- Вот этот, кто больше других выступает, ведь верно говорит, - сказал Гоша. - Выпить по любому поводу у него с братухой - не заржавеет. Но вот с душевной тонкостью помолчать, посочувствовать, чтоб понять чужую тоску, вспомнить из Есенина... - этого у них не наблюдается.
Самолет между тем разгонял турбины, подрагивая корпусом.
А придется, тоскливо подумал Володя, придется с ними пить, хоть и противно. Вячеславу Ивановичу в этом отказывал, ссылаясь на интеллигентное материнское воспитание, а со своими, возможно, будущими подследственными придется... Вопрос, как всегда, в одном. Скорее даже проблема: удастся ли расслабиться, а заодно и получить нужную информацию? Сейчас лучше глазами не постреливать, характерных типажей не отыскивать. Да все они здесь, считай, характерные... На кого ни взгляни.
Володя спокойно смотрел, как наливают ему в граненый стакан. Кажется, "Смирнофф". Если он что-то в этом понимает... Главное, не глотками, а выпить залпом.
- Ну будем! - сказал Гоша, вдохнув. - Или мы будем, или нас будут!
Сказав это скороговоркой, он опрокинул в себя стакан. Володя попытался было проделать это с такой же прытью, но закашлялся, пролил часть на свое пальто, стал ладонью стряхивать, чувствуя, как на глаза набегают слезы.
- Нет, не получится из тебя нефтяник! - сказал Гоша под общий смех. - Первый раз, что ли, в Тюмень летишь?
- Был уже, - ответил Володя. - Недавно был.
- Видно, плохо встречали, - сказал Гоша, нахмурившись. - У нас не у всех гостеприимство на высоте.
- Я прилетел обычным рейсом, - сказал Володя, приходя в себя. - Никто не встречал...
- На наших мусоров это похоже, - продолжал хмуриться Гоша. - Только почему я об этом ни черта не слышал?
- Так ведь я не по вашему делу прилетал, - сказал Володя, и окружающим это почему-то понравилось.
- А сейчас, может, по нашему?
- Заткнитесь, а! - с чувством сказал Гоша. - Умники, мать вашу так... Ты сейчас можешь мне сказать, какого хрена прилетал тогда из Москвы, когда там своих ментов хватает?
- Вы же сами говорили, что могу не отвечать, - сказал Володя, глядя на подаренную шапку. - Что у меня может быть следственная тайна.
- Смотря от кого! - воскликнул кто-то сзади.
- Помолчи, Конопля, - поморщился Гоша. - Не имеет права человек говорить, что ж теперь... Заставить я его не могу, а то получается, будто шапку ему подарил, так вроде он мне теперь по гроб жизни обязан... Я, Вова, - он положил руку на плечо Володи, - чтоб ты знал, уже столько вашего брата купил и перекупил, что даже скучно стало. До чего ж вы все продажные. Вот так смотрю на иного, как сейчас на тебя, а сам думаю: купить его, что ли? Да вроде пока без надобности. Или все-таки купить? Вдруг в хозяйстве сгодится...
Попутчики ржали, хватаясь за бока, мотая головами. Что-то злобное было в этом залихватском смехе.
Хозяин же не смеялся, сидел как каменный, и в его глазах по-прежнему стояла тоска.
- Значит, не по мою душу туда летишь? - спросил он Фрязина, когда смех умолк. - А то вот он я, вяжи меня, коли нужен.
Володя пожал плечами, улыбнулся и решил сказать тост. Протянул стакан Гоше.
- Ого! - удивился тот. - Во вкус входишь?
- Вы все... - запинаясь, начал Володя, - очень хорошие, хочется думать, люди...
Он чувствовал, что говорит не то. Но не мог не сказать о том, что всем людям, которых он встречал и встречает где бы то ни было, он желает одного - не встречаться с ним в своем кабинете в качестве подследственных...
- А зачем нам встречаться в твоем кабинете, - сказал Гоша, - если мы все очень хорошие?
- Вот я и хотел сказать... - наморщил лоб Володя. - А вы меня сбили. Что не хочу никого из вас видеть у себя на допросе...
- Постараемся, - хмыкнул Русый-старший. - Постараемся, не страдай.
- Или откупимся! - выкрикнул Русый-младший под общий хохот.
- Ну вот, Конопля, а ты не хотел его брать! - сказал кто-то из полутьмы салона. - Не все же в сику резаться, похохмить тоже охота!
- Прямо Петросян! Или Задорнов!
- Это кто? - спросил Гоша.
- Ну мы еще на сходку их звали по случаю открытия... уж не помню чего, - сказал Коноплев. - На презентацию. И он нам читал, какие американцы дураки против наших... Тоже ржачка была.
- Так вот и живем, - сказал Гоша Володе. - От жрачки к спячке, от спячки к жрачке, а иногда - к ржачке... А время бежит куда-то. Вот ты, интеллигент, знаешь, чем его остановить? Нет? А я знаю. С Ленкой Томилиной, тогда еще Башкирцевой она была, ночку проведешь - и будто время на неделю остановилось. Веришь? А теперь кто мне его останавливать будет? Вот слушай меня, - он наклонился к Фрязину. - Найди мне, кто Ленку замочил. Никаких денег не пожалею. Ты понял меня? На вот, еще выпей, все поймешь.
- Мне достаточно... - с трудом сказал Володя, закрывая глаза.
- Счас сблюет, - сказал Русый-старший. - Тимур, отведи его в клозет.
Кто-то сильный, огромный, как скала, поднялся из полутьмы, где до этого были неразличимы лица, взял Володю Фрязина за шиворот и повел в глубь салона.
- Осторожно, Тимур, - сказал Коноплев. - Не сломай ему чего-нибудь. Он еще пригодится.
Мне никогда не было так плохо, думал Володя. И так холодно. Почему здесь не топят? У меня теперь новая шапка... Вячеслав Иванович спросит: откуда? Что я ему скажу? А прямо так и скажу. Потенциальный подследственный подарил. Ну тот самый, к кому сходятся все связи тех, кто убит или еще жив. Всех этих "генералов" от нефти... Раньше были от инфантерии, теперь от нефти... Кстати, почему я так легко перемещаюсь в пространстве? Почти лечу... Или это меня несут на руках? Чего ради? Ведь меня жутко мутит, я могу не дотерпеть до туалета...
- А где здесь туалет? - спросил Володя того, кто держал его за воротник, и вдруг явственно увидел маленькие светлые глазки под опущенными бровями, низкий лоб, жесткую с сединой щетину и почти полное отсутствие шеи.
Незнакомец, его звали Тимур, держал его за шиворот в подвешенном состоянии. Не сломай ему что-нибудь, сказал кто-то. А он может сломать... и тут Володя отключился.
Утром он пришел в себя, когда уже сели. Сквозь иллюминатор светило морозное солнце. Над ним стояли Гоша и Коноплев.
- Ну ты хорош! - говорил Гоша, хлопая его по плечу. - Давно не пил? Или вообще никогда?
- Водка несвежая попалась! - сказал Коноплев.
- И ведь шубу моему Тимуру облевал, - сказал Гоша. - Вот он тебе ее и подарил, - он кивнул на груду желто-серого меха, лежащего возле ног Володи. - Почистишь, будет как новая. Что смотришь? Осквернил ты ее, понял? Он теперь носить ее не сможет. Аллах ему не позволяет. Ты еще спал, а он уже с ходу выпрыгнул, только трап подали. В город поехал другую покупать. Хорош ты вчера был, нечего сказать. А уж наговорил всего... Все как на духу! Но мы понимаем. Все между нами - намертво. Верно, Конопля?
- Ну! - поддакнул Коноплев.
- В общем, надевай - и поехали. Нельзя экипаж держать. Им назад лететь. А мы растолкать тебя не могли. Поехали, говорю! В городе заедем в химчистку, там при тебе почистят.
- Я ее не возьму, - сказал Володя. - Я свое пальто надену... Где мое пальто?
- Там же, где и шапка, - ответил Гоша. - Выбросили. Где-нибудь на елке красуется или в болоте, километрах в тридцати отсюда...
Они смеялись, глядя на его растерянное лицо.
Вот это влип, сказал себе Володя, надевая гигантскую шубу. Погряз в коррупции... Попробуй скажи им теперь слово. Все припомнят... А все-таки интересно было побывать в их среде. Посмотреть на них. Кое-кого я приметил, несмотря на выпитое.
- Что ты там бормочешь? - спросил Гоша, поддерживая его под руку по дороге к трапу.
- Хочу спросить... - остановился Володя. - Я что теперь, вами купленный?
Гоша озадаченно уставился на него.
- Кто это тебе сказал?
- Ну пил с вами. Шуба эта вот, шапка...
- Да это от чистой души! - Гоша прижал руки к груди. - Симпатичный ты мне человек! Носи на здоровье. Чего мне тебя покупать, ну сам подумай? Был бы ты генеральным прокурором или министром внутренних дел. Что с тебя взять- то? Пошли, говорю!
И они снова двинулись к трапу.
- Все равно мне это не нравится, - говорил Володя. - Вы хотели меня купить. Тем более что я в пьяном виде проболтался, зачем сюда лечу.
Гоша молчал. Пожалуй, зря я это сказал, подумал Володя. Теперь они, пожалуй, догадаются, что моя командировка касается их.
- Опохмелиться бы тебе, - сказал Гоша.
- Вы ведь имели какое-то отношение к погибшей Лене Томилиной? - спросил Володя.
- Слушай, не будь занудой, - сказал Гоша. - Давай сначала выберемся отсюда. Не в самолете же устраивать допрос?
В машине, которую подали прямо к трапу - шикарный, длинный, многодверный "кадиллак", - Гоша, севший на переднее сиденье, повернулся к Володе.
- Какое отношение к ней имел? - сказал он. - Спал я с ней.
- И муж из-за вас ее застрелил? - спросил Володя.
- Ну ты подумай, а? - воскликнул Коноплев. - Его как человека взяли на борт, поили, кормили, одевали, а он уже прямо в машине допросы устраивает.
- Вы мне не ответили, - сказал Володя. - Муж узнал о вашей связи? Так?
- Ты хоть бы с делом познакомился сначала, - сказал Гоша. - Ее застрелили в постели с одним парнем. Ее и его. Я тут ни при чем.
- Мне просто интересно, - пробормотал Володя. - А дело я почитаю. Обязательно.
9
Витя прибыл лишь под утро и сразу завалился спать. Я не стал его будить, хотя не терпелось посмотреть, что он там заснял. Наверняка какую- нибудь порнографию. Впрочем, адюльтер есть адюльтер. Там все держится на силе беззаконной страсти. А это возбуждает тех, кто подглядывает. А мы с Витей тут монашествуем, поскольку держим марку заграничных штучек, инопланетян, прилетевших на эту грешную Землю из иной цивилизации.
С этими мыслями я снова заснул, а проснулся буквально через час, услышав характерные охи и стоны, доносившиеся с Витиной стороны. Окончательно проснувшись, я понял, что он просматривает отснятый материал.
- А ничего, - сказал он мне, не отрываясь от экрана, на котором блаженствовала сладкая парочка. - Муж сам не прочь на это посмотреть. Он собирает на нее компромат. Хочет развестись. Поэтому, прежде чем раскошелиться, будет долго трясти нам руку в знак признательности.
- Ты хочешь сказать... - начал было я.
- ...Что шантажировать следовало бы эту дамочку?
- Она тебе нравится? - спросил я осторожно.
- Не в моем вкусе, - ответил он. - Но не могу не признать ее сексуальных достоинств.
- Ты рассказывай, не отвлекайся, - сказал я.
- Так вот, - начал он. - Когда я приступил к съемкам, туда же на чердак, где я расположился, проникли два подростка с фотокамерой. И тоже через какой-то им ведомый лючок стали фотографировать. Для меня они были конкурентами, от которых надо было отделаться. Когда я их прижал, они сказали, что их нанял сам господин Мансуров, ибо нуждается в компромате для бракоразводного процесса.
- Отсюда следует, что она развода не хочет? - спросил я.
- Но это не мешает ей заниматься тем, чем она занимается, - кивнул Солонин, стараясь не смотреть на происходящее на экране. - Есть такие дамы - наставляют мужьям рога, чтобы было за что крепче держаться.
- А раз так, то надо подумать, как принять ее в наши ряды, - сказал я. - Словом, что она может нам предложить, если будем молчать?
- Был бы спрос, а предложить ей есть что, - ответил он.
- Проблема в другом, - сказал я. - Не может ли она предложить нам кое-что посущественнее. Скажем, какие-то делишки мужа, информацией о которых она располагает...
- Противно все это, - вдруг взорвался Солонин. - Красивая женщина, создана для любви! А пара козлов смотрит, как она реализует то, что дано ей природой, и размышляют: как бы еще чего от нее поиметь.
- Ну-ну, - сказал я. - Давай разряжай накопившиеся внутренние противоречия, и побыстрее. Нам надо успеть все продумать еще до завтрака.
- А что тут думать? Взять ее за горло - раз, грубый шантаж - два. Только меня от этого увольте. Я прошел свою часть пути. С меня довольно. Очередь за вами.
- Очередь за Славой Грязновым, - сказал я. - И я не могу его не поддержать в том, что касается наших пленных. А ты об этом постоянно забываешь.
- Я бы не торчал там всю ночь, если бы забыл, - проворчал Солонин. - Давайте уж для ясности условимся, Александр Борисович, - кто кому начальник? Мне легче, когда парадом командую я. Так я вживаюсь в уготованную мне роль. А вы время от времени стараетесь принизить меня, поставить на прежнее место.
- Витя, мы это уже обсуждали, - сказал я. - Мне тоже не нравится, что меня держат за безродного космополита, в то время как моя Россия загибается от свалившихся на нее бедствий и проблем. Сэр Питер Реддвей, слава Богу, далеко, ему страдать за свою страну не приходится, и потому он вряд ли поймет, что сейчас нами движет.
- Договорились! - с облегчением сказал Витя. - Я-то думал, что вы присматриваете за мной в том плане, не выбрасываю ли я денежки ООН на неблаговидные цели, придерживаясь какой-то одной стороны.
- В этом слабость того, что мы с мистером Реддвеем затеяли, - сказал я. - Но в этом и сила... Итак, мистер Кэрриган, что мы на сегодня имеем?
- А имеем мы дамочку, которая держится за богатенького супруга, что, однако, не мешает ей погуливать на стороне, - ответил он. - И на вашем месте, мистер Косецки, я бы подумал, что можно из этого извлечь, и доложил бы мне о результатах ваших раздумий.
Я выключил телевизор и прошелся по комнате.
Дамочку мы имеем... Вопрос, сколько мы имеем времени. Плохо, что мы сейчас разделены с Грязновым. Нет возможности поговорить с ним с глазу на глаз. Поэтому надо рассчитывать на себя и Витю. И эту задачку решать самим. Не сегодня завтра нас могут разоблачить. Витя с умным видом сидит на разного рода конференциях и приемах, кивает, что-то записывает в свой ноутбук, в который потом даже не заглядывает. А на него уже смотрят с нетерпением...
Мы так и не узнали, кто и как похитил сына Президента. Хотя знаем, кто собирался похитить его вторично... Алекпер стоит поперек дороги всем, начиная с Мансурова, кончая нашими деятелями, которые спят и видят, как нефть из-под Каспия потечет через Россию транзитом, включая мятежную Чечню. Хотя вряд ли их мечты сбудутся.
Мансуров - вот кто мог быть заинтересован в похищении Алекпера! Чтобы оказать давление на его отца...
Но, с другой стороны, Мансуров был в Москве, когда было совершено нападение на посольство в Тегеране... Ну и что? Он мог быть где угодно, если нападение было организовано заранее.
Солонин дважды сталкивался с чеченцами, и оба раза в Тегеране. Причем во второй раз - когда они, по идее, должны были мотать уже срок. С другой стороны, если Алекпер не был сторонником перекачки нефти через Россию, зачем его было похищать этому Мансурову? Они были почти союзниками. И потом, что за бред с этим Акапулько? Разве Мансуров не мог припрятать Алекпера где-нибудь поближе? У сочувствовавших ему турок? В том же Иране, где его братья чеченцы пользуются почти дипломатической неприкосновенностью? Даже больше того. Нашкодивших дипломатов высылают из страны пребывания, а здесь этих бандитов просто отпустили...
В этой истории с Акапулько виден размах, купеческая широта. Мансуров, судя по тому, что рассказывает о нем Слава, прижимист. И если вспомнить, что Алекпера там караулили и пели ему песни о выгоде маршрута нефтяных потоков через Россию наши парни, достаточно приблатненные, можно с долей уверенности сказать: похитили Алекпера наши, русские.
И ведь наверняка уговаривали его из патриотических побуждений, надо полагать, не только из узкокорыстных.
Поэтому одно можно сказать определенно: общих интересов у русских мафиози с Мансуровым нет. Наша мафия хотела заткнуть рот Алекперу с помощью чеченцев. И навряд ли оставит эти попытки... \
Вот как все переплелось.
Значит, наша мафия неплохо ладит с чеченскими бандитами? Ничего удивительного, если вспомнить, какой жирный куш предстоит разделить.
Сейчас сын Президента для них - вне досягаемости. Но это не значит, что они оставят попытки как-то повлиять на него.
Как? Это другой вопрос... Будут искать слабое место у Алекпера. Семья? Дети? Делара?
Я посмотрел на Витю. Тот спокойно встретил мой взгляд, но на всякий случай сомкнул брови. Мол, не забывай, что я твой начальник.
- Они ведь не оставят Алекпера в покое, - сказал я ему. - Они убили Новруза, его человека.
- Ты что-то путаешь, - сказал Витя. - Новруз - человек Самеда.
- Пусть так... Но ведь был у Самеда разговор с Алекпером. И после этого разговора Новруза лишили жизни.
- Ты опять путаешь, - покачал головой Витя. - Новруза зарезали после его разговора с Самедом. Хотя до этого он говорил и с Алекпером.
- Кому Алекпер рассказывал о своей мечте побывать в Акапулько? Кто мог это узнать?
- Говорит, никто, кроме Делары, не мог этого знать, - ответил он.
- Получается интересная вещь, - сказал я. - Кто-то знал, когда и где будет их следующее свидание, а также знал о его сокровенной мечте.
- То, что они встречаются, знал весь Баку. А вот где они встречаются, знали немногие. Каждый раз, не доверяя телефону, прежде чем расстаться, они договаривались о будущей встрече.
- И если исключить предательство Делары как правдивой и независимой женщины...
- То, значит, там, где они бывали, находилось подслушивающее устройство, - закончил Солонин. - И те, кто пользовался им, отправили нашего Алекпера загорать в Акапулько.
- Вот теперь кое-что сходится, - согласился я. - Из тебя получился бы неплохой аналитик... И все же здесь пока много неясного. Убийство Новруза, например. Зачем кому-то, кто это сделал, нужно было раскрывать то, что они записывают разговоры Самеда?
- И само убийство... - добавил Солонин. - Демонстративное и вызывающее. Вот, мол, что кое-кого ждет. Уж не нас ли с вами, мистер Косецки?
- Запугиваете, начальник, - сказал я. - И так голова кругом. Мне бы сейчас мудрую голову Славы Грязнова, когда он в хорошем подпитии... А что, если ему позвонить?
- Звоните, - "разрешил" Солонин. - А я бы пока занялся другим делом... Следовало бы поговорить с госпожой Амировой, вам не кажется? Пусть покажет мне их гнездышко, сколь бы засекреченным оно ни было. Уверен, что там все прослушивается... Ведь не лень же было кому-то установить там подслушку.
Очень уж он вошел в роль, думал я, набирая цифры номера и шифра, предвкушая, что сейчас услышу драгоценный голос своего старого друга.
- Да... - хрипло сказал Слава. Его голос был великолепно слышен, как если бы он был где-нибудь рядом.
- Здорово, - сказал я. - Что у тебя слышно по нашим общим делам?
- А ничего хорошего, - ответил он устало. - Голова разрывается. Бандиты до того обнаглели, что не просто убивают клиентов, а норовят демонстративно перерезать горло. Для устрашения человечества.
- И у вас тоже?
- Тоже? - переспросил Слава. - Что это значит?