"Сейчас выставит из кабинета… не привык небось, чтоб ему указывали…" - пронеслось в мозгу. Но олигарх весьма заинтересованно взглянул на него и живо отреагировал:
- Поясните.
- Потому что нужно ехать не только тест-пилотом, но и действующим, так сказать, пилотом команды. Основная задача тест-пилота - испытание новой техники. Участие в соревнованиях возможно лишь в том случае, если из гонки выбыл кто-то из пилотов. Что ж на это рассчитывать? Конечно, очень важно почувствовать, пощупать болиды ведущих западных производителей. Но для того чтобы суметь составить конкуренцию гонщикам "Формулы", необходимо принимать в ней участие. Сколько ни наматывай кругов в качестве тест-пилота, это не заменит даже одной гонки с живыми соперниками, с настоящей борьбой. А за один год пребывания никто меня на этап не выпустит. Где-то полгода понадобится на освоение техники. Потом подготовка к этапу гонок, потом участие… Думаю, все это займет года полтора, не меньше, - твердо закончил он.
Соболевский помолчал, разглядывая Егора с новым интересом, и промолвил:
- А вы мне нравитесь. Думаю, я не ошибся в выборе.
- Надеюсь. Но я еще не дал окончательного ответа.
- Так давайте. Я ваши условия принимаю. Сроку вам на размышления - два дня. Затем нужно будет оформлять документы и учить язык. Если вы согласитесь, разумеется, - с едва заметной издевкой закончил он и поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен. Поднялся и Егор. - Вот вам моя карточка с телефонами. Вот это номера моего секретаря и одного из замов. А последний - это мой. Через двое суток жду ответа. С проектом контракта ознакомитесь у секретаря. Ну-с, я вас больше не задерживаю, - хищно улыбнулся Соболевский.
…Через полчаса ошеломленный Калашников вышел из дверей небоскреба. В глаза ударило ослепительно яркое солнце. Он спускался по широким мраморным ступеням и думал, что все произошедшее в застекленном небоскребе - это сон, мираж, выигрыш в казино: условия, обозначенные в контракте, были полуфантастическими, так не бывает. Но было же! Вон и визитка Соболевского в кармане. Он завернул в переулок, где была припаркована машина, все обдумывая удивительное предложение олигарха.
Неожиданно рядом кто-то вскрикнул и буквально вцепился в его рукав. Егор инстинктивно поддержал падающее на него тело. Этим телом оказалась высокая, стройная блондинка. Прямые пряди волос скрывали лицо.
- О, простите! Господи, как больно!
Женщина все еще крепко держалась за Егора, подпрыгивая на одной ноге. Пострадавшая откинула прядь волос, и Егор оторопел: женщина была исключительно красива. Зеленоглазая, с правильными чертами лица, с белоснежным рядом зубов, обнаженных в гримаске боли… Она была, пожалуй, постарше Егора лет на пять, но это было абсолютно не важно. От нее исходил сумасшедше притягательный импульс. Егор чувствовал, как по его руке, которую сжимали ее пальцы, пробежала сладкая дрожь.
- Что с вами? - мгновенно охрипшим голосом спросил он.
- Вот, нога… Лодыжка… - жалобно произнесла женщина. - Наверно, подвернула.
Егор глянул на тонкую лодыжку и, конечно, поднял глаза выше. Узкая короткая юбка открывала неправдоподобно длинные, стройные ноги. В горле за-
першило. Он кашлянул и торопливо, боясь, что она откажется, предложил:
- Позвольте, я отвезу вас в поликлинику или в травму?
- Если вас не затруднит, - все так же морщась от боли, поблагодарила женщина.
- Разумеется, нет! - с жаром воскликнул Егор. - Обопритесь, моя машина в двух шагах.
Он бережно усадил даму на заднее сиденье подержанного "пассата", спросил, глядя на красавицу в зеркальце:
- Куда ехать?
- Знаете, в травмопунктах такие очереди… Я думаю, мне лучше домой. Нужно лед приложить. И "скорую" можно вызвать, если что. Здесь недалеко. Если вам не трудно, конечно.
- Конечно, нет!
Она назвала адрес. Действительно, недалеко. Что называется, тихий центр.
Буквально через несколько минут машина замерла у подъезда.
- К вам кто-нибудь спустится, чтобы помочь?
- Нет, я живу одна, - ответила женщина. - Не могли бы вы помочь мне добраться до квартиры? А я угощу вас хорошим кофе…
- Разумеется, помогу. И кофе не нужно. Нужно разобраться, что с вашей ногой, - ответил он, чувствуя, как гулко бухает сердце.
Она снова оперлась на его руку, вылезая из машины и поднимаясь на этаж, а он с тайным удовольствием поддерживал ее, вдыхая легкий аромат духов. Золотистые волосы то и дело касались его щеки, и горячая волна желания поднималась, заполняя все его существо.
Они вошли в просторный холл квартиры, женщина опустилась на кожаный диван.
- Присаживайтесь, - указала она на кресло, отделенное от дивана низким столиком со стеклянной столешницей. - Давайте наконец познакомимся. Меня зовут Олеся. Или Олеся Викторовна. Как вам удобнее.
- Егор Калашников, - склонил он голову.
Одновременно посмотрел на подвернутую лодыжку. Она была так же изящна, как и вторая, неподвернутая.
- Как ваша нога?
- Болит… Но уже поменьше. Если вас не затруднит, в ванной наберите, пожалуйста, таз холодной воды. И принесите сюда, ладно? Уж извините, что вас так… использую, что ли… Как известно, добрые дела наказуемы, - улыбнулась она.
Когда Егор вернулся и, стараясь не расплескать воду, поставил таз возле ее ног, на столике уже стояла, бутылка "Хенесси", два пузатых бокала, вазочка с разломанной плиткой шоколада.
- Думаю, нам нужно снять стресс. У меня - от вывиха, у вас - от непредвиденной ситуации, изменившей весь ваш день. Не возражаете? Тогда налейте, пожалуйста.
Она подняла бокал с янтарной влагой, взглянула на Егора чуть раскосыми зелеными глазами, словно прошила насквозь, усмехнулась и промолвила:
- За нас!
Эти слова прозвучали вполне откровенным призывом. Егор хватанул коньяку, ибо был хоть и свободный мужчина, но достаточно в любовных делах неискушенный.
Конечно, в его холостой жизни были связи, но в основном короткие, необременительные, с женщинами по большей части случайными, не оставляющими в сердце следа. Была и другая категория девушек - фанатки, готовые, что называется, отдаться кумиру на помойке. Но к этим юным девчонкам, которым по возрасту было положено влюбляться во все, что движется, а уж тем более в гонщика, движущегося на весьма высоких скоростях, он относился чуть брезгливо, хотя и из них кое-кто попадал иногда в его постель…
Но все эти женщины были вполне обычны, заурядны, ничем особым не примечательны. Таких, как сидевшая напротив ослепительная Олеся (надо же, и имя-то какое… как у колдуньи полесской!), таких у него не было никогда! Она была словно заморская птица, неведомо как угодившая в сети. Или это он угодил в них…
Так думал Егор, не зная, как вести себя дальше.
Тем временем Олеся поставила бокал на стол, подняла подол юбки, начала стягивать с длинной ноги чулок на кружевной подвязке. Делала она это очень медленно. Егор завороженно следил, как обнажается нежная, матово-белая кожа.
- Сними! - протянула она ногу.
Непослушными пальцами он снял тонкий нейлон, ощутил в своих руках теплую, узкую ступню с ровными, наманикюренными пальчиками. Неожиданно для себя, коснулся их губами и подивился аромату, который они источали. Его рука держала ее ступню, ощупывая каждую клеточку, каждую складку. Вот высокий подъем, вот круглая, розовая пятка с мягкой, как у ребенка, кожицей… Рука поднималась вверх, сама, непроизвольно. Ее никто не останавливал. Олеся откинулась назад, позволяя его пальцам блуждать по ее телу. Но уже через несколько мгновений она ахнула низким, грудным голосом, подалась ему навстречу, обхватила жадными, сильными руками… Дальше началось безумие.
Глава 3
ЖЕНЩИНА-ПОДАРОК
Это безумие продолжалось два месяца - ровно столько времени оставалось у Калашникова до отъезда во Францию. Отношения их были странными: он был ведомым, а не ведущим. Эта непривычная для мужчины роль поначалу нравилась ему, нравилось подчиняться ее безудержным сексуальным фантазиям, ее бесшабашности, отчаянной, на грани истерики веселости. Действительно, у него никогда не было таких женщин. Впрочем, таких, как Олеся Викторовна, вообще, наверное, больше не было. Ни у кого.
Когда он говорил ей об этом, она, смеясь, отвечала: "Да, я женщина-подарок! Береги, сокол мой!" Ей нравилось называть его так - очень по-бабьи, по-русски, даже по-деревенски. Она легко, мимоходом заставила его рассказать все о его жизни, ни словом не обмолвившись о своей. Она всегда звонила ему сама, не давая возможности связаться с ней по его собственному желанию. Когда они приходили в дом, где состоялось их первое свидание, квартира сияла безукоризненной, стерильной чистотой. Никогда он не видел случайно оставленной на спинке стула вещицы, чашки, забытой возле раковины, сброшенных в прихожей тапочек. Словно никто и не жил здесь. Да, видимо, так оно и было. Он, разумеется, пробил через справочное телефон по адресу, но ни разу никто не снял трубку. На его вопрос она, как обычно смеясь, отвечала: "Что тебе за дело, чья квартира? Тебе хорошо со мной? Вот и ладно".
Хорошо - не то слово! С ней было безумно хорошо и интересно. Она любила заниматься любовью везде - в машине, припаркованной в тихом переулке (благо стекла его "пассата" были тонированы и проходящие мимо бабушки с кошелками не падали в глубокий обморок), или в густых придорожных кустах, подле сомнительной пивнушки, куда в любую секунду мог нагрянуть по нужде какой-нибудь алкаш, или в полупустом зале кинотеатра… А потом они залетали в какой-нибудь неведомый Егору ресторанчик. И она сидела там - холеная, неприступная, роскошная жар-птица. И он видел, какими взглядами пожирают ее мужчины. И со сладким упоением вспоминал, что они вытворяли каких-нибудь полчаса назад в кустах, на заднем сиденье "пассата", да мало ли еще где…
Они виделись часто, и, хотя встречи эти были непродолжительны - два-три часа, не более, - их насыщенность была такова, что Егору казалось, будто они и не расставались.
Каким-то образом он параллельно изучал французский с молодым человеком, приставленным Соболевским. И даже делал успехи. Впрочем, успехами в языке он был обязан и Олесе: она говорила по-французски свободно и заставляла Егора общаться с ней именно на языке "русских дворян".
- Даты-то откуда его знаешь? - удивлялся он. - Сама, что ли, из дворян?
- Какая тебе разница? Тебе хорошо со мной? Вот и славно.
Но со временем все происходящее перестало казаться Егору славным. Что это за игра в одни ворота? Она вела себя с ним так, словно приобрела на него неограниченные и незыблемые права. Это-то ладно, он и не возражал. Но получалось, что он-то на нее никаких прав не имеет. Не имеет права знать ее телефон, свободна она или замужем, чем занимается, где живет. В общем, полный мрак, абсолютное неведение. Может, он спит с Мата Хари, с тайной разведчицей трех держав? И потом, во всей своей неумолимости приближался день отъезда. И Егор, еще два месяца тому назад ослепленный умопомрачительным предложением Соболевского, теперь был растерян и удручен. Он не хотел расставаться с Олесей. Да и кто бы захотел?
Был момент, когда он всерьез предложил ей ехать вместе с ним. Она лишь расхохоталась:
- Ты с ума сошел, сокол мой! В каком качестве я туда поеду?
- Ну… Давай поженимся, - храбро заявил Егор.
- Брось! Это ты так, не подумав, - неожиданно помрачнела Олеся. - Что ты знаешь обо мне? Ничего. А замуж зовешь…
- Так ты расскажи, я и узнаю.
- Узнаешь, куда денешься, - все так же мрачно ответила она и вдруг обвила его шею руками и жарко прошептала в ухо: - Обещай, что, когда узнаешь, не осудишь, не рассердишься, не бросишь. Ладно? Обещаешь?
- Уж не преступница ли ты? Не беглая ли каторжанка? - пошутил Егор, заглядывая в зеленые глаза.
- Все узнаешь, всему свое время, - отводя глаза, ответила она.
И он узнал. За несколько дней до отъезда "марципановый" секретарь Соболевского уведомил его телефонным звонком, что шеф устраивает фуршет по случаю отбытия Калашникова на стажировку во Францию. Будут официальные лица.
- Мероприятие будет проходить в нашем офисе с восемнадцати до двадцати ноль-ноль, - сообщил секретарь. - Вы можете прийти с дамой…
Егор тут же подумал об Олесе и неожиданно услышал ее имя на другом конце провода.
- …Олеся Викторовна, как хозяйка, интересуется, не нужен ли вам костюм. Если да, вам сегодня же доставят каталог, чтобы вы могли сделать выбор…
- Что? Кто интересуется? - опешил Калашников.
- Олеся Викторовна, - повторил секретарь, - близкий друг Аркадия Яковлевича. Собственно, это ее инициатива - устроить вам накануне отъезда прощальный вечер. Так, в восемнадцать ноль-ноль, просьба не опаздывать.
"Это совпадение, бывает же, что имена совпадают. Не может быть, чтобы она спала и с ним тоже". Егор лихорадочно набрал номер ее квартиры и, как всегда, долго слушал длинные гудки.
В назначенное время, поднимаясь по ступеням, ведущим в фуршет-холл офиса "Югры", он думал о том, как себя вести, если неведомая Олеся Викторовна окажется ею, его безудержной любовницей, и все не верил в такую возможность - до последней секунды, до того момента; пока не увидел ее рядом с олигархом, как всегда ослепительно красивую, в струящемся вечернем платье, в драгоценностях.
Заморская птица, случайно севшая на его плечо.
Если бы не множество людей, которые тут же обступили его, засыпали вопросами, если бы не щелканье фотоаппаратов, не доброжелательная, приветливая улыбка спешащего навстречу, ничего, видимо, не ведающего Соболевского, - если бы не все это, он удрал бы немедленно.
- Ну-с, рад видеть вас, Егор Андреевич. Как боевая готовность?
Калашников выдавил из себя неопределенный звук, не сводя глаз со стоявшей рядом с олигархом Олеси.
- Вы, я вижу, ослеплены! - перехватив его взгляд, рассмеялся Соболевский. - Впрочем, понимаю и не осуждаю. Я и сам уже несколько лет ослеплен. Знакомьтесь: Олеся Викторовна Сомборская, мой самый близкий, интимный, так сказать, друг.
- Калашников. - Егор смотрел на нее отчаянно, ничего не понимая.
- Рада познакомиться лично. - Она не отвела зеленых глаз, смотревших спокойно и открыто.
- Кстати, Олеся прекрасно знает французский. Вот и устроим сейчас легкий экзамен по предмету, а? Вы не против?
Не ответив патрону, не сводя глаз с женщины, Егор спросил по-французски:
- Как ты могла? Зачем ты так со мной?
- Я все тебе объясню. Ты обещал не бросать меня, - со светской улыбкой на устах ответила она и обернулась к Соболевскому: - Произношение прекрасное. По-моему, с языком проблем не будет. На бытовом уровне, разумеется.
- Вот и замечательно, - усмехнулся тот, смерив Егора быстрым, острым взглядом из-под китайских век.
"Неужели знает? Византия какая-то. Уйти отсюда немедленно!"). Егор обернулся, ища глазами выход.
Но Соболевский постоянно находился рядом, не отпуская от себя Калашникова ни на шаг. Он шутил, балагурил, отвечал на вопросы журналистов.
- Господин Соболевский, вы уверены в целесообразности стажировки господина Калашникова в "конюшне" "Маньярди", учитывая отсутствие отечественного автодрома, соответствующего требованиям Международной федерации?
- Разумеется, уверен. Иначе не заключал бы весьма дорогостоящий контракт. Я, знаете ли, умею считать деньги. Автодром будет построен, уверяю вас! У меня для этого достаточно средств и желания. В сущности, все ведь упирается в цену вопроса, не правдали?
- Довольно откровенное заявление! - произнес кто-то из присутствующих.
- А чего ж мы все должны по-провинциальному стесняться? У нас уже давно есть право вслух называть все своими именами. Знаете, была у меня в прежние времена экономка, домоправительница - толковая деревенская тетка. Хваткая, сметливая, всем хороша, если б не чудовищные представления о приличиях. Ну, например, умрет от разрыва мочевого пузыря, а при мне в туалет не пойдет - у них в деревне это считалось неприличным. Или, например, стеснялась произносить слово "яйца", говорила эвфемически: "эти", вернее, "энти". "Энти-то брать, Яклич?" Вот так и мы с вами относимся к слову "деньги". А что в них, собственно, такого уж неприличного, что мы стесняемся говорить про них вслух? Не вижу в этом предмете ничего зазорного. Больше скажу: пора бы нам уже привыкать, что живем мы в свободной стране и каждый волен тратить свои деньги на что ему хочется.
Публика, посмеиваясь, слушала, переглядывалась.
- Это все замечательно, - полетел следующий вопрос, - но что вы будете делать, если Берцуллони откажется включить Калашникова в команду? А он ведь имеет на это полное право.
- Никакого права он не имеет! Поверьте, мне не хотелось бы делать каких-то жестких заявлений, но если он откажется, придется мне отказаться от его услуг.
- Но Берцуллони…
- А что - Берцуллони? Берцуллони теперь всего-навсего мой приказчик, и все! Еще вопросы есть? Девушка, да-да, вы, из "Молодежки". Прошу.
- Господин Соболевский, каким образом вы, далекий от спорта человек, сделали стол ь блестящий выбор? Я имею в виду Егора Калашникова.
- Ну мне совершенно не обязательно разбираться во всех вопросах. У меня есть помощники, референты, партнеры, наконец. Что касается Егора, - он дружески похлопал Калашникова по руке, - это имя порекомендовала мне Олеся Викторовна, страстная любительница автоспорта, мой деловой и не только деловой партнер. И считаю, она не ошиблась в выборе.
Олигарх обернулся вправо, чокнулся с Олесей, поцеловал ей запястье долгим, многозначительным поцелуем. Егор вцепился в бокал, приказывая руке не дрожать, черт возьми!
Как назло, ему тут же посыпались вопросы. Спрашивали о правилах, введенных недавно федерацией, о том, как скажется на автоспорте решение Евросоюза убрать с трасс "Формулы" рекламу табачных изделий. Он отвечал как мог, - разумеется, он был не в ударе, его просто трясло!
Соболевский весело косился на него, время от времени выручал Егора, когда то, т начинал затрудняться с ответом. В частности, на вопрос о рекламе мощных фирм, спонсирующих автоспорт, он высказался довольно оптимистично, в том смысле, что рука дающего не оскудеет, несмотря ни на какие запреты. Спортивные достижения - это составляющая национальной идеи! Спортивные победы поднимают и укрепляют дух нации…
Спустя полчаса, когда гости занялись выпивкой и закуской, Егор простился с Аркадием Яковлевичем, ссылаясь на необходимость закончить сборы. Как ошпаренный он кинулся к выходу и здесь, у самых дверей, столкнулся с Олесей. Она отвела его в сторону, сказала углом рта, стараясь, чтобы не слышал больше никто:
- Ну что, расстроился? Брось, все остается по-прежнему. Аркашка лишь денежный мешок. Он ничего для меня не значит.
- Оставь меня! - почти закричал он, отстраняя ее, чуть не сметая с пути.