Я опять сунула свой любопытный нос в книгу, ища закладку. Вместо нее выпала фотография, на которой была Консуэла вместе с каким–то мужчиной. Было похоже, что они, поставив камеру на "автопуск", позируют перед ней в чем мама родила. Фривольность позы, в которой застыла эта сладкая парочка, не оставляла сомнения в том, что они являются любовниками. Странно, но мужчина на фотографии показался мне знакомым. Где–то его я уже видела, но мне вдруг стало стыдно: получалось, что я невольно подсмотрела чужую интимную жизнь, в которую меня никто не приглашал. Я поспешно всунула фотографию обратно в книгу, положила ее на кровать и вышла из помещения.
Придя в свою молочно–кофейную комнату, я достала блокнот, в котором конспектировала ценные указания Консуэлы. Я столько раз их перечитывала, что выучила почти наизусть. Но я все время боялась что–то упустить, о чем–то забыть.
Сегодня была суббота. Нам с Павликом предстояло с утра, сразу после завтрака, отправиться к учительнице музыки, после чего мальчику надлежало в течение двух часов заниматься восточными единоборствами, потом прогулка в парке и напоследок - занятия с тренером в теннисном клубе.
"Бедный мальчик, - вздохнула я, - он так и не заметит, как пройдет его самая беззаботная пора - детство. Хотя, с другой стороны, чем бесцельно по двору слоняться, пусть лучше делом занимается".
Я взглянула на часы: пора будить малыша. Но Павлик уже не спал. Он стрелял из пластмассового автомата в воображаемого противника из–за огромной плюшевой собаки с грустными глазами сенбернара.
- Доброе утро, Павлик! - сказала я бодрым голосом. - Все воюешь? Ты как, держишь оборону против превосходящих сил противника или проводишь наступательную операцию?
- Обстреливаю вражеский десант, - серьезно объяснил мне мальчик и уже с некоторым раздражением в голосе добавил: - Только не говорите мне, пожалуйста, что война - это плохо.
- А что, были прецеденты? - удивилась я.
- Мне Консуэла Аркадьевна постоянно твердит, что стрельба, оружие и война - это ужасно плохо. Только столь неразумные существа, как женщины, могут пороть подобную чушь. А как без оружия можно прогнать врагов и освободить пленных? И можно ли без оружия справиться со злобными пришельцами, которые только и думают, как им завладеть нашей планетой? - с самым серьезным видом заявил мне мальчик.
- Значит, у тебя перед завтраком запланирован подвиг? - с улыбкой спросила я.
- Вот и Консуэла Аркадьевна так же улыбается, - с горечью сказал Павлик. - Ну никак она не хочет понять, что не только пришельцы угрожают нашему спокойствию, но и кровожадные дикари. А как я смогу защитить и вас, и Консуэлу Аркадьевну, и маму, когда людоеды на своих пирогах приплывут на наш остров?
- Ну и воображение у тебя, малыш! - Я взъерошила его каштановые волосы. - С таким защитником мне ничего не страшно. Хочется, конечно, чтобы никто никого никогда не убивал, чтобы ни у кого в целом мире не было никакого оружия, кроме игрушечного. Потому что война - это действительно очень страшно. Это - грязь и боль, это - невыносимые страдания от потери близких. Хочется, чтобы маленькие мальчики играли в менее кровожадные игры. Ну с войной на сегодня мы покончили. Давай собирайся на завтрак. У нас сегодня обширная программа.
Мальчик кивнул и показал на свертки:
- Что это?
- Когда появится свободная минута, будем достраивать твою крепость.
- Это конструктор? - Глаза его загорелись. - Большое вам спасибо, Пульхерия Афанасьевна.
- На здоровье, малыш. Только называй меня просто Пульхерией. А еще проще - Пулей.
Павлик согласно кивнул и кинулся к сверткам.
Но я схватила его за руку, присела перед ним на корточки и, глядя в глаза, сказала:
- Только распакуем мы все это после того, как выполним весь наш план на сегодня. Мы с тобой - люди целеустремленные и дела с удовольствиями мешать не будем. Ты готов?
- Да!
Зеркало, перед которым он стоял, отражало фигурку маленького мальчика, с вьющимися каштановыми волосами, с тонкой цыплячьей шейкой и слабыми руками. Но у Павлика был такой вид, словно перед зеркалом стоял не курносый, изнеженный мальчуган, а опытный вояка с крутой мускулатурой, накаченной в результате многочасовых тренировок, карман которого утяжеляют мощные гранаты, способные в щепки разнести вражеский корабль.
- Ну если ты готов, то пойдем, - с улыбкой сказала я.
Глава 4,
в которой Пулю и Павлика похищают собака и цыпленок
Во дворе их уже ожидал шикарный "Мерседес" с тонированными стеклами - любимая машина новых русских. Шофер полировал тряпкой и без того сверкающий на солнце бок автомобиля.
- Владик, - коротко представился он без всяких предисловий новой гувернантке и распахнул перед нею дверцу машины.
- Пульхерия, - также коротко ответила она и, пропустив вперед мальчика, села на заднее сиденье рядом с ним.
Владик оказался очень немногословным. Пульхерия и мальчик тоже молчали, размышляя каждый о своем.
"Славный парень этот Владик, - думал Павлик, любивший молодого шофера. - Как жаль, что у него совсем нет воображения!" Много раз пытался мальчик ввести его в курс тех кровопролитных войн и захватывающих приключений, которые он переживал во время своих прогулок по парку, но из этого ничего не выходило. Владик просто не понимал его. Только широко открывал глаза и делал удивленное лицо, когда Павлик просил его объезжать места, где неприятель обычно выставлял своих часовых, чтобы те оповещали о приближении противника.
"Мог бы и улыбнуться для приличия, - неприязненно думала о шофере Пульхерия, - не люблю слишком серьезных. С виду серьезный, а на деле может оказаться дебил дебилом, который двух слов связать не может. Впрочем, что я от этого парня хочу, он же - всего лишь шофер: привез, отвез. В его обязанности не входит со мной беседовать".
Пока Павлик занимался музыкой и карате, Пульхерия читала книжку, которую предусмотрительно захватила с собой. Владик салфеточкой неустанно полировал машину. Видя, как он усердно трет бока "Мерседеса", Пульхерия решила, что автомобили он любит больше, чем людей. Лицо у него при этом было такое, словно он занимался сексом: вдохновенно–сосредоточенное. "Представляю, как он страдает, когда на улице плохая погода, - подумала Пульхерия, - небось готов с раскрытым зонтиком рядом с машиной бежать во время дождя".
После занятия карате мальчик выглядел усталым.
- Сейчас приедем в парк и перекусим на природе. Нам горничная здоровенную корзинку с едой дала, - сказала Пульхерия.
- Хорошо, а то я проголодался.
- А в восемнадцать часов у тебя урок тенниса.
Игра в теннис очень нравилась Павлику, а вот своего тренера Виктора Борисовича он недолюбливал. Высокий, гибкий, поджарый, темноволосый, в присутствии Консуэлы Аркадьевны он становился похожим на распустившего хвост павлина. На лице тренера всегда была будто приклеенная улыбка, но мальчик чувствовал, что Виктор Борисович не питает к нему ни малейшей симпатии. Его интересовала Консуэла Аркадьевна, но не мальчик. Поэтому Павлик нарочно играл плохо, чтобы позлить тренера, и не мог похвастаться своими успехами в теннисе.
- Этот Виктор Борисович… не люблю я его, - заявил он вдруг с раздражением Пульхерии.
- Почему? - удивленно спросила она.
- Он такой противный, и к тому же все время смотрит на Консуэлу Аркадьевну.
Пульхерия рассмеялась и ласково погладила его по голове.
- Малыш, разве он не имеет права смотреть на нее? На Консуэлу Аркадьевну могут смотреть все.
- Только не так, как он, - буркнул Павлик. - Когда я вырасту, то обязательно женюсь на Консуэле Аркадьевне. И всегда буду защищать ее.
- Ты очень славный мальчик, и твои слова непременно бы понравились Консуэле Аркадьевне. Но боюсь, что она не станет ждать, когда ты вырастешь, это для нее слишком долго. К тому же воспитанники редко женятся на своих гувернантках. Я бы даже сказала, что никогда не женятся.
- Почему?
- Меняются времена, меняются вкусы.
- Я не такой. Я очень верный!
- Это просто замечательно. Не забудь тогда меня пригласить к вам на свадьбу, - улыбнулась Пульхерия, решив, что не стоит разубеждать мальчика в его заблуждении. Придет время, и он сам все поймет.
- Мы подъезжаем, - прервал их разговор Владик, - остановимся там же, где и всегда?
- Конечно. Я менять порядок не собираюсь, - ответила Пульхерия.
В парке оказалось полно народу. Субботний день был в самом разгаре, к тому же праздновался день города. По дорожкам парка в большом количестве разгуливали клоуны с разноцветными шарами в руках. У клоунов на ногах были гигантские ботинки, а на лицах с красными круглыми носами нарисованы огромные улыбки - очевидно, для того, чтобы, если самому клоуну станет отчего–то грустно, окружающие этого не заметили. По дорожкам разгуливали и другие забавные персонажи: огромные цыплята, медведи и собаки. Все они приглашали отдыхающих на представление, которое должно было вот–вот начаться на центральной площадке парка.
Павлик выскочил из машины и ринулся в толпу, а Пульхерия помчалась следом за ним, боясь упустить его из виду. На мгновение оглянувшись, она заметила, что Владик принялся за свое любимое дело: начал тряпочкой протирать стекло машины.
Развалившийся на лавочке Лимон лениво проводил взглядом клоуна с пучком разноцветных шариков в руках, окруженного детворой. Рядом сидел Гора. В большой сумке у них были костюмы собаки и цыпленка, которые им предстояло в скором времени нацепить на себя. Лимон будет собакой, а Гора цыпленком.
Мимо прошла лошадь, которую вела за собой симпатичная девушка. На лошади сидел, вцепившись в поводья, маленький мальчик, на лице которого застыл ужас пополам с восторгом.
- Тебе приходилось когда–нибудь ездить верхом? - спросил Лимон у Горы, крупного, толстого мужчины лет тридцати пяти.
- Нет, я их боюсь. Черт его знает, что у этих тварей на уме. Двинет копытом, мало не покажется.
- А я… я бы прокатился, - мечтательно заявил Лимон.
- Так что тебя останавливает? Плати бабки и катайся хоть весь день.
- Что я, маленький?
- А ты хочешь сказать, что ты большой? - Гора смерил его взглядом с головы до ног и захохотал.
Лимон и впрямь не вышел ростом. Это была его больная мозоль, на которую он никому не позволял наступать. Только для Горы Лимон делал исключение, потому что, во–первых, тот обладал колоссальной силой, а во–вторых, как и большинство очень сильных людей, Гора отличался добродушием и покладистостью и его шутки про малый рост почему–то совершенно Лимона не задевали.
Дмитрий Леонардович Бартенев, по кличке Лимон, хотя и был роста неприлично малого, но обладал крепкой мускулатурой. В детстве он достаточно настрадался из–за своего роста, поэтому являлся крайне неуравновешенным субъектом, то есть очень обидчивым, задиристым и драчливым. Комплекс Наполеона проявился в нем оригинально: он тренировал свое тело, но при этом не хотел развивать мозги, чем очень сильно огорчал родителей - папу, известного микробиолога Леонарда Вячеславовича Бартенева, и маму, домохозяйку Клавдию Владимировну, посвятившую жизнь мужу и сыну. Она принесла им в жертву свою карьеру певицы, о чем при каждом удобном случае обоим напоминала. Мама обожала собственного сыночка, чем сильно испортила его. Димочка совершенно необоснованно решил, что он - пуп земли. Этакий пупок маленького роста с непомерными амбициями и претензиями к жизни решил, что все, кроме него, достойны только презрения, поэтому на лице его постоянно присутствовало кисло–пренебрежительное выражение, словно он объелся лимонами. Из–за чего друзья и недруги и прозвали его Лимоном. Хотя, строго говоря, друзей, как таковых, у него не было вовсе.
Лимон постоянно пытался завоевать уважение к себе с помощью кулаков. История умалчивает, бывали ли случаи в его жизни, когда он кого–то запинал до смерти, но то, что Димочка мог не только кулаки пустить в ход, но и нож, было зафиксировано в свое время в официальном протоколе. Тогда Лимон отделался всего лишь парой лет в колонии строгого режима - судья его по малолетству пожалела. Хотя и видела, что он подает большие надежды: вскоре обещает перерасти из малолетнего преступника в матерого рецидивиста. Со временем он, правда, немного остепенился, за нож стал хвататься редко, все больше за пистолет, но на левой скуле Лимона остался шрам, как напоминание о прошлой поре его жизни. Впрочем, он оставил куда больше отметин на лицах своих соперников - в пылу схватки, часто теряя контроль над собой, шел напролом, даже более сильные и опытные противники его побаивались.
А еще он был очень охоч до женщин. Не мог равнодушно пройти мимо симпатичной девушки, обязательно что–нибудь ей скажет, а то и ущипнет пониже спины, вызывая у нее законное негодование. Но чем больше девушка злилась, тем сильнее радовался Лимон.
Гора оторвался от журнала, чтобы бросить взгляд на "Лендкрузер", припаркованный неподалеку, в конце аллеи. Вот это машина что надо! Такую прямо погладить хочется. Он взглянул на Лимона, который продолжал таращиться на лошадь. В это время одного малыша с нее сняли и посадили другого. Папа ребенка, по всей видимости, пребывал в полном восторге от "живого" аттракциона, но про малыша так сказать было нельзя. Он явно испугался, но храбрился. Гора неодобрительно покачал головой.
- Что до меня, - сказал он, провожая взглядом лошадь, - то мне по душе машины. Нет ничего лучше шикарной тачки. Только стоит это удовольствие недешево.
Анатолий Горский, по кличке Гора, вполне своему прозвищу соответствовал. Грузный исполин почти двухметрового роста с огромными ручищами - сто двадцать пять килограммов костей, мышц и жира. Гора обожал глянцевые журналы про богатую жизнь и шикарные автомобили и, конечно, весьма неравнодушно относился к еде. Отца он не помнил, мама была вечно в кого–то влюблена, поэтому воспитанием Толика занималась бабушка. Когда ему было двенадцать лет, бабушка умерла, и Толе пришлось самому заботиться о себе. Он научился жарить картошку, варить суп, потрошить рыбу, солить капусту и огурцы и даже варить варенье.
Гора опять с удовольствием посмотрел на джип. К этим машинам он испытывал особенное почтение.
Лимон ничего не сказал ему, однако с любопытством взглянул на напарника. Похоже, что тот совершенно не волнуется и ведет себя так спокойно, будто они собираются стянуть игрушку с новогодней елки. "Придурок совсем помешался на автомобилях", - подумал Лимон, а вслух сказал:
- Больше всего меня смущает девка.
- Девка? - Гора с трудом оторвал взгляд от джипа.
- Ну да! Начнет вопить, будто ее режут, а это может нам испортить все дело.
Гора передернул могучими плечами:
- Не думаю, что у нее найдется на это время.
Лимон тряхнул головой и скривился; он явно нервничал.
- Найдется время, не найдется времени… Сказать можно все, что угодно. Только я одного не могу понять, на кой ляд нам хватать эту чувиху вместе с мальчишкой?
- Потому что нам так приказали, - спокойно ответил Гора.
- Да что ты в таких делах понимаешь! - раздраженно бросил Лимон. - Девка нам без надобности. Она нам только все дело усложнит. Давай загребем одного мальчишку. А Вато Надаровичу скажем, что девка с крючка сорвалась.
- Послушай, Лимон, - Гора перестал рассматривать картинки в журнале, - этот план придумал и разработал кто? Ты или Вато Надарович?
- Ну ясный перец, что Вато Надарович.
- А если так, то Вато Надаровичу и решать, кто и что будет делать. Он сказал, чтобы мы прихватили мальчишку и гувернантку - значит, так тому и быть. И кончай здесь воду мутить.
- Но я все равно считаю, что бабу нам брать не только без пользы, но еще и опасно, - упорствовал Лимон, не желавший так быстро сдаваться.
- Вот что я тебе скажу, Лимончик: ты всегда был и остаешься упертым бараном. То тебе не так, это тебе не этак, и все ты видишь в черном свете!
- Ну уж извини, пожалуйста, - хмыкнул Лимон с пренебрежительно–кислой усмешкой. - Речь идет о похищении! О киднеппинге! Это одно из тяжелейших преступлений! Если мы попадемся, нам мало не покажется! А ты мне талдычишь о том, что я все вижу в черном свете!
- Ну ты, Лимон, и трусило! Зачем ты тогда на это дело пошел, если так боишься?
- Скажешь тоже, трусило! Ничего я не боюсь, а просто опасаюсь!
- Вато Надарович план разрабатывал, все рассчитал. У него мозгов поболе, чем у тебя будет. Это его заботы, а тебе нечего думать о том, чего тебя не касается, - назидательно произнес Гора.
- А кто окажется в тюрьме, если дело сорвется? - прошипел Лимон. - Вато Надарович или те, кто у него на подхвате?
- А кто огребет двести пятьдесят тысяч евро, если все обернется как надо? Ты и я или чужой дядька?
Этот аргумент Лимону крыть было нечем. Он сорвал с куста листик и принялся его сосредоточенно жевать.
- И все же, - буркнул он после минутной паузы, - я этого не понимаю.
Гора в ответ захохотал так, что живот его заколыхался над поясом. Одного взгляда на этот живот было достаточно, чтобы сделать вывод: его обладатель ради вкусного кушанья готов на многое.
- А кто понимает–то? Послушай, Лимончик, я тоже в нашей жизни мало что понимаю. Только я лишних вопросов стараюсь не задавать, все равно правды в ответ не услышишь. А будешь требовать правды, так тебя еще и высмеют, а я не люблю, когда надо мною смеются. Поэтому и не задаю дурацких вопросов. И для тебя будет лучше, если ты тоже их не будешь задавать. Чем меньше знаешь, тем лучше спишь! Так–то вот, парень!
Лимон буркнул в ответ что–то неразборчивое. Жизненные принципы Горы всегда выводили его из себя. Вот и в прошлую ночь толстяк спал как убитый, а Лимон ворочался до рассвета.
- Который час? - поинтересовался Гора.
- Уже три.
- Значит, пора приниматься за дело.
Лимон взглянул на свои ладони. Они были потные, и он вытер их о джинсы.
Гора ухмыльнулся и подмигнул ему.
- Не дрейфь, Лимончик! Все пройдет без сучка без задоринки. В плане босса все учтено, до самой последней мелочи. Он предусмотрел все случайности.
Они встали, надели на себя маскарадные костюмы и направились к джипу. Сев в машину, Лимон открыл бардачок и достал оттуда завернутый в тряпку пистолет Макарова.
- Эй! Оставь свою пушку в покое! - остановил его Гора. - Это не тот случай, когда придется стрелять. Ствол нам не понадобится.
- А шофер? - нервно спросил Лимон.
- Шофера возьмет на себя Душман, - с заметным раздражением ответил Гора. - Снова ты самовольничаешь, хотя прекрасно знаешь, что все предусмотрено.
Он завел машину и тихо повел ее к боковому входу в парк, где обычно останавливались те, кого они поджидали.
Погода была отличная. Стояла ранняя осень. Ночи были уже прохладными, но днем солнышко еще припекало. Желтые мазки лишь кое–где проглядывали среди зеленой листвы.
В парке было полно народу: мамаши с колясками, группки парней и девушек, молодежь на роликах и самокатах.
- Ого, они уже здесь! Классная машина. - Гора с уважением окинул взглядом последнюю модель "Мерседеса", припаркованного недалеко от ворот парка.
- И шофер тут как тут, что и следовало ожидать, - буркнул Лимон.
Шофер тряпочкой протирал стекло машины. На видео, которое им демонстрировали по приказу Вато Надаровича, они видели его раз сто, так же, как и черный блестящий "Мерседес", гувернантку с темными волнистыми волосами и маленького мальчика.