- Жалко его, дурака. А что делать? Дело прежде всего. Проблемы надо устранять по мере их поступления, как сказал... не помню уже кто.
Артем только криво усмехнулся, ничего не ответив на это.
Они вышли из гостиницы.
- Где он сейчас? - спросил Артем, когда подошли к машине.
- У себя в номере. Пьет с тех пор, как менты в Москву улетели с его галошами. Я его не трогаю...
- Потому и пьет, - сказал Артем. - С Арканом что будем делать?
- Не знаю... Его-то за что, если по справедливости? Его дело исполнять. Слушай, а может, это не он?
- А кто? Кому это нужно? И кто осмелится, зная, что к чему?
- Верно, - согласился Гоша. - Ну поехали, что ли...
- Сейчас. - Артем подал знак рукой, и два крупных парня с бритыми затылками, которые они прятали в меховых воротниках своих шуб, приблизились к нему.
- Эти? - спросил Гоша. - Это моему Тимуру на одну левую.
- Наружное наблюдение, - объяснил Артем. - Тимура мочить рано. У него еще Томила на очереди. Тимур обрадуется небось заданию. Решит, что его помиловали.
- Эти, что здесь были, - сказал Гоша, - что его галоши увезли на экспертизу, не помилуют.
Они ехали около получаса. Подъехали к высокому каменному забору. Гоша все еще о чем-то раздумывал, хотя машина уже остановилась перед железными воротами. Водитель и Артем вопросительно смотрели на него.
- Приведите сначала Аркана, - негромко сказал Гоша.
Артем кивнул водителю: давай, мол, исполняй. Тот исчез за воротами.
Аркадия вывели и подвели к машине. Он был в свитере и джинсах, на запястьях наручники. Лицо заросло щетиной.
- Аркаша, - сказал Гоша. - Ты меня знаешь. Я сам отдал тебя Олегу Дмитриевичу. Сказал, служи ему, как мне служил. Было такое?
Аркан кивнул: было.
- И ты верой и правдой ему служил?
Аркан еще раз кивнул: служил.
- Исполнял все его приказания? - не отставал Гоша. - Да или нет? Ответишь честно - ты свободен. Заберу к себе назад. Ну что молчишь - язык проглотил? Все приказания исполнял?
- Да, - ответил Аркан и понурил голову.
- Не хочешь выдавать хозяина? Это хорошо, - похвалил Гоша. - Утром тебя отвезут домой. Иди.
- Теперь Томилу? - спросил Артем.
- Н-нет... не надо. Лучше я сам к нему пойду. Он где у вас там сидит?
Они прошли в ворота. Артем показал на полуподвальное окно. Гоша подошел к нему и присел на корточки.
- Ничего не видно, пусть там свет кто-нибудь включит, - сказал он.
Свет включили. Гоша вздрогнул, увидев сидевшего на стуле Томилина.
- О Боже... Да хоть галстук снимите с него... Нет, я к нему не пойду. Зачем... Зрелище не для меня. Делайте, как договорились.
И, распрямившись, быстрым шагом направился к воротам.
8
Володя Фрязин появился в кабинете Грязнова.
- Вы меня вызывали?
- Вызывал, вызывал... - ответил Грязнов, держа в руках негативы с волнистыми изображениями. - Вот полюбуйся! Твоих рук дело. Все сходится, смотри и радуйся.
- Чему тут радоваться, - вздохнул Володя. - Люди погибли ужасной смертью... И к тому же неизвестно, кто зарезал Новруза в Баку.
- Пока неизвестно, - поморщился Грязнов. - Но Борисыч это убийство не выпускает из поля зрения, жмет на нас. А что мы можем? Их полиция, чуть что, сразу начинает верещать по поводу нашего вмешательства... Соглашения-то нет до сих пор. Я так Турецкому и сообщил.
Грязнов положил рядом с негативами уже знакомое Володе заключение биологической экспертизы крови. Потирая руки, сказал:
- Все один к одному. Могу тебя поздравить. Теперь твоему Тимуру не отвертеться.
- И кто его будет арестовывать? - спросил Володя.
- Не мы же... Получен ордер на его арест. Прокуратура пошлет им факс. Арестуют, если успеют.
- Думаете?..
- А что тут думать? - сказал Грязнов. - Ты же видел его хозяина. Тому палец в рот не клади. Сразу просек, что к чему. Теперь этот громила Тимур обречен. Такие болячки они отсекают сразу. Я уж и так и этак прикидывал, как бы его увезти с нами в Москву. А потом понял: бесполезно. Ничего бы он нам не сказал. Что он знает про хозяина? И если даже знает, не скажет. Не удивлюсь, если он уже получил свою пулю в затылок.
- Значит, до Козлачевского нам пока не добраться? - спросил Володя.
- Пока нет...
- Есть еще Томилин, - сказал Володя. - С ним бы побеседовать. Он пока тоже в Тюмени.
- Побеседовать можно, - согласился Грязнов. - Весь вопрос в том, кого он больше боится, тебя или Козлачевского. Боюсь, не тебя...
Его слова прервал телефонный звонок.
- Борисыч! - обрадовался Грязнов. - Какими судьбами? - И подал знак Володе, чтобы тот снял трубку на параллельном аппарате.
- Вчера было покушение на Мансурова, - сказал Турецкий.
- Да ты что! - не удержался от возмущения Грязнов. - И кто? Опять третья сила?
- Никто ничего не понимает, - ответил Турецкий. - Не думаю, что и вам там в Москве что-нибудь известно. Лучше постарайся выяснить, и побыстрее, что такое архивы Грозненского нефтяного института? Представляют ли они в настоящее время ценность. И если да, то какую? Слава, мне это нужно очень срочно. Тут происходят либо могут произойти кое-какие события... Кстати, как там Козлачевский? Где он, что поделывает?
- Сейчас он в Тюмени. А что?
- Слишком заметен его интерес к тому, что здесь происходит. Возможно, он причастен к стрельбе по Мансурову.
- Вас понял, - сказал Грязнов и выразительно посмотрел на Володю.
- Слава, с Козлачевским будь осторожнее, вернее, с теми, кто его окружает. А насчет архивов я хотел бы знать уже сегодня. Обратись к Косте. Он найдет скорее концы. Я к нему не могу пробиться.
- Я так и собирался, - ответил Грязнов. - Что еще?
- По поводу убийства Новруза... Есть что-нибудь? У вас же было что-то подобное. Какие-то тюменские "генералы". Хоть какая-то зацепка есть?
- Да нарыли кое-что. Володя привет тебе передает. Он тут отличился. С риском для жизни, можно сказать. Но все подробности при встрече. Какое это имеет отношение к вашему Новрузу, пока не пойму... Может, узнаю что-нибудь... Как там погода?
- Пошел к черту со своей погодой, - на смешке произнес Турецкий. - Ты понял, что я сказал? Давай звони Меркулову. А я буду ждать твоего звонка.
И положил трубку.
Вячеслав Иванович набрал номер Меркулова:
- Константин Дмитриевич? Вам пламенный привет от Вячеслава Ивановича...
- Что-то тон у тебя сегодня игривый, - заметил Меркулов. - Случилось что?
- ...А также от Александра Борисовича. Тоже шлет пламенный привет из солнечного Баку, хотя вполне мог позвонить вам и сам по интересующему его вопросу... Но почему-то решил нагрузить меня. Боится вас, что ли? Хотя мне сказал, что не может дозвониться.
Вячеслава Ивановича редко охватывало такое пустословие. Но сегодня была причина - убийца "генералов" установлен. Отсюда и хорошее настроение, которое всегда вызывало у него желание говорить.
- Мне некогда, - остудил его Меркулов. - У меня люди. Говори, что случилось.
- У меня тут тоже люди. - Грязнов подмигнул Володе. - И еще какие. Бьюсь об заклад - не чета вашим. А случилось вот что: Борисыч срочно интересуется, что такое архивы Грозненского нефтяного института. И какую они имеют ценность...
- Когда? - встревоженно спросил Меркулов. - Когда он о них спросил?
- Да вот только что, - ответил Грязнов. - А ты с чего так разволновался?
- Да у нас тут было целых два дела по их пропаже... Он нашел какие-то следы?
- Этого не знаю, - вздохнул Грязнов. - Так что ему сказать, или сам позвонишь?
- Позвоню сам. А ты мне скажи, что нового у вас по тюменскому делу? Что-нибудь прояснилось?
- Да самую малость, - ответил Грязнов. - Идентифицировали того, кто резал глотки. Телохранитель известного тебе...
- При встрече расскажешь, - перебил его Меркулов.
- Дожили! - рявкнул Грязнов. - Генпрокуратуру уже прослушивают!
- Ну, что ты чушь порешь? Никто не прослушивает. Но это очень важное сообщение. Что ж ты раньше об этом не сказал?
- А если у меня голова кругом? - спросил Грязнов. - Если я уже ни черта не могу понять, что надо сразу, а что потом. А если я сам только что об этом узнал?
- Успокойся, - примирительно сказал Меркулов. - Убийца, наверное, стрелочник?
- Скорее всего. И даже наверняка. Стрелочник... Вы посмотрели бы на этого Гошу Козлачевского... Он сразу все просек. И от этого своего киллера откажется, не моргнув. Этого, как вы говорите, стрелочника уберут, и концы в воду. Если мы, конечно, не опередим.
- Ну-ну, зачастил, - вздохнул Меркулов. - Нервы у тебя в последнее время...
- Так хоть вы меня не дергайте! - взмолился Грязнов. - Я должен, Володя должен, все мы должны, а кто нам хоть какой-нибудь должок вернет? Вон Володе опять в Тюмень лететь. Он голову там положит в пасть тигра, которого никто не дрессировал. А может, там следы этих архивов обнаружатся, откуда я знаю...
- Теперь узнаешь, - сказал Меркулов. - Сейчас важнее этих архивов ничего нет. Когда мы объединяли эти два следственных дела о пропаже архивов, я разговаривал с учеными, с теми, кто эти архивы создавал. Раньше им особого значения никто не придавал, не до них, видимо, было. А сейчас, говорят, им цены нет.
- Вот-вот, - вздохнул Грязнов. - Каким-то бумажкам нет цены. А люди - тьфу! Пусть из-за бумажек этих на смерть лезут. Вот как я после этого Володю Фрязина могу туда одного отправлять? После того, как мне стало известно, какой это риск...
- Я все равно поеду, - сказал Володя, прикрыв ладонью микрофон.
- Не с тобой разговаривают! - прикрикнул на него Грязнов. И, уже приструнив себя, успокоившись, другим тоном спросил Меркулова: - Так объясните вы мне, что это за архивы?
- Изыскания, предположения, гипотезы, которым долгое время не придавали значения, - стал объяснять Меркулов. - А сегодня эти гипотезы нашли подтверждение... Если бы занялись ими в свое время всерьез, может, жизнь нашей страны пошла бы по другим рельсам. Словом, передай Александру Борисовичу, пусть звонит и не сомневается...
Когда разговор закончился, Грязнов спросил Володю:
- Не передумал ехать в Тюмень? А как будешь действовать? Ведь Козлачевскому ты был нужен, чтобы раскрутить это дело с его бывшей любовницей. И потому он тебя терпел. А сейчас, когда ты его телохранителя расколол, думаешь, ты будешь ему нужен?
- Не думаю, - ответил Володя. - Но, с другой стороны, пока он там, со мной ничего не может случиться. Он понимает, что сам под колпаком. Вот когда он будет возвращаться назад, в Москву, тогда мне снова придется к нему напроситься на чартер...
- Это верно, - согласился Грязнов. - Держись к нему ближе. Он больше чем под колпаком. Он у меня на крючке. Намекни ему об этом при случае. А вот как ты разговоришь его по поводу этих архивов, уж и не знаю... - Грязнов задумался. - Значит, ордер на арест Тимура будет у тебя завтра. Завтра же и вылетай. Сначала заявишься с ним в прокуратуру, потом в областное УВД. И никакой самодеятельности. И звони. Держи меня в курсе всех событий... Договорились?
Володя смотрел на него с сочувствием. Старый ворчун. Вернее, работает под такого. Очень хочет, чтобы у него были ученики. Чтобы было кому передать традиции и все такое...
А сейчас надо опять лететь в Тюмень. Хоть и не успел толком здесь, в Москве, выспаться.
- Я хотел спросить про Коноплева, - сказал Володя. - Нового "генерала" "Сургутнефтегаза". Что про него известно? Где-нибудь с Козлачевским он пересекался?
- Еще как, - усмехнулся Вячеслав Иванович. - Гоша - на верхних нарах. Коноплев - внизу. У Гоши, чтоб ты знал, недержание мочи было. А Коноплев эту детскую болезнь его терпел. И Гоша это не забыл, остался благодарным...
Их разговор прервал телефонный звонок. Это был Турецкий.
- Ну что? - спросил он. - Говорил с Костей?
- Ну ты, Александр Борисыч, даешь! - восхитился Грязнов. - Прямо как за дверью стоял и слушал. Говорил, только что закончил. - И кивнул Володе, пока, мол, иди, свободен.
Володя вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
- И что? - спросил Турецкий. - Говори, не томи.
- Цены этим архивам нет, - сказал Грязнов. - Ценнее нас с тобой, вместе взятых. Говорит, Союз бы не распался, вернее, пошел бы по другим рельсам, если бы в эти архивы кто-нибудь в свое время вчитался. Мол, чеченцы теперь локти себе кусают, что Мансурову их продали... А Мансуров в госпитале лежит?
- Да, без сознания, - подтвердил Турецкий. - Вот я посоветоваться с тобой хотел. Что, на твой взгляд, предпримут те, кто захочет вернуть архивы?
- Что бы я на их месте сделал? - призадумался Грязнов. - Все ты меня, Борисыч, в несостоявшихся уголовниках держишь... хоть я уже полковник милиции. А я бы на их месте его женой занялся. Говорят, симпатичная бабочка...
- Есть такое, - согласился Турецкий. - Только не стать бы ей в скором времени вдовой. Не добили бы они ее муженька в госпитале.
- Будем надеяться на лучшее.
- Будем, - поддакнул Турецкий. - Им сейчас, думаю, кроме этих бумаг, никто не нужен. Толку от Мансурова сейчас никакого... Витя Солонин мне тут то же самое втолковывал, мол, теперь они за дамочку примутся, а я понял это так, что он сам не прочь ее поохранять, пока муж в коме пребывает.
В трубке послышалась какая-то возня, прерываемая смехом и бормотаньем.
- Еще один обиженный - некто Витя! - сказал Турецкий, запыхавшись. - Стоит тут у меня над ухом и мешает. Привет тебе передает, включая благодарность за моральную поддержку.
- Взаимно, - буркнул Грязнов и положил трубку.
9
Тимур гнал на своем "опеле" в сторону аэропорта, поглядывая в зеркало заднего обзора. "Лендровер" мчался за ним, поднимая снежную пыль, не сокращая и не увеличивая дистанцию. И когда "опель" прибавлял, "лендровер" прибавлял тоже.
Хотят догнать, когда выедем на лесополосу, подумал Тимур.
Он сам в этой лесополосе кое-кого в свое время замочил точно таким же образом.
Решили воспользоваться его опытом? Тимур усмехнулся, покрутил головой. Неужели этим соплякам с бритыми затылками заказали его, Тимура? Или Гоша решил, что он, его верный телохранитель, сам гигнется от страха? Сколько их там? Четверо, пятеро? А сколько бы ни было!
Не больше, чем патронов в обойме его "глока". Хватило бы только патронов...
Хватило бы баксов... Он взглянул на дорожную сумку, у которой выпирал правый бок, заполненный пачками "зеленых". На старость хватит. Он вернется к себе в Кизляр и забудет как страшный сон все, что здесь происходило. К хозяину он не в претензии. Прокололся он сам со своими кроссовками, будь они неладны... Но если только в них он мог ходить легко и бесшумно, как снежный барс. Если только в них он мог выполнять поручения хозяина. И хозяин никогда не проявлял недовольства. Очень натурально переживал по поводу Степана Ивлева и Николая Бригаднова, грозивших его посадить, а ему, Тимуру, сунул втихомолку, ни о чем не говоря, только глядя прямо в глаза, пару долларовых пачек. И дело было сделано. На месте Гоши он поступил бы точно так же. Даже еще круче... Но сейчас он действует без его безмолвных приказов.
Тимур не стал ждать, когда приедут за ним из столичного МУРа... Одно обидно, что Гоша столько держал его за обыкновенного дурака. Неужели угадывание хозяйских желаний говорит лишь о раболепной покорности и ничего об уме?
Да, сначала он не понял, чего от него хочет этот сопляк из Москвы. А когда что-то сообразил - было уже поздно. Хозяин сдал его с потрохами. Но он, Тимур, не в обиде. Все правильно.
Ибо он, Тимур, вполне может утянуть за собой других, и Гошу в первую очередь... А за что, если по-честному? Сам прокололся с этой "Пумой", сам и отвечай... Но все-таки хозяин за столько лет верной службы-дружбы мог бы как- нибудь выручить, заслонить, купить этих ментов. Наверное, не мог. Наверное, не желает светиться ни со своими бабками, ни со своими адвокатами.
И потому послал за ним этот "лендровер". Они все почему-то думают, что он, Тимур, туго соображает. Слишком сильный, чтобы быть умным... Придется их разочаровать.
Ну вот и лесополоса. Тимур ее знает как свои пять пальцев.
Возил сюда кое-кого, потом их находили случайно грибники...
Тогда он их просто расстреливал, но потом Гоша по пьянке сказал: ты джигит, Тимур! Своих врагов вы у себя резали, как жертвенных баранов. Я сам видел, как здорово у тебя это получается.
Верно, было дело, пригласил он как-то Гошу к себе в Кизляр, собрали стол, дорогому гостю - почет и уважение. Гоша отстегнул хозяину, брату Тимура, на новую машину... И Гоша, еще трезвый, пошел смотреть, как он, Тимур, режет барана. Пусть чувствуют себя баранами, говорил он потом про своих врагов, как правило, их не называя... Но он-то, Тимур, всегда понимал хозяина с полуслова. И ни разу не ошибся, и всем врагам хозяина это стало внушать ужас. Даже Томилин, школьный друг Гоши, который имеет привычку дерзить при посторонних, побледнел, когда узнал, какой смертью погибли Ивлев и Бригадное. Хозяин как бы ненароком подсунул ему и еще кое-кому газету, где крупным планом были сфотографированы трупы бывших "генералов".
Тимур сбавил газ. Пусть догонят. Пусть эти самодовольные прыщавые юнцы в последний раз в жизни насладятся чужим страхом и унижением. А он пока снимет предохранитель со своего "глока"...
И они догнали, обошли, развернулись, и он, чтобы их обойти, свернул с шоссе, погнал через кусты, пока не завяз в снегу.
Они смеялись... И приблизились к нему, когда он с трясущимися руками выбрался из машины, протягивая им свою сумку с валютой.
- Зачем? - спросил коренастый, широколицый, с жидкими белесыми волосами. - Мы и так возьмем.
- Мальчики, ребята... - бессмысленно канючил Тимур, протягивая им сумку. - Пожалейте...
А сам их в это время пересчитал - так и есть, всего-то пятеро и, придурки, встали возле него полукругом.
Один, рыжий, конопатый, вырвал у него сумку, поддал ногой, и салатные пачки выпали в снег, а они всего-то на момент вожделенно на них уставились... И тут Тимур взревел, упал в снег, они и не заметили, как там, в снегу, он выхватил из кармана верный свой "глок" и, резко развернувшись, лежа на спине, разрядил в них, запоздало хватающихся за пистолеты, ровно пять патронов... Кто-то из них, белобрысый кажется, все-таки выстрелил, падая, и попал в рыжего, который был уже мертв.
Остальные четверо ревели и стонали, возясь в кровавой снежной каше, хватая разинутыми ртами воздух.
Тимур встал и выпустил из своего автоматического пистолета еще пять патронов, последних, на этот раз в их головы.
Впрочем, на рыжего уже можно было не тратиться, он был убит наповал, когда пуля попала ему в сердце.
Теперь все они лежали перед ним, безмолвно таращась в серое небо, обещавшее скорые снежные заносы.
Тимур подошел к своей машине. Взглянул на часы. Возни много - пока вытащишь, пока выберешься на дорогу... Ну что ж, возьмем трофейный "лендровер"! Гоша бы одобрил его действия. Хоть сам и послал этих пацанов...
Тимур сел в захваченную машину, которая внутри еще не остыла, а из магнитофона рвалась музыка. Кто-то на английском истошно, будто его резали, орал под гитару.
Мотор работал на холостом ходу, и его ровный, монотонный гул успокаивал.