Люди Мансурова следили за своим хозяином и поведением его собеседника. Но незаметно было, чтобы они что-то почувствовали.
- Архивы не здесь, - ответил Мансуров. - И они не принадлежат ни мне, ни тебе. Они принадлежат мусульманскому миру. Всемудрый Аллах позволил Западу изобрести машины, чтобы поставить его в зависимость от правоверных, обладающих нефтью.
- Я не доверяю тебе, - медленно произнес Кадуев. - Ты продал эти архивы русским. За брата. Так?
- Нет, - спокойно ответил Мансуров. - Зачем, не понимаю, ищешь ссоры? Ты сам работаешь на русского бизнесмена по кличке Гоша. И теперь желаешь упредить мои обвинения, говоря, что я продал наши величайшие секреты русским?
- Какие это секреты? - усмехнулся Кадуев. - Это русские, которые работали в Грозном, составили эти карты и планы. И русские знают, что они у нас. И должны начать на них охоту. Так?
- Да, это уникальные документы... - Мансуров тревожно оглянулся на своих телохранителей, заметив, как насторожились люди Кадуева. Но телохранители были слишком увлечены собственными разговорами, успокоенные мирной беседой своего хозяина с этим чеченцем. - Плохо, что мы не доверяем друг другу. Ты подозреваешь, будто я приставил к тебе какого-то русского, который срывает все твои акции, поскольку ты не согласовал их со мной... Но я сам бы желал знать, кто он такой. И хотел бы иметь в своей охране такого человека.
Он снова оглянулся на своих телохранителей. Кажется, они что-то поняли.
- Ладно, - сказал Кадуев. - Мы так ни к чему не придем. Но я могу объяснить все, что происходит... Почему мы, чеченцы, должны одни противостоять России? Наши единоверцы только охали и ахали, глядя, как русские бомбили наши дома, уничтожали наших детей. Так поодиночке они могут снова всех закабалить. Я хочу, чтоб вы возмутились. Должно быть единение всех угнетенных кавказцев под зеленым знаменем Магомета! Почему только мы одни должны приносить в жертву наши жизни? А вы жиреете и предаетесь наслаждениям, изредка помогая нам для очистки совести.
- Поэтому ты стараешься возмутить спокойствие и столкнуть нас с Россией? - спросил Мансуров. - Но только став богатыми и независимыми, как Сауды, мы сможем по-настоящему вам помочь... Вы ведь не захотели нас поддержать в Карабахе? И спокойно смотрели, когда армянские танки шли в направлении Баку...
- Все, что могли, мы сделали в Абхазии, - сумрачно ответил Кадуев. - И давай прекратим эти словопрения или оставим их нашим политикам...
Он встал. И тут же вскочили его люди, распахнув пиджаки.
- Итак, зачем ты меня сюда пригласил? - спросил Мансуров, продолжая сидеть. Его охрана тоже продолжала мирно беседовать.
- Ты должен отдать мне этого русского... - склонился к нему Кадуев.
- У меня его нет, - ответил Мансуров. - Я сам бы хотел знать, кто он такой и кто за ним стоит... Быть может, Джамиль ибн Фатали? Его деньги здесь работают против нас. И он повязан, как я знаю, с этим русским дельцом Георгием Козлачевским, на которого, между прочим, работал ты. И сядь. А то твоя охрана подумает, что мы сейчас начнем кидаться посудой и вцепимся друг другу в бороды.
- В этом нет необходимости, - сказал Кадуев.
- Сразу поднимешь стрельбу? - спросил Мансуров, усмехнувшись. - Так дела не делаются... Нет, с тобой стало невозможно вести какие- либо серьезные переговоры. Раньше ты был другим... Похоже, неудачи сломили твой дух. И ты ищешь виноватых везде и во всех. Только не в себе самом. Ты слишком за все стал хвататься, дорогой Ибрагим! То угоняещь иранский самолет, то захватываешь сына Президента... Или врываешься в наше посольство. Ты знаешь, чего мне стоило всякий раз вытаскивать тебя из тегеранской тюрьмы?
- Ты? - спросил Кадуев, смутившись. - Это ты нас вытащил?
- Мои адвокаты, скажем так. Но чего это мне стоило? И вот теперь ты взялся за диверсии в центре Баку. Чтобы столкнуть нас лбами с Россией... Большей глупости придумать невозможно. Мы не можем воевать. Для этого мы слишком миролюбивая нация, желающая пожить в комфорте и неге, поскольку Аллах поселил нас на этой благословенной земле. А вы, как в Абхазии, желаете нам навязать свои порядки...
Они уже говорили на повышенных тонах, не обращая внимания на посетителей, которых становилось все больше.
Мансуров заметил это и, успокаивая Кадуева, поднял обе руки вверх.
- Ибрагим, нам лучше прекратить этот ненужный спор, честное слово. У тебя слишком много ко мне претензий. То приписываешь мне этого неверного, которого называешь русским, то тебе не нравится моя жена... Посиди спокойно, поговорим о чем-нибудь другом. В конце концов, у нас общие цели, нам есть о чем договариваться, хотя мы не совсем удачное выбрали для этого место.
Кадуев впервые за время разговора посмотрел по сторонам.
- Мне нужен этот русский, - сказал он.
- Знаю, - примирительно улыбаясь, кивнул Мансуров. - Сам бы хотел на него поглядеть. Но мне все больше кажется, что его прислал к нам Аллах, чтобы не позволять делать глупости. И не смотри на меня так. Вы, чеченцы, слишком ожесточились от войны, которую, положа руку на сердце, сами же затеяли. Лучше посмотри вокруг. Сколько на этом свете красоты, покоя, замечательных женщин. Вы лишили себя всего этого, но ради чего? Вы же знаете, что русские готовы дать вам все. Только живите сами и дайте жить другим. Они уже усвоили эту простую истину, которая не противоречит ни Корану, ни Библии. Аллах все вам воздаст. Надо только не торопиться...
Кадуев щурился, усмехался, мотал головой во время этой речи Мансурова. Потом резко поднялся:
- Отдашь мне русского, как я отдал тебе архивы?
И, не дожидаясь ответа, двинулся к выходу. Посетители ресторана смотрели ему вслед.
Чеченцы начинали действовать Мансурову на нервы. Они устали сами, теперь старались переложить свою усталость и ожесточение на других. Им невыносимо было видеть, как единоверцы наслаждаются мирной жизнью. От этого обострялось их чувство одиночества, в своих бедах они готовы были обвинить весь белый свет.
Мансуров тяжело поднялся с места. Глядя, как вслед за ним поднимаются телохранители, он подумал, что навряд ли они смогли бы его защитить.
Рассчитывать придется лишь на себя. Раз уж он занял такую позицию - между Алекпером и Самедом, с одной стороны, и Кадуевым - с другой. Между молотом и наковальней, иначе говоря.
Сегодня еще предстоял разговор с женой. Она обещала подъехать сюда к этому времени. Он посмотрел на часы. Опаздывает, как всегда.
Он вышел из ресторана. Зачем он назначил ей встречу именно здесь? Или это она назначила? Ну да, она очень любит это заведение, построенное во времена благословенного застоя к приезду Брежнева...
Сейчас мало кто об этом помнит. Еще меньше тех, кого это интересует. А вот его, бывшего секретаря райкома по идеологии, это до сих пор волнует. Нельзя сказать, что он горюет по прежней жизни, но она ему небезразлична.
Он стоял возле двери, ожидая приезда Фирюзы. Почему нельзя было устроить эту встречу дома? Видимо, сюда ближе, чем домой, - она постоянно в каких-то делах и разъездах. Может заскочить домой на минуту, другую, когда нужны деньги. На что? На кого? Он ни разу ее об этом не спрашивал. Быть может, содержит молодого любовника?
Но вот, кажется, ее машина... Он спустился к тротуару, протянул, улыбаясь, руки. И тут же из промчавшегося мимо джипа раздалась короткая автоматная очередь. Будто огненный обруч сдавил грудь Мансурова. Он сделал еще пару шагов вперед навстречу выбежавшей из машины жене и упал на ее руки, теряя сознание.
Его телохранители, вышедшие за ним следом, выхватили пистолеты и послали несколько выстрелов вслед завилявшему среди остановившихся машин джипу.
- Помогите! - кричала Фирюза по-русски. - Кто-нибудь!
Кто-то бросился к ней, кто-то, напротив, шарахнулся в сторону. Она прижимала к себе мужа, стараясь удержать его и чувствуя, как кровь заливает ее одежду. Мансуров хрипел надсадно и негромко. Телохранители подогнали его машину, тоже джип, и с кряхтеньем втащили в него тело хозяина.
- Куда? - спросил Фирюзу водитель.
- В госпиталь! - закричала она. - Здесь недалеко, сразу за углом!
У нее не было сил говорить. Голова мужа покоилась у нее на коленях, в горле у него клокотало. Кто-то из охраны по сотовому звонил в госпиталь.
Фирюза осторожно гладила его редеющие седые волосы. Он застонал.
- Не умирай, - прошептала она в отчаянии ему на ухо. - Прошу тебя...
Дальше все происходило как бы само собой - быстро, споро и слаженно. Уже на пороге приемного покоя Мансурова подхватили и переложили на носилки с капельницей. И бегом, бегом, оттеснив Фирюзу и охранников, повезли куда-то в глубь приемного покоя, где уже распахивались с шипением двери лифта.
Фирюза молча смотрела вслед. Охрана вопросительно - на нее.
- Где его телефон? - спросила она с каменным выражением лица.
Она боялась, что если сейчас начнет их обвинять, то устроит скандал на весь Баку и уже не останется ни времени, ни сил на то, что следовало делать сейчас в первую очередь.
Взяв сотовый, она внимательно посмотрела на охранников. Наверняка никто из них не понимает по-французски, но все-таки... Могли бы и отойти. Они поняли ее и подчинились.
Она набрала номер Огюста. Был бы он только на месте. Господи, молилась она про себя, не вполне сознавая, какому именно Богу сейчас молится.
О пост снял трубку.
- Дорогая, - сказал он. - Я так ждал твоего звонка...
А сам говорил вполголоса. Может, жена приехала?
- Только что стреляли в моего мужа, - сказала Фирюза. - Его тяжело ранили. Три или четыре пули в грудь. У нас врачи - ни к черту, не верю я им! Ты должен сделать так, чтоб моего мужа осмотрел ваш врач. Ты меня понял?
- Дорогая... - замялся он.
- Ну что, ну дорогая, что дальше? - крикнула она, едва сдерживая себя, чтобы не обругать его последними словами. - Хочешь сказать, что нам с тобой это на руку? Пусть умрет, а ты сразу разведешься со своей... Ты это хотел сказать? Так вот знай, если он умрет, ты больше меня не увидишь! Ты должен ради нас сделать все, чтоб мой муж остался жив!
- Но так сразу... дай подумать... Где находится сейчас твой муж?
Она продиктовала адрес.
- Хорошо, хорошо... - бормотал он. - Только не волнуйся, дорогая. Я обязательно что-нибудь придумаю.
- И побыстрей, - сказала она - Если не хочешь меня потерять...
7
- Гоша! - хрипел Кадуев по телефону. - Ну что тебе стоит? Прими нашу веру, и я все для тебя сделаю! Всем ты мне нравишься, ты мужчина, ты умница...
- Да, я не баба, - согласился Гоша. - Поэтому хватит талдычить мне комплименты. Говори дело: ты ухлопал Мансурова?
- Гоша, это не телефонный разговор.
- Не я его затеял, - сказал Гоша, поглядывая на часы. - Ну все, скоро спутник уйдет. Он еще жив?
- Жив. С ним бельгийские врачи, аппарат искусственного дыхания... Может выжить. А охрана знаешь какая?
- Не прорваться? - усмехнулся Гоша.
- Ай, не о том мы с тобой говорим, дорогой! - воскликнул Кадуев.
- Поздновато ты решил сменить хозяина, - заметил Гоша. - Раньше надо было думать.
- Запомни, дорогой! У меня нет и не будет хозяев. Русские таких, как я, называют отмороженными, ты понял, да? Союзником могу быть, но не холуем. Пока ты мне нужен, я с тобой. Это запомни. Я...
- Ладно, заканчиваем... - оборвал его Гоша. - Это все, что ты хотел мне сказать?
- Гоша... я отдам тебе архивы. Найду и отдам! Только найди мне этого русского, кто такой, почему сидит в Баку, почему преследует меня по пятам, почему вмешивается в мои дела?
- Архивы у Мансурова, если не ошибаюсь? - спросил Гоша.
- Да. Но Мансуров не жилец, считай калека, если выживет.
- Так вот возьми у него архивы, если он такой слабый. Тогда поговорим. А сейчас заканчиваем.
И отключил аппарат. Посмотрел на сидящего перед ним Артема, здешнего вора в законе.
- Слыхал? - спросил Гоша. - Ни на кого нельзя положиться. Не с кем дела иметь.
- Ты присылал к нам сюда своего киллера? - спросил Артем.
- Кто это тебе сказал? - спросил Гоша, наливая себе и гостю водки.
- Мне никто ничего не говорил. Я сам все знаю.
- Не понимаю, о чем ты, - поднял брови Гоша. - Ты пей, потом поговорим.
- Потом ты скажешь, что был пьяный и ничего не помнишь.
- Ах, это... - протянул Гоша. - Ты про Соловья? Ну какой он киллер, Артюша? Он только хотел разузнать, кто чем дышит в мое отсутствие.
- Уже говорил, и не раз - не смей называть меня Артюшей, - капризно заныл Артем.
- Все понял. - Гоша выставил перед собой ладони. - Извини. Забываюсь... Так не будешь пить? А я выпью.
И опрокинул в себя полную рюмку. Артем мрачно, не мигая, смотрел на него.
- Что ты собираешься делать с Томилой? - спросил он, дождавшись, когда Гоша прожует маринованный масленок.
- А что с ним делать, если он ни в чем не хочет признаваться, пусть пока... И потом, возвращаясь к сказанному, подумай сам, на хрена мне этот Соловей, когда у меня есть Тимур?
- А меня за собой уже не числишь? - спросил Артем.
- Вот что, Артюша, то есть Артем, - шумно вздохнул Гоша, откинувшись от стола. - Я братву никогда не обижал. Скажи, так это или нет?
- Так, - кивнул Артем.
- Хоть ты меня постоянно подозреваешь, - погрозил ему пальцем Гоша. - И если будешь так со мной разговаривать, буду звать тебя Артюшей... Договорились? Или вы думали, раз попал Гоша в столицу, то уж близко не подходи, так? Нет, ты не отмалчивайся. Говори, так или не так?
- Ну не без этого, - впервые улыбнулся Артем, обнажив сплошь золотые зубы.
- Вы одно не поймете, там выделяться нельзя, - сказал Гоша. - Вот ты золотыми коронками на всю тайгу сверкаешь. А мне этого нельзя. Не поймут. И пришлось мне в первый же день, как приехал, поменять все золото на металлокерамику... Видишь? - Гоша потянулся к Артему через стол, приоткрыв рот. - По сто восемьдесят баксов за зуб. Представляешь? А перед тем, сам знаешь, у твоего лепилы по твоей рекомендации такие же, как у тебя, вставлял... Думал Москву покорю, все бабы будут мои от такого сияния. Но чего нельзя - того нельзя. Ихний лепила полдня только мной занимался, у меня зубы были уже подточены... Там тусовка, понял, все решает.
- Тусовка? - спросил Артем. - Артисты, что ли?
- Если бы... - махнул рукой Гоша. - Там все, кого вам по ящику показывают. Артисты, воры, министры, депутаты, фотомодели. Вот они посмотрят на тебя и фыркнут от твоего прикида. И ты все - спекся... И даже близко не подходи. Им нельзя с тобой, деревней, вместе показываться, имидж свой портить. Понял, нет?
- Трудно там тебе, - посочувствовал Артем. - Ну так что ты насчет Томилы решил?
- А что тебе Аркан сказал? - спросил Гоша, вытирая губы тыльной стороной ладони. - Аркан молчит?
- Пока молчит... Он только подтвердил, что Чердака наставил приглядывать за твоей Еленой. Мол, Томила попросил. И все. Ни в чем не признается.
- Значит, не так спрашивали, - сказал Гоша, поморщившись. - Я-то, дурак, отдал Томиле и Аркана. Вот был верный пес. Может, мне с Арканом потолковать?
- Больно много у тебя проблем, - ответил Артем. - Ведь потому ты меня к себе позвал, верно?
- Ты про Тимура? - спросил Гоша. - Уже знаешь?
- Спекся твой Тимур, - буркнул Артем. - Больно много он у тебя по утрам бегал. И добегался.
- Сволочь... - выругался Гоша. - Представляешь, привязался к этим кроссовкам. Я ему из Германии их привез. До этого все с обувью мучился, к ортопеду бегал... А эти в самую пору пришлись. Рад был. Только что не спал в них...
- Ты бы не темнил. Что делать, говорю, собираешься?
- А что делать... - Гоша в упор глянул на Артема. - Ждем-с. Известий из столицы. Они же кроссовки, сам знаешь, с собой увезли. А он в них где только не бывал, куда только не вляпывался.
- Если след у них есть, - сказал Артем, - то им сравнить его надо.
- Выручишь? - спросил Гоша.
- Подумаем, - ответил Артем. - Влип ты, конечно. И с девкой этой. Вот ты бы застал их, кого бы замочил? Ее или его?
- Ее бы пожалел, - сказал Гоша. - А Чердака бы сразу.
- Именно так, - сказал Артем. - Но ведь ее шлепнули после него, мне менты говорили. Как думаешь, Томила мог ее убить?
- Не похоже, - сказал Гоша. - У него бы руки тряслись. А тут кто-то спокойно - прямо в лоб. Аркан молчит, потому что наверное сам это сделал. Укажет на Томилу, а тут выяснится, что Томила сроду пушку в руках не держал. Ты это знаешь, но молчишь. Потому ли, что хочется тебе, чтоб Томила за это отвечал? Скажи как есть, по правде.
- Аркан, если он стрелял, то действовал по наущению Томилы, - ответил Гоша. - А так ты все обсказал похоже. Тебе бы в менты податься. Свой сыскарь в органах - самое то. Те все больно продажные...
- Так что будем делать? - спросил Артем, закуривая.
Гоша не ответил. Встал, подошел к окну, засмотрелся на площадь перед гостиницей, залитую синевой сгущающихся сумерек.
- Пора в Москву возвращаться. Я-то официально прибыл сюда на открытие участка нефтепровода. Большой участок - двести километров - не шутка.
- Читал, писали, - сказал Артем, кивнув в сторону журнального столика, заваленного газетами.
- Ну вот так. Уехать просто так, оставив все как есть, сам понимаешь, не в моих правилах. Чистить надо. Чтоб за тылы быть спокойным.
- Значит, сначала Томилу, потом Тимура? - спросил Артем.
- Видимо, в этой последовательности... - сказал Гоша, скрестив руки на груди. - Томила достал меня с этой трубой, помнишь? Подзорная. У Ивлева я ее взял перед тем... А он, видно, узнал, видел у него... И так пристал: откуда, мол. Прикинулся, что не понимает моих намеков, ждал, сука, что я сам все скажу... Хотел, чтоб я признался. При всех.
- Много ты ему позволял, - упрекнул Артем. - Ребята обижались.
- Верил я ему. Кто из друзей у меня, кроме него, остался? Я, говорил, прошел огни и воды. Намекал, чтоб я ему устроил медные трубы. Обижался, если на прием его в посольство не брал. Труба ему моя не понравилась! Вот пусть через эту трубу и пройдет! Как через огонь и воду.
- Можно, - сказал после паузы Артем.
- Да не ты! - хлопнул его по плечу Гоша. - Тимура бы напоследок задействовать. Зачем тебе лишнее на душу брать? Верно говорю?
- Значит, с Томилой говорить не будешь? - спросил Артем.
- Да некогда мне. То, се... Звонить в министерство надо. Возвращаться велят начальники.
- Без тебя там никак, - усмехнулся Артем.
- Погоди... Придет еще мое время. Мне бы ребят побойчее, на которых можно бы положиться, как на себя... А где сейчас Томила? Далеко?
- Полчаса езды, на даче. Бывшая обкомовская, где гости из Москвы отдыхали, знаешь?
- Бывал, - кивнул Гоша. - И не раз. С Еленой мы там познакомились. Нам сауну устроили, девочек пригласили... А она там была в первый раз. Ну я сразу и решил - моя.
Гоша снова разлил по рюмкам.
- Тимура берем под наблюдение? - спросил Артем. - Он спокоен, ничего не подозревает?
Гоша помедлил с ответом, надевая шубу.