрасывать его - от нечего делать.
Он поднимает пистолет, переворачивает, разглядывает со всех сторон, взвешивает на ладони.
Куда она, черт возьми, запропастилась?
Такси сворачивает направо с моста О’Коннел на набережную Иден.
Джина возвращается домой главным образом потому, что хочет переодеться. Софи пыталась уговорить ее остаться хотя бы на ночь, но Джине кажется: отказывать себе в доступе к собственному гардеробу - недопустимо, к тому же нелепо.
Анонимный звонок говорит о том, что за нею кто-то следит. У них есть номер ее мобильного и наверняка ее домашний адрес. Но Джина отказывается бояться.
У нее есть пушка Фитца.
Такси едет дальше, под мостом Батт и мимо Кастом-Хауса. Через секунду, остановившись на светофоре, водитель замечает:
- Чего-то того… ветрено.
- Да, - откликается Джина из глубины своих мыслей и потом прибавляет: - Жуткий вечерок.
- Но не такой уж плохой для этого, Ларри Болджера.
- В каком смысле?
- Вы разве не слыхали? В новостях сказали. Он приходит на смену старому. Дворцовый переворот - так они его величают.
Джина в шоке. Этого следовало ожидать, но почему-то она удивлена. Каждой клеточкой она чувствует нарождающиеся, пока еще скрытые уровни активности. Пока еще слабые толчки, не воспринимаемые сейсмодатчиками, но усиливающиеся с каждой секундой.
Она кладет руку в карман куртки.
- Простите, - говорит она и подается вперед, - а про другое в новостях не говорили? Ничего про историю в Черривейле не было?
Водитель присвистывает.
- Да, дела! - восклицает он. - Жуть, согласитесь! - За долю секунду до того, как зажигается зеленый, он втапливает педаль газа. - Да, кстати, они назвали этого, который в больнице лежит, последний. Кажется, плохи его дела. Внутреннее кровотечение, повреждение органов, полная грядка.
- А вы случайно не запомнили его имя?
Джина отлично помнит, что недавно уже задавала этот же вопрос.
- О-о-охх, - протягивает водитель так, будто ему больно, - ну давай же, вспоминайся… Марк какой-то, мне кажется. Да, точно.
Джина прикрывает глаза.
- По-видимому, случайный пассажир, - продолжает водитель. - Сказали, что ему не повезло. - Он издает смешок. - Вот я на прошлых выходных проиграл в очко сто евро. Вот это называется "не повезло". А этому бедолаге? Пуля в спину? Не повезло, блин. Хрена себе!
Джина открывает глаза.
Реальность бьет ее сильно и с размаху, потом догоняет и добивает неизбежным выводом: эта пуля почти наверняка - во всяком случае, с большой долей вероятности - вылетела из пистолета, зажатого сейчас в ее руке.
Такси притормаживает.
- Где-то здесь слева, да, киска?
Джина смотрит по сторонам, в окно. Впереди ее дом. Как обычно, в это время суток здесь пустынно. Один-два прохожих, несколько припаркованных машин, и баста.
- Мм… да, - произносит она и ослабляет хватку. - А знаете? Поезжайте, пожалуйста, дальше. Если вы не против. План изменился.
- Без проблем, - соглашается он и снова набирает скорость.
Они проезжают ее дом.
- Итак, - спрашивает водила, - куда?
Джина чувствует себя идиоткой и даже думает, не попросить ли его развернуться и отвезти ее обратно, но в итоге заявляет:
- Не могли бы вы поехать на платный мост, а оттуда в Блэкрок?
4
От вида картофеля в перышках укропа, от парового лосося, от желтоватого соуса его слегка мутит. Впрочем, как и от всего остального, расставленного на большом круглом столе… От серебряных приборов, от витиеватых соусниц, супниц, подносов, не говоря уж о давящем малиновом пятизвездочном интерьере…
Во всем появился легкий галлюцинаторный оттенок.
Сидящий напротив Джеймс Воган, сосредоточенно направляющий вилку ко рту, выглядит как помудревший столетний младенец. А седовласый Рэй Салливан, в поблескивающем сером костюме, напоминает Железного Дровосека.
Нортон изможден. Наверное, сказывается недостаток сна и то, что он как минимум со вчерашнего завтрака ничего не ел.
А ел ли он вчера вообще? Не помнит.
Вчера он до двух ночи караулил у дома Джины Рафферти. А чертовка так и не появилась. Придя домой, он лег в кровать и не мог заснуть. Целую вечность. Хотя в какой-то момент все-таки вырубился, потому что, когда в шесть тридцать прозвенел будильник, он проснулся. С бредовыми воспоминаниями и дикой головной болью.
Он сразу же принял три таблетки налпрокса - его новая стандартная дозировка.
- А что пресса? - интересуется Воган, пока несут следующее блюдо. - Как прокатят: с огоньком или со свистом?
- Я еще не читал сегодняшних газет, - отвечает Нортон, - но совсем недавно они так старались его распять, что я не удивлюсь, если на этот раз они решат его канонизировать.
- Вот это я называю сменой курса.
- Да, но Ларри непотопляемый. Потом, в нем много человеческого, к примеру ранимость, а людям это нравится. Что бы ни происходило, он никогда не терял поддержки общественности - а это, по-моему, главное.
Господи, какая пустая трата времени! Он с большей бы пользой пошел сейчас куда-нибудь и лег.
- Рэй, дружище, - говорит Воган, касаясь губ салфеткой, - налей мне еще вина, будь добр.
Салливан выказывает свою доброту, а Нортон сонно наблюдает, как золотая жидкость, громко булькая, переливается из бутылки в стакан.
Ему, наверное, не помешала бы чашка кофе, но он боится, что его стошнит.
- Ты точно не будешь есть, Пэдди?
- Нет-нет, я не хочу. Спасибо.
Он уже собирается похлопать себя по животу и произнести нечто маразматическое типа: "Слежу за фигурой", но, слава богу, сдерживается.
День будет длинным. После завтрака они поедут с блицэкскурсией на площадку, а потом Нортон с Салливаном приступят к официальному подписанию договора аренды. Затем они еще немного потусуются в новоиспеченном Амкан-билдинге, а дальше отправятся в клуб "Кей": Воган с Салливаном хотят поиграть в гольф.
Сегодня Нортон - принимающая сторона, поэтому с другими делами придется повременить.
Он собирается задать Вогану вопрос, и тут чувствует сзади суматоху.
- Ах! - восклицает Воган и поднимает руку. - Вот и он, первое лицо.
Нортон разворачивается. Как римский император, в окружении свиты в ресторан вплывает Ларри Болджер. Он подходит к столу, протягивает руку по очереди Вогану и Салливану. Кивает Нортону, но в глаза не смотрит.
Официант подсовывает стул, и Болджер садится. Его свита, состоящая из Полы и разнокалиберных прочих - секретарей, советников, - мелькает на заднем плане. Они поглощены своими телефонами, смартфонами и производят впечатление очень занятых людей.
- Как приятно снова видеть вас, Джеймс, - произносит Болджер. - Надеюсь, вам у нас нравится.
Джеймс.
Мать твою…
Нортон знает доподлинно, что Вогана называют либо мистер Воган, либо Джимми. Никаких Джеймсов.
- Ах, отлично, тишек, отлично. Расскажите нам лучше, как вы?
- Я хорошо, спасибо, но давайте не будем опережать события. Все-таки еще предстоит ратификация.
Воган отмахивается - экая, мол, ерунда.
Нортон откидывается на спинку стула и переводит дыхание. Он почти не слушает дальнейшую беседу, но по мимике видит: они в основном жонглируют хорошим чувством юмора. С навыком и профессионализмом. Нортон в паршивом настроении - что правда, то правда, - но он не может отрицать, что Болджер держится очень достойно. Он также осознает, что именно к этому они оба стремились - теми или иными путями - долгие-предолгие годы. Эта мысль немножко поднимает ему настроение. Он даже на секунду обольщается, будто Джина Рафферти не представляет серьезной угрозы… будто она не выяснила ничего существенного, или слишком тупа, чтобы действовать на основании того, что выяснила, или боится.
Примерно через десять минут Болджер встает; Воган и Салливан тоже поднимаются. За этим следует очередная волна официальных рукопожатий. После чего императорская процессия освобождает ресторан от своего присутствия.
Воган не садится. Он берет салфетку, вытирает рот, бросает ее обратно на стол.
- Ладно, парни, - командует он, - давайте-ка выдвигаться.
Они перемещаются из ресторана в холл. Там у мраморной колонны Салливан останавливается и говорит по телефону. Нортон с Воганом ждут. У конторки портье, возле большого растения в горшке, стоит крепкий мужчина в сером костюме и темных очках. Он якобы просматривает брошюру или руководство. Телохранитель Джимми Вогана. В холле довольно многолюдно. У конторки толкутся несколько журналистов-одиночек. Подбирают крохи информации насчет неожиданного визита Болджера.
- Надо отдать тебе должное, Пэдди, - произносит Воган. - Хорошая работа. Жалко, в Лондоне с этим не так легко.
- Неужели?
- Ох! - Воган на пару секунд кривит лицо. - Умоляю. Разве с англичанами можно иметь дело? Это тяжкий труд, уж поверь мне. Язык вроде тот же, так-то оно так, но нужен переводчик. И я не о разнице в словах: мобильный, сотовый - такого плана вещи, - ну там фильм, картина. Я о разнице в подходе. Вот в этой стране я чувствую, что мы понимаем друг друга.
Нортон согласно кивает. Как бы там ни было, ему все равно приятно. Такие слова вселяют надежду.
- Конечно же, - отвечает он, - мы пятьдесят первый штат и все такое прочее. Вот если бы вы нам еще с погодой помогли!
- Да, - смеется Воган, - это было бы нечто. Но знаешь? Я помню, Джек Кеннеди мне как-то сказал, что если ты…
Он замолкает.
- Пэдди?
Нортон вылупился в другую сторону. Только было поднявшееся, настроение начинает стремительно падать. У входа стоит Джина Рафферти. Она озирается. Крутящаяся дверь еще не кончила крутиться. Она, подобно рулетке, останавливается медленно и постепенно.
Джина замечает его.
И прежде чем он успевает что-либо предпринять, она уже идет к нему.
Когда она подходит ближе, то видит, что рядом с Пэдди пожилой мужчина. Он невысок и немножко сгорблен. Она бы предпочла, чтобы Нортон был в одиночестве, но для начала и это сойдет. Она хотела огорошить его и видит, что это получилось.
- Моя дорогая! - восклицает Нортон, когда она подходит к ним. - Как я рад тебя видеть!
Улыбка. Безусловно, вымученная. Не сочетается с глазами. Пожилой мужчина тоже улыбается, только вот его глаза искрятся.
- Мистер Нортон, - произносит Джина без тени улыбки, - мне нужно с вами поговорить.
- Пэдди. Пожалуйста. Называй меня Пэдди.
Она уже выбрала тактику. Оставаться спокойной и провести это в несколько приемов.
- Пэдди, - говорит она, - мне нужно с вами поговорить.
- Ну конечно, но…
- Мне нужно сейчас поговорить.
- Хорошо-хорошо. Но… как ты узнала, где я?
- Я только что с Бэггот-стрит. Мне сказали, что вы здесь.
- Понятно.
Это ему не нравится.
- Итак, мм…
Пожилой мужчина, стоящий справа от Джины, откашливается, Она поворачивается к нему. Он протягивает руку.
- Джимми Воган, - представляется он. - Очарован, просто очарован.
Джина пожимает протянутую руку:
- Мм… - Она отвлеклась и теперь не вполне уверена, что правильно расслышала; он сказал "очарован"? - Джина Рафферти.
Рука у него гладкая как шелк.
- Джина, - объясняет Нортон пожилому мужчине, - сестра нашего, мм… - да уж, не самый удачный способ сформулировать то, что он хочет сказать; видно, что Нортону не по себе, - мм… она сестра нашего главного инженера-конструктора Ноэля Рафферти…
- Да ты что!
- …Который, к несчастью, несколько недель назад погиб - разбился.
- Боже мой! - восклицает Воган и снова поворачивается к Джине. - Мне очень жаль. Примите мои глубочайшие соболезнования.
Американец.
- Спасибо.
- Джина, могу ли я спросить, сколько лет было вашему брату?
- Ему было сорок восемь.
- Ох, это ужасно. - Он качает головой. - Знаете, мой брат тоже погиб. Много лет назад, в Корее. С этим невозможно до конца смириться - с утратой единоутробного существа. Ведь так? В том смысле, что это меняет вашу личность… по-своему перестраивает ее. - Он протягивает руку и мягко похлопывает ее по запястью. - Я надеюсь, что не сказал лишнего.
- Нет, ну что вы! - отвечает Джина. - Вы очень проницательны.
Кажется, ей морочат голову. Что это еще за старикан? Такой любезный и в то же время такой значительный. Нужно сосредоточиться на том, зачем она пришла.
- Пэдди?
Она опять обращается к Нортону, но он уже смотрит вправо. В следующую секунду к нему подходит некто высокий седовласый в сером костюме.
- Пэдди, - произносит тот и берет Нортона под руку, - подойди сюда, мне нужно тебя кое о чем спросить…
- Мм… - Нортон поворачивается к Джине и Вогану. - Я только… мм…
- Иди, - говорит старик, - иди. Доставь мне удовольствие побыть несколько минут наедине с очаровательной юной леди.
Он сияет.
Уходя, Нортон оглядывается. Джина видит, что он крайне взволнован. Она не знает, как поступить, и думает: может, пойти за ним? Но потом задается вопросом: а вдруг причина его взволнованности, хотя бы частично, в том, что она осталась наедине с этим стариком?
Джина поворачивается к Вогану. Он по-прежнему лучезарно улыбается.
- Привет, - говорит она и улыбается в ответ.
- Привет.
- Итак, поведайте мне. Кто вы такой на самом деле?
- Кто я? О боги! - Он так тяжко вздыхает, что кажется, ему и дня будет мало, чтобы ответить на поставленный вопрос. - Ну, для начала я председатель правления частной инвестиционной компании под названием "Оберон капитал груп".
"Оберон"?
Название знакомое: оно встречалось Джине в списках, рядом с другими такими же гигантами типа "Карлайла", "Халлибертона", "Бехтеля", "Чипко". Старикан явно пытается определить, впечатлилась ли она и насколько.
- Ух ты!
- Да, у меня много интересов, много жизней, если позволите. Я консультирую правительства, посредничаю в сделках.
Она молча кивает.
- В начале восьмидесятых, - продолжает он и заглядывает ей прямо в глаза, - я работал заместителем директора ЦРУ. А до этого в числе прочего состоял заместителем министра финансов при Джеке Кеннеди.
- Не может быть!
- Очень даже может!
Полная чума. Он и вправду пытается произвести на нее впечатление. А ведь ему уже под восемьдесят. Хотя в определенной харизме ему не откажешь.
- Интересные были времена, я вам доложу.
- Не сомневаюсь.