- Может быть, и потеплеет с этой Волковой, - сказал он, раздумывая. - Я, пожалуй, вызову завтра, у кого она квартирует. Краузе, говоришь? - Он записал на краешке постеленной на столе газеты. - С другой стороны, если Волкова представляет интерес, не хотелось бы и спугнуть.
- Знаешь что, - Корнеев зевнул. - Будет день, будет и пища. Давай ложиться. Мы, между прочим, имеем право на сон и до того, как дело будет закончено расследованием.
- Это если по науке, по чертежу, так сказать. А практически ни на что мы не имеем права, и Чельцов завтра тебя в этом убедит.
- Не в первый, не в последний, - сказал Корнеев.
Вадим видел, у него еле достало сил раздеться. Лег он как-то неудобно, толком не укрывшись, хотя ночь была прохладная, и тотчас уснул. Лицо его с закрытыми глазами и синими тенями в глазницах выглядело сейчас непривычно беспомощным, как и руки, бессильно легшие поверх плюшевого одеяла. Он так и не успел загореть, на белой коже плеча синел изрядный рубец от ножа. В прошлом году это был еще красный выпуклый келоид. Корнеич заработал его, когда брал… Рубца этого он, между прочим, стеснялся, говоря, что застолбил свое невладение самбо.
Вадим смотрел, как тихо, по-детски дыша, спит Корнеич, и почему-то подумал, что многие из управления носят на себе такие меты, считают их делом обыденным, чем-то вроде трудовых мозолей. В том числе и те, у кого на широких золотых погонах генеральские звезды.
Вот вызовет их завтра "на ковер" Чельцов, человек добрый, деликатный и заботливый. Лет девятнадцать тому назад, говорят, осенило его податься в рядовые сотрудники милиции. Из интеллигентной семьи, присмотренный мальчик. Оперуполномоченный, инспектор угро, школа такая и этакая, юридический… Область он знал, как другой квартиры своей не знает. Вадим всегда удивлялся его памяти на местность, на обстановку. И еще - чутью к людям и вере в людей.
Даже внутренне, даже в мыслях Вадим страшился громких речений, а уж слова "вера в людей" прямо-таки грохотали жестью штампа. Но ведь внутри всякого штампа заложено зерно истины, иначе не из чего прорасти и штампу.
"Неплохо бы и Чельцову еще денька три поверить в них с Корнеичем без ковра", - подумал Вадим и мгновенно возвратился из чужого прошлого, полного преодоленных трудностей и частных заслуг, в свое весьма хлопотное настоящее.
Ничего еще конкретного, однако любой день может, должен что-нибудь выдать…
Корнеев, не просыпаясь, повернулся, потянул на себя одеяло. Вадим встал и прикрыл окно.
Так вызывать или не вызывать завтра Краузе? Наблюдения Бораненкова всегда заслуживали всяческого внимания, а в деле с иконой несомненно чувствовалась опытная рука. Преступник с опытом чаще всего имел и судимость. Волкова молода, вряд ли сама много стоит, но если она действительно побывала в колонии, мало ли с кем могла оказаться связанной… А если эта Краузе, старая женщина, ей верит, чего доброго, опекает, она вполне может и предупредить. Разве мало еще, к сожалению, случаев, когда вполне достойные люди считают недостойным доносом предупредить милицию о чем-либо в поведении соседа, что им самим кажется подозрительным.
Вечному осуждению подвергнут Пилат, по библейским слухам, простым омовением рук предавший Христа. А разве мало людей, сберегая свой покой, умывают руки, дают совершиться преступлению?
Словом, о Краузе: до ответа на запрос о Волковой, во всяком случае, вопрос открыт.
Вадим разулся, чтобы не топотать, и по привычке, раздумывая, принялся ходить по комнате, держа себя за локти. Полы в гостинице были старинные, крашеные, ног не холодили.
Почему он добавил на опознании стартовый пистолет… Да потому, что, хотя все ограбление было подготовлено и проведено вполне квалифицированно, сам преступник все время вызывал у Вадима ощущение какого-то дилетантства, что ли. С его нелепою болтовней вполне монтировался стартовый пистолет.
Еще пометил себе сегодня Вадим. Вероятно, они сделали ошибку, не начав в первые же дни искать каналы сбыта. В этом деле канал сбыта имеет особое значение. Икона, картина - не мех, не драгоценность, к обыкновенному барыге с ними не пойдешь. Здесь нужны очень определенные руки, и, кто знает, может быть, эти руки заранее ждали спортивной сумки с похищенным. Надо немедленно поднять дела на всех, кто так или иначе был связан со сбытом, именно со сбытом, продажей-покупкой похищенных произведений живописи, особо - икон. Фарцовщики тут могли быть замешаны, возможен незаконный вывоз за рубеж. Многое возможно.
Обо всем этом, планируя завтрашний день, Вадим тоже начеркал на полях газеты. В минуты усталости его иногда настигала мысль: все! Он выработался, он ничего не запоминает.
Хорошо у Маяковского насчет вялой воблы воображения. Но поэт может дать отдых своей вобле, она отоспится и завертит хвостом, а следовательской вобле отдых не положен и времени не дано. Следователь обязан думать быстро. День - да что там день! - час, минута способствуют исчезновению доказательств, работают на преступника.
Все так, но сегодня он больше работать не может. Надо было ложиться.
Когда приходилось ночевать вне дома, Вадим настороженно ждал этой минуты. Не бессонницы он боялся. Засыпал он легко и мгновенно, как Корнеев. Боялся он кошмаров, которые мучили его в особо напряженные дни.
Почему-то никогда не снились убитые. Снились преступники. И грозили они в бредовых снах не ему - за себя он и во сне не боялся, - они преследовали Никиту, только не теперешнего большого, а Никиту маленького. Во снах Вадим был нынешний, взрослый, а Никита оставался мальчиком, с головой золотой, как одуванчик, с высоким гладеньким лбом. Он хорошенький был, как девочка, и терпеть не мог, когда ему об этом говорили.
В кошмаре - всегда одном и том же - на Никиту медленно шел преступник, мужчина тридцати с чем-то лет, убивший женщину и двоих детей.
Трудно-было объяснить, почему именно его лицо врезалось в память. Ведь встречались, казалось бы, куда более злобные, антипатичные лица. Этот выглядел довольно даже благородно, если б не скользкий, убегающий назад крысиный подбородок и - глаза. Особенно глаза, с неестественно острыми маленькими зрачками, белые глаза наркомана. Во сне он всегда медленно двигался на маленького Никиту, а Вадим, стеная от бессилия, рвался и не мог успеть, никак не мог успеть…
- Вадим, проснись! - видно, не в первый раз окликал его с дивана Корнеев. - Мычишь на всю галактику.
Вот так. А Галя как-то умела погладить его в такую минуту по лбу, и кошмар уходил, а Вадим не просыпался.
Перед тем как вновь заснуть, Вадим подумал о телефонном разговоре с Галей, о том, что завтра, кровь из носу, после управления, если вызовут, он заедет домой.
И чем это их Никита встревожил? Не думает же Галя, что такой парень вовсе без женского внимания окажется. Это вам, как говорится, не пустыня.
Ну, а с чем же все-таки - если завтра - к Чельцову?
Но "завтра" оказалось не таким уж пустым.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
- Ну, вроде все, - сказал старший сержант Андрей Петров, с удовлетворением оглядывая вольеры, посыпанную песком дорожку к кухне и красные углы кирпичей, огораживающие место выгула. Кухня тоже сверкала чистотой, и ни одна не вилась над ней муха. Отсутствие мух сразу подтвердит опытному глазу, что чистота здесь обыденна. Коль мухи привыкли кормиться, одним чистым днем их не проведешь, будут и будут кружить - ждать отбросов.
Собаки с утра были выкупаны в речке, выгуляны, вычесаны. Дик, Амур и Буян сидели как именинники, разложив пушистые хвосты, следя из вольера за хлопотами Андрея, их проводника, отца и командира, самого близкого им на свете существа. Как известно, из всего живого на свете одна собака любит человека превыше самой себя. Найда, спокойная старательная сука, несколько флегматичного нрава (загоралась она только в работе, но уж тогда откуда что бралось!), приготовлениями к встрече гостей не интересовалась, улеглась себе спокойно спать в домике на деревянных полатях, на свежей соломе.
Как все собаки, круглый год обитающие на свежем воздухе, овчарки вовремя вылиняли, новая шерсть лоснится, лишнего жира нет, когти сточены, - опытный глаз опять же отметит, что движенья в достатке.
Нет, за собак решительно можно быть спокойным. Вид имеют. Но главное конечно же не вид, главное - работа, а тут, как говорится, порядок в танковых частях.
Теперь в области создается большой, образцовый питомник, из него будут распределять по районам хороших, говорят, даже подращенных щенков. Но ведь это теперь, а три года назад, когда Андрей Петров, почти в одно время с Никитой Лобачевым вернувшийся с действительной, с границы, принялся на пустом месте с благословения майора Фузенкова создавать свой самодельный питомничек, мало кто и верил, что будет польза от нескладных голенастых щенков.
А щенков вырастили, щенков отдрессировали. Это в их отделе первыми по области патрульные пошли по ночным маршрутам не по двое, а по одному, но с собаками. Спокойно пошли.
Вот Дик, костистый кобель с рыжеватым подпалом, как бог несет конвойную службу. Нет надобности сажать в машину с преступником милиционера.
Найда отлично работает по следу. Не так давно прибежала в отдел бабка в слезах и расстройстве - украли пуховых кроликов. Бабка не из состоятельных, для нее пропажа ох как чувствительна. Найда взяла след, сделала немалый круг и вернулась, можно сказать, чуть ли не к дому той же бабки, в сарай, к соседу, где и были упрятаны до времени в мешке похищенные пуховые кролики.
Амур, Буян… Собак в городе знают по именам и делам, ими гордятся. О Клубе юных собаководов говорить не приходится. Андрей Петров для них, разумеется, не Андрей, а Андрей Борисович или товарищ старший сержант. Им невдомек, что Андрей Борисович мог бы думать и об офицерском звании, оторвись он от любимого дела и места, от своего питомника, мог бы подумать о лейтенантской звездочке, о большем окладе. Но он остается старшим сержантом потому, что выше звания проводнику СРС не положено. Его жена Любочка, которая учится в медтехникуме, мужа за это не корит. У них подрастают двое детишек, и для них нет большего праздника, как побывать на речке вместе с собаками. Амур, Дик и Найда приходят в радостное волнение, когда видят детенышей своего бога-проводника, хвосты ходят ходуном. Ни самому Андрею, ни собаководам из КЮСа в голову не придет бояться, что собаки обидят детей. Доведись, что не с кем бы детей оставить, Андрей смело запер бы их по вольерам под собачью защиту и ответственность и спокойно ушел бы по своим делам.
Вся семья Петровых, включая деда и бабку, местные старожилы, ребята из КЮСа, да и само начальство отдела - все хотят, чтобы об их питомнике несколько добрых слов сказали в газете. В местной "Заре" о них однажды писали, а тут такой соблазн, чтобы не только в местной…
О приезде московской журналистки Фузенкову позвонил полковник Соколов и сказал примерно то же, что в свое время Никите:
- Ну, не напишет, и ладно с ней. А вдруг да напишет? Риск-то невелик.
Фузенков так и передал Андрею, но начальству легко говорить - риск не велик, оно все-таки от собачек подальше, не так переживает.
- Ну, вроде все, - еще раз повторил Андрей, и кажется, в эту самую минуту бежевая "Волга" подрулила к калитке в невысокой сетчатой ограде и остановилась, лихо затормозив. Аж запищали тормоза. Ну да Лобачев же знал дорогу, им незачем было заезжать в отдел.
- Ух ты! - вполголоса воскликнул помощник Андрея по клубу юных, Вовка Васильков.
Вовка Васильков в свое время был из самых "трудных" подростков. Когда создавался питомник, замполит майор Несвитенко сразу посоветовал создать вокруг нового дела подростковый актив, отвлечь ребят от улицы-подворотни. Поначалу Андрей принял это предложение скрепя сердце. Думалось: питомник - одно дело, перевоспитание подростков - другое. Мухи отдельно, котлеты отдельно. В первую свою группу он набрал и хороших, успевающих ребят, и "трудных". Без "трудных" группу создавать незачем, а с одними "трудными" с ума сойдешь.
На оргсобрании будущего актива постановили ребят с двойками в четверти к работе в питомнике не допускать. Вовка к двойкам привык и, схватив очередную, тем быстрее отправился в питомник, чтобы, как он говорил, развеяться.
Между прочим, именно деланная его веселость, которой сопровождался всякий провал в школе, навела Андрея Петрова на мысль, что мальчик страдает от своих неуспехов, а стало быть, озорство и хулиганство неглубоко еще проникли в его суть.
Вовка прибежал, и Андрей, собрав всю свою решимость, встретил мальчика суровыми словами:
- Постановление оргсобрания тебе известно, сам присутствовал. Двойка по математике. К работе в питомнике допустить не могу.
А мальчик уже вошел, Дик уже приветствовал его, бегая в вольере из угла в угол. Хвост Дика работал часто и ровно, как маятник. Честный пес не мог понять, почему друг не подходит, не потреплет его за ухом.
Вовка, видимо, не сразу поверил, что так вот просто его действительно не пустят в питомник. Он довольно долго, никак не веря, смотрел в глаза старшего сержанта, и только сам Андрей знал, чего стоило ему не дрогнуть под отчаянным, умоляющим взглядом мальчика.
Вовка наконец поверил. Выражение растерянности, поначалу даже веселой, сменившейся тревожной надеждой, уступило на его лице место полному отчаянию. Он повел глазами по вольеру, как будто Дик мог ему помочь. И вдруг, не скрываясь, заплакал, повернулся и пошел, потом побежал прочь. Громко всхлипывая, аккуратно закрыл за собой сетчатую калиточку, побежал от питомника.
Но не к дому. Самое страшное показалось Андрею в том, что слезы-то были не детские. Взрослого, отчаявшегося человека были слезы.
Вовка был из тяжелой алкогольной семьи. Сколько раз приходил он дежурить и убирать вольеры вне очереди. Это значило, что у отца опять запой, он дома и буянит. Случалось, в теплое время Вовка и уроки готовил, усевшись на деревянной скамеечке, которую он сколотил, привалившись спиной к вольерной сетке. С другой стороны впритык усаживался Дик, сопел Вовке в затылок и время от времени безуспешно пытался лизнуть его в ухо. С Диком они особенно дружили.
Ну, а потом Андрей связался с детской комнатой, выяснил домашнюю обстановку Вовки, нашел ему добровольного репетитора из старших классов. Потом в отметках Вовки появилась первая за все школьное бытие четверка. Потом он окончил курсы, стал общественным инструктором-дрессировщиком служебных собак. Теперь ему недалеко уже до армии. Он хочет угадать в Душанбе, в ту школу, которую кончал когда-то Андрей Петров. Так что не простой подробностью стал в жизни Вовки Васильева малый районный питомничек, заслуги которого никак не преуменьшатся, когда войдет в силу новый, большой питомник на всю область.
Андрей полностью оценил прозорливость замполита к концу года, когда четверых "трудных", в том числе и Вовку, сняли с учета в ДКМ, а у самого Андрея обнаружились дельные, надежные помощники по питомнику, уже не удивляющиеся тому, что на свете существует "кинология", наука отнюдь не о кино, а о собаках, что лекции и научные статьи о них имеют исходным пунктом утверждение: наличие разума у собак в настоящее время не вызывает сомнений, собака обладает начатками конкретного мышления.
Добравшись однажды до этого самого конкретного мышления, Вовка спросил Андрея, как же понять это самое "конкретное".
Андрей тщательно следил за сохранностью своего авторитета в глазах ребят, поскольку это был не его личный авторитет, это был авторитет дела и службы.
В питомнике они, не считая собак, были одни, да и собаки трудились над мисками, надо думать, не подслушивали.
- Я так считаю, Вова, - сказал Андрей. - Конкретное мышление - это значит, они понимают то, что их непосредственно по жизни касается. Значение слов по этому конкретному понимают, порядок, ну да ты сам знаешь. А насчет теории относительности, к примеру, они, наверно, не поймут. Так ведь, если по-честному, - Андрей понизил голос. - Я ее тоже не особо понимаю.
…- Ух ты! Потрясно, товарищ старший сержант! - глядя на "Волгу", гулко прошептал Вовка, не то призывая Андрея восхититься, не то ища в нем опоры перед грядущими событиями.
А Петров и сам был до крайности удивлен, увидя за рулем женщину, как ему показалось, шибко молодую и шибко нарядную. Никак не ждал он корреспондента в таком обличье.
Риск невелик… Начальству легко, у начальства дел много, а у Андрея все дела, а значит, и все сердце его тут.
Увидев даму-корреспондента, Андрей оторопел и странно порадовался, что Вовка рядом. Чем мог помочь Вовка? Да ничем. И все-таки это очень важно, когда в трудную минуту рядом человек, который чувствует с тобой одинаково.
Любопытно, что Никита Лобачев, в общем-то свой в доску парень, пограничник, собаковод, сейчас не воспринимался как рядом стоящий. Наверно, потому, что он эту даму привез.
Между прочим, когда женщина вышла из машины, она показалась Петрову более серьезной, что ли. При ближайшем рассмотрении она и с лица не показалась особенно красивой. Так уж, по честному сказать, до некоторых городских девчат ей было далеко, толста, старовата и вообще…
Но именно это обстоятельство расположило Андрея и его помощника в пользу приехавшей. Ей уж в самый раз заниматься серьезным делом. И со всем доверием они повели ее по своему маленькому, образцово налаженному хозяйству.
Ни имени, ни фамилии - и то и другое не русское - Андрей с ходу от волнения не усвоил, а потому и величал ее "товарищ корреспондент", что ей, похоже, не было неприятно.
Никита, чуть приотстав, шел следом за ними тремя, внимательно следя за объяснениями Андрея, готовый в любую минуту прийти к нему на помощь. Никите очень хотелось, чтоб корреспонденция о питомнике появилась. Во-первых, дело того стоило. Во-вторых, Никита считал себя в какой-то степени ответственным за время, потраченное уже несколькими занятыми людьми, за какие-то, может быть, опрометчиво зароненные надежды, наконец, за волнение, испытываемое сейчас чудесным парнем Андреем и помощником его, которого Андрей с помощью этого же питомника вырвал из алкогольного омута родительского дома.
Оглядев кухню (без мух!), дрессировочную площадку (с лестницей, барьером, штакетником, бумом и даже канавой!), все трое подошли к вольерам с собаками, чьи хвосты на сей раз выражали не восторг, но настороженность: чужие люди, они и есть чужие, хоть и со своими пришли.
Андрей ("Прямо-таки молодец, - отметил про себя Никита, - все же сказывается преподавательский навык") не длинно, толково рассказывал об обязанностях и работе каждой собаки. Как всегда, с особым удовольствием Андрей говорил о Найде. Он очень любил следовую работу.
- Пуховые кролики, - обернувшись к Андрею, перебила его Регина. Никита увидел, что она улыбается. - Но, товарищ Андрюша, - можно мне вас так называть? - вы же второй раз рассказываете мне о пуховых кроликах. Ну, а какое-нибудь более серьезное преступление вашей Найде доводилось раскрывать?
Андрей явно растерялся. Еще секунда - он обернулся бы к Никите, но Никита был начеку, потому что и его удивили довольно наивные слова корреспондентки.