- А почему он, собственно, должен быть приятным? - не принял Меркулов этот облегченный тон. То ли был всерьез озабочен чем-то, то ли все еще находился под впечатлением предыдущего визита.
Он сидел, как всегда, за своим обширным столом, под неизменной огромной картой Советского Союза. Заметив насмешливую искорку в беглом взгляде Турецкого, брошенном на этот раритет, нахмурился:
- Что вам всем эта карта покоя не дает?
- Кому это - всем? - тут же насторожился Турецкий.
- Да вот был тут у меня на приеме Соболевский. Тоже все смотрел. Даже в остроумии, знаешь ли, поупражнялся: что, мол, имперское прошлое покоя не дает, Константин Дмитрич? Видал гуся? Имперское прошлое… Быстро он его забыл, бывший младший научный сотрудник. С другой стороны, зачем те времена помнить ему-то, всемирно известному российскому бизнесмену, мультимиллионеру?..
- Надо же, Соболевский! - Александр Борисович не мог скрыть удивления. - Чего это он к нам добровольно пожаловал? Явка с повинной? Раскаивается, что народ грабил? Мы что, его расприватизировать собираемся, как Ходорковского?
- С чего ты взял? Насчет него пока никаких пожеланий у президента не было…
- Пожеланий, может, и не было, да вроде как примета уже есть: раз журнал "Форбс" поместил какого россиянина в свой список самых богатых людей, значит, вскоре последует указание с этим богатеем разобраться… По поводу законности приобретения им этого самого богатства. Как будто тогда, когда все эти огромные состояния делались, хоть кто-то держался законных путей или хоть кто-то против этого возражал…
- Не буду с тобой спорить, тем более что не имею, в отличие от тебя, времени на пустые разговоры. Но в одном ты, Александр, прав: принимал я Соболевского по просьбе самого генерального. Как ты понимаешь, просьбой это только называется, на самом же деле это предложение, от которого невозможно отказаться.
- Даже так? - не без ехидства усмехнулся Турецкий.
Всем было известно: каждый звонок "самого" воспринимал если не как глас божий, то как его прямое указание, переданное через одного из апостолов. Так называемое телефонное право подчас давило своей неукоснительностью.
- А конкретно, - продолжал он, - нас с тобой просят расследовать обстоятельства смерти автогонщика, - он посмотрел в бумагу перед собой, - Егора Калашникова. Ну этого… Помнишь, мы у Грязнова по "ящику" видели момент гибели…
Турецкий молча кивнул.
- Калашников был в команде, вернее, "конюшне" - так это у них называется, которую купил Соболевский. Да ты, наверное, читал: об этой гибели много писали в газетах.
Действительно, писали много, и действительно Турецкий читал и о гибели Калашникова, и о том, как он стажировался во Франции, в едва ли не специально для этого приобретенной Соболевским команде "Миньярди" - некогда знаменитая "конюшня" была на грани банкротства, так что Соболевский просто-таки спас ее.
- Я думаю, у тебя еще будет возможность встретиться с олигархом как со свидетелем, и детали ты уточнишь сам. Я же тебе скажу главное. Соболевский изложил свои соображения по поводу случившегося в заявлении на имя генерального, я тебе его передам, естественно. Он считает очень высокой вероятность, что гибель Калашникова не несчастный случай, как квалифицировали органы дознания, а тщательно спланированное убийство. Убийство, преследовавшее, в частности, цель преподнести в самом мрачном свете состояние российского автоспорта и склонить руководство "Формулы-1" к решению о прекращении проведения у нас этапов чемпионата мира. Дескать, качество автодрома не соответствует международному классу. Калашников по этой версии был выбран как наиболее известный наш гонщик, как самая заметная фигура в этом виде спорта. Ну и еще кой-какие соображения. Ферштейн?
- Яволь, - буркнул Турецкий. - Слушай, Костя… Только честно, как старому другу: какого черта ты поручаешь это дело именно мне? Я как-никак государственный советник юстиции, то есть генерал, я уже, можно сказать, зубы съел на особо важных делах, а ты мне такой тухляк! Я бы еще мог понять, если бы ты заказал мне расследование убийства самого Соболевского, но такую чепуху… Неужели у тебя нету на нее кого помоложе, пониже званием? Дай молодому кадру развернуться!
- Есть следователи и помоложе, - охотно согласился Костя и даже не нахмурился, как обычно, когда оставался чем-то недоволен. - Но представь себе, мне здесь нужен именно ты! И это, заметь, приказ, обсуждению не подлежащий. Знаешь, почему именно ты? Потому что мы, прокуратура, заинтересованы как никогда в полном и максимально объективном расследовании этого дела. А теперь угадай с двух раз, почему именно так, почему я обращаю на этот тухляк, как ты выражаешься, особое внимание? Молчишь? Ладно, не напрягайся. Подскажу сам. Да потому, что никак нельзя исключить вероятность, что очень скоро нам придется заниматься именно тем, о чем ты тут бормотал несколькими минутами раньше.
- Та-ак. О чем же я таком замечательном здесь бормотал? Это насчет Ходорковского, что ли? Насчет расприватизации, да?
- Вот именно, - кивнул Константин Дмитриевич. - Представь возможный расклад: каша еще только заваривается, а ты уже отчасти в теме и даже лично знаком с основным фигурантом. Сечешь?
- Ферштею, - вздохнул Александр Борисович и подумал: "В конце концов, если добавить ко всем моим делам еще одно - будет обременительно, конечно, но ничего, выживу… Однако, граждане, - риторически обратился он к воображаемым слушателям, - отбросив всякие туманные гипотетические перспективы вроде той, что посулил сейчас Костя, скажите мне, положа руку на сердце: разве ж это дело - стрелять из пушки по воробьям? То есть пушка - это я, старый следовательский волк, а воробей… Воробей - это не Соболевский конечно же и не погибший гонщик, которого по-настоящему жалко, а само это дело, его незначительный масштаб…"
- Выходи, мокрощелка!
Здоровенный детина отворил дверцу "БМВ". Худенькая девочка-подросток с длинными, струящимися вдоль спины льняными волосами послушно вышла.
- Что стоишь? Солдат спит, служба идет? Пошла! Забыла, где дверь?
Девушка шагнула к добротной дубовой двери частного особняка на окраине Парижа.
Короткая трель звон ка-колокольчика.
Мужской голос по-французски прогнусавил:
- Это вы, Поль?
- Да, мсье Гордон, - ответил детина.
- С Марией?
- Да.
Детина отступил от зрачка камеры видеонаблюдения, показывая девушку.
- Хорошо, входите.
Пара вошла внутрь тихого, пустынного дома. Сверху, со второго этажа, послышались шаги. Кто-то спускался по широкой лестнице. Девушка начала дрожать.
- Ты мне это брось! - заметив состояние подопечной, прошипел детина. - В первый раз, что ли?
- Поль, поговори с ним! Он же истязает меня! Каждый раз чуть живая возвращаюсь…
- Ты что, рехнулась? Он наш постоянный клиент! У него бабки столбом стоят! Истязают ее. Скажите, барышня нашлась. Он тебя второй год истязает - и ничего, жива, босявка. Так что потерпишь, не маленькая! Нюхни беляшки - и вперед с песнями. Добрый день, мсье! - лучезарно улыбнулся детина, переходя на французский.
Слова эти были адресованы жирному, маленькому человечку лет семидесяти, одетому в длинный шелковый халат. Толстяк плотоядно поглядывал на девушку:
- О, Мария! Шарман! Рад видеть тебя, мой воробышек!
- Добрый день, мсье Гордон, - прошептала девушка.
- Маленькая моя! Гимназисточка! - улыбался слюнявым ртом старик. - Идите, Поль. Приедете за ней завтра утром.
- В девять?
- В восемь! В девять приходит мадам Женевьева. Не хватало, чтобы прислуга увидела здесь проститутку! Идите же, вы крадете мое время!
Поль понимающе улыбнулся и исчез.
Толстяк тут же ухватил девушку за руку, потащил вверх по лестнице.
- Идем, моя крошка. Мой маленький петушок так скучал по тебе…
Он сам дрожал еще сильнее, чем она. Но это была другая дрожь - охотника, ухватившего зубами дичь и сгорающего от желания вцепиться покрепче в горло…
Он резко остановился, заставил девушку опуститься на колени, распахнул полы халата. Голый волосатый живот уперся ей в лицо.
- Возьми его. Возьми своего петушка, - бормотал старик.
Девушка покорно охватила губами маленький, сморщенный отросток. Пузан сопел, вдавливая себя в ее лицо. Мария начала задыхаться, отстранилась, жадно вдохнула воздух.
- Ты что делаешь, маленькая дрянь? - заорал старик. - Он только-только начал… А ты… Ты специально лишаешь меня удовольствия?
Сильная оплеуха буквально оглушила Марию. Из глаз брызнули слезы.
- Ну-ну, крошка! - мгновенно подобрел толстяк, любуясь заалевшей щекой, льющимися по лицу слезами. - Ну что мы плачем? - засюсюкал он. - Твой птенчик чуть дотронулся до тебя, а ты уж и в слезы. Ты рада своему птенчику, малютка?
- Да, мсье… - прошептала девушка и тут же получила удар по другой щеке.
- Сколько раз я просил тебя не называть меня "мсье"? Сколько раз я говорил, что я для тебя птенчик? Говорил? - заорал толстяк.
- Да, м… птенчик! - пролепетала девушка.
- Ну давай, давай, возьми его снова! Я хочу начать здесь, на лестнице. Давай же, птичка моя!
Она послушно приоткрыла губы.
- Ну давай, давай, малютка!
Его руки вцепились в длинные волосы, он шипел:
- Давай же, давай! Еще, еще, глубже! Да раскрой же пасть, шлюха! Он должен подняться!
Господи, да чтобы поднять этот тлен, нужен башенный кран, в отчаянии думала девушка, стараясь изо всех сил. Впрочем, она отлично знала, что мсье Гордону помогали ощутить себя мужчиной другие способы… Но и эти другие способы приедались ему, и тогда требовались новые, более изощренные…
- Ты ничего не умеешь, шлюха!
Толстяк яростно отшвырнул девушку, она ударилась головой об острый край мраморной ступени. Он кинулся на нее, начал срывать одежду. И это было частью обычного ритуала. Каждый раз он разрывал все, что на ней было. Приходилось складывать в сумку комплект запасной одежды.
Она лежала, разорванное платье открывало маленькую грудь. Старик зарычал, упал на нее, ухватил фарфоровой челюстью сосок, кусаясь, причиняя ей боль; урча от вожделения, шарил сильными руками по ее телу, обнюхивая каждую ее складочку. Затем поднялся, поставил ногу ей на грудь.
- Ну! - приказал он.
Она приподнялась, стараясь не морщиться от боли, лизнула старческую ногу в синих, огромных, как канаты венах.
- Та-ак, хорошо, ты моя послушная птичка! - Он гладил ее волосы. - Хорошо, давай выше, вот здесь давай… И здесь… Ну хорошо, ты послушная девочка! Ты заслужила глоток вина и душ… Пойдем наверх, птичка. Я приготовил тебе такой сюрприз, о, ты будешь довольна! - Он захохотал и потащил ее наверх. - Ты любишь своего птенчика?
- Да, - прошептала девушка.
- Не слышу? - визгливо вскрикнул старик.
- Я люблю своего птенчика, - торопливо повторила девушка.
В ванной комнате она торопливо достала из кармана изорванного платья пакетик с белым порошком, насыпала на клочок туалетной бумаги белую дорожку, судорожно вдохнула.
- Что ты здесь делаешь без меня, малышка? Ты балуешься кокаином? Одна, без меня? Дай и мне!
- Вам нельзя, у вас больное сердце. Поль будет ругаться.
- Поль? Кто такой Поль? Я твой господин! Слышишь? Дай порошок!
Она протянула пакетик. Он повторил манипуляцию, вдохнул белую пыльцу. Много, слишком много, увидела девушка. Но не осмелилась ничего сказать.
- Хорошо! А теперь в душ! Иди, я буду любоваться тобой!
Тонкое обнаженное тело под упругими струями воды… Запрокинутая голова, длинные волосы тяжелыми прядями спускаются по спине.
Мария была напряжена до предела. Сейчас он крутанет ручку на трубе - и на нее польется ледяной ливень. Или кипяток, это как ему заблагорассудится.
Однажды он буквально обварил ее. Месяц она лечила ожоги… Она отскочила, ледяная струя наполняла ванную, обжигая холодом ноги. Старик хохотал.
- Ну все, все, пойдем скорее, я сгораю от нетерпения!
Широкие от кокаина зрачки плясали, делая его желтые глаза совершенно безумными.
Он поволок ее в спальню. В полумраке огромной комнаты все было знакомо: широченная постель, наручники, плети на стенах. Но что-то было и новым, непривычным. Как будто здесь присутствовал кто-то кроме них. Мария услышала рычание. Она повернулась. В углу лежал на подстилке чудовищных размеров дог. Он поднялся, гремя цепью, оскалился, обнажая клыки, по которым стекала слюна.
- Как тебе мой сюрприз? - хихикал старик. - Сегодня он будет иметь тебя, мой воробушек! А я сниму вас на видео… Но сначала я, сначала я!
Он швырнул ее на постель, навалился сверху, пытаясь засунуть ее руки в свисавшие наручники.
- Ну помогай, шлюха! Давай руки, русская б…!
Мария отбивалась, обезумев от ужаса.
- Не надо, прошу, не надо собаку! - путая русские и французские слова, отчаянно кричала она. - Я все сделаю, я буду очень стараться, только не нужно собаку!
Она билась в его руках, он никак не мог с ней справиться, отчаянно пыхтел, выкрикивал ругательства и неожиданно захрипел, навалившись на нее всем телом, которое стало вдруг непомерно тяжелым, куда тяжелее обычного. Пес лаял, метался, пытаясь сорваться с цепи. Мария лежала под неподвижным телом довольно долго, еще не понимая, что случилось.
А когда поняла, закричала так громко, что собака испуганно смолкла, села, поджав хвост.
Он был мертв. Мертвее некуда. Безобразное, голое тело начало остывать. Первым побуждением девушки было вызвать полицию. Но какая полиция? Ее заподозрят в убийстве - старик переборщил с кокаином. А это был ее кокаин. Они в таких вещах разбираются очень быстро. Позвонить Полю? И все начнется сначала. Найдется другой старик или не старик - какой-нибудь другой ублюдок, который будет так же истязать ее.
Она села, закурила, пытаясь рассуждать. Это был ее единственный шанс выбраться из притона, в который она попала почти два года тому назад. Выбраться - и куда? Да куда-нибудь подальше, в провинцию. Отсидеться там и попробовать вернуться в Россию.
Старик должен был рассчитаться за ее визите Полем. Значит, в доме должны быть наличные деньги. Девушка принялась рыться в ящиках стола, комода, шкафов… В прикроватной тумбочке обнаружился пухлый конверт. На первое время этого хватит. А там что-нибудь придумаю. Она сгребла деньги в сумочку, причесалась, переоделась, осторожно вышла на улицу. Было еще не поздно: часов девять вечера. Поль приедет за ней завтра в восемь утра. Значит, в ее распоряжении целая ночь.
Глава 5
ЛИКБЕЗ
"Нет, не лежит у меня душа к этому делу, братцы…" - снова подумал Турецкий уже в собственном кабинете, собрав в папке все, пока немногие, документы, которые имели отношение к смерти Егора Калашникова.
Бумажек действительно было пока немного, но Турецкий был рад и этому - все лучше, чем ничего, чем начинать с полного нуля. Итак, что мы имеем…
Он углубился в протокол осмотра места происшествия.
"…Кольцевые гонки этапа "Формулы-1" на трассе подмосковного автодрома… На одном из виражей (отдельно приложена схема), уже после пересечения финишной прямой, водитель гоночной машины "ситроен" Калашников Е. А. не справился с управлением, в результате чего на скорости свыше 200 километров в час врезался в бетонную стену ограждения… Удар был такой силы, что автомобиль, ударившись в бетонную стену, отскочил, перелетел трассу и, частично рассыпавшись, рухнул на противоположной стороне. Для извлечения водителя из салона машины пришлось привлечь спасателей. Водитель Калашников Е. А., получивший в результате аварии травмы, несовместимые с жизнью, скончался на месте еще до приезда "скорой помощи".
Так… Что нам сообщает судебно-медицинская экспертиза? Могло ведь и сердце отказать. Такие случаи известны: то хоккеист от инфаркта после матча погибает, то фигурист, то велогонщик. Такова цена современного профессионального спорта…
Турецкий прочитал протокол вскрытия. Нет, никаких недугов, кроме несовместимых с жизнью травм, не отмечено. Так же как и присутствия в крови какого-либо допинга или вещества, которое могло бы изменить координацию, реакцию и так далее…
Что еще? Вот заключение технической экспертизы о состоянии автомобиля, управляемого Калашниковым… Все в порядке… Техсправка от команды. Читаем: "…Автомобиль прошел обычную спецподготовку к соревнованиям и был выпущен на трассу в совершенно исправном состоянии…" Несколько подписей: старший тренер, инженер-конструктор, механики Лавреньков и Тетерин…
А здесь у нас показания тренера команды - франко-итальянца Леонардо Берцуллони: "…На всем протяжении гонок пилот был на связи… Никаких сбоев в движении болида… Самочувствие гонщика не вызывало никаких опасений… Заявляю о полностью адекватной реакции пилота на мои указания… Я потрясен…"
И что? Реакция адекватная, а гибель налицо. Потрясен он… А что толку?
Далее следовало постановление районной прокуратуры: происшествие квалифицировать как ДТП со смертельным исходом виновника; уголовное дело по факту гибели Калашникова Е. А. решено не возбуждать.
Интересно, что пишет Соболевский, приводит ли он хоть сколько-нибудь убедительные аргументы в пользу своей версии - что авария Калашникова была подстроена, произошла в результате злого умысла?
Заявление Соболевского было в отдельной папке. Итак, что пишет олигарх?
"Прошу провести тщательное расследование… трагическое происшествие, в результате которого…" Ага, вот: "Ранее уже имели место факты невыполнения отдельными механиками распоряжений гонщика. В акте о готовности машины в день роковых соревнований не зафиксирован тот факт, что в мастерских команды по просьбе пилота в самый последний момент проводились какие-то работы по усовершенствованию рулевой колонки…"
И резюме:
"Предполагаю, что это преступление связано либо с деятельностью околоспортивной мафии - возможно, представители преступного мира оказывали на погибшего гонщика давление в целях получения так называемого "договорного результата", - либо, что наиболее вероятно, этой акцией оказывается давление непосредственно на меня как на владельца команды, за которую выступал погибший Калашников. Не случайно в нашей прессе появились вдруг интервью с представителями руководства "Формулы-1", из которых явствует, что проведение этапа мирового первенства в России - затея преждевременная. Между тем в новую трассу вложены очень большие деньги, мой холдинг выиграл тендер на эту стройку в жесткой конкурентной борьбе. Естественно, эта борьба породила и недовольных поражением. Все, вместе взятое, делает для меня очевидным тот факт, что смерть Калашникова не случайна, что это именно убийство…"
Ладно, Шерлок Холмс мамин… Факты, видишь ли, для него очевидны. А где хоть один факт? Так, эмоции на трех страницах…
Турецкий раздраженно отодвинул сшитые степлером листки.
Чего Косте нужно? Дело-то вроде очевидное. Гонки есть гонки, риск неизбежен, и спортсмены идут на него сознательно, вернее, как раз из-за него и идут во всякие экстремальные виды спорта.
Он закурил, глянул в окно. Там шел дождь. Унылый, скучный… Да, скоро осень. Вон и верхушки берез уже пожелтели. И рябина краснеет. И грачи, того и гляди, улетят. А ты, генерал Турецкий, будешь расследовать гибель гонщика, которую тот сам себе, видно, и устроил. Рисковать нужно уметь!
От размышлений его оторвал телефонный звонок.