- А вот знаешь, что печально. Болтать болтают, а ведь никто, наверно, не поинтересовался взглянуть, познакомиться с хвалеными редкостями. Ручаюсь, старик любому бы с радостью не отказал. Рад бы был. Это все равно как в туристические в "загранку" все стремятся, а спроси такого, свои чудеса видел ли, ему и сказать нечего.
- Кто-то однако ж поинтересовался. Не наобум лазаря шел. Да еще по таким переходам, - сказал Корнеев, тоже побывавший в доме Вознесенского.
Оба помолчали.
- Ну ладно, поехали далее, - сказал Вадим. - В день ограбления в ресторане был банкет, обмывали чью-то диссертацию, но никто из пировавших не имел ни плаща, ни бороды. Корнеев проверил маршруты колосовцев, которые могли в этот день и час проходить мимо дома Вознесенского или неподалеку от него.
- Тут кое-что было, - напомнил Корнеев. - Женщина шла к магазину номер два, находящемуся на одной стороне с домом. Не доходя до Вознесенских, встретила быстро идущего навстречу ей мужчину. Высокого роста, в возрасте двадцать восемь - тридцать. Одет был то ли в пальто, то ли в плащ, какого цвета, не помнит, но верхняя одежда была не светлая. Борода была какая-то всклокоченная, а волосы темного цвета.
- И еще было, - Вадим перебрал на столе бланки свидетельских показаний. - Вот. Женщина возвращалась с работы. На Почтовой улице из такси вышел мужчина с бородой и спортивной сумкой и стал стучаться в калитку углового дома с глухим забором. Брови у него были густые и лохматые, лицо очень бледное, глаза глубоко запали. Но, может быть, это так казалось потому, что на лице очень выделялись брови. Обратила внимание потому, что такси здесь бывают редко.
- На Почтовой был. В доме сказали, что никто к ним не приходил, кто свой приходит, знает, где звонок. Дом в глубине, собаки нет, стука не слышно.
- …Ну что ж, могло быть и так: человек вышел из такси на пустынной улице, рассчитывая никого не встретить. Встретив, постучал в первый попавшийся дом.
Фото слепка со следа протектора они отложили. Машину нашли быстро, раскланялись с водителем и ушли. Машина городского "мэра".
Опрос водителей автобусов, троллейбусов, местных таксистов ничего не дал, хотя не опрошенным не остался ни один. К поиску подключилась вся милиция Колосовска, курсанты местной милицейской школы, дружинники. Да и все население не такого, в сущности, большого городка было относительно в курсе событий и по имеющимся данным весьма бурно реагировало на дерзкое ограбление.
Не обошлось за эти дни и без курьезов. Как ни мало было оснований думать, что преступник в неизмененном, так сказать, виде рискнет появляться на улицах города, все-таки решили проверить всех бородачей. Лет десять тому назад такая операция не потребовала бы много времени, но нынче… мода.
Вчера Вадим вырвался пообедать только к вечеру - не хотелось вызывать людей на допросы в их свободное время, да многие и жили далеко от центра.
В ресторане было уже людно, но Вадиму отвели постоянное местечко в углу возле рабочего столика официанток. Отсюда виден был весь зал. Поглощая окрошку, он заметил, как вошли сосредоточенно-серьезные пареньки, оглядели помещение и медленно направились к столику, за которым уютно расположился молодой краснощекий бородач, жизнерадостность которого растаяла, едва он увидел стеснительно приближавшихся к его столику пареньков.
- Да Иночкин же я, Иночкин! - горестно воскликнул он, отложив вилку и запуская руку во внутренний карман пиджака. - Вы меня третий раз проверяете! Я уж без документов не хожу. Иночкин я! Побреюсь, право слово, завтра же побреюсь! Жизни нет!
- Ну бывает, - сказал Корнеев, когда Вадим посетовал ему на ретивых исполнителей. - Ще со школы, ще молоды дитыны.
- Вот влепят за этих дитын…
- В нашем деле без риска не проживешь, - Корнеев прикрыл ладонью зевок. Ему высыпаться в эти дни тоже не приходилось.
Еще было небезынтересное показание начальника Управления коммунхоза. Он тоже видел мужчину в плаще с зеленой сумкой через плечо.
- "Лицо чистое, холеное, незагорелое, - читал Вадим. - Впечатление, что подолгу находится в помещении и на солнце бывает редко. Борода торчком. Я встречаюсь в городе со многими людьми, но такого не встречал".
- И все-таки считаю возможным предположить, что он в Колосовске не чужой. Не до Чикаго же, в самом деле, дошла слава об этих редкостях. Опять же абсолютное знание расположения комнат…
- Ранее судимых по городу проверил, - сказал Корнеев. - Есть один под адмнадзором. Из дому не выходит. У другого железное алиби.
Корнеев потянулся, взял протоколы, в которых говорилось о приметах человека с бородкой, с сумкой, в плаще.
Ну что ж, все трое говорили примерно одно и то же. О впалых глазах, правда, говорила только женщина с Почтовой, но улочка эта в высоких деревьях, при ярком солнце - темнее тени. В контрастном освещении глазницы вполне могли показаться глубже, чем они есть.
- Слишком он разговорчив, - сказал Корнеев, откладывая показания. - Не серьезный какой-то у него треп. Минуточку внимания, да если жизнь дорога, да мне терять нечего… Ну про оптическую он, может быть, и к месту ввернул. Окно не просматривается, да бабам откуда про это знать.
Корнеев посмотрел на Вадима. Тот медленно, утверждающе покивал:
- Вот-вот! Какой-то дешевой самодеятельностью тут пахнет. И манера эта специфическая - "Минуточку внимания!" Кому эта борода показалась приклеенной? А если допустить вероятность предположения, что она и была приклеена? И зря мы Иночкина сбрили?
- Ништо ему, новую отрастит, - безжалостно проговорил Корнеев. - О бледности, обрати внимание, говорят все. Допустить волнение? Навряд ли. Очень уж точно по времени - старик в редчайшие дни из дому уходил. И нагло - заметь! - оружие в карман положил. На двести процентов уверенности. Начкоммунзав, по-моему, правильно определил - не бледное, не загорелое лицо. В помещении много находится. Незагорелые летом всегда бледными выглядят.
- Минуточку внимания, минуточку… - задумчиво повторял Вадим. Он встал из-за стола и, обняв себя за локти, прогуливался по комнате. На Корнеева он не глядел, они вроде бы и говорили порознь, но думали вместе. Это здорово, когда сработались и можно думать синхронно. Получается не простое дублирование мысли, а возведение мысли в квадрат. - Да. Тут пахнет сценой. На невысоком уровне. Настоящий артист в жизни играть не будет, он себя в ролях вычерпает. Не шибко художественной самодеятельностью тут пахнет.
- Ты думаешь…
- Ну, давай уж по науке. - Вадим вернулся к столу, взял чистый лист бумаги, написал сверху привычные со студенческих дней слова "План расследования по делу…", подчеркнул, опустил сверху несколько вертикальных линий, разбив лист на пустые пока столбцы. Слева пошли номера, подзаголовки столбиков. Версии, подлежащие исследованию, вопросы, подлежащие выяснению. В скобках - что надо выяснить. Следственные действия, подлежащие проведению - каким путем выяснить, как получить доказательства. Сроки проведения, отметки о выполнении… Формальность? Нет. Ни Вадиму, ни Корнееву лист этот не показался данью бюрократизму. Оба были опытными работниками и знали: никакие надежды на несложность дела - тем более что дело, которое им предстояло распутать, отнюдь не выглядело простым, - не могут оправдать отсутствия письменного, непременно письменного, плана расследования. Самое простое на первый взгляд дело может осложниться до чрезвычайности именно в результате того, что расследуется без плана.
Вадим писал на листе. Корнеев выводил одному ему понятные вавилончики и пунктиры в своей записной книжке. Версия за номером первым - о принадлежности преступника к миру клубной сцены - несла ему и его ребятам необоримое количество хлопот. Проверить десятки кружков самодеятельности, клубов, домов культуры, в первую очередь непосредственно связанных с Колосовском. Трудно представить себе, какую кипу личных дел работников культфронта придется переворошить.
Когда заходит речь об угрозыске, представляются непременно засады да схватки с преступником. А не угодно ли до бессонницы, до красных глаз копаться в ворохах бумажных лент, отыскивая чеки магазина, где орудуют расхитители?
Или обходить, один за другим, пятиэтажные дома без лифта, чтобы выяснить, из какой квартиры похищена куртка. Куртка у воровки изъята, а заявления о краже нет - не все верят в эффективность розыска, а время, чтоб помочь оному розыску, тратить не хотят. Ну что ж, оно им тоже дорого.
Или вот сейчас, опять же по бумагам (сначала по бумагам, а засады и задержание весьма активно сопротивляющегося вооруженного преступника будут, так сказать, на десерт), опять же по бумагам ловить хвостик нити, по которой они выйдут, в конце концов, на этого бледного позера.
- "Мне терять нечего", - сердито проговорил Корнеев, предвкушая огромность и волокитность работы. - Трепач типичный. Ручаюсь, срока не тянул, а то трепался бы меньше.
Вадим дописывал "№ 1". Он покачал головой.
- И все-таки все точно, все дерзко. Рука несомненно опытная. Хотя…
Вадим вдруг задумался.
- Ты что? - тотчас расслышав паузу, спросил Корнеев.
- Пока ничего. - Вадим помолчал, снова встал, прошелся по комнате. Не только рука уставала от бесконечного писания. И сидеть-то, мягко говоря, надоедало.
Да, пока ничего. Пока только ощущение, предшествующее мысли, мелькнуло в нем, и он не торопился навязывать его товарищу. Если в этой скрытой, даже не высказанной пока версии есть смысл, Корнеев тоже дойдет до него. Две порознь найденные точки наверняка дадут точное направление. Многое должна прояснить и волокитнейшая работа по проверке всего связанного с самодеятельностью.
- Значит, проверим клубы-кружки. - Вадим поставил жирную точку в конце строки номера первого.
Домработнице Завариной надо предъявить для опознания оружие.
Продолжать опрос населения, всех, кто обычно проходит по этой площади, кто мог проходить в день ограбления. Продолжать в темпе, пока у людей может быть свежо воспоминание. Не исключено, что кто-нибудь мог видеть преступника уже вдвоем. С кем-нибудь же должен был он встретиться. Не мог он оставаться долго наедине с сумкой, в которой сверхценные вещи.
- Теперь насчет проживания, - размышлял вслух Вадим. - Колосовский он или нет? Если местный, постоянно ли здесь проживает? Какие-то связи с городом должны же быть. Не кажется мне, что гастролер. Для гастролера-рецидивиста опять же слишком он болтлив. А может, кто-то раньше проживал да уехал, а связи остались. Может, и судимость есть, да их не по Колосовску искать надо.
- С Бораненковым и другими участковыми поговорю и по своим каналам проверю насчет выбывших. Я тоже считаю, на гастролера не похоже, - согласился Корнеев. - И от сумки должен был он отделаться. Если только машина поблизости не ждала.
- И еще интересно… Каналы сбыта. Куда уедет икона, куда картина… - Корнеев вздохнул мечтательно, словно бы на преступника они уже вышли и только и осталось каналы сбыта выяснить. - Парень молодой, сбывать поторопится, денежки между пальцев потекут. На деньгах они сидеть ох не любят. Деньги им языки показывают.
- Были б в избытке, они б и нам с тобой показали. Может, только тем и спасаемся, что избытка нет, - вполне серьезно проговорил Вадим, не отрываясь от листка-плана. - Номер четвертый. Домработнице Завариной предъявить для опознания оружие.
- Ну уж это, надо думать, не сейчас, - решительно заявил Корнеев. - Я сейчас сам бледный, не плоше того типа, да и побриться, - он провел ладонью по щекам, - не мешает. К утру как раз и будет клоками и нелепая.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
На следующий день утром, до вызова свидетелей, Вадим снова медленно прошелся по Почтовой улице, где, можно было предполагать, шел молодой красивый человек с некрасивой бородкой.
Кому-то он должен был отдать сумку. Если не ждала его машина. Коли не ошибаются свидетели - а их по Почтовой уже двое, - молодой человек не вошел, а вышел из такси, и машина ушла. Может быть, в такси остался кто-то, с кем ушла сумка? Но почему тогда молодой человек не уехал в этом же такси, а вместо того вышел и, по первому впечатлению, бессмысленно "наследил"? Если это вообще тот самый…
Опрос водителей автобусов, машин частных и казенных грузовиков и легковых ничего не дал. Никто не приметил схожего с описаниями пассажира.
Кое-кто из встречных прохожих оглядывал Вадима с заинтересованностью. В маленьком городе слухи - те самые, что "не могут учитываться, как источник доказательств", - распространяются со скоростью звука, а то и преодолевают звуковой барьер. О том, что в Колосовске работают люди из Москвы, многие горожане, конечно, знали, а Вадима, надо думать, и узнавали: скольких уже он допросил!
Нужды в такой популярности не было. Если принять за вероятное, что преступник не "гастролер", то содержание вопросов следователя, а значит, и направление, в котором ведется поиск, могут стать ему известны.
"Не ему. Им, - мысленно поправил себя Вадим. - Один он быть не мог. В доме священника его раньше никто не видел, и тем не менее он совершенно уверенно прошел всеми этими путаными сенцами, лестницами и коридорчиками. Кто-то побывал здесь до него и точно его проинструктировал, если не принять версию о том, что попросту навела Заварина…"
Казалось бы, легче всего было предположить последнее. Но не слишком ли сверху лежит эта версия? Опять-таки ведь "кого-то" ей надо было навести, а Вадим мог бы поручиться, что ужас, отражавшийся на тупом лице этой женщины, едва она вспоминала об оружии, был неподделен. Нет, похоже, она не врет и преступника видела впервые. Да, в конце концов, если б она знала о готовящемся грабеже, разве не проще бы ей оказаться хотя бы в саду на эти несколько минут? Нет, она не врет.
Такие ограбления в одиночку не совершаются. Кому-то должен был он передать сумку. И кто-то должен был точно указать ему дорогу в доме и местонахождение иконы и картины. Все свидетели обращают внимание на неестественность бороды. Скорее всего, наклеена. Значит, он все-таки боялся, что его узнают?
Боялся, что узнают в доме Вознесенского? Нет, там, в двух-трех шагах от женщин, такая нехитрая маскировка его бы не спасла. Полуслепая старуха узнала бы по голосу, а наболтал он много. Нет, в доме он был впервые.
На улице, во время трех-четырехминутного перехода, допустим, до машины, бородка могла иметь какой-то смысл…
А собака? Обыскали весь сад. Не нашли камня или какого-либо предмета, каким ей проломили голову.
Возвращаясь к гостинице, Вадим опять прошел мимо дома Вознесенского, миновал обшарпанный сарай, почему-то уцелевший на чистенькой, довольно нарядной улочке. Похоже, держали в нем уголь. Пора бы уж и снести, теперь углем никто не топит.
С неосознанным сожалением расстался Вадим с чистым утренним небом, свежим воздухом, неусталыми лицами людей, чья кожа была уже тронута ранним сельским загаром. Среди них, идущих на свои рабочие места, были молодые и старые, добрые и злые, но все они были сродни Лобачеву и Корнееву. А молодой человек с бородкой и те, пока неизвестные, с ним - это были люди другой породы, живущие в другом нравственном измерении. Между прочим, очень нелегко постоянно, всю жизнь иметь с ними дело.
В первые же дни расследования был, как положено, изготовлен фоторобот. Прямо в Колосовск со своей, несложной в общем-то, аппаратурой приехал Борис Львович Вичугин из научно-технического отдела, расположился в горотделе, к нему поодиночке вызывали свидетелей, видевших, предположительно, одного и того же человека.
"Волосы гладкие, прилизанные?" - "Нет", - порознь, но уверенно ответили все четверо.
В изображении на экране утвердилась не курчавая, но густая темная шевелюра.
"Нос? Глаза, вы говорите, шире поставлены? Брови - вот так? Нет? Хорошо, с изломом… Так примерно?"
Вадиму хотелось еще раз прослушать живое описание внешности предполагаемого преступника. Он пришел в горотдел, но со свидетелями здесь не встречался, стоял позади у приоткрытой двери, слушая их поправки и следя за постепенно возникающими на экране чертами предполагаемого лица.
Работник коммунального хозяйства города его позабавил. "Мертвый сезон" недавно повторным экраном прошел в Колосовске, афиш еще не сняли. Свидетель, наверное, чувствовал себя, по крайней мере, Савушкиным, будущим героем-разведчиком, который по памяти дает портрет крупного военного преступника. На вопросы Бориса Львовича он отвечал с очевидным волнением и натворил перед экраном примерно в два раза больше, чем было записано в протоколе у Вадима.
Четыре отдельных наброска соединены в один, этот один сфотографирован. Фотографии разосланы по отделам и отделениям милиции. Вадим считал - им крупно повезло. Удалось уговорить известного художника Карпова дать по показаниям свидетелей рисованный портрет. Карпов чрезвычайно редко соглашался удовлетворять такие просьбы. Он говорил - и ничего удивительного в его словах не было, - что терпеть не может рисовать бандитов.
Уговорили его на сей раз, только сообщив, что похищены ценные произведения живописи.
И вот в руках Вадима фотография уже рисованного "портрета" человека с сумкой. Ну что ж, Заварина не ошиблась, он красив. Лоб высокий, не вьющиеся, чуть волнистые темные волосы над высоким гладким лбом. Брови густые, глаза под такими бровями всегда выглядят несколько запавшими. Вот он с бородкой, вот без бороды. Кому же и где ты передал сумку?..
Миша Корнеев в этот час уже беседовал с завклубом колхоза "Победа". Клуб самый большой и богатый в районе. Можно бы его и дворцом культуры назвать.
Завклубом была молоденькая, хорошенькая, с утра синева на веках, шиньон залачен насмерть, упадет - покатится. Присмотренная такая, не безхозная девочка.
Корнеев, в белоснежной водолазке, в костюме - матерьяльчик с выработкой, - ей понравился. Она документов не спросила, приняв за корреспондента, он не стал ее разочаровывать.
- У нас ставка на доверие, - сказала завклубом. - Нашей самодеятельностью вообще интересуются. Мы считаем себя народным театром. Не что-нибудь, "Лес" Островского недавно ставили. Конечно, в костюмах, в гриме. У нас модерны в сукнах не уважают. Грим, парики, усы, бороды я сама в ВТО на улице Горького покупаю.
- И часто бываете вы на улице Горького? - спросил Корнеев с искренней заинтересованностью, за которую был вознагражден оживлением, мелькнувшим в подсиненных глазах.
- Нет надобности, - сметая со стола невидимые соринки, сказала завклубом. - Грима сразу беру много, а бороды, парики - это ж, можно сказать, навечно. Если б не разворовывали! - вдруг рассмеялась она, показав ровные, мелкие зубы. - Просто беда с этой модой! Володя Скребнев, наш бывший баянист, на выступление бороду попросил, а, ручаюсь, просто так носит. Ждет, пока своя вырастет. А как же она под клеем вырастет?
- Надо думать, близкий ваш знакомый, если казенный реквизит доверили, - укоризненно заметил Корнеев. - Все же не полтинник цена. Не грех бы и отобрать.
Завклубом немного встревожилась таким оборотом беседы.
- Что вы, что вы! - сказала она. - Я его совсем не знаю. Только и знаю, что Володя Скребнев из Чернолукского клуба. Да он, кажется, и уехал из района. Как же я у него отберу? Надеюсь, что сам отдаст.
Корнеев с трудом подавил зевоту. Почти всю ночь он со своими ребятами просматривал личные дела людей, близких районной самодеятельности. Был среди них Скребнев.