Ряса была необъятной. Отец Климент закатал мне рукава, подтянул подол и завязал пояс. Оглядев меня, он кивком выразил свое удовлетворение.
- Сойдет. Голову скуфьей прикрой, - он протянул мне мягкую черную шапку. - На брови надвинь. Настена, ты готова? Скорей, а то дед Павел уже ждет!
Дед Павел, любопытный, словоохотливый старик в продранном ватнике, уже запряг в телегу старую белую кобылу в пергаментных пятнах. Видимо, ему до смерти хотелось знать, каким ветром занесло нас с Настей в их деревню, из какого я монастыря, почему путешествую с молодой девушкой и за что меня столь жестоко били: за грехи или просто так? По дороге на станцию он пытался задавать хитрые вопросы, но отец Климент отвечал сурово и односложно, пресекая на корню праздное любопытство.
Кстати, в выборе маскировки отец Климент оказался прав: в этом отношении монашеская ряса лучше даже милицейского мундира. Русскому народу она внушает почтение, тогда как милицейский мундир - неприязнь и страх. Нашу живописную группу из двух монахов, девушки и больного мальчика неизменно пропускали вперед, в электричке уступили места, а какая-то сердобольная старушка даже пожертвовала несколько медяков. Если бы я ей сказал, что в моей сумке находится около двух миллионов долларов, она бы, наверное, не поверила.
Перед Москвой отец Климент зашептал мне на ухо.
- Я с одним парнем в десантуре служил, - его слова тонули в стуке колес, так что мне приходилось напрягаться, чтобы их разобрать. - Хороший парень, порядочный, сейчас у Коржакова в охране работает. Приезжал ко мне в монастырь в прошлом году вместе с сынишкой. Я вчера ему позвонил, спросил напрямую: можешь помочь? Он сутки взял на разведку, а сегодня говорит - привози пациента, попробуем.
Я был тронут до глубины души.
- Но ведь ты даже не знаешь, кто я!
- И знать не хочу, - возразил отец Климент. - Не монашеское дело разбирать, кто прав, кто виноват. Мы за всех молимся: и за праведных, и за грешных. Но вопрос у тебя серьезный, без поддержки не распутаешь, - это я усек.
На перроне нас встречал рослый, крупный парень в черном костюме, лопавшемся на широкой спине, и в галстуке. Из уха у него торчал наушник с вьющимся проводом. Он обнялся с отцом Климентом и пожал мне руку, игнорируя существование Насти и Артемки.
- Виталий, - представил его отец Климент. - А это Андрей.
- Я вчера доложил первому по этому вопросу, - без предисловий заговорил Виталий военным, отрывистым тоном. - Мол, есть человек из Суздаля, из монастыря, владеет секретными сведениями государственной важности. Подробности при личной встрече. Короче, как ты мне объяснил, верно?
- Все точно, - кивнул отец Климент.
Я бросил на него быстрый взгляд. В отличие от него, я не был убежден, что мои сведения представляют государственную важность.
- Имей в виду, - понизил голос Виталий, - если что не так, я с работы вылечу!
- Не вылетишь, - пообещал отец Климент. - Отвечаю.
Виталий поправил галстук и посмотрел на меня.
- Тогда поехали.
Настало время прощаться. Я крепко обнял отца Климента.
- Как мне тебя благодарить? - спросил я.
- Рано еще благодарить, - он хлопнул меня по спине так, что я пригнулся. - Как всю эту суету закончишь - приезжай. Перчатки только захвати, потаскаю тебя, хулигана, на лапах, так и быть, может, чему-то и научишься. Давай, мухач, с Богом! С Богом! А девчонку не обижай! Хорошая девчонка, редкая.
Последнего он мог и не прибавлять. Я подошел к Насте. Она взглянула мне в глаза и почему-то сразу потупилась.
Я тоже чувствовал себя неловко. Присутствие посторонних мне мешало.
- У меня к вам просьба, вернее две, - начал я довольно неуклюже. - Вот сумка, оставьте ее у себя. Если я задержусь... я имею в виду, если меня не будет долго, несколько месяцев... или больше... то вы ее откройте и возьмите себе, что найдете, ладно?
- Нет уж! Лучше возвращайтесь скорее.
Я вздохнул:
- Тогда перехожу ко второй просьбе... В общем, я подумал, что... - Я запнулся. - Короче, когда я вернусь... не могли бы вы выйти за меня замуж?
Ее глаза на мгновенье стали совсем круглыми.
- Могла бы, - серьезно ответила она и хлопнула длинными ресницами. - А вы, случайно, не знаете, когда вы вернетесь?
- Нет, - сказал я. - Честное слово, не знаю.
- Я буду ждать, - пообещала она. - Возвращайтесь, когда сможете.
* * *
У входа в вокзал в неположенном месте нагло красовался черный блестящий джип весь в антеннах, с тонированными стеклами. Водитель, в костюме, с наушником, как у Виталия, курил рядом. Заметив нас, он бросил окурок на тротуар, длинно сплюнул и полез в машину. Виталий взгромоздился рядом с ним, а я сзади.
- На базу? - спросил водитель, не дожидаясь ответа, врубил сирену и рванул с места так, что меня откинуло.
Виталий поправил зеркальце заднего обзора, чтоб лучше меня видеть, и приступил к инструктажу.
- Короче, лишнего не болтать, - строго начал он.
Я кивнул: рецепт представлялся мне бесспорным.
- Че, как, почем, никого не касается! Ясно?
Я вновь кивнул, гадая про себя, какому идиоту могли бы прийти в голову перечисленные вопросы, ответа на которые я все равно не знал.
- Если начальник охраны начнет докапываться, пошли его подальше. Всю информацию - только первому лицу. Понял?
- Понял.
- Он вчера и так не хотел меня к шефу подпускать, - ворчливо пояснил Виталий. - Сучок. За свое место дрожит. Опасается, что я его подсижу. Тут в охране свои тонкости, долго объяснять.
Мне не надо было долго объяснять бесконечные интриги охраны, которые он деликатно именовал тонкостями; я был хорошо знаком с этой темой. Мы стрелой пересекли центр, свернули с трассы, попетляли и вынырнули у высокого забора с колючей проволокой, - судя по солидной вывеске, тут размещалась спортивная база Вооруженных Сил. Солдаты на пропускном пункте, узнав машину, козырнули и распахнули перед нами массивные металлические ворота. Ухоженная территория носила следы рабского труда призывников. Мы миновали теннисные корты и остановились возле длинного двухэтажного здания.
В светлом холле на стульях томилось не менее тридцати крупных особей: некоторые в костюмах, иные в камуфляже с автоматами. От наших провинциальных охранников эти агрегаты по переработке пищевых добавок отличались размерами и, вероятно, зарплатами, но только не манерами: осмотрели меня все, но не поздоровался никто. Виталий направился к дверям из красного дерева.
- Туда нельзя, - лениво процедил один из стражей. Я догадался, что это и был начальник охраны, тот самый сучок, который опасался, что Виталий его "подсидит".
- Я по поручению шефа. Он велел сразу к нему...
- Я тебе говорю - нельзя! - отрезал начальник. - У него люди.
Виталий заколебался, не будучи уверен, отношусь ли я к числу людей. Я продвинулся вперед.
- Это хорошо, что люди, - кротко заметил я. - Всем миром и помолимся.
При этих словах все вновь уставились на меня. На широких физиономиях, не привычных к умственному труду, было написано недоумение. Пока они осмысляли мои слова, я прошел внутрь, Виталий следом. Миновав прихожую и раздевалку, мы оказались в большом бильярдном зале с диванами и креслами. Судя по обстановке, это был банно-развлекательный комплекс, вроде нашего в Уральске, только попросторнее и попроще. Обеденный стол ломился от напитков и закусок
В зале находилось лишь два человека. Мне не доводилось с ними прежде встречаться, но я узнал их с первого взгляда. Их узнал бы любой человек в России. Это были Коржаков и Березовский.
Коржаков когда-то служил в КГБ, но карьеры там не сделал. Когда Ельцин попал в опалу и был лишен чинов и званий, то к нему приставили Коржакова - офицера на вторых ролях, то ли охранником, то ли соглядатаем. И тут Коржаков повел себя неожиданно. Порвав с системой, которой служил, он открыто встал на сторону Ельцина и вскоре сделался его ближайшим помощником. Это был смелый выбор, за который ему пришлось заплатить гонениями и лишениями, зато после победы Ельцина он был вознагражден с лихвой. Формально он отвечал за безопасность президента, но на деле ему подчинялись все силовые структуры страны, приказы о назначениях на высокие кремлевские посты Ельцин подписывал лишь с визой Коржакова. Если Коржаков и не мог ставить министров по своему усмотрению, то свалить он мог любого.
Березовский, которого пресса именовала злым гением Кремля и крестным отцом российской мафии, всего несколько лет назад преподавал в институте математику и перебивался случайными заработками, оказывая помощь в написании диссертаций. Теперь его состояние по оценкам журнала "Форбс" равнялось нескольким миллиардам долларов. Он практически единолично контролировал финансы президентской администрации, отвечал за нелегальные операции Кремля, снабжал Ельцина и его близких средствами, которые он черпал из скудного государственного бюджета.
В руках этих людей была огромная власть, от них зависела судьба страны и моя судьба тоже, хотя их она, вероятно, заботила меньше всего.
* * *
Они мирно играли в русский бильярд. Вернее, играл один Коржаков. Высокий, грузный, в белом банном халате, с худыми голыми ногами, он, прихрамывая, медленно обходил стол, долго выбирал шар, прицеливался и бил. Точность его попаданий выдавала мастера. У него было продолговатое лицо с раздвоенным подбородком, редкие волосы, тяжелый нос и маленькие светлые глазки, как будто сонные. Все в нем дышало неторопливостью и размеренностью. Березовский, напротив, так и бурлил энергией. Короткий, стремительный, резкий, в черном дорогом костюме, он бегал за Коржаковым вокруг стола и, бурно жестикулируя, в чем-то убеждал. Занятый игрой, Коржаков, казалось, слушал его вполуха.
При нашем появлении Березовский скользнул по мне пустым взглядом и тут же вновь отвернулся - незнакомый монах его не заинтересовал. Коржаков кивнул, показывая, что заметил и принял к сведению, но сейчас он занят.
- Вы напрасно недооцениваете этого человека! - напористо внушал Березовский. - Когда вы спохватитесь, будет поздно. Он все подомнет под себя. Он очень опасен. Исключительно опасный негодяй! - Он погрозил пальцем в спину Коржакова.
- Ну да, - скептически хмыкнул Коржаков. - Он и с виду страшный: маленький, лысенький и вечно суетится, - монстр, одно слово. - Коржаков покосился на Березовского. - А знаешь, он чем-то на тебя похож. И фамилия тоже русская... Может, он еврей, а? Как ты думаешь?
- О господи! - закатил глаза Березовский. - Опять этот великодержавный антисемитизм! Как он мне надоел! Между прочим, Россия пропадет без евреев.
- Россия даже без русских не пропадет! - усмехнулся Коржаков, вновь склоняясь над столом. - Ничего ей не сделается.
Березовский называл Коржакова на "вы", а тот в ответ ему "тыкал", - я заметил это про себя, но еще больше меня удивила другая деталь: Коржаков был в белых мохнатых тапочках, а Березовский в черных шелковых носках. Его маленькие точеные лакированные туфли аккуратно стояли у входа, - должно быть, топтать здесь ему не позволяли.
- Если его не остановить сейчас, он пойдет как танк! - вернулся к прежней теме Березовский. - Все раздавит, все наши начинания. Его мочить надо! Без промедления! Беспощадно!
При этих словах, явно не предназначенных для посторонних ушей, Виталий втянул голову в плечи и поспешил ретироваться, неслышно ступая по ковру. Я остался стоять, натянув скуфью пониже, чтобы не было заметно бинтов.
- Кровожадный ты, Борис Абрамович, - добродушно заметил Коржаков, - и агрессивный. Как же я тебе мэра Москвы замочу? Разве что ты его сюда хитростью заманишь, а я за дверью спрячусь, он войдет, я его сразу хрясть кием по загривку! Хороший план. Только боюсь, он с тобой один сюда не поедет. Почему-то не доверяет он тебе. Я вот доверяю, а он - нет.
- Александр Васильевич, оставьте ваши шутки! - взмолился Березовский. - Я обсуждаю с вами будущее России, а вы ерничаете! На карте - судьба демократии, все, за что мы боролись! Демократию надо спасать, защищать от этого мерзавца! У вас есть тысяча способов его обезоружить.
- Так уж и тысяча? - иронически поднял бровь Коржаков.
- Миллион! - Березовский конечно же видел, что Коржаков нарочно его поддразнивает, но никак не мог попасть в нужную интонацию и поэтому горячился.
- Например?
- Например, заведите уголовное дело на его жену! Проще простого. Она уже скупила половину Москвы! Старинные особняки, исторические памятники, детские сады - гектары земли в центре! Муж продает по дешевке государственную собственность, а жена покупает. Ни в одной стране не потерпят такой наглый произвол, а у нас им все с рук сходит!
- Легко сказать - уголовное дело, - проворчал Коржаков. - Они же молчать не будут! Визг такой в прессе поднимет - ой-ой-ой! Политическая травля, сталинизм!
- А вы ее арестуйте! - с готовностью посоветовал Березовский. - Суньте в камеру. Посидит пару дней и утихнет. А Лужок договариваться прибежит. Тут мы ему и поставим свои условия.
Прежде чем ответить, Коржаков дважды обошел стол.
- Хорошая идея, - одобрил он. - Демократическая, в твоем духе. Мне, солдафону, до такого сроду не додуматься. А условия какие мы поставим, можно узнать? Все тебе отдать или мне тоже что-нибудь перепадет?
Свобода, с которой они обсуждали в моем присутствии подобные темы, меня обескураживала.
- Да я не о себе пекусь, как вы не поймете! К Лужку перебежала уже половина губернаторов. Это реальная угроза! Республики за него: Татарстан, Башкирия! Если мы потеряем региональные элиты, нам конец. Скажите, Александр Васильевич, что мы ему противопоставим?!
Коржаков, сощурясь, оценил расположение шаров.
- А мы ему свояка в центр! - объявил он.
Он положил шар в лузу и распрямился, довольный собой.
- Видал, какая тонкая резка? Деликатненько, аккуратненько, а ты сразу - в тюрьму!
Березовский только развел руками, показывая, что тон своего собеседника считает неуместным, но ничего поделать не может.
- Да ты не горюй, Борис Абрамович, - утешил его Коржаков. - Когда до драки дойдет, мы с тобой на пару кого хочешь заломаем. А если еще и батюшку в нашу компанию возьмем, - он подмигнул в мою сторону, - вообще всем конец придет. Как зовут-то?
- Андрей, - ответил я.
- Отец Андрей, значит. Вот, Борис Абрамович, считай, уже трое нас: ты, я, да отец Андрей. А Лужок - один. Мы как выйдем на него всем нашим народным ополчением: отец Андрей с хоругвями, я с кием, ты с калькулятором, он сразу сдастся. Пощады запросит, вот увидишь.
Березовский даже не улыбнулся.
- Если Лужок договорится с коммунистами, у нас нет ни одного шанса, - мрачно проговорил он, отчаявшись переубедить своего собеседника.
- Не договорится, - заверил Коржаков. - Они его вон на каждом углу обличают.
- И что из этого? Сегодня они его клянут, а завтра - поддержат. Не забывайте, что финансирует коммунистов Марик Либерман! Ему же все равно, кого обличать и с кем дружить, лишь бы это выгоду приносило. Он и с чертом соглашение подпишет, если деньгами запахнет. Для него не существует морали... Что вы на меня так смотрите, Алексей Степанович? Вы удивлены, что у меня есть принципы? Представьте себе! Или вы не знали о роли Либер-мана в коммунистической пропаганде? О, я вас умоляю! С вашей-то шпионской сетью...
- Шпионы, Борис Абрамович, это у них, а у нас разведчики. Насчет Либермана я, конечно, в курсе. Вот только не пойму, зачем ему это надо? Неужели он надеется, что коммуняки его когда-нибудь премьер-министром назначат?
- Марик не хочет быть премьер-министром, - пожал плечами Березовский. - Марик хочет отвалить. Он сам в этом не раз признавался. Но прежде он собирается выжать из страны все, что можно. Сейчас момент благоприятный - государство раздает свою собственность за бесценок. Можно под шумок нахватать активов, капитализировать бизнес, а потом скинуть его на Запад. По западным, разумеется, ценам. Природные ресурсы - очень интересная тема, Европе их не хватает. Марик намерен в ближайшие три года заработать миллиардов тридцать - сорок, и прощай немытая Россия! С такими деньгами, согласитесь, везде неплохо: и в Лондоне, и в Штатах, и на собственном острове.
- А ты Калошину об этом говорил? Он за Либерма-на горой: на каждом совещании до небес его возносит.
- Ну еще бы! Я уверен, что Либерман пообещал ему процентик со сделки, вот он и старается.
- Ты серьезно?
- Разумеется, нет. Серьезно я думаю, что он пообещал Калошину десять. Просто по большому счету, какая нам разница, за сколько нас продали.
- Борис Абрамович, а ведь это ты нам Калошина подсунул. Я помню, как ты за него в моем кабинете распекался! И порядочный он, и умный!
- Насчет его порядочности я заблуждался, каюсь. А то, что он умный, я и сейчас готов подтвердить. Потому он и готовит себе запасной аэродром. Это я дурак, в Россию деньги вкладываю, надеюсь на ее будущее. А предусмотрительные люди вроде Либермана и Калошина рисковать не любят, заранее страхуются.
Коржаков нахмурился - на сей раз слова Березовского его задели.
- Ты, кстати, креститься не надумал, Борис Абрамович? - вдруг спросил он.
- Я? Нет. Зачем мне? Патриархия и так со мной работает, а на крещенье в прорубь нырять - спасибо, увольте. Пусть Лужок этим развлекается.
- Ну, раз ты креститься не собираешься, то дай я с божьим человеком переговорю. А то давно уже ждет.
Березовский собирался что-то добавить, но, вероятно, решил, что на сегодня достаточно. Он проследовал к выходу, молча натянул свои узкие туфли, подкладывая под задник палец, и вышел, одарив меня прощальным кивком. Я только сейчас заметил, что один глаз у него был мертвым.