- Никки… - Она едва заметно покачала головой, словно демонстрируя свое разочарование. Голос ее был хриплым, надломленным. - Не могу поверить своим ушам. Это говорите вы? Вы обвиняете меня, затронув такую болезненную тему. Хотите заставить меня снова пережить этот ужас? Что это за теория, заговор против меня?
- Я очень сочувствую вашему горю, и вы это знаете. Но это больше не теория. Фрагмент кожи, найденный под ногтем отца Графа, содран с футляра для наручников, принадлежащего Харви Бэлленсу; кусочек пуговицы, обнаруженный на месте преступления, откололся с одной из его рубашек. Харви сейчас в больнице, и он все мне рассказал. О вас. И о том, что в две тысячи четвертом году вы заплатили пяти копам, чтобы они расправились с Хаддлстоном.
- Довольно, детектив, - произнесла Ярборо, пытаясь держаться спокойно и отстраненно, как судья, а не обвиняемая. - Хватит об этом, пожалуйста. Вы же знаете: преступники расскажут что угодно, чтобы смягчить наказание. Это нелепые слухи и домыслы. Где Никки Хит, всегда работающая с фактами?
- Факты, - повторила Хит.
Она подошла к двери и слегка постучала. Появились Ловелл и де Лонгпре. Обойдя стол, они направились к большому плоскому экрану, висевшему на стене, - и у Никки пересохло в горле. Она вспомнила, как врачи разрезали рубашку Рука. Вспомнила, как слушала его последнее сообщение, умоляющий голос, просьбы перезвонить, слова о том, что видео у него. Никки сохранила это сообщение - последние слова Рука перед тем, как он был ранен. А потом осмотрела медальон святого Христофора, оказавшийся полым внутри: под крышкой покоилась крошечная черная карта памяти размером с ноготь мизинца.
Закончив подготовку, Ловелл выпрямился и ждал.
- Кратко опишу место действия, - заговорила Никки. - В две тысячи четвертом году, в воскресенье перед Днем памяти, Алан Барклей, снимавший видео для выпусков новостей, следовал за Джином Хаддлстоном-младшим от ночного клуба в районе мясоперерабатывающих заводов. Хаддлстон только что вышел из клиники - в очередной раз, - и Барклей следил за ним до самого Бронкса, надеясь снять любопытное видео о плохом мальчике, покупающем на улице наркоту. Но и он, и Хаддлстон получили гораздо больше, чем ожидали. Смотрите.
Ловелл включил запись, де Лонгпре погасил свет.
Вначале в кадре мелькали какие-то отрывки: приборная панель автомобиля, темнота - оператор вылез из машины, не выключая камеру, пересек темную улицу. В телеверсии "Копов" такой мусор обычно вырезают.
Барклей прошел по улице квартал, и вот в кадре появилось укромное местечко за невысокой стеной. Камера перестала дрожать - оператор поставил ее на кирпичную стену. Изображение увеличилось, все увидели машину, припаркованную примерно в тридцати метрах от стены, перед каким-то складом. В оранжевом свете натриевых ламп можно было без труда рассмотреть человека, приближавшегося к "БМВ", - Хит знала, что это Серхио Торрес. Хаддлстон вышел из машины, они о чем-то говорили. С такого расстояния слов было не разобрать, но ясно было, что они знакомы и вели вполне мирный разговор. Внезапно появились новые действующие лица.
Улицу озарил свет фар - две ревущие полицейские машины с включенными "мигалками" резко затормозили, загородив "БМВ" с двух сторон. Одна была патрульной, вторая - "краун виктория" без опознавательных знаков. Хаддлстон крикнул Торресу, чтобы тот бежал, но коп не тронулся с места. Вместо этого он схватил юношу за ворот рубашки, прижал лицом вниз к капоту "БМВ" и надел наручники; со стороны патрульной машины подошел Цербер, а из "краун виктории" выбрались ван Метер и Стелджесс.
Никто из них явно не спешил. Возникало неприятное чувство, что все было подстроено заранее. Волновался только Хаддлстон; он скулил:
- Ой, ну, не надо, только не забирайте меня в участок, отец убьет меня… - И затем: - Вы хоть знаете, кто мой отец?
Послышался голос Стелджесса:
- Заткнись, к чертовой матери.
И он как следует поддал парню, скрючившемуся на капоте. Хаддлстон начал выкрикивать угрозы, на которые никто не обращал внимания; его подняли и потащили к дверям склада.
Напускная храбрость богатого мальчишки уступила место страху. Хаддлстон сообразил, что происходит что-то не то.
- Эй, куда вы?.. Ну, тогда посадите меня в тюрьму… Что вы делаете? - Он попытался вырваться. - Эй, вы?! - Но четыре человека легко справились с ним.
Изображение дрогнуло - оператор взял камеру в руки, чтобы проследить за копами. Затем в кадре снова появились люди, тащившие пленника к двери склада; над входом висела разрисованная граффити вывеска фирмы, когда-то занимавшей здание. Дверь открылась изнутри, и какой-то человек придержал ее. Никки его не узнала, но решила, что это пятый - Ингрэм, водитель джипа, которого она застрелила в парке.
Ингрэм захлопнул дверь склада, но Барклей продолжал снимать; наступила тишина. Хит, воспользовавшись паузой, бросила взгляд на присутствующих. Внимание каждого было приковано к экрану. Никто не шевелился, не издавал ни звука. Только Филлис Ярборо не смотрела видео. Она сидела ссутулившись и опустив голову.
Внезапно по ночной улице разнеслись пронзительные вопли Хаддлстона - все зрители вздрогнули, зашевелились, вытянули шеи. Почему-то эта сцена - заброшенный завод, ночь и крики - наводила гораздо больший ужас, чем видеозапись самой жестокой пытки. Каждый из сидящих здесь знал, что такое миостимулятор. Все понимали, что происходило с юношей на том складе. И если эта запись потрясла их до глубины души, то для него там, наверное, наступил ад на земле. Долгие минуты, пока продолжалась пытка, они сидели не шевелясь, а несчастной жертве это время, должно быть, казалось вечностью.
Потом наступила зловещая тишина; где-то в отдалении залаяла собака. Открылась дверь - вытащили всхлипывающего Хаддлстона, обмякшего и обессиленного. Его волокли, держа под руки, ноги его едва касались земли. Ван Метер отошел в сторону и поднес к губам рацию. Слов было не слышно, но, когда он закончил разговор, рация пискнула. Несколько секунд спустя подъехала еще одна серебристая "краун виктория".
И из нее вышла Филлис Ярборо.
Жертву уже запихнули в машину, и Торрес, на руках у которого были перчатки, пристегнул ремень. Он отступил, давая Хаддлстону возможность увидеть женщину; тот рыдал:
- Пожалуйста, помогите мне, пожалуйста…
- Ты знаешь, кто я такая? - спросила она.
Он смолк, посмотрел на нее внимательнее и внезапно начал вырываться.
- О черт, о нет, нет…
- Отлично, ты узнал меня. - Он снова зарыдал, забормотал жалкие просьбы пощадить его, и, когда слова сменились судорожными всхлипами, она сказала: - Вспоминай меня в аду, мразь.
Она отошла, и Серхио Торрес захлопнул дверцу машины. Оба подошли к остальным копам, стоявшим с другой стороны от "БМВ".
- Убить его, - приказала Филлис Ярборо.
Стелджесс открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья и наклонился над приборной панелью. Из динамиков загремел "American Idiot". Под рев "Green Day" салон автомобиля осветила вспышка, и стекло с противоположной стороны разлетелось вдребезги.
Изображение снова задрожало - камеру сняли со стены. Дальше замелькал тротуар - Барклей медленно пятился, покидая свое укрытие. Затем он наступил на бутылку, послышался звон стекла, бутылка покатилась по асфальту. Копы закричали:
- Там кто-то есть!
Барклей, не теряя времени, припустил во весь опор по улице; камера тряслась так, что казалось, будто началось землетрясение. Вдалеке раздавались голоса:
- Улица… У него камера!.. Стой!
Но Алан Барклей не остановился. Последним, что было снято на видео, оказалось сиденье машины, на которое он швырнул камеру, затем она скатилась на пол; взвизгнули шины, и оператор спасся бегством. Ему удалось уйти от преступников, и он унес с собой смертельно опасный секрет, который прятал несколько лет, до тех пор, пока капитан Монтроз не появился на месте давнишнего убийства и не поговорил со стариком-сторожем из соседней пекарни. Тот рассказал полицейскому о человеке, который бежал в ту ночь по улице с видеокамерой в руках.
Зажегся свет; Ярборо с ненавистью смотрела на Хит.
- Вот ваш факт, доказательство, мадам заместитель комиссара. Доказательство того, что вы ждали два года, пока не уляжется шум, а затем занялись местью. Доказательство того, что вы заплатили продажным копам и потом все эти годы тщательно следили, чтобы правда не выплыла наружу. Догадываюсь, что вы пользовались своим положением главы технического отдела для того, чтобы выявлять подозрительную активность вокруг этого убийства. Например, внезапный интерес Монтроза, мой запрос по делу Хаддлстона… Вы взломали почту Джеймсона Рука и отправили репортерше письмо, из-за которого меня и отстранили, когда я подобралась слишком близко к разгадке… После того как ваши ребята провалили дело и не смогли убить меня. - Хит пожала плечами. - Это мне доказывать не нужно.
Знаете, я помню, в тот день, когда мы познакомились, мы говорили тогда о мести и справедливости. Вы еще сказали мне, что убийца получил свое? По-моему, мы только что убедились в этом.
- Будь ты проклята. - Филлис Ярборо говорила так, словно кроме нее и Хит в комнате никого не было. Негодование исчезло, осталась только боль от старой раны, которая не зажила за десять лет. Лицо Ярборо было бесстрастным, но по щекам катились слезы. - Я думала, что ты-то знаешь, каково это - когда убивают родного тебе человека.
Хит снова почувствовала боль от собственной раны, боль, которая давала знать о себе каждый день.
- Я знаю это, Филлис, - негромко произнесла она. - И именно поэтому я отправлю вас за решетку.
Небо над Манхэттеном было ярко-синим, без единого облачка, а сияющее утреннее солнце впервые за неделю немного согрело город. Солнечные лучи сверкали на жетонах полицейских, выстроившихся перед собором на 5-й авеню, и от этого многотысячная толпа была похожа на груду сокровищ, искрившихся бриллиантами. Полицейские Нью-Йорка - а вместе с ними копы из Портового управления и штата Нью-Йорк - стояли плечом к плечу, занимая тротуар и проезжую часть, и казалось, что даже стены и окна домов стали синими, как парадная форма.
Когда детектив Никки Хит появилась на пороге церкви Святого Патрика, поддерживая передний край гроба, перед ней возник океан синих кителей и белых перчаток, поднятых в приветствии. Одинокая волынка заиграла первые радостные, волнующие ноты гимна "Amazing Grace", и вскоре к ней присоединились другие волынки и барабаны "Изумрудного общества" полиции Нью-Йорка. Единственным, кого Никки не хватало в это утро, был Рук. Глядя на эту картину, она представляла себе, какими словами описал бы ее Джеймсон Рук, заставляя снова и снова переживать этот день.
Вместе с другими людьми, несшими гроб под традиционным флагом нью-йоркской полиции с белыми и зелеными полосами - детективами Тарреллом, Каньеро и Эдди Хоторном, - она медленно спустилась по ступеням.
Когда гроб с телом погибшего командира был установлен на катафалк, Хит, Таррелл, Каньеро и Хоторн перешли улицу и присоединились к группе мрачных детективов в серо-коричневых зимних куртках. Никки выбрала место рядом с детективом Феллером, упрямо поднявшимся из кресла-каталки из уважения к погибшему.
Мэр, комиссар полиции и другие высокопоставленные чиновники спустились по ступеням собора и, отдав честь или приложив руку к сердцу, остановились перед телом капитана Чарльза Монтроза, которого хоронили в соответствии с почетной церемонией, как того и добивалась Никки.
Когда гимн закончился, перед катафалком выстроилась элитная бригада мотоциклистов, а оркестр образовал две колонны позади машины. Барабаны начали выбивать траурную дробь, мотоциклы медленно тронулись с места, и катафалк поехал вперед.
А затем Никки услышала их. Сначала этот низкий гул смешивался со звуками волынки, но постепенно становился громче, и вскоре от оглушительного стрекота задрожали бетонные стены каньонов Мидтауна. На мгновение забыв о дисциплине, все подняли головы: над 5-й авеню снижались четыре полицейских вертолета. Когда они оказались над церковью, один из них внезапно отделился от группы и улетел прочь. Остальные три продолжали лететь, образовав строй, в котором не хватало одного вертолета - в знак траура по погибшему летчику.
Вертолеты скрылись вдали, и Никки снова взглянула на катафалк с телом и отдала честь своему капитану, наставнику и другу. Когда машина проезжала мимо группы чиновников, комиссар полиции Нью-Йорка поймал взгляд Хит и одобрительно кивнул. По крайней мере, так ей показалось сквозь пелену слез, застилавшую глаза.
Войдя в палату Рука в отделении реанимации, прежде всего Никки взглянула на монитор. Вид одинаковых зеленых пиков ее успокоил, и она, приблизившись к койке, взяла его руку. Слегка сжала, подождала, надеясь на ответное пожатие, но ощутила лишь тепло его тела - и это было уже что-то. Осторожно наклонившись, чтобы не задеть трубки с кислородом, она поцеловала его в лоб, показавшийся ей сухим. Глаза Рука были закрыты; ресницы слегка дрогнули, и она снова сжала его пальцы. Ничего. Наверное, кому-то из них сейчас снится сон.
Утомленная после долгого дня, Никки подвинула к койке пластиковый стул, села и прикрыла глаза. Проснулась она внезапно час спустя, когда завибрировал ее мобильный. Это было сообщение от Каньеро: он только что получил из отдела баллистической экспертизы подтверждение того, что пуля, извлеченная из водяного резервуара, взята из магазина капитана Монтроза. Хит ответила ему поздравлением, и в этот момент вошла медсестра с новым флаконом для капельницы. Затем она ненадолго вышла, после вернулась, положила коробку апельсинового сока и батончик из мюсли на поднос рядом с Никки и снова ушла.
Хит просидела в палате еще час, глядя, как поднимается и опускается грудь Рука, радуясь тому, что чудо произошло, и зная, что теперь он будет говорить о своем подвиге чуть ли не до конца жизни.
Если выкарабкается.
Во время одиннадцатичасовых новостей она съела батончик и, когда новости закончились, выключила звук. Сообщали, что центральное отопление на всем Манхэттене снова работает; она могла наконец вернуться к себе домой. Никки подумала о своей постели… ванне с пеной, что ждала ее. Хит поднялась, взяла пальто, но надевать его не стала. Вместо этого она вытащила из кармана книжку в мягкой обложке и уселась обратно на стул.
- Готовы немного повысить свой культурный уровень, мистер Рук? - Хит подняла на него глаза, затем снова взглянула на обложку романа. - "Замок бесконечного желания", автор - Виктория Сент-Клер. А мне нравится название… - Она открыла книгу на первой странице и начала читать: - "Леди Кэтрин Сакетт с тоской глядела в окно кареты, которая покачивалась на грязной ухабистой дороге неподалеку от деревушки на севере Англии, принадлежавшей многим поколениям ее предков. Она смотрела на мрачный замок, встававший над утесами, когда в окне появился молодой всадник. Он был красив какой-то хищной красотой, красотой негодяя, соблазняющего наивных женщин, а затем бросающего их. "Приятное утро, миледи, - начал незнакомец. - Впереди опасный лес. Могу я предложить составить вам компанию?""
Хит протянула руку к койке, переплела свои пальцы с пальцами Рука, какое-то время смотрела, как он дышит, а потом вернулась к книге. Она готова была читать ему бесконечно.
БЛАГОДАРНОСТИ
Шеф-повар никогда не готовит блюда в одиночку. Я в этом убедился на собственном опыте, еще будучи мальчишкой. Однажды мне стало скучно, захотелось есть, и я решил приготовить вишни-фламбе. Откуда мне тогда было знать, что коньяк так хорошо горит? Или что моя мать по возвращении домой после триумфального выступления в бродвейском мюзикле "Сожги это" будет не в восторге, увидев почерневшие стены и хмурых пожарных?
Создание книги во многом напоминает процесс приготовления пищи: автор тоже нуждается в помощи (хотя риск пожара здесь существенно меньше, если не считать несчастный случай с книгой в одном из моих ранних романов о Деррике Сторме). И на этих страницах я хочу склонить свой белоснежный колпак перед поварами, которые умеют существенно улучшить блюдо.
Как всегда, я в неоплатном долгу перед профессионалами из Двенадцатого участка, которые все еще меня терпят. Детектив Кейт Беккет познакомила меня с основами расследования убийств и попутно научила улавливать смысл песен. Ее коллеги, детективы Хавьер Эспозито и Кевин Райан, относятся ко мне как братья, - которых я никогда не имел. А покойный капитан Рой Монтгомери, памяти которого посвящена эта книга, был превосходным наставником для всех тех, кто с ним работал, и превосходным другом для тех, кто его знал.
Доктор Лэни Пэриш из нью-йоркской судебно-медицинской экспертизы посвятила меня во множество тонкостей своей работы, постоянно закатывая глаза. Возможно, иногда я и веду себя, как заноза в заднице, однако мне приятно думать, что я вношу разнообразие в жизнь человека, вынужденного проводить свой рабочий день в холодильнике.
И пока мы говорим о 30-й улице, позвольте мне выразить особую благодарность Эллен Боракове, директору по связям с общественностью офиса судмедэкспертизы на Манхэттене, любезно уделившей мне немало времени, пока я готовился к написанию данной книги. Эта женщина сочетает в себе способность к сопереживанию, чувство собственного достоинства и уважения к другим, присущее всем сотрудникам офиса. Я благодарен Эллен за все, чему она научила меня во время экскурсии по этому учреждению, - особенно тому, как там нужно дышать.
Люди из Клинтон-билдинг по-прежнему остаются моими героями. Вы постоянно удивляете, поражаете и освежаете. Благодарю лично Терри Эдду Миллер, которая всегда рядом со мной, за выбор названия для книги. Это намного лучше, чем просто "Хит, Хит, Хит".
Милая Дженнифер Аллен продолжает посвящать меня в тайны жизни. Надеюсь, этот урок будет долгим.