- Простите, что беспокою вас в такой момент, и примите мои соболезнования. Я журналист криминальной газеты. Мы пытаемся восстановить истинную картину происшедшего. Скажите, я могу к вам подъехать, разумеется, когда вы будете готовы поговорить со мной?
- Подъезжайте завтра. В половине первого. Похороны начинаются в двенадцать. Я живу прямо напротив кладбища, - женщина произносила слова отрывисто и четко.
Инга записала на перекидном календаре адрес, который назвала жена Аникшина и, положив трубку, аккуратно вложила вчетверо сложенный календарный листок за прозрачную обложку красной записной книжки.
"В половине первого. Похороны начнутся в двенадцать". Ровно полчаса на погребение супруга. Но, конечно, это ничего не значит. Просто, когда живешь по соседству с могилами, смерть становится обыденностью. Или у нее, так же как и у Аникшина, особый, эзотерический взгляд на смерть…
9
В салоне пахло апельсинами. Цитрусовый парфюмерный запах смешивался со специфическими запахами красок и лаков для волос, с дымящимся кофе и почему-то напоминал о Новом годе.
Руслан порхал вокруг кресла, болтая что-то о предстоящем юбилее салона, о моде, о погоде, обрывая фразы на полуслове и время от времени мурлыкая легкие эстрадные мотивчики.
Можно просто закрыть глаза и ни о чем не думать.
- Так, последний штрих, - пропел Руслан, пританцовывая вокруг Инги, и с легкостью, достойной примы-балерины, нанес гель на отдельные пряди блестящих, как гранаты, только что окрашенных и подстриженных стильными перьями волос.
Инга не без удовольствия посмотрела в зеркало. Отражение улыбнулось с полным осознанием того, какое страшное оружие женская красота. Да, пожалуй, вишневый цвет еще лучше, чем малиновый. Руслан тоже остался доволен результатом и тихо мурлыкал в такт мелодии.
Не зря считается, что геи - лучшие парикмахеры.
В сексуальной принадлежности Руслана было невозможно усомниться. И дело даже не в павлиньей манере одеваться и прическе - искусно тонированный осенними оттенками "ершик". Просто, общаясь с Русланом, женщина каким-то шестым чувством ощущает, что он такой же, как она, и, может быть, даже женственнее.
- Супер! - одобрил Руслан, снимая с плеч Инги голубую накидку из непромокаемой ткани.
Подниматься с удобного парикмахерского кресла не хотелось. Так приятно среди праздничных ароматов под легкую музыку доверить свою голову ловким рукам Руслана и не думать ни о гремучих змеях, ни об экстрасенсах- убийцах…
Из состояния нирваны Ингу вывел звонок мобильного телефона.
- Я уже возле гостиницы, - сообщила сестра тоном, который можно было понять как "давай, поторапливайся".
Ровно в семь Инга была у "Октября".
Ксюша, конечно, как и следовало ожидать, не подвела.
С распущенными волосами, в коротком темно- синем (этот цвет ей очень идет) платье- стрейч и черной лаковой укороченной курточке Ксюша нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
Инга издали помахала младшей сестренке рукой.
- Жду тебя уже десять минут.
- Кто тебе виноват? Мы же без пяти договаривались… Вот возьми, - Инга сунула в руки сестры фотоаппарат. Та послушно повесила его на шею:
- Опять придется играть роль начинающего фотокорреспондента?
- Только не кричи, пожалуйста, об этом на всю гостиницу…
10
- Барышни, вы к кому? - заволновалась вахтерша, увидев, что сестры направляются прямиком в кабинет директора.
- Мы из газеты, - на ходу объяснила Инга. - Встреча оговорена.
- Григорий Отарович ничего не говорил, - заволновалась вахтерша.
Дверь директорского кабинета распахнулась, на пороге возник сам Долидзе. Застегнутый на все пуговицы плащ придавал еще большую респектабельность полной фигуре его обладателя. Под мышкой Долидзе сжимал папку. Вид директора говорил о том, что он, явно, не собирался возвращаться.
Долидзе остановил восхищенный взгляд на блондинке и сделал шаг назад.
- Не беспокойтэсь, Марья Сергеевна, это ко мне. Вы корреспонденты?
Сестры энергично закивали.
- Извинитэ, замотался совсем, - Долидзе помог Ксюше освободиться от курточки, и, водрузив ее на вешалку, принялся расстегивать свой молочного цвета плащ. - Гости из Гэрмании приехали. По приглашению губернатора. А тут этот ненормальный со своей змеей. Нэмку напугал до полусмэрти. Она двэрь номэра открыла, а там ползет… Вы из одной газеты? Простите, забыл какой…
- Да. "Криминальная хроника". Меня зовут Инга. А это Ксения.
Ксюша улыбнулась, слегка наклонив голову.
- Наш внештатный фотокорреспондент…
- Нет, нет, не надо меня фотографировать, - запротестовал грузин. - Только фотографии моей сейчас в газете не хватало.
- Хорошо, не будем фотографировать, - с легкостью согласилась Инга.
- Что вас интересует?
- Люди, которые остановились в вашей гостинице накануне несчастного случая.
Долидзе понимающе кивнул, уверенно набрал телефонный номер, поднес к уху черную телефонную трубку:
- Коля, зайди ко мне. Здэсь у меня журналисты из…
- "Криминальной хроники", - подсказала Инга.
- Из газеты "Криминальная хроника". Интересуются, кто у нас останавливался накануне… Ну ты понимаешь.
Судя по тому, что вопросов от Коли не последовало, он все понял.
Как выяснилось через минуту, Коля оказался Николаем Сергеевичем Калининым, администратором гостиницы, человеком лет сорока, лысоватым, средней комплекции.
Администратор раскрыл толстую книгу, журнал учета. Инга торопливо раскрыла видавший виды толстый блокнот с красным автомобилем на обложке и женским лицом с неестественно яркими кошачьими зелеными глазами. Авторучка с несколько погрызанным колпачком служила одновременно и закладкой. Инга недовольно покосилась на сомнительный колпачок, но выбора не было.
- С начала месяца раз… два… три… Тринадцать человек. Роковое число, - глупо усмехнулся администратор. - Шестеро - делегация из Виттена. Завтра уезжают. Емец Андрей Петрович - первого - шестого октября. Горякина Марина Викторовна - седьмого - девятого октября. Аникшин Сергей Александрович - снял номер восьмого октября. Еремеевы Александр Анатольевич и Полина Федоровна - сняли номер восьмого… Вчера снял номер Пахомов Евгений Иванович. Кто снял номер сегодня - читать?
Инга кивнула.
- Куприяновы Владимир Владимирович и Ирина Александровна.
Инга на всякий случай записала все фамилии в блокнот.
- Что-нибудь нужно еще от меня? - администратор захлопнул толстую темно-синюю книгу.
Долидзе вопросительно посмотрел на Ингу, перевел взгляд на Ксению.
- Нет, больше ничего. Спасибо.
- Спасибо, - повторила Ксюша.
Администратор тихо закрыл за собой дверь.
- Значит, никто в гостинице не знал, что этот человек пригласил журналистов?
- Я нэ могу сказать, знал ли кто-то в гостинице, но то, что никто из персонала гостиницы нэ знал, в этом я нэ сомневаюсь, - сверкнул глазами грузин. - Зачем мнэ лишние проблемы? Я вообще не люблю иметь дело с прэссой. Разве что с такими красивыми дэвушками.
- А никто из людей, остановившихся у вас в октябре, не показался вам подозрительным? - снова попыталась Инга задать вопрос, который уже задавала по телефону.
- Вы знаетэ, Инга, как ваше отчество…
- Николаевна.
- Инга Николаевна… Мы здэсь нэ за кэм нэ наблюдаем. Кто же знал, что случится такое?
Когда Долидже горячился, его акцент становился более заметным. Григорий. Значит, нечистокровный грузин. Хотя, какая разница? Да, надо купить новую авторучку. Посолиднее. Инга снова недовольно посмотрела на потрепанный кончик авторучки и захлопнула блокнот. Весьма своевременно, потому что Долидзе уже бросал тоскливые взгляды на настенные часы, всем своим видом показывая, что его ждут в другом месте. Инга, в свою очередь, поняла, что больше из Долидзе вряд ли что-нибудь удастся вытянуть. Тем более, что младшая сестренка вместо того, чтобы подключиться к разговору, мысленно уже вытягивает ноги на показах коллекций Зайцева или Юдашкина, а то и D @ G.
- Спасибо за интервью, - Инга решительно застегнула молнию на сумке.
- Надеюсь, вы услышали то, что хотели.
Инга кисло улыбнулась. Журналистка рассчитывала, что ей удастся больше вытянуть из Долидзе.
- Приходите еще, - Долизде помог Ксюше надеть курточку, снова окинул блондинку восхищенным взглядом:
- До свидания.
- До свидания, - широко улыбнулся грузин, застегивая пуговицы на молочном плаще.
Попрощавшись с вахтершей, девушки выскользнули в осеннюю прохладу.
Вечер был бы, пожалуй, довольно теплым, если бы не порывы северного ветра.
Какое-то время сестры шли молча.
- По-моему я ему не понравилась, - вздохнула, наконец, Ксюша и тут же сделала утешительный вывод. - Наверное, у него плохой вкус.
- Не думаю, что мужчине даже с самым плохим вкусом может не понравиться голубоглазая блондинка с длинными стройными ножками, особенно если этот мужчина - грузин… Но, конечно, если постоянно молчать и смотреть исподлобья…
- Может быть, я еще должна была взять за тебя интервью, а потом еще и статью самой написать?…
Ксюша была права. И Инге осталось только вздохнуть:
- И все-таки мне показалось, он что-то не договаривает. Может быть, даже он и разрешил Аникшину провести эту пресс-конференцию, но, скорее всего, все-таки не предполагал, чем она может обернуться. Странно, что он не предложил нам по чашечке кофе. Мог бы пригласить и в бар, тем более, что бар есть в гостинице. Там бы мы точно его разговорили. И вполне мог бы поинтересоваться, в какую нам сторону. Тем более, что он куда-то торопился, и наверняка, он на машине.
- А если он едет к любовнице? Он все равно должен был взять нас с собой?
- Н-да, - протянула Инга.
Четверг
11
Трудно найти более неприятную вещь, чем вставать в пять утра, особенно для ярко выраженной совы. Среди знакомых Инги почти не было жаворонков. А многие ее знакомые (разумеется, тоже совы) вообще не верили в существование жаворонков. Даже почти компетентный психолог Ксюша и та считала, что жаворонки - это всего-навсего те счастливые совы, которые имеют возможность спать днем.
А особенно жутко просыпаться в холодное октябрьское утро, когда ветер, успевший за ночь сойти с ума, вырывает из рук серо-голубой зонт и почти серьезно грозит поднять вместе с этим самым зонтом над землей.
И уж совсем неприятно ехать в такую мерзкую погоду на другой конец города, на автовокзал, в полусне стоять в пусть не длинной, но все-таки очереди за билетом.
Но хуже всего то, что с утра заложен нос и першит в горле. Не следовало, конечно, идти сначала к Руслану, а потом с непросохшими еще волосами мчаться на интервью. Но откладывать визит в салон еще на неопределенное время тоже было уже невозможно.
Ну что ж, зато теперь она, Инга Иволгина, золотое перо газеты "Криминальная хроника" предстанет перед злодеем Меркуловым во всей своей убийственной красоте.
А моросящий липкий дождь и безумный ветер - неприятно, конечно, но, вероятнее всего, не смертельно.
У не подъехавшего еще "Икаруса" уже выстроилась очередь. Недовольно зевая, Инга увеличила собой ее хвост. За ней вскоре выстроились еще человек десять мазохистов, которые, дрожа от холода, тоже ехали куда-то с утра пораньше.
Наконец, триумфально подъехал грязноватый автобус и, оказавшись в его пахнувшем бензином салоне, Инга с наслаждением опустилась на мягкое сидение у окна. Хоть в этом повезло сегодня утром!
Теперь два с половиной часа можно смотреть, как за окном мелькают дома и деревья и радоваться тому, что от дождя отгораживает невидимая стена, и капли, бессильно ударяясь о стекло, становятся похожими на расплывшиеся запятые.
Инга раскрыла детектив в черно- белой красной мягкой обложке с алой губной помадой, пистолетом и двумя одинаковыми женскими профилями с алыми губами. И соответствующее алое название: "Тень Элизабет".
Автор - какая - то Анна Перл, и героиню тоже зовут Анна.
Вот уже неделю Инга не могла сдвинуться с шестнадцатой страницы, на которой, между тем, динамично разворачивалась интригующая завязка. Некая Анна, москвичка, только что сделала пластическую операцию, чтобы быть точной копии француженки Элизабет, жены миллионера. Но, о ужас, губы москвички Анны (для сходства с парижской светской львицей пришлось их накачать силиконом) приняли несколько неестественную форму. С отчаяньем глядя в зеркало, она звонит какому-то Артуру, который когда-то служил у этого самого миллионера и заварил всю эту кашу с "двойниками".
- Вот ведь погода сегодня…
Блондинка с короткой стрижкой в черном пеньюаре, ее отражения в трюмо, гипнотизирующий голос Артура и запах каштанов растаяли.
Рядом с Ингой сидела пожилая женщина, одетая так, что если не задаваться специально целью, запомнить, во что она одета, то ни за что не запомнишь.
- Да, погода, неважная, - неохотно отозвалась Инга, искоса поглядывая на попутчицу.
Сразу видно, из тех, кто любит поговорить - не важно, о чем, и даже не важно, с кем. Иногда такие женщины просто находка для журналиста криминальной газеты. В ненавязчивой беседе в автобусе или пригородной электричке может рассказать много интересного.
Но сейчас Инга предпочла бы, чтобы рядом оказался молчаливый интеллигент и, желательно, тоже с какой-нибудь увлекательной книжкой.
- А что делать? Ехать всем надо. Я вот к сыну ездила. Соседку просила за кошками посмотреть. У меня три кошки. Соседка у меня хорошая, накормит, а все равно переживаю, мало ли что.
Инга вздохнула и попробовала читать дальше.
- Сын у меня хирург, и внук в медицинском учится. А вы, наверное, тоже, студентка? - вдруг обратилась к Инге на "вы" попутчица.
- Нет.
Неопределенное "нет" только разожгло любопытство навязчивой попутчицы.
- Нет? - почему-то удивилась она. - Такая молоденькая и уже работаешь?
- Мне уже двадцать два, - Инга положила билет на автобус на ту же шестнадцатую страницу, захлопнула книжку. Придется вернуться к парижским каштанам попозже.
- Моему внуку двадцать один. Парень есть?
- Да. Есть, - поспешно закивала Инга, прежде чем женщина начала заочно сватать ее за внука-студента.
- По делам едете?
Инга кивнула.
- У меня вот невестка, менеджером работает, тоже все время по командировкам. Вы, наверное, тоже менеджер?
Инга усмехнулась. По всей видимости, ее случайная знакомая задалась целью во что бы то ни стало выяснить как можно больше фактов из ее биографии.
- Нет, я журналист.
- Журналист? - еще больше оживилась попутчица. - А вы случайно не по поводу экстрасенса, ну того, который с собой покончил…
- Аникшин?
- Он самый.
Да уж, история эта наделал много шуму, но почему эта женщина с такой уверенностью говорит, что…
- А почему вы думаете, что он покончил с собой?
Попутчица, явно, осталась довольна эффектом, которые ее слова произвели на молодую журналистку.
- Нельзя так о покойниках, но нехороший был человек.
- Вы его знали?
- Его - нет. Внучка моей соседки, Анечка… Беленькая такая девочка, на тебя похожа… Совсем молоденькая… Этот негодяй Аникшин, - женщина понизила голос, - развратил девочку. Родители хотели в суд подать за изнасилование. А она взяла и вены себе порезала. Еле спасли. И родителям сказала: тронете его хоть пальцем, покончу с собой. Раньше такая послушная девочка была, а как связалась с этим Аникшиным, из дома пропадать стала… А зимой флакон таблеток выпила. Опять скорую помощь вызывали. Аникшин этот девочку в какую-то секту самоубийц заманил. Родители Анечки говорят, есть такая секта. Вот и смерть ему такая.
Да уж… Стоило отложить книжку в сторону. Тем более, что в гостинице, наверняка, все равно будет нечем заняться. Можно будет с чистой совестью вернуться к парижским каштанам.
Правда, больше попутчица ничего интересного не рассказала. Только с жаром повторила несколько раз "сволочь" в адрес Аникшина и во всех подробностях поведала Инге о всех добродетелях своего внука. О том, что он не пьет и не курит, по ночным клубам не лазает. Сидит дома, книжки читает. В общем, редкий зануда.
Зато случайная знакомая дала адрес той самой Анечки. Наверняка она знает много интересного об этом Аникшине. Вот только вряд ли расскажет. А вот ее родители, если, конечно, правильно начать разговор, не поскупятся на подробности.
12
Уютный районный город встретил Ингу все тем же моросящим липким дождем. Октябрь, распластавшийся на небе, как гигантский спрут, и сюда проник своими щупальцами. Как будто она снова вернулась в ту же точку, откуда выехала два с половиной часа назад.
Так же вяло тянутся потоки прохожих и держат разноцветные зонтики над головами и от этого напоминают муравьев, несущих странную поклажу.
Такие же дома, странно соседствующие старые одноэтажные домики и многоэтажки. И те, и другие - приглушенных оттенков, которые кажутся особенно бесцветными в тусклый октябрьский день.
У входа в магазин продавали цветы. Инга выхватила взглядом из красных, белых и желтых роз, белых лилий и хризантем, две бардовые розы.
Две бардовые розы - похоже, это знак! Надо ехать на кладбище.
Дом Аникшина, зеленый, одноэтажный, с низеньким забором и громоздкими воротами, Инга увидела сразу.
Путь от открытых ворот до кладбища был усыпан гвоздиками и еловыми ветками. Когда-то кто-то Инге говорил, что наступить на такой цветок или веточку - плохая примета.
Гвоздики и еловые ветки вывели Ингу к еще не засыпанной могильной яме.
Инга остановилась. У гроба, опустив головы, стояли две женщины. Одна, на вид около тридцати пяти - в черном платке. Другая, лет сорока с лишним, с черной повязкой вместо платка, единственная из всех держала в руке раскрытый зонт, сюрреалистическим желтым пятном возвышавшийся над могилами. Двое из четверых мужчин, явно, могильщики. Еще один, в длинном черном плаще, скорее всего, муж женщины с сюрреалистическим зонтом. Вторая, конечно же, жена Аникшина. Самый молодой мужчина, в джинсах и черном пальто, наверное, брат Аникшина или кого-то из этих людей, сопровождающих его в последний путь. Чуть поодаль, отгороженные нескольким могилами, за похоронами наблюдали две девушки, обе без платков, с длинными распущенными волосами - одна русоволосая, другая - брюнетка.
Лиц на таком расстоянии не видно… Но без сомнения, обе пришли не просто из любопытства.
Вот и все… Инга вздохнула. Похороны человека, смерть которого наделала столько шума, собрали всего девять человек, двое из которых - могильщики и один - журналист областной криминальной газеты.
Все молчали. Лениво моросил дождь. Говорят, когда хоронят хорошего человека, идет дождь. Плачет небо… Но как же тогда история с Анечкой? Или дождь идет, когда хороший человек умирает… Но и позавчера тоже моросил дождь. Да и вообще не известно еще, что там было с Анечкой, и было ли что-то вообще… Да и умер во вторник не только Аникшин… Конечно же, все это всего лишь суеверия…
Могильщики медленно опустили крышку гроба. Женщина помоложе зарыдала. Мужчины опустили головы ниже.
Привычным движением один из могильщиков ударил молотком по гвоздю с таким же спокойным выражением лица, как будто вколачивал гвоздь в стену, чтобы повесить картину.